— Так, а что твоя жена? Зачем она тогда звонила?
— Жена… — Миша вернулся к началу своего рассказа. — Я уже собирался уходить, вечером уезжал в командировку на пару дней, но звонок жены задержал меня. Она сказала, что собака ее сестры родила щенков. Представляешь: красивенная такая черная доберманша — и восемь таких же черных комков. Мы собирались взять одного из них себе, и жена поехала к ним. Это был буквально трехминутный разговор, и ровно в тот момент, как я отключился, в кабинет вошла моя девочка. В желтом плаще, с каштановыми волосами длиной чуть до плеч. Она искала своего отца и вдруг случайно посмотрела на меня. Я зачем-то улыбнулся ей. Вся моя жизнь в эту секунду уместилась в ее глазах и застыла там, боясь пошевелиться. А она спокойно продолжала смотреть на меня… Большими веселыми глазами…
Миша опустил голову и провалился в никуда. Мысли в моей голове начали волноваться и пениться. Сладкие воспоминания Миши переплетались с болью — что-то случилось не так в этой истории. Я начала молниеносно рисовать себе сюжеты, которые тут же превратились в схему линий Лондонского метрополитена, где потеряться — два раза вдохнуть. Но в глубине души мне верилось, что у этой истории хороший конец.
И я впервые видела с начала своих интервью, чтобы мужчина, да еще и в строгом костюме, говорил о женщине настолько нежно.
Мне тут же захотелось остаться здесь навсегда и слушать ею рассказ вечно.
— Прости, — Миша вернулся к нашему столику с бирюзовой скатертью. — Она подошла к отцу и начала что-то быстро рассказывать ему. Тот что-то
быстро отвечал ей, потом они рассмеялись очень похожим смехом. А я почему-то не двигался с места. Наконец-то коллега произнес: «Знакомься, это моя Кира. Правда, красавица?» — «Правда», — ответил я. Она протянула мне руку, и я впервые ощутил ее кожу. Как будто бы дотронулся до солнца.
Я понимала, о чем говорил Миша. Для любви мне нужно трогать, трогать и трогать.
Когда кожа любимого мужчины скользит под моими пальцами, / когда она становится влажной или, наоборот, слишком сухой, когда хочется сжать ее до появления синяков и не отпускать ни под каким предлогом. А потом и вовсе сорвать и натянуть на себя, словно футболку, и носить каждый день, не снимая. Когда очень сильно любишь, кожа становится одна на двоих.
— Что было потом? — мне казалось, что я читаю книгу, и не терпелось узнать, что ждет главных героев дальше.
— Оказалось, что нам было по дороге. Коллега попросил подбросить Киру, и я согласился. Так мы впервые оказались с ней наедине.
— Сколько ей было лет?
— Восемнадцать. Она вполне могла быть моей дочерью.
— А у тебя есть дети?
— Сын и дочь. Но это было другое. Несмотря на угловатость и юность, я увидел в ней женщину. Причем свою.
— Вот так сразу?
— Да. Сейчас понимаю, что сразу, но это пришло постепенно. Тогда, в машине, я еще ничего не понимал. Что-то ожило внутри меня, мне было очень приятно рядом с ней, но я отдавал себе отчет в том, что рядом со мной едет дочь моего коллеги, с которым я хожу на пьянки и обсуждаю женщин. Восемнадцать лет… Она просто светилась изнутри молодостью и чем-то свежим, как утренняя булочка.
Я громко рассмеялась и никак не могла остановиться.
— Что смешного?
— У тебя такие интересные сравнения: утренняя булочка… Где ты такого нахватался?
— Нигде, просто говорю первое, что приходит в голову. Но это и есть искренность, разве нет?
Он был прав: первым всегда говорит именно сердце. Вторая и третья мысль уже принадлежат общественному мнению.
Мне нравился Миша. Кроме костюма, у него были широкие плечи, морщинки вокруг губ и родинка под правым глазом. Внешне было понятно, что ему за сорок, но это никак не мешало увлечься им. Да, он был чертовски симпатичен.
— Я не помню, о чем мы говорили в машине, если честно. Наша поездка продлилась минут десять-пятнадцать. Она еще звонила под-
руге по мобильному, а потом рассказала мне, что ей очень нравится и институте. Кира мечтала стать биологом.
— Биологом?
— Да. Изучать живые организмы, их эволюцию.
— Занятный выбор для современной девушки. Или это как-то было связано с профессией кого-то из родственников?
— Нет. Ей просто нравилась биология.
Я задумалась. Впрочем, так бывает. Я вот всю жизнь мечтала стать писательницей, и в моем окружении за все эти годы не было никого с похожим желанием. Биология по сравнению с писательством — куда более прогрессивный выбор.
— И она училась на биолога?
— Да. Я высадил ее у какого-то торгового центра и поехал по своим делам. Приехал домой, перекусил и, собрав вещи, отправился на вокзал. Я, кажется, слишком вдаюсь в подробности, да?
— Да, но нет. Детали — это же жутко важно. Как пуговицы или цвет ниток на дорогом пальто. Это же дорогая история?
— Очень.
— Тогда подробничай. Тем более что этот ресторан работает до> последнего клиента, — я подмигнула Мише.
— Ты знала. Спасибо, — он поднял свой бокал в знак благодарности и отпил из него. — Я уехал, а Кира осталась — в моей голове. Я ничего такого о ней не думал, просто вспоминал ее лицо и представлял себе. Целых три дня она улыбалась мне в моих мыслях. Ну знаешь, не вылезала из головы. Мне даже смешно стало: какая-то восемнадцатилетняя девчонка, какого черта! Глупая, неопытная, да еще и дочка моего сотрудника. А я, я же взрослый сорокалетний мужик — мне нужна представительная, опытная женщина. Если уж решаться на измену.
— А ты до этого изменял жене?
— Мы на тот момент были в браке рке одиннадцать лет. Да, изменял пару раз. Но это было несерьезно: я был пьян и ничего не помню. Голый секс, даже без удовольствия как такового. Я поэтому и не люблю секс на стороне: редко случается, что остаешься доволен. Но даже если близость была приятной, потом гложет чувство вины. Зачем?
Я пожала плечами. Лицом к лицу с изменой я сталкивалась только один раз в своей жизни. Тогда уже было понятно, что мои официальные отношения катятся в тартарары, но я все равно не решилась. Видимо, я еще не до конца разочаровалась в сексе и мне был необходим смысл в интимной близости.
— Это было какое-то наваждение. В коридоре, в машине, в душе, на переговорах — Кира преследовала меня. Я даже не гнал этих мыслей: был уверен, что через пару дней улетучатся сами. И правда, через неделю я уже с трудом помнил ее лицо, но из памяти пока не выкидывал. И вдруг какого-то черта меня понесло в этот дикий переулок, чтобы объехать чертову пробку — и тут я увидел ее. Она стояла па остановке и ждала своего автобуса. Эту встречу я всегда буду считать нашим первым свиданием, которое устроила сама судьба.
— Ты не смог проехать мимо?
— Нет. И слава богу.
Я улыбнулась. Ненавижу людей, которые проходят мимо.
Но это у нас такое хобби в современном мире: не замечать ничего, кроме цифр на счету собственной кредитной карточки.
Нужно заставить себя останавливаться перед тем, что тебе действительно нравится. Хотя бы два раза в день.
— Мы говорили о боулинге. Кира им очень увлеклась и хотела научиться играть. Я слушал и вез ее окольными путями, чтобы подольше. Она все поняла и сказала, что если я хочу пообщаться с ней, то могу прямо сейчас пригласить ее куда-то. Знаешь, многие девушки считают, что не должны делать первый шаг. Ерунда. Если женщина нравится, то все равно, кто делает первый шаг. Я был просто счастлив, что Кира сама предложила поужинать где-то. И вдруг у меня началась паника: куда отвезти ее? Конечно, повез в какой-то дорогой ресторан, чтобы прыснуть в лицо своей денежностью. Только она и это поняла, — Миша рассмеялся и сделал передышку в рассказе. Похоже, мы приближались к самой интимной части воспоминаний. Я волновалась, наверное, так же, как он в тот день три года назад. — Мы говорили очень много и совсем ничего не ели, хотя официант буквально завалил наш столик дорогой едой. Мы говорили обо всем, и Кира была так не похожа в этом на других женщин: она не подбирала слова, не кокетничала, не мучила меня полунамеками… Помню, она как-то повернулась, и с ее худощавого плеча слетело платьишко, обнажив ключ чицу. Она скромно улыбнулась и медленно приподняла его. Ничего более сексуального до того я не видел. Хотел ли я овладеть ею? Хотел, Тогда уже точно хотел и понимал это. Но одного ее тела мне было мало: я хотел прикоснуться к ее внутреннему миру тоже. Веришь?
Миша посмотрел на меня так, как будто я собиралась вынести ему приговор. Холодный, обвинительный, без права помилования. Все потому, что это так трудно — поверить в то, что взрослому мужчине от юной студентки нужно было не только телесное удовольствие. Но я могла поверить. Если уж я верю и реинкарнацию, почему бы не поверить в искренность чувств Михаила? Вера — вот что главное в жизни. Без всего остального можно прожить.
А люди постоянно врут. Где правда — вообще неясно. Все перекручено, как белье в стиральной машинке. Иногда любовь — это ложь, а иногда ложь — это любовь. Доброе утро, шизофрения.
— Чем закончилась ваша встреча?
— Она сказала, что ресторан ужасный и для следующей нашей встречи она сама выберет место.
— Умница. И где вы встретились?
— Конечно, в боулинге. Кира была в синей юбке и черных перчатках. Шел дождь, и она очень промокла, отчего под глазами остался след от косметики. Это было так смешно, что я не сдержал смеха. Она приводила себя в порядок и тоже хохотала от злости на меня. В боулинге я все время поддавался ей, и Кира еще больше злилась. И мне это очень нравилось. От игры у нее запутались волосы, и она иногда их поправляла. Она была такой… естественной в своих жестах. Было бы странно, если бы мы на прощание не поцеловали друг друга. Ведь нам было хорошо вместе.
Я разволновалась.
Потому что секс — это секс, а поцелуи — это поцелуй. Именно на краешках губ живет наша душа.
— А потом все было как-то странно: и быстро, и медленно одновременно. Я не могу описать то, что чувствовал, потому что ничего подобного раньше не испытывал. Это была и любовь, и не любовь одновременно. Я не знаю, что это было и зачем она тогда села ко мне в машину, но я был очень счастлив. Я был сказочно счастлив.