Впрочем, гусар явно взбодрился, при виде приближающейся земли и приготовился к драке, проверив капсюль на пистолете и подвигав саблю в ножнах. Глядя на него, проверил свои пистолеты и я, хотя в то, что на земле сразу встретим неприятеля – не верю, тот дворик остался далеко. Хорошо, что мы вылетели за пределы города; плохо, что падаем в чье-то поместье. Причем, судя по всему, как раз на женскую половину. Ладно, разберемся.
И под визг разбегающихся женщин наша корзина плюхнулась практически идеально посредине большого цветника, а сдувающимся куполом успешно накрыло подбегавших охранников.
– С приземлением, корнет, – вылез из-под корзины я и за руку вытащил постанывающего Ренского из-под нее же. Пока вытаскивал фотоаппарат, охранники выползли в половинном количестве из-под купола. А в сад величаво вошел какой-то вельможа в солидном таком халате, очень серьезно расшитом золотом. Не сильно беднее, чем у хана или эмира, – важная шишка…
– Вассалом алейкум. Меня зовут Захар-бай, мой друг русский офицер корнет Ренский. – Я вежливо поклонился, как равный равному. Ренский скопировал мой поклон. – Прошу прощения, что потревожили ваш покой, но из-за происков неприятелей наш аппарат упал на двор вашего дома. Еще раз прошу прощения. Мы готовы компенсировать испуг ваших женщин и помятые цветы, скажите сколько мы должны вам заплатить?
Вельможа внимательно поглядел на нас, на валяющийся на боку потерпевший катастрофу шар, на выглядывающих из-за створок дверей женщин, усмехнулся и чуть поклонился сам, прижав руку к сердцу.
– Я – Мехмед-бай, хозяин этого скромного дома, прошу вас принять мое приглашение откушать со мной. Ибо гость в дом – радость в дом. А тем временем я отправлю слуг, ваши люди приедут забрать вас и ваше имущество, уважаемый Захар-бай.
К моему удивлению Мехмед-бай привел нас в небольшой внутренний садик с прудом-хаусом, в котором плавали здоровенные карпы-кои, и невысоким айваном около прудика, так сказать, подиумом для отдохновения. На айване, кроме обязательных ковров, стоял невысокий столик, на который и стали собирать перекус, так сказать. Судя по всему, хозяин этого гостеприимного поместья готовился хорошенько пообедать. Потому как если пирожки-самсу еще можно считать перекусом, то вот плов это уже серьезно. Хороший плов готовится долго, это блюдо не очень любит суету. А здесь плов просто роскошен, во рту тает от рисинки до распаренного мяса. Запивкой к нему идет просто прекрасный шербет, кстати, турецкий. Кисленький такой состав из сока лимона, граната, сложного комплекса специй, в котором едва-едва отдается острый вкус перца-чили. Ну да, здесь такой выращивают, просто называют по-другому. Хорошая вещь, надо сказать.
За время обеда спокойно переговаривались, Мехмед-бая интересовало многое. Меня он точно узнал, потому ко мне было только несколько вопросов по крайне незначительным темам, а вот корнета хозяин выспросил основательно. Надо сказать, я сам с интересом слушал: корнет-то из Питера, пусть и залетел на опалу, причем конкретно от царя. Но при этом корнет знал множество слухов о большом количестве придворных, кое-что знал о делах в высших сферах, лично знал царевичей, десятка три представителей молодого поколения высших аристократических фамилий. Времени на разговоры хватило, нас утащило прилично. Так что пока гонец от хозяина добрался до хана и Перовского, пока вернулся обратно с нашими конями и приказом немедленно прибыть пред очи ясны, прошло полтора часа.
– Интересная вещь, надо признать, прямо-таки невесомая. Никогда раньше алюминиевую чашу в руках не держал. Вы очень богатый человек, Мехмед-бай. – Корнет с явственным уважением поставил испещренную резьбой пиалу на стол и вопросительно глянул на меня.
Ну а я неторопливо вслед за хозяином провел руками по бороде и вежливо ему поклонился, благодаря за хлеб-соль. За мной то же самое сделал корнет и тоже встал.
– Благодарим вас, уважаемый хозяин. Если вы не против, за шаром я пришлю людей завтра утром. Не стоит делать впопыхах вечером то, что можно сделать неторопливо завтра. – Я еще раз с поклоном пожал руку хозяину и запрыгнул в седло шайра. Тот нетерпеливо переступил с ноги на ногу. Мой коняга любит пробежки неспешной иноходью, хотя в его исполнении это получается весьма споро.
Гусар заскочил на своего, серого в яблоках, мерина, и мы отправились за молчаливым посыльным.
– Интересно кто в нас стрелял? Как думаете, Захар-бай? – Ренский чуть поторопил своего коня, который не мог успеть за иноходью моего шайра.
– Не знаю, дорогой корнет. Наверное, нам сейчас скажут, не зря торопят к прибытию. – Я пожал плечами, сворачивая на оттененную высокими чинарами дорогу к городским воротам. Чинарам, кстати, годов двести, не меньше. Старая дорога, надо признать, но содержится в неплохом состоянии. Впрочем, сюда свозят отходы все кирпичеделы с Коканда, в специально выделенное время устраивают ремонт. Главные городские ворота здесь – самая показуха. – Но стреляли явно из нарезных штуцеров, надо сказать, что таких умельцев здесь очень немного. Чтобы по воздушной цели, да на триста аршин стрелять – это надо быть мастером. Снайпером, как говорят англичане. Кстати, вполне могут быть и они, у стрелков были однотипные штуцеры, сменные тоже были той же модели. А это в здешних местах редкость, надо признать.
Вскоре мы заехали в небольшой аккуратный дворик, и я почуял, как меня накрывает бешенство. Хан и губернатор стояли и негромко переговаривались, а мимо них сейчас проносили все то, что когда-то было семейством. Мужчина, четыре женщины и семь детишек. Все зарезаны, коротко и умело, ударом стилета в сердце. Мне очень сильно захотелось кого-то убить, да не просто убить, а сожрать душу, лишив его посмертия. Но присутствующие здесь в этом не виноваты, а потому я загнал свой гнев в глубину души. Ничего, мне спешить особо некуда, у воды путь долог.
– Слава богу, вы целы! – Перовский коротко кивнул нам, Насрулла ибн Хайдар удостоил той же почести. – А здесь вот, сами видите. Кому-то вы сильно не нравитесь, Захар-бай. Очень сильно.
Корнет коротко и грязно выругался, глядя на проносимых мимо детей. Ну да, скоро стемнеет, по мусульманским традициям хоронить нужно до захода солнца. За воротами шумно распоряжался местный старейшина.
– Кто, узнали? – После короткой приветственной речи спросил я. Собственно, спросил я не хана или губернатора, которые уже вышли, а невысокого пухлого узбека в скромном сером с серебром шелковом халате. Название должности интересное такое – кукелташ. Начальник тайной полиции и контрразведки по-нашему.
– Нет. Винтовки английские, но их может купить любой, у кого есть деньги. Это не военные, а спортивные винтовки, выделки лондонского мастера Самюэля Стаденмайра. Дорогие и очень точные. Их даже не для охоты, а для соревнований в дальней стрельбе покупают. – Ответил мне начальник местной тайной полиции и покачал головой. Человек явно не одобряет произошедшего. И это при том, что руки у него не по локоть, а по плечи в крови. Но таких малых детей здесь не казнят. Даже за воровство сразу руки не рубят – полсотни палок за первое попадание, если выживешь, то отпустят. Другое дело, что мало кто выживает, даже учитывая, что палачи не сильно усердствуют. Потому как после экзекуции отлеживаются в местной тюрьме, на древних циновках, никто за санитарной обработкой ран не следит. Это я точно знаю, так как выхаживал одного пацаненка в Бухаре. Помер бы мелкий воришка, но я его вылечил; теперь у меня в столице ханства есть небольшая шпионская сеть из мелких и горластых боласят. А на пацанов редко кто внимание обращает. Сделал про запас, да и подкармливаю пацанят. Не сильно, но пригоршня меди позволяет им есть пусть просто, но досыта. И не воровать при этом. Правда, разок пришлось укоротить на голову одного чинушу: мать его, попытался наехать на мальцов, здорово избил троих из них. Но это так, к слову.
– И явно нет свидетелей… – Я поглядел на улицу. Перекресток рядышком, причем выходит на торговую площадь, где народу толпилось множество, вид-то отсюда, с этого склона, на наше действо, был прекрасен.
– Откуда? Нет, если бы жители маххалли узнали бы об этом – забили бы убийц, спору нет. Но откуда они знали? – Человек в сером халате пожал плечами. Ну да, впрочем, даже если он что-то знает, то совершенно не факт, что будет со мной делиться. Служба – она и здесь служба. Впрочем, я больше чем уверен, что сарбазы прочешут город частой гребенкой. Но вот в результате не уверен совершенно, работали явно профи высокого класса. Здесь таких мало, патриархальное общество. Голову отрезать могут, а вот сделать это тайно – с трудом.
После еще нескольких фраз я распрощался с местным Мюллером, помахал рукой Ренскому, уезжающему в эскорте губернатора, и оглядел двор, с которого меня пока никто не гнал. Хозяева мертвы, а для соседей я один из власть предержащих, с которым даже сам хан парой фраз обменялся.
Вроде ничего, за исключением обрывков бумажных свертков, здешних патронов. Ну да, скусили и выплюнули. По привычке. Шесть бумажек валяется, никто на них даже внимания не обратил. Здесь не МУР, и не ТуркЧК. Винтовки прибрали, тела погибших унесли, может что еще, а кому эти бумажки нужны? Кроме меня, аккуратно собравшего их в свернутый из чистого бумажного листа кулек. Для человека это не улика, точнее, для здешнего человека. В моем мире уже тянет на приговор, по анализу ДНК. Слюни-то на бумаге остались. Ну а мне… я не стану проводить сложных анализов. Я ведь водяной, в помощницах у меня русалки. Мы уже не люди, а нелюди. И кое-что у нас и от рыб есть. А именно – обоняние. Нюх рыбий настолько тонкий, что против течения за километр чует каплю крови. Ну, и прочее, не хуже. И потому для меня отпечаток запаха с этих огрызков – уже ценнейшее подспорье в поисках. Но один я буду искать долго, очень долго. Рыбы мне тоже не помощники. А вот крысы… этих тварей здесь хватает, они вездесущи, их особо и не гоняют, так как крысы прочищают сливные арычки.