РАННИЙ ПЕРИОД ИСПОЛЬЗОВАНИЯ ПСИХОДЕЛИКОВ В ИСТОРИИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА
Существуют антропологические данные и артефакты, позволяющие предположить, что люди использовали психоделические растения на протяжении тысячелетий или даже десятков тысяч лет. Теренс Маккена, философ, изучавший психоделики, пристально рассматривал африканских предков человека, не обладавших членораздельной речью. Он предположил, что протогоминиды использовали вызываемые психоделическими грибами видения как вспомогательное средство для удачной охоты. Неожиданным побочным эффектом их использования оказалась стимуляция развития речи — вероятно, благодаря уникальному свойству психоделиков смешивать и соединять зрительные и слуховые ощущения. Наши предки могли видеть звуки, которые они издавали, что предоставляло им беспрецедентный дополнительный уровень абстракции, с помощью которого они могли манипулировать передаваемой информацией[32].
Мы можем добавить к этому рассуждения Гордона Уассона, нью-йоркского банкира и любителя-миколога [33]. В 1950-х годах Уассон сообщил о своей находке — церемониях, которые проводились в Мексике с применением грибов, содержащих псилоцибин [34]. Большинство антропологов полагало, что подобные ритуалы были забыты столетия тому назад. Пережив опыт, сопровождавшийся невыразимым восторгом, и получив видения, вызванные интоксикацией после приема грибов, Уассон предположил, что психоделические растения были ответственны за первоначальные проблески религиозных переживаний у человека: эти опыты служили доказательством того, что невидимые, автономные, необычные реальности существуют за пределами завесы повседневной жизни[35].
Таким образом, существуют теории, согласно которым психоделики растительного происхождения ответственны за два уникальных творения человечества: язык и религию. Почему же так сложно получить информацию о психоделиках? Маятники раскачиваются из стороны в сторону. Вероятно, переход от первоначального матриархального мировоззрения к более патриархальному явился причиной исключения психоделических растений из основополагающих религиозных и социальных практик. Матриархальная, основанная на почитании природы и земли цивилизация, в изобилии населенная божественными существами, возможно, отреагировала на незначительный конфликт между использованием психоделиков растительного происхождения, которые использовались для общения с духами, и философией, которая постулирует неразделимость природы и человека. Патриархальные религии Востока и Запада, с другой стороны, выработали дихотомический взгляд, отделяющий человеческих существ от остальной природы, и, как правило, проявляли откровенную враждебность по отношению к духовному значению всего материального и земного[36]. Это не было оригинальным учением основателей упомянутых религий, кроме того, священничество в конце концов прибрало к рукам и теорию, и практику. Религиозные деятели заимствовали мировоззрение, основанное на духовном соответствии, и преуспели, вытеснив использование психоделических растений за пределы религиозной практики, в область нелегального и тайного. Люди, занимавшие высокие должности в церковной иерархии, в лучшем случае рассматривали психоделические, вызванные приемом определенных растений опыты как не приносящие полезной информации или ведущие к деградации, в худшем — осуждали употребление таких растений как зло, которое требовало искоренения [37].
Единственным значимым общественным институтом человечества, который с самого начала своего существования рассматривал психоделики растительного происхождения в качестве важного компонента религиозной и духовной деятельности, является шаманизм. Позже в этой книге мы обсудим значимость шаманского подхода к использованию психоделических растений и препаратов для современности.
НОВЕЙШАЯ ИСТОРИЯ ПСИХОДЕЛИКОВ НА ЗАПАДЕ
В рамках традиционной западной науки антропология является той областью, которая фокусирует внимание на применении психоделических растений и их роли в различных обществах. Более, чем любая другая научная дисциплина, она поддерживает интерес к таким растениям и препаратам после нескольких столетий сокрытия информации о них на Западе[38]. На протяжении последних шестидесяти или семидесяти лет психоделические препараты в нашей культуре изучались с точки зрения науки и медицины — главным образом психиатрии, психологии и нейробиологии.
В 1890-х годах немецкий химик Артур Хеффтер выделил мескалин из кактуса пейот и в результате серии экспериментов на самом себе определил его психоактивность. В последующие двадцать или тридцать лет этот препарат привлекал некоторое внимание научной общественности[39]. Однако такие резко выраженные побочные эффекты мескалина, как тошнота и рвота, а также недостаток обоснованного психологического и биологического контекста, в рамках которого можно было осмыслить его воздействие, ограничивали изучение данного препарата.
С точки зрения биологии, существует очень незначительное количество данных, имеющих отношение к тому, как препараты воздействуют на мозг. С точки зрения психологии, в теории Фрейда, господствующей в то время, было принято неодобрительное отношение к тому, что считалось религиозным или духовным состоянием сознания, которые рассматривались как инфантильные или регрессивные. Исключением из альтернативных состояний сознания, не вызывавшим презрения у фрейдистов, было использование метода свободных ассоциаций — варианта гипноза — в психоаналитической практике.
Швейцарский психиатр Карл Юнг, в одно время наиболее последовательный ученик Фрейда, придерживался более широких взглядов на религиозный и духовный опыт и считал, что такого рода опыт оказывает значительное влияние на психологическое развитие человека. Тем не менее вопросы о психоделиках растительного происхождения, как и о синтетических, в его произведениях не рассматриваются. Это удивительно, поскольку первые упоминания о синтезе и использовании ЛСД появились в Швейцарии более чем за десять лет до смерти Юнга.
Ситуация изменилась в середине 1940-х годов, когда швейцарский химик Альберт Хофманн синтезировал ЛСД и вскоре после этого описал его сильное воздействие на психику[40].
Биологический и психологический контексты, в рамках которых и было осуществлено открытие ЛСД, оказались более благоприятными, чем условия, при которых был открыт мескалин. Психология начинала исследовать универсальную силу психоанализа для объяснения и лечения каждого психологического состояния. К тому же медицина в целом стремительно развивалась благодаря открытию основных биопатогенных процессов, например эффективного лечения инфекций с помощью антибиотиков. В психиатрии изучение биологии стало рассматриваться как еще один способ объединения различных областей медицины, что ликвидировало разрыв между психическим и физическим состоянием, образовавшийся в результате чрезмерной опоры на психоанализ Фрейда.
ЛСД не имел такого количества постоянных эффектов воздействия, в частности не вызывал неприятных желудочно-кишечных расстройств, в отличие от мескалина. Еще более поразительной была его эффективность, в тысячи раз превосходившая эффективность мескалина. ЛСД активен в дозах, равных миллионным долям грамма, в то время как мескалин — в тысячных долях грамма. Развитие психофармакологии дало новый импульс для применения на практике результатов исследования ЛСД.
В 1948 году ученые открыли, что серотонин (5-гидрокситриптамин, или 5-HT) участвует в механизме, благодаря которому кровеносные сосуды сокращаются в ответ на повреждение. Вскоре после этого исследователи обнаружили серотонин в мозге. Дальнейшее изучение серотонина продемонстрировало его воздействие на поведение лабораторных животных. В результате этих более поздних открытий серотонин был признан первым известным нейротрансмиттером [41], химическим веществом естественного происхождения, изменяющим функции мозга благодаря своему воздействию на нервные клетки. В конечном итоге исследование показало, что ЛСД оказывает свое воздействие благодаря изменению функций серотонина в мозге[42]. И эта теория совершенствовалась и усложнялась в течение последних шестидесяти лет.
Использование в начале 1950-х годов хлорпромазина [43] (торазина [44]) как первого антипсихотического лекарственного средства способствовало появлению еще одного объекта исследования в рамках зарождающейся биологической психиатрии. Впервые лекарственный препарат мог селективно блокировать иллюзии и галлюцинации пациентов, больных психозом, не погружая их в сон. В этом состояло его отличие от барбитуратов, которые были единственными медикаментами, применяемыми ранее для лечения таких состояний.
Открытие этих трех веществ — серотонина, ЛСД и торазина, воздействующих на мозг в условиях опознаваемых биологических процессов, возвестило наступление новой эры научных исследований в области психофармакологии, изучающей воздействие веществ на психику. Серотонин является активным нейротрансмиттером естественного происхождения. ЛСД — препарат, воздействующий на серотонин и вызывающий состояние, которое можно считать подлинным психозом. Торазин блокирует психотические симптомы у пациентов с эндогенными психозами, такими как шизофрения.
Удивительно, что наше общество забыло, насколько решающим было значение ЛСД на ранних стадиях развития психофармакологии. Более того, его изучение продуктивно до сих пор. Напрашивается сравнение с патриархальной культурной, «забывшей» о роли психоделических растений в духовной и религиозной деятельности. С конца 1940-х до конца 1960-х годов сотни научных статей и десятки книг, монографий и научных конференций были посвящены последним новостям в области исследований психоделических препаратов. Многие ключевые фигуры академической психиатрии и фармакологии начинали карьеру именно в этой области. Президенты Американской психиатрической ассоциации, заведующие кафедрами психиатрии, советники и представители Управления по контролю за качеством пищевых продуктов и лекарственных средств — все отдали дань области исследования психоделических препаратов. Это было время экспериментов, которые к тому же хорошо финансировались.