— Верно, — согласился Баттерс и чуть погодя добавил: — Я тебе говорил, что моя собака околела?
— Вот из-за таких вещей и устают, — подытожил Мартин.
Работая, Деймон Харп насвистывал, как те семь гномов. Он всегда насвистывал. В отличие от Белоснежки и ее дружков, Харп продавал кокаин и всевозможные колеса малым оптом, снабжая с полдюжины надежных торговцев, работавших в клубах, барах и кегельбанах Миннеаполиса и его пригородов.
В карманах пальто у Харпа лежали семь тысяч долларов. Свернув на своем «Линкольне» на Одиннадцатую улицу, он насвистывал мелодию баховского менуэта из тетради Анны Магдалены в соль мажор.
Рядом с его прачечной стоял какой-то белокурый парень с коробкой из-под пиццы и смотрел на окна квартир. Харп уставился на него. Ему и в голову не пришло оглянуться, припаркован ли рядом фургон доставки.
Деймон свернул за угол и нажал на кнопку пульта. Дверь гаража открылась. Въезжая в гараж, Харп заметил, как парень с любопытством посмотрел на него. Заглушив мотор, он вылез из машины. Парень шел по тротуару, держа перед собой коробку с пиццей. Деймон подумал: «Если эта сучка Жас заказала пиццу, когда осталась одна наверху в квартире, то…»
Он ждал, пока к нему подойдет парень с пиццей. В следующий момент Мартин остановился у Харпа за спиной, прижал к его уху пистолет и шепнул:
— Возвращайся в гараж!
Деймон вздрогнул, но тут же проявил самообладание, поднял руки и зашагал назад к гаражу.
— Все путем! — произнес он, не желая, чтобы тип с пистолетом занервничал. Харпу и раньше приставляли пистолет к голове, и он знал, что человека с оружием нельзя злить. Впрочем, в следующей его фразе прозвучала легкая угроза. — Знаешь, кто я такой?
— Деймон Харп. Негритос, торгующий наркотой, — произнес Мартин.
«Плохи дела», — осознал Деймон.
Парень с пиццей вошел в гараж, нашел светящуюся кнопку пульта и нажал на нее. Дверь закрылась. Мартин подтолкнул Харпа к лестнице в дальнем конце гаража.
— Стань сюда! — приказал он.
Харп прижался к стене, поднял руки и широко расставил ноги.
— У меня нет оружия, — произнес он и, посмотрев вбок, на Мартина, добавил: — Вы не копы.
— Нам было бы стыдно, соври ты нам про оружие, — сказал Мартин.
Его молодой спутник обыскал Харпа и вытащил из кармана пачку денег.
— Ого, — удивился он. — Спасибо.
Харп промолчал.
— Предлагаю сделку, — сказал Мартин, когда Баттерс спрятал деньги. — Нам нужна от тебя кое-какая информация. Мы против тебя ничего не имеем. Но если будешь тупить, пеняй на себя. Так что тебе с нами лучше поладить.
— Что вам надо? — спросил Деймон Харп.
— Давай поднимемся наверх, — произнес Баттерс с мягким говорком уроженца Теннесси.
Харп покосился на него. Во внутреннем уголке левого глаза Баттерса виднелась татуировка — три темно-синие слезы.[4] «Ох-хо-хо», — мысленно вздохнул Деймон.
Втроем они поднялись по лестнице. Южанин подталкивал Деймона пистолетом в спину. Второй прижимал пистолет к его виску. Оба напряглись, когда Харп начал открывать дверь.
Откуда-то из глубины квартиры раздался женский голос:
— Деймон, это ты?
Баттерс шагнул в сторону и бесшумно прошел по коридору. Мартин остался с Харпом. Из-за угла появилась женщина. Она вздрогнула, когда к ней подскочил Баттерс. Он схватил ее за руку, показал пистолет и приказал:
— Молчи!
Женщина не произнесла ни звука.
Через пять минут Харп и его подружка были крепко привязаны к стульям. Руки женщины лежали на коленях, туловище и плечи — примотаны к спинке стула скотчем. В рот ей засунули носок, который закрепили, обмотав лицо двумя-тремя слоями того же скотча. Женщина испуганно переводила взгляд темных глаз с Харпа на того из белых мужчин, который оказывался в поле ее зрения.
Мартин и Баттерс проверили квартиру. Изнутри площадка перед входной дверью оказалась заблокирована штабелями картонных коробок из-под бытовой техники, выполнявших роль своего рода сигнализации и буфера на тот случай, если в квартиру попытается войти полиция. В то же время, при необходимости, коробки позволяли легко выйти через дверь на улицу.
Баттерс проверил две спальни, но не нашел там ничего интересного, за исключением коллекции виниловых джазовых пластинок на тридцать три оборота.
— Чисто, — сообщил он, вернувшись к входной двери.
Мартин сел на третий стул и, упираясь коленями в колени Харпа, произнес:
— Ты наверняка знаком с такими людьми, как мы. Встречался с ними в тюряжке. Нам плевать на черномазых, и мы с радостью перережем тебе глотку. Но пока нам это не нужно. Нам нужно, чтобы ты познакомил нас со своим корешем.
— С которым? — уточнил Деймон.
— С тем копом, который тебя крышует.
Харп попытался изобразить удивление.
— Нет никакого копа.
— Мы знали, что ты станешь упираться, но у нас времени в обрез, — сказал Мартин. — Сейчас мы продемонстрируем тебе нашу… э-э-э… искренность, — осторожно подбирая слова, добавил он. — Слегка покромсаем твою подружку.
— Мать твою! — процедил Харп, ни к кому конкретно не обращаясь. Скорее это было выражение собственного бессилия.
Мартин так это и воспринял. Женщина испуганно выпучила глаза и затряслась от ужаса. Мартин, не поворачиваясь, бросил через плечо:
— Ансель, поищи-ка на кухне нож.
На улице перед прачечной не было ни души, что с радостью отметили оба — и Мартин, и Баттерс. Потому что Харп сразу не заговорит, и на какой-то миг даже при закрытых окнах на улице могут услышать заглушенный кляпом вопль Жасмин.
Тюрьма штата Мичиган приставила к Дику Лашезу только одного конвоира. Лашез отмотал четыре года из девяти и хорошим поведением заслужил репутацию заключенного, не склонного к побегу. Этак он может выйти на свободу уже через пару лет. На него надели наручники и кандалы, и вместе с конвоиром Уэйном Сэндом отправили самолетом в О-Клер. Это было вечером, через восемь дней после перестрелки в Миннеаполисе.
Во время полета Уэйн Сэнд читал роман Маргарет Аллан «Последний мамонт». Ему нравились такие книжонки про доисторические времена, волшебство и прочую хрень подобного рода. «Живи я в те дни, наверняка был бы вождем какого-нибудь племени, — думал Сэнд. — В любом случае был бы крутым парнем».
Лашез уткнулся в журнальчик про искусство татуировки. Он и сам был весь в татухах. На обеих накачанных в спортзале руках красовались изображения суперженщин из научно-фантастических комиксов, с сиськами размером с футбольный мяч и львиной гривой волос, а также орлов, тигров, кинжалов и драконов. Здесь же были четыре имени. Два на правой руке — Кэнди и Джорджи. Два на левой — Харли и Дэвидсон.
Эти татуировки были сделаны еще на воле, в тату-салоне. Спину и ноги украшали другие картинки. Эти уже были сделаны в тюрьме с помощью иглы от швейной машинки и пасты из шариковой ручки. Этим татуировкам недоставало утонченности, зато в них чувствовалась некая грубая мощь, которая была по душе Дику Лашезу. Чисто эстетическое суждение.
Когда шасси самолета коснулись земли, Лашез отложил журнал в сторону и посмотрел на Сэнда.
— Как насчет «Макдачницы»? Парочки биг-маков?
— Может быть. Только не пытайся сбежать, — недовольным тоном произнес конвоир.
Уэйн Сэнд был обрюзгший, малоприятный тюремный бюрократ. Сегодня он вам улыбается, а завтра ни за что ни про что вкатит карцер. Он наслаждался своей властью, хотя имелись среди начальства личности и похуже. Когда самолет приземлился, Сэнд вывел Лашеза из салона и приковал цепью к сиденью взятого напрокат «Форда».
— Так как насчет «Мака»? — снова спросил Лашез.
Сэнд на секунду задумался.
— Нет. Хочу поскорее добраться до мотеля. Там по телику вечером будут показывать матч.
— Может, все-таки для начала в «Макдоналдс»?
— Заткнись! — рявкнул Сэнд с привычной бесцеремонностью тюремщика.
На ночь он оставил Лашеза в тюрьме округа О-Клер, а утром посадил заключенного в машину и отвез на похороны в Колфакс. Мать Лашеза ждала на крыльце похоронного бюро Логана. Рядом с ней была Сэнди Дарлинг, сестра Кэнди. Неподалеку, с работающим мотором, стояла машина шерифа. В салоне, читая газету, сидел помощник шерифа.
Эми Лашез производила впечатление типичной провинциалки: полная, коротко стриженная черноглазая брюнетка с жирной кожей и тоненькой ниточкой усиков — в черном платье с белым воротничком, поверх которого накинута синяя нейлоновая парка. На голове шляпка в стиле 1930-х, украшенная черной траурной вуалью, свисавшей на лоб.
Сэнди Дарлинг была ей полной противоположностью. Маленькая, стройная. Квадратный подбородок, узкое, обветренное лицо. В уголках глаз, несмотря на молодость, тонкая сеточка морщинок. Сэнди исполнилось двадцать девять, ее сестра была на четыре года старше. Тоже блондинка, как и Кэнди, однако волосы подстрижены коротко, в ушах простые жемчужные сережки.
Но если у Кэнди цвет лица был как у типичной висконсинской фермерши, то нос и лоб ее младшей сестры щедро усыпали веснушки. Поверх длинного черного платья Сэнди надела черное шерстяное пальто. На руки натянула черные кожаные перчатки, а из-под платья виднелись черные ковбойские сапожки с серебряными мысками. Голову венчала белая ковбойская же шляпа.
Когда машина подъехала, Эми Лашез спустилась с крыльца. Сэнди Дарлинг осталась стоять на прежнем месте, крутя в руках шляпу. Уэйн Сэнд отомкнул замок, вылез из салона и встал между Эми и дверцей автомобиля. Открыв ее, он выпустил наружу Дика.
— Это моя мать, — сказал Дик Сэнду.
Лашез отличался высоким ростом. Широкие массивные плечи, глубоко посаженные черные глаза, длинные волосы, впалые щеки, поросшие густой щетиной, давно превратившейся в бороду. Крепкие и толстые, как сосиски, пальцы. Наряди его в мантию, перед вами был бы вылитый пророк Иеремия.