Во всем мне хочется дойти до самой сути… — страница 22 из 29

И ветер, жалуясь и плача,

Раскачивает лес и дачу.

Не каждую сосну отдельно,

А полностью все дерева

Со всею далью беспредельной,

Как парусников кузова

На глади бухты корабельной.

И это не из удальства

Или из ярости бесцельной,

А чтоб в тоске найти слова

Тебе для песни колыбельной.


9. Хмель

Под ракитой, обвитой плющом,

От ненастья мы ищем защиты.

Наши плечи покрыты плащом,

Вкруг тебя мои руки обвиты.


Я ошибся. Кусты этих чащ

Не плющом перевиты, а хмелем.

Ну так лучше давай этот плащ

В ширину под собою расстелим.


10. Бабье лето

Лист смородины груб и матерчат.

В доме хохот и стекла звенят.

В нем шинкуют, и квасят, и перчат,

И гвоздики кладут в маринад.


Лес забрасывает, как насмешник,

Этот шум на обрывистый склон,

Где сгоревший на солнце орешник

Словно жаром костра опален.


Здесь дорога спускается в балку,

Здесь и высохших старых коряг,

И лоскутницы осени жалко,

Все сметающей в этот овраг.


И того, что вселенная проще,

Чем иной полагает хитрец,

Что как в воду опущена роща,

Что приходит всему свой конец.


Что глазами бессмысленно хлопать,

Когда все пред тобой сожжено,

И осенняя белая копоть

Паутиною тянет в окно.


Ход из сада в заборе проломан

И теряется в березняке.

В доме смех и хозяйственный гомон,

Тот же гомон и смех вдалеке.


11. Свадьба

Пересекши край двора,

Гости на гулянку

В дом невесты до утра

Перешли с тальянкой.


За хозяйскими дверьми

В войлочной обивке

Стихли с часу до семи

Болтовни обрывки.


А зарею, в самый сон,

Только спать и спать бы,

Вновь запел аккордеон,

Уходя со свадьбы.


И рассыпал гармонист

Снова на баяне

Плеск ладоней, блеск монист,

Шум и гам гулянья.


И опять, опять, опять

Говорок частушки

Прямо к спящим на кровать

Ворвался с пирушки.


А одна, как снег, бела,

В шуме, свисте, гаме

Снова павой поплыла,

Поводя боками.


Помавая головой

И рукою правой,

В плясовой по мостовой,

Павой, павой, павой.


Вдруг задор и шум игры,

Топот хоровода,

Провалясь в тартарары,

Канули, как в воду.


Просыпался шумный двор,

Деловое эхо

Вмешивалось в разговор

И раскаты смеха.


В необъятность неба, ввысь

Вихрем сизых пятен

Стаей голуби неслись,

Снявшись с голубятен.


Точно их за свадьбой вслед,

Спохватясь спросонья,

С пожеланьем многих лет

Выслали в погоню.


Жизнь ведь тоже только миг,

Только растворенье

Нас самих во всех других

Как бы им в даренье.


Только свадьба, в глубь окон

Рвущаяся снизу,

Только песня, только сон,

Только голубь сизый.


12. Осень

Я дал разъехаться домашним,

Все близкие давно в разброде,

И одиночеством всегдашним

Полно все в сердце и природе.


И вот я здесь с тобой в сторожке.

В лесу безлюдно и пустынно.

Как в песне, стежки и дорожки

Позаросли наполовину.


Теперь на нас одних с печалью

Глядят бревенчатые стены.

Мы брать преград не обещали,

Мы будем гибнуть откровенно.


Мы сядем в час и встанем в третьем,

Я с книгою, ты с вышиваньем,

И на рассвете не заметим,

Как целоваться перестанем.


Еще пышней и бесшабашней

Шумите, осыпайтесь, листья,

И чашу горечи вчерашней

Сегодняшней тоской превысьте.


Привязанность, влеченье, прелесть!

Рассеемся в сентябрьском шуме!

Заройся вся в осенний шелест!

Замри или ополоумей!


Ты так же сбрасываешь платье,

Как роща сбрасывает листья,

Когда ты падаешь в объятье

В халате с шелковою кистью.


Ты – благо гибельного шага,

Когда житье тошней недуга,

А корень красоты – отвага,

И это тянет нас друг к другу.


13. Сказка

Встарь, во время оно,

В сказочном краю

Пробирался конный

Степью по репью.


Он спешил на сечу,

А в степной пыли

Темный лес навстречу

Вырастал вдали.


Ныло ретивое,

На сердце скребло:

Бойся водопоя,

Подтяни седло.


Не послушал конный

И во весь опор

Залетел с разгону

На лесной бугор.


Повернул с кургана,

Въехал в суходол,

Миновал поляну,

Гору перешел.


И забрел в ложбину,

И лесной тропой

Вышел на звериный

След и водопой.


И глухой к призыву,

И не вняв чутью,

Свел коня с обрыва

Попоить к ручью.


У ручья пещера,

Пред пещерой – брод.

Как бы пламя серы

Озаряло вход.


И в дыму багровом,

Застилавшем взор,

Отдаленным зовом

Огласился бор.


И тогда оврагом,

Вздрогнув, напрямик

Тронул конный шагом

На призывный крик.


И увидел конный,

И приник к копью,

Голову дракона,

Хвост и чешую.


Пламенем из зева

Рассевал он свет,

В три кольца вкруг девы

Обмотав хребет.


Туловище змея,

Как концом бича,

Поводило шеей

У ее плеча.


Той страны обычай

Пленницу-красу

Отдавал в добычу

Чудищу в лесу.


Края населенье

Хижины свои

Выкупало пеней

Этой от змеи.


Змей обвил ей руку

И оплел гортань,

Получив на муку

В жертву эту дань.


Посмотрел с мольбою

Всадник в высь небес

И копье для боя

Взял наперевес.


Сомкнутые веки.

Выси. Облака.

Воды. Броды. Реки.

Годы и века.


Конный в шлеме сбитом,

Сшибленный в бою.

Верный конь, копытом

Топчущий змею.


Конь и труп дракона

Рядом на песке.

В обмороке конный,

Дева в столбняке.


Светел свод полдневный,

Синева нежна.

Кто она? Царевна?

Дочь земли? Княжна?


То в избытке счастья

Слезы в три ручья,

То душа во власти

Сна и забытья.


То возврат здоровья,

То недвижность жил

От потери крови

И упадка сил.


Но сердца их бьются.

То она, то он

Силятся очнуться

И впадают в сон.


Сомкнутые веки.

Выси. Облака.

Воды. Броды. Реки.

Годы и века.


14. Август

Как обещало, не обманывая,

Проникло солнце утром рано

Косою полосой шафрановою

От занавеси до дивана.


Оно покрыло жаркой охрою

Соседний лес, дома поселка,

Мою постель, подушку мокрую

И край стены за книжной полкой.


Я вспомнил, по какому поводу

Слегка увлажнена подушка.

Мне снилось, что ко мне на проводы

Шли по лесу вы друг за дружкой.


Вы шли толпою, врозь и парами,

Вдруг кто-то вспомнил, что сегодня

Шестое августа по старому,

Преображение Господне.


Обыкновенно свет без пламени

Исходит в этот день с Фавора,

И осень, ясная как знаменье,

К себе приковывает взоры.


И вы прошли сквозь мелкий, нищенский,

Нагой, трепещущий ольшаник

В имбирно-красный лес кладбищенский,

Горевший, как печатный пряник.


С притихшими его вершинами

Соседствовало небо важно,

И голосами петушиными

Перекликалась даль протяжно.


В лесу казенной землемершею

Стояла смерть среди погоста,

Смотря в лицо мое умершее,

Чтоб вырыть яму мне по росту.


Был всеми ощутим физически

Спокойный голос чей-то рядом.

То прежний голос мой провидческий

Звучал, нетронутый распадом:


«Прощай, лазурь Преображенская

И золото второго Спаса,

Смягчи последней лаской женскою

Мне горечь рокового часа.


Прощайте, годы безвременщины!

Простимся, бездне унижений

Бросающая вызов женщина!

Я – поле твоего сраженья.


Прощай, размах крыла расправленный,

Полета вольное упорство,

И образ мира, в слове явленный,

И творчество, и чудотворство».


15. Зимняя ночь

Мело, мело по всей земле

Во все пределы.

Свеча горела на столе,

Свеча горела.


Как летом роем мошкара

Летит на пламя,

Слетались хлопья со двора

К оконной раме.


Метель лепила на стекле

Кружки и стрелы.

Свеча горела на столе,

Свеча горела.


На озаренный потолок

Ложились тени,

Скрещенья рук, скрещенья ног,

Судьбы скрещенья.


И падали два башмачка

Со стуком на пол,

И воск слезами с ночника

На платье капал.


И все терялось в снежной мгле,

Седой и белой.

Свеча горела на столе,

Свеча горела.


На свечку дуло из угла,

И жар соблазна

Вздымал, как ангел, два крыла

Крестообразно.


Мело весь месяц в феврале,

И то и дело

Свеча горела на столе,

Свеча горела.


16. Разлука

С порога смотрит человек,

Не узнавая дома.

Ее отъезд был как побег.

Везде следы разгрома.


Повсюду в комнатах хаос.

Он меры разоренья

Не замечает из-за слез

И приступа мигрени.


В ушах с утра какой-то шум.

Он в памяти иль грезит?

И почему ему на ум

Все мысль о море лезет?


Когда сквозь иней на окне

Не видно света Божья,

Безвыходность тоски вдвойне

С пустыней моря схожа.


Она была так дорога

Ему чертой любою,

Как морю близки берега

Всей линией прибоя.


Как затопляет камыши

Волненье после шторма,

Ушли на дно его души