путывания бедных студентов. Только несчастный, попавший на стол к темным эльфам, говорил чистую правду — чтуь ли не в рифму — и был готов сам себя зашить фигурной строчкой, лишь бы избавиться от столь приятного соседства.
Неожиданно я ощутила укол в груди, с левой стороны. Дыхание сбилось, мне пришлось облокотитсья на крепкое плечо зомби.
— Лаэли? — Януш наклонился ко мне. — Всё хорошо?
— Да, всё в порядке, — попыталась улыбнуться, но в этот момент сердце сжала чья-то холодная костлявая рука, и я сползла на пол, гостеприимно принимающий всякий подобный мусор. Зубастые напарники бросили задание, Габриель поднял меня на руки.
— Профессор, Лаэли плохо!
— Если ей сейчас же не станет хорошо, я поставлю ноль баллов всей команде, — бросил Вик, но на сей раз испытанное средство устрашения не сработало.
Я не могла дышать — чувствовала себя так, будто ввела Слезы Чес'саун не зомби, а себе. Судороги охватили всё тело, заставили выгнуться, выдавили хрип из горла. Габриель, недолго думая, впился зубами в шею — и сразу же мне стало полегче, но Габриель покачнулся и побледнел — его тоже затронуло заклятье, которое он пил вместе с моей кровью.
..дальше, кажется, подбежал Вик, отобрал меня из цепких лап друзей — и я в очередной раз потеряла сознание. Честное магическое, я бы сама ушла от такой хозяйки, которая вечно его теряет. И ладно бы в объятиях загорелых мускулистых блондинов, а то черт знает где.
ДАРМ'РИСС
Вот и пришли черные дни для всех магиков. Преподы, кажется, вознамерились взять свое за все проваленные эксперименты, просроченные ритуалы и взорванные лаборатории — и выжимали студентов все соки до последней капли. Единственное, на что простиралось их милосердие, это промежуток между экзаменами: у нас было, по крайней мере, два дня, чтобы напихать в свою голову как можно больше Чрезвычыйно Нужных Знаний по психологии разумных крокодилов из какого-то затерянного мира.
Но то, что венчало моё туловище, наотрез отказывалось принимать в себя что-либо посторонное.
— Почему? — поинтересовался Эрик, с радостью ухватившийся за повод оторваться от психологии. Мои конспекты устилали пол, подобно опавшей листве с Древа Познания.
— Потому что там слишком много каши.
— Какой?
— Овсяной, пшеничной, манной… с грибами, соленьями, прочими кореньями.
— И с одной девушкой.
— Иди ты? — удивился я. — Что за дурной тон — валить все неприятности на хрупкие девичьи плечи.
Эрик красиво разложил свои листы рядом с моими, материализовал бокал синильной кислоты и вылил на них. Некоторое время мы наблюдали за тем, как пропадают кривые чернильные строчки и игра в "крестики-нолики". Последнее преобладало.
— Я такое же выражение лица наблюдал по утрам в зеркале, когда у меня были неприятности с Сессен.
Стоило заметить, что только ларру было дано отличать одну свою гримасу от другой, для остальных они были такие же разные, как две капли воды.
— Иди лучше учи психологию крокодилов…
— Потренируюсь на тебе. Итак, кто она?
Я вздохнул. Если не можешь солгать, но не хочешь говорить правду — смешай то и другое и раздели пополам.
— Ты не так понял. Задумался из-за бестолочи — то есть, из-за Лаэли.
— Ага, — сказал Эрик.
— Не перебивай страших. Её проклинают, а она в упор не желает что-то с этим делать… Сердечный приступ, потом опять судороги — пусть это какое-то простенькое проклятие, но ведь прилипчивое.
— Разве тебе есть какое-то дело до рыжей бестолочи?
Мне показалось, или в голосе ларра мелькнул намек на издевку? Определенно, Сессен плохо на него влияет. Чего доброго, еще и улыбаться научится.
— Она встречается с Алхастом, а я за ней как бы… присматриваю. Если девчонка умрет, окажусь крайним, и светлый искупает меня в отбеливателе. Понятно?
— Ага.
— Ничего тебе не понятно… Восстанавливай конспекты.
Как ни странно, но разговор помог хоть чуть освободиться от манной каши в голове: она потеснилась, давая место крокодилам. Один из них почему-то лукаво подмигивал мне бирюзовым глазом с золотым ободком вокруг зрачка.
И всё же — чью ауру я почуял в день Цветочного Бала?.. И потом, когда мы с Алхастом топатались у двери в её палату, снова витал в воздухе этот след — смутно знакомый, инстинктивно отвратительный. А эта безрассудная девчонка только отмахивается от нас с раздражением, как от осенних мух. Единственное, на что согласилась, это покопаться в книгах и подогнать симптомы под теоретическую базу, чтобы знать наверянка, в чем состоит угроза.
— Даррис, это не поможет.
— Что? — промямлил я, вытаскивая изо рта чьи-то непроожеванне останки.
— Ты пытаешься съесть конспект, — сказал Эрик. — Хороший способ. Можно ещё под подушку положить на ночь.
— Да что ты за глупости несешь! — неожиданно вспылил я. — Извини.
Я не могу смотерть, как кто-то пытется отнять её у меня — это не Алхаст, ревность к более счастливому другу не утихает, но не превращается в ненависть. Кто может поднять руку на рыжую девчонку, которая даже комаров ловит бумажным кулечком и выпускает в окошко?..
— Эрик, если я не найду этого проклинателя, у меня проснется совесть. А она со сна всегда голодная.
— Ты хочешь, чтобы я тебе помог? — осведомился товарищ.
— Нет, мне просто нужен статист, который будет выслшивать мои гениальные выкладки с открытым ртом.
Эрик послушно отвесил нижнюю челюсть. Я проинспектировал два ряда превосходных зубов и вынес диагноз о преркасном здоровье и правильном питании.
— Врагов следует искать в тех мирах, гда мы с девчонкой наследили за последние полгода.
— Ты расскажешь ей?
Я подумал, потом решительно покачал головой. Мне ведь нет до неё никакого дела.
ЛАЭЛИ
Инелен весь день смотрела букой. Как же, её верный рыцарь с неправильным прикусом испил чужой крови… Несмотря на наши с Габриелем хоровые пения о том, что не очень-то и хотелось, но обстоятельства не оставляли выбора, девушка упрямо нам не верила. Особенно мне — ибо в её блондинистой головке гнездилась мысль, что никто не может устоять перед аристократичеким обаянием Габриеля. А он, между прочим, даже зубы не почистил перед экзаменом.
Но, в общем-то, я не жалуюсь. Габриель принял на себя часть проклятья, так что Вик успел оказать необходимую помощь. И даже о несчастном отравленном зомби не позабыли — по курсу аж до следующего экзамена ходила байка о том, как дроу двумя витиеватыми ругательствами и пинками вернул к жизни наш рабочий материал. Я потом еще и втык получила за эксперименты с его любимым ядом — раскрываю секреты, видите ли.
— О ками, за что же ты на меня всё насылаешь? — горестно вздыхала я, рисуя на окошке снежинки.
— За красивые глаза.
Я откинулась назад и положила голову на плечо Алхасту. Губы эльфа — как всегда, нежные, на вкус — вода из лесного родника. Другой рукой, свободной от измерения объема моей талии, он взял мою ладонь, обхватил запястье в кольцо.
— Осторожнее, на шее пластырь.
— Вижу.
Алхаст провел пальцем по полосочке телесного цвета.
— Укус? Инелен не заклеивает.
— Для неё — это ордена в битвах на любовном фронте. И она не желает видеть их на чужой шее.
— Моя сестра — мазохистка, — грустно предположил эльф. — Разве нормальная девушка влюбится в вампира…
— Когда рядом есть эльф, — я потянуласьи мурлыкнула. В такие тихие минуты кажется, что больше ничего на свете не нужно — и пусть рушатся города, и океаны выходят из берегов, лишь бы оставался этот подоконник, оконное стекло со снежинками и голубоглазый герой моего романа. Только главный ли?
— Почему ты не готовишься? У тебя завтра экзамен.
— У тебя тоже. И ты, между прочим, отличник, спортсмен и комсомолец — я со своими прогулами и рядом не стою.
Вместо ответа Алхаст прижал меня к себе так крепко, как только мог, боясь причинить боль немощному человеческому телу.
— Я каждый раз боюсь, что ты пропадешь. Растаешь, словно сон.
Посоветовала романтично настроенному магу ущипнуть меня, чтобы проверить на материальность. Это слегка сбило с него мечтательное настроение.
— У меня и так в последние дни бессонница…
— Может, Дар споет тебе колыбельную? — я хлопнула ресницами.
— Тогда тебе потом придется петь мне погребальную.
Эльф устало потер лоб. Он и вправду выглядел неважно. Испуганная внезапной догадкой, я оттолкнула его.
— Это из-за моего проклятья?
— Пресветлая Эе, что делаешь на парах? — воскликнул юноша, снова притягивая меня поближе. — Такие слабые чары не передаются через поцелуи.
Чтобы проверить эту догадку, я расцеловала парня в лоб, виски, веки и губы… И правда, не передается.
— Кстати, Лаэли, ты что-нибудь собираешься делать с проклятьем?
— Нет, само пройдёт. Ой, таки не надо хмуриться, морщинки будут! Алхаст, я понятия не имею, в каком мире подцепила эту заразу, но сам видишь — проклятие настолько слабо, что не может меня убить.
Мои доводы были — в кои-то веки — неопровержимы, и все орудия эльфийской логики пасовали перед бастионами женского упрямства. В конце мконцов мы договорились подождать две недели, до окончания сессии, и потом уже принимта решительные меры.
На самом деле, меня действительно это неудавшееся проклятье волновало куда меньше, чем курсовая: она маячила на носу, после экзаменов у Ксавье и Ринальдо. Их испытания заставляют бледнеть старшекурсников и имеют кодовое название "кто выжил, тот сдал". В данном случае, думаю, мне лучше не выживать, ибо курсовая имеет вид самый плачевный…
Чтобы причесать ей перышки, надо работать вместе с Даром, то есть, проводить много времени наедине. То есть снова чувствовать эти странные мурашки на коже, когда он приближается, электрический ток его голоса… Я себе больше не доверяю. А ему — не верю.