Опешившая Катя посмотрела на него. Хозяин собачонки не шутил.
— Будете забирать ее из моей квартиры, скажем, без двадцати восемь, и к восьми возвращаться. Но обязательно каждый день, и в выходные тоже!
— А… а сколько вы хотите платить? — осторожно спросила Катя.
— Сколько хочу? — старичок неожиданно расхохотался басом. — Я, конечно, нисколько не хочу. А вот сколько буду… Положим, тысячу в неделю. Вас устраивает?
Катя секунду подумала и кивнула. «Тысяча в неделю! Еще бы меня не устраивало!»
— Вот и отлично. Жду вас завтра, милая…
— Катя.
— Милая Катерина, в восьмидесятой квартире. Восьмой этаж. А подъезд ваш, разумеется. Я тоже там живу.
Он хихикнул, сделал прощальный жест рукой и, подхватив йорка, направился к дому.
Днем, доставив очередной заказ, Катя позвонила маме и вдохновенно наврала, что они с Артуром нашли в Москве институт, в который можно перевестись из ее собственного, ростовского. Мама удивлялась, ахала, не верила, но в конце концов дочь убедила ее.
— Ты там поосторожнее, в Москве-то, — попросила мать. — Как ты там? Так быстро уехала, звонишь раз в неделю…
— Мамочка, так дорого же! А тут столько всего интересного! Мне здесь очень нравится!
— Ну слава богу. Все, Катюша, деньги экономь. Звони сама! Целую.
— Целую, — повторила девушка в трубку, из которой уже неслись гудки.
Быстро идя по переходу метро, в котором под ногами хлюпала грязь, Катя повторяла про себя, как мантру: «Мне здесь очень нравится. Мне здесь очень нравится». Вокруг нее быстро шли серые люди, и лица идущих навстречу были такими же мрачными, как у тех, кому только предстояло спуститься в подземку.
Катю толкнули в плечо, и она выронила сумку. Клапан раскрылся, изнутри вывалились записная книжка, расческа, пакетик с остатками орешков и сухофруктов, ключи, еще что-то… Ахнув, Катя присела на корточки и принялась выуживать из грязного месива свои вещи. Мир вокруг нее теперь состоял из одних ног — некоторые огибали ее, некоторые не давали себе труда изменить маршрут. Кто-то прошелся по ее сумке, кто-то случайным движением ноги отшвырнул кошелек к стене…
— Да смотрите же вы, куда идете! — не выдержала Катя.
На нее никто не обратил внимания. Толпа двигалась в том же темпе, и Катя только пару раз поймала на себе брошенные вскользь безразличные взгляды. Собрав, наконец, все вещи и перепачкав куртку и джинсы, Катя отошла в сторону, сдерживаясь, чтобы не расплакаться. Что за мерзкий, равнодушный город! Что за отвратительные, равнодушные люди!
Проходящий мимо пожилой человек с удивлением взглянул на красивую темноволосую девушку, сжимавшую в руках перепачканную сумку и бормотавшую себе под нос:
— Я не стану такими, как вы. Я никогда не стану такими, как вы.
Диана Арутюновна потушила сигарету, открыла форточку. «Пусть проветрится. Катька придет, опять начнет нос морщить, а от нее слишком многое зависит, чтобы сердить девчонку по пустякам. Достаточно Седы — и так, бедная, еле сдерживает раздражение».
Диана Арутюновна тяжело вздохнула — она могла понять дочь, вынужденную сидеть взаперти целыми днями. Выехать никуда нельзя, прогуляться нельзя. Седа, правда, от безделья особенно не страдает, целыми днями волосы расчесывает да распевает или с братом болтает. Вот Артуру их добровольное заключение куда больше в тягость, но он парень взрослый, понимает: сам виноват, самому и расхлебывать.
— Ничего, ничего, — себе под нос пробормотала женщина. — Не так много времени нужно, а пока Тигран что-нибудь придумает.
Из окна она увидела группу подростков, стоявших возле подъезда. Черные куртки, капюшоны на головах. Один из парней поднял голову вверх, и она увидела неприятное лицо — с глазами, глубоко сидящими под надбровными дугами, кривым тонкогубым ртом. Подросток сплюнул, и Диана Арутюновна поспешно пряталась за занавеску.
«Слишком часто они стали здесь собираться. Хорошо, что Артур не выходит из дома».
«А Катерина?» — спросила ее собственная совесть.
«А что Катерина? Она русская, выкрутится, если пристанут. Убежит в крайнем случае».
Успокоенная этим соображением, совесть Дианы Арутюновны затихла.
Со следующего дня, а точнее, утра, Катя начала гулять с йоркширским терьером Антуанеттой, а попросту — Тонькой. Она специально зашла к хозяину собачонки пораньше, чтобы получить инструктаж, но старик тут же выпроводил ее на прогулку. Зато двадцать пять минут спустя Катя получила приглашение на чашку горячего кофе и с удовольствием приняла его. Заодно познакомилась ближе со своим новым работодателем.
Олег Борисович Вотчин представился коллекционером-любителем. Одевался он своеобразно: вельветовые брюки, коричневый замшевый пиджачок, шелковый платок песочного цвета вокруг короткой шеи, на которой сидела яйцеобразная голова. Лицо у Олега Борисовича было гладким, несмотря на почтенный возраст («Мне ведь, Катерина, шестьдесят восемь лет не так давно исполнилось»). Такой же гладкой была и блестящая лысина. Весь он напоминал перележавший на солнце кабачок, который потемнел, словно его покрыл загар, и нарастил толстую кожуру. «Кабачок в пиджачке», — подумала Катя, с интересом наблюдая за Вотчиным.
Он был очень подвижен, быстро перемещался по квартире и требовал, чтобы Катя ходила за ним со своей чашкой кофе. Катя охотно согласилась и слушала Олега Борисовича, открыв рот. Таких квартир она никогда не видела. На стенах висели картины — без всякого порядка, без подсветки, и Вотчин то и дело хватал одну из них со стены, подносил к окну и что-то показывал, горячо объяснял. Многочисленные полки были заставлены статуэтками, расписными блюдцами и блюдами, шкатулками, фигурками необычных зверей и птиц… В одной комнате вся стена была увешана иконами в темных окладах, и Катя, приглядевшись, поняла, что иконы очень старые.
— Откуда у вас это все, Олег Борисович? — спросила она.
— Собирал, Катерина, долгие годы собирал! Я ведь эксперт по реставрации памятников архитектуры периода… А впрочем, вам это неинтересно.
— Что вы, как раз наоборот! Очень интересно!
Она взглянула на часы и спохватилась: пора выходить. Заметив ее взгляд, старик понимающе закивал.
— Я вас совсем заболтал. Если завтра зайдете чуть пораньше, покажу вам кое-что очень, очень интересное. Ручаюсь, многих вещей вы не только никогда не видели, но даже и не представляли, что такие бывают.
Уже в дверях Катя вспомнила кое-что и обернулась.
— Олег Борисович, а вы не боитесь показывать мне вашу коллекцию? Ведь вы меня совсем не знаете, только вчера встретили… И сразу предложили с Антуанеттой гулять. А вдруг я мошенница? Недобросовестный человек?
Тот рассмеялся и пренебрежительно махнул рукой.
— Да что с того, что только вчера! У вас, деточка, все на лице написано. Я, уж простите за нескромность, научился в людях разбираться за целую жизнь. А если бы и не научился…
Он сделал эффектную паузу.
— Тогда что? — не выдержала девушка.
— Тогда она бы мне обо всем рассказала.
Он кивнул вниз. Под ногами у Кати стояла Антуанетта и смотрела на нее выпуклыми карими глазами.
— До завтра, ваше высочество. — Катя наклонилась и погладила шелковистую шерстку.
— Бегите, бегите на службу! Жду вас утром, не опаздывайте. А, кстати, кем вы работаете?
— Курьером.
— Курьером? Да что вы? Такая молодая воспитанная девушка — курьером? Нет, я ничего не понимаю в этой жизни!
— Почему же, Олег Борисович?
— Вам, милая девица, нужно работать в солидной фирме как минимум секретарем. Или, как сейчас принято говорить, референтом. У вас образование имеется?
— Неоконченное высшее, — кивнула Катя.
— По-русски пишете грамотно?
— Конечно.
— Так ищите приличную работу. А то — курьером! — Он фыркнул, поправил желтый платок. — До свидания, Катерина.
Вечером Катя возвращалась домой, и из головы у нее не выходили слова нового знакомого: «Ищите приличную работу…»
У соседнего подъезда ошивалась компания парней. До Кати донеслись мат и смех. «Олег Борисович кажется вполне состоятельным человеком. Интересно, почему же он живет в таком ужасном районе?» Она ускорила шаг и со страхом заметила, что при ее приближении парни замолчали. Один из них что-то негромко сказал вполголоса, ему ответили, и снова засмеялись. «Пройти бы поскорее».
Катя шмыгнула в свой подъезд, закрыла тяжелую дверь с кодовым замком и перевела дух. «Действительно, нужно устроиться на новое место. И не курьером, а на нормальную офисную работу. Тогда мы сможем снять квартиру в другом районе, и мне не придется шарахаться от таких компаний. Надо посоветоваться с Артуром».
К большому Катиному удивлению, муж ее решение не одобрил.
— Сдалась тебе такая работа, — пробормотал он с акцентом. — Секретарша! Ха!
— Не секретарша, а секретарь. Почему «ха»?
— А то ты не знаешь? — Артур прищурился, и его лицо стало злым.
— Не знаю. Объясни, пожалуйста.
— Объяснить? А ты у нас такая маленькая, сама не понимаешь? Хорошо. Потому что секретарш все…
Он сказал, что делают с секретаршами, и Катя покраснела. Она не слышала раньше, чтобы муж матерился.
— Артур, что с тобой! Ты так говоришь, будто я собираюсь проституткой работать!
— Разве есть разница?
Катя помолчала, затем встала и вышла из комнаты. Из гостиной доносились голоса Седы и Дианы Арутюровны, поэтому она ушла в кухню, села на свое привычное место — на подоконник — и принялась рисовать рожицы на стекле. Когда она пририсовывала третьей печальной рожице заячьи уши, в дверях появился Артур.
— Котенок, не обижайся, — попросил он. — Мне и представить страшно, что ты будешь чужим мужикам приносить кофе и их распоряжения выслушивать. Ревную я тебя, понимаешь? Дорогая моя, мне так тяжело от мысли, что ты станешь для кого-то девочкой на побегушках!
Он улыбнулся, но на сей раз его улыбка не достигла цели.
— А сейчас тебе не тяжело от мысли, что я девочка на побегушках, которая с утра до вечера носится по Москве и развозит заказы? — поинтересовалась Катя без улыбки. — А, милый?