с застрявшим в шее сломанным копьем. Седло на ее спине показано с выделенным выступом передней луки и свешивающимися тремя ремнями, под ним красный чепрак. Наряду с общим схематизмом в этой сцене, безусловно, присутствует захватывающая динамика конного сражения, в котором запечатленная атака уже не первая. Два преломленных копья явно носят символический характер, показывая, с одной стороны, мощь всадника-победителя, с другой — сокрушенную силу противника.
Другой сюжет представляет бой между боспорским тяжеловооруженным всадником и пешим варваром, возможно, тавром. Варвар изображен с определенным этнографическим реализмом без шлема и панциря, с длинными волосами, усами и торчащей бородой. Он одет в кафтан красного цвета, черные штаны и короткие желтые сапожки. Вооружен варвар коротким мечом и ромбовидным щитом, обведенным по краю бурой полосой, скорее всего деревянным или кожаным. Такая форма щита достаточно редка, так как плохо защищает плечи, грудь и бедра. Такой же ромбовидный щит мы видим в изображении трофея на монете царя Аспурга и в серии терракотовых статуэток-гротесков II–III веков. Справа пехотинца атакует всадник с длинным копьем в развевающемся за спиной красном плаще с кистями на концах. На нем конический каркасный шлем и чешуйчатый панцирь с разрезами, надетый поверх кафтана. На ногах этого персонажа узкие красные штаны и белые сапожки. Под воином гнедая лошадь со схематично трактованным седлом округленной формы и уздечкой, с которой свешивается большая черная кисть, возможно, обозначающая высокий социальный ранг изображенного лица.
К тому же времени, что и «Стасовский склеп», относится открытый в 1873 году недалеко от него «расписной склеп». В нем также была обнаружена сцена конного боя. Справа представлен победоносный боспорский всадник, который скачет во весь опор на белой лошади навстречу своему противнику. Грива лошади подстрижена «городками», все детали ее снаряжения — уздечка, поводья и седло — переданы красной краской. Голова длинноволосого всадника защищена решетчатым шлемом конической формы. Места скрепления составляющих его металлических полос показаны тремя рядами черных точек. Защитный доспех боспорца достаточно широк, с коротким рукавом, его контур обозначен волнистой линией. Возможно, таким образом художник пытался передать кольчужный набор. Под ним на всаднике красновато-бурый кафтан с длинным рукавом и узкие штаны того же цвета, заправленные в короткие сапоги. Обеими руками он держит огромную пику с массивным наконечником, длина которой в оригинале, если пропорции в соотношении с высотой фигуры воина выдержаны более или менее верно, составляла не менее 4 метров. Под ногами лошади лежат тела двух убитых врагов.
Слева изображен сраженный насмерть сарматский конный воин, голова которого склонилась на правое плечо, а из рук выпало сломанное копье не меньших размеров, чем у его победителя. Судя по рисунку Ф. И. Гросса (позже часть фигуры была уничтожена грабителями), он одет в длинную подпоясанную в талии рубаху, узкие штаны зеленоватого оттенка и белые сапоги. На голове шлем с нащечниками, подвязанными под подбородком. Ниже сохранилась деталь изображения, которую можно трактовать как стоячий ворот.
Единственной аналогией для рассмотренных батальных сцен в боспорском искусстве является рельеф на обломке надгробия I–II веков из некрополя Нимфея. Он наиболее близок к сюжету поединка всадника с пешим варваром из «Стасовского склепа». На нимфейской стеле изображен мчащийся вправо конный боспорец в развевающемся за плечами коротком плаще. Левой рукой, держащей узду, он поднял коня на дыбы, а правой с дротиком замахнулся на поверженного врага с коротким мечом и щитом. За всадником наполовину видна фигура оруженосца с длинным копьем в руках. Можно упомянуть также реверс медной монеты Рескупорида II. Здесь изображен скачущий вправо всадник с длинным копьем, а под ногами его лошади помещена миниатюрная фигура пораженного, на падающей лошади, но еще сражающегося противника, с головой в яйцевидном шлеме и корпусом, откинутыми назад.
Глава 4Система обороны границ государства
Рубежи обороны
Границы, которые защищали боспорцы, были весьма размытыми в степных районах Крыма и Прикубанья. Основная же территория царства площадью более 2000 квадратных километров и населением около 250 000 человек разделялась на шесть известных нам из надписей военно-административных округов: Царская область (Пантикапей и прилегающие земли), Феодосия с округой, Танаис и земли в дельте Дона, Остров с центром в Фанагории, Горгиппия в Синдике и область аспургиан.
Первой линией обороны боспорских владений могли быть небольшие крепости и сторожевые посты, выдвинутые в горные и степные районы. К их числу на западной границе можно отнести Кутлакскую крепость в 60 километрах к юго-западу от Феодосии{108} и однотипные двухкамерные постройки площадью 110–200 квадратных метров с мощными стенами, располагавшимися в 3,5–5 километрах друг от друга в окрестностях пограничного боспорского городка Баты на восточных рубежах{109}. Второй линией, носившей уже сплошной характер, служили валы предшествующего времени, продолжавшие использоваться в римский период. Страбон сообщает, что боспорский царь Асандр «построил на перешейке… поблизости от Меотиды стену длиной в 360 стадий (около 64 километров. — Авт.) и воздвиг на каждую стадию по 10 башен» (Strab. VII, 4, 6). С учетом имеющихся данных есть основания полагать, что в этот период были обновлены и усилены три древних земляных вала на Керченском полуострове: Арабатский (от берега Азовского моря к западу от Арабатской стрелки до Феодосии) длиной около 25 километров, Узунларский (от Азовского моря до Узунларского озера) — около 32 километров и, возможно, часть Тиритакского вала в северо-восточной части Керченского полуострова. В сумме эти цифры близки к данным, приведенным Страбоном.
Грандиозные фортификационные работы вряд ли были предприняты ранее конца 40-х годов I века до н. э., когда положение Асандра на Боспоре окончательно упрочилось. Масштабы не должны нас смущать. При наличии опытных военных инженеров и организованной рабочей силы в виде нескольких тысяч солдат их возможно было осуществить в достаточно сжатые сроки. Наиболее близким по времени примером, связанным с практикой римской армии, является возведение в 58 году до н. э. 10000 легионерами Цезаря вала высотой 4,8 метра и рва на протяжении 28 километров всего за 18–20 дней, чтобы воспрепятствовать продвижению гельветов в пределы Нарбонской Галлии (Caes. De bello Gall. 1.8). В западной части Боспорского царства подобная задача упрощалась благодаря наличию уже существовавших сооружений и отсутствию спешки в работе. Что касается башен, которыми были усилены валы, то на строительство даже мощной башни затрачивался месячный труд 10–50 человек. Единственная из полностью исследованных башен Узунларского вала выглядит достаточно скромно. Прямоугольная постройка, возведенная на материковой скале, имела размеры 10,4 на 12,8 метра при толщине стен 1,2–1,9 метра, что позволяет реконструировать здесь несколько этажей общей высотой 9-10 метров.
Перед Узунларским валом на протяжении 50–60 километров имелась практически лишенная поселений «мертвая зона», на преодоление которой потенциальный противник должен был затратить не менее одного-двух дней. То же самое было перед римскими пограничными линиями (лимесом), где запрещалось селиться варварам.
В пределах основной территории царства располагались, если позволяли особенности местности, отдельные укрепленные районы, иногда довольно большие по площади. В качестве примера можно указать на район азовского побережья Керченского полуострова и острова, образованные нижним течением Кубани. Дороги и наиболее важные со стратегической точки зрения пункты контролировались хорошо укрепленными крепостями, игравшими одновременно роль опорных пунктов для защиты прилегающей сельской округи. При их возведении, как правило, максимально использовались особенности природного рельефа, прежде всего удобные для обороны холмы и мысы.
Ряд городов, особенно центры военно-административных округов, имели собственную мощную фортификационную систему. Внешний вид крупных крепостей, очевидно, соответствовал изображениям, появляющимся на боспорских монетах с конца I века н. э., где представлены ворота с арочным завершением и фланкирующие их башни из прямоугольных каменных блоков.
Боспорские монеты I–II веков с изображением крепостей
(по П. О. Бурачкову)
Судя по тому, что укрепления вдоль рубежей государства находились не так уж далеко друг от друга, все они были связаны между собой и в конечном счете со столицей световой или дымовой сигнализацией. При вторжении врагов практически в течение суток могли быть мобилизованы значительные военные силы, а подразделения регулярной армии и отдельные гарнизоны вполне были способны оказать необходимую помощь друг другу. В любом случае нападению противостояла глубоко эшелонированная оборона. Так или иначе, «наблюдается любопытное соединение римской идеи стратегической обороны и тактических приемов и конкретных рекомендаций по фортификации, выработанных еще эллинистическим миром»{110}.
Поддержание в постоянной боевой готовности существующих линий укреплений и опорных пунктов было единственно возможным способом обеспечить достаточно эффективную оборону государства без содержания большой постоянной армии.
Крепость Илурат
Илурат, расположенный в 17 километрах к юго-западу от Пантикапея, — прекрасный образец боспорской крепости первых веков нашей эры. Этот археологический памятник в силу исключительной для Боспора сохранности всех элементов оборонительной системы заслуживает особого внимания. Того, кто попадает сюда в первый раз, поражает грандиозность сохранившихся мощных стен и башен. Они высятся на пологом скалистом плато высотой до 45 метров, круто обрывающемся вниз, где протекает небольшой ручей, впадающий в Чурубашское озеро, в древности бывшее морским заливом. Значительный перепад высот скальной поверхности в пределах оборонительных стен, составляющий около 15 метров, не смутил древних строителей. В процессе застройки городской территории они создали несколько искусственных террас высотой от 0,6 до 2 метров. Извлеченный здесь камень использовался для строительства. Оборонительные стены на северо-западе и северо-востоке следуют рельефу местности, а с напольной стороны пересекаются под прямым углом. Максимальная площадь застройки Илурата к середине III века н. э. составила около 3 гектаров.
Сейчас можно говорить о нескольких этапах строительства этой крепости. Из остатков сооружений раннего периода сохранились лишь небольшая башня и примыкающий участок стены толщиной 2,4 метра, вскрытый на протяжении 27 метров на северо-восточном склоне городища. Ранее считалось, что остатки крепостной стены здесь вообще искать бесполезно в силу естественного разрушения скалы. Тем не менее двадцать лет назад башня была случайно обнаружена именно там, где ее когда-то видел первый исследователь Илурата Поль Дюбрюкс (1770–1835) и отметил на плане буквой N. Этот фрагмент крепости I века н. э., от которой не осталось почти ничего, сохранился, можно сказать, чудом. Ведь при любой основательной перестройке более ранние фортификационные сооружения или жилые кварталы, как правило, сносились до скалы, игравшей роль фундамента.
Открытая в последующие годы рядом с башней стена сложена весьма тщательно. Квадры ее внешнего панциря из пиленого известняка, обработанные в «руст» (так называется выступающая на лицевой поверхности центральная часть камня, подтесанного по краям), очень плотно подогнаны друг к другу. Дополнительную прочность кладке придавали связывавшие ее на всю ширину деревянные брусья, для которых предназначались специальные прямоугольные вырубы. Учитывая достаточно высокую сейсмическую активность в этом районе Крыма, такая деталь представляется достаточно продуманной.
Размеры первоначального Илурата нам неизвестны, но скорее всего в основном они соответствовали тому, что мы знаем для более позднего времени. При возведении крепости были использованы выгоды, которые обеспечивало высокое скалистое плато, ограниченное с двух сторон крутыми склонами, переходящими в глубокую балку, создающую естественную линию обороны. Существенным недостатком было отсутствие источников воды на территории, окруженной оборонительными стенами, что в случае осады могло поставить обитателей крепости в крайне тяжелое положение. Единственным выходом было устройство цистерн для дождевой воды, в древности считавшейся даже более здоровой, чем родниковая. На это совершенно определенно указывает Аристотель в своей «Политике»: «Водой и источниками город должен быть снабжен в возможно большем количестве; в противном случае это должно быть возмещено устройством многочисленных и больших цистерн для сохранения дождевой воды, так, чтобы никогда в ней не было недостатка на случай, если бы граждане оказались из-за войны отрезанными от своей территории» (Arist. Pol. VII, 10, 2). В Греции в обязанность городским чиновникам — астиномам — вменялось производить перепись всех находящихся в домах цистерн, список представлять стратегам и следить за тем, чтобы хозяева держали цистерны закрытыми и ни одна не была засорена. Видимо, подобные требования соблюдались и в Илурате. Здесь на дворах многих домов и даже на главной улице обнаружены выдолбленные в твердой материковой скале вместительные пустые цистерны колоколовидной формы объемом от 7 до 10 кубических метров. Правда, целиком удовлетворить потребности населения Илурата в питьевой воде в условиях ведения военных действий они не могли.
Но еще П. Дюбрюкс отмечал: «Под северной угловой башней на тыльном скате почти в основании горы имеется заваленное землей углубление, которое могло бы быть входом в потайной ход, с тем, чтобы защитники нижних укреплений могли бы проходить туда и обратно…»{111}. В. Ф. Гайдукевич также считал, что тут был выход из туннеля, вырубленного в скале, а длинное канавообразное углубление, спускающееся по склону близ северного угла крепости, вполне могло образоваться в результате осадки грунта на линии какого-то разрушившегося подземного хода. Этот провал завершался большой воронкообразной впадиной глубиной 1,5 метра. Наличие такого сооружения именно в этом месте объяснялось расположением неподалеку в ложбине источников воды{112}.
Позднее выход водоносных слоев был отмечен в балке, у подножия скалистого плато. Оставалось предположить, что на месте впадины находился колодец, служивший для жителей Илурата единственным постоянным источником воды в случае затянувшейся осады. И действительно в 2,5 метра от современной поверхности была обнаружена массивная кладка потайного колодца с почти квадратным устьем —1,85 на 1,8 метра. По мере выборки заполнения открывались один за другим тщательно подогнанные по высоте квадры известняка, сложенные на известковом растворе с примесью песка. Несомненно, существовал и какой-то механизм для подъема воды наверх.
При значительных своих размерах колодец должен был обеспечивать достаточно эффективную систему сбора воды, поступавшей по водоносным пластам. По крайней мере, когда его заполнение было выбрано на глубину около восьми метров, в нем появилась чистая вода. Со дна колодца извлекли остатки каменной конструкции, перекрывавшей его устье.
Подземный ход длиной около 40 метров имел весьма простую конструкцию. Он представлял собой траншею, стенки которой укрепили каменными кладками, а в качестве перекрытия использовали огромные известняковые плиты. Ширина подземного хода — 1,4 метра, тогда как найденные в заполнении три каменные плиты от упавшего перекрытия имели длину 1,05-1,1 метра, то есть они должны были покоиться хотя бы на двух-трех уступах с каждой стороны. Учитывая местоположение и размеры этого подземного хода, где с трудом могли разойтись два человека, можно предполагать, что он был не единственным в системе водоснабжения крепости.
О том, к какому времени относится возведение раннего Илурата и связанных с ним сооружений, можно говорить лишь предположительно. Самые ранние образцы краснолаковой керамики и амфор на городище и в некрополе можно датировать первыми десятилетиями I века н. э.; они не могли попасть в культурный слой позднее середины этого столетия. Немногочисленный нумизматический материал в качестве возможной точки отсчета дает 37/38 годы н. э. Во всяком случае, первоначальная крепость, видимо, просуществовала недолго, около полувека, и подверглась разрушению где-то на рубеже 80-90-х годов I века н. э.
Илурат обрел свой классический, открытый раскопками облик только во II веке. Восстановление крепости, судя по монетным находкам и фрагментированной строительной надписи (КВН № 966) на тонкой мраморной доске, когда-то вделанной в оборонительную стену, относится ко времени правления царя Риметалка. При этом нижние ряды кладки ранней, северо-восточной оборонительной стены надстраиваются в совершенно другой технике из слегка обработанных крупных блоков дикарного известняка. Заново возводятся северо-западная, юго-западная и юго-восточная линии обороны. Помимо грубо обработанных камней в ход шел любой оказавшийся под рукой строительный материал: антропоморфные надгробия, архитектурные детали и даже каменные кормушки. Сейчас наибольшая сохранившаяся высота стен составляет около 3 метров, но когда-то они были по крайней мере на пять метров выше. Об этом мы можем судить по основанию лестницы, которая вела на боевой марш юго-западной стены. Учитывая угол, под которым расположены пять сохранившихся ступеней, нетрудно вычислить до какого уровня они поднимались.
Прямоугольные башни, имевшие внутренние помещения, были многоэтажными. Самой мощная из них находилась на южном углу крепости. В ней полностью сохранился дверной проем входа в помещение первого этажа. Известна его высота: как показывает выявленный в стене паз для балки перекрытия, она составляла 2,6 метра. Всего же входов было не менее пяти. На верхних площадках башен, по-видимому, стояли камнеметные орудия, о чем свидетельствует находка известнякового ядра диаметром 20 сантиметров и весом около 3 килограммов без следов сколов, как это было бы в том случае, если бы его выпустили по крепости. Метательные машины, в которых использовались такие ядра, состояли из горизонтальной станины, направляющего желоба и вертикальной рамы с двумя пучками упругих канатов. Закрепленные в них рычаги стягивались тетивой из скрученных кишок, протянутой через ползун. Для производства выстрела при помощи натяжного ворота ползун с вложенным в желоб ядром оттягивался назад. Затем спусковое приспособление освобождало его, и снаряд резко выбрасывался вперед. Для обслуживания такого механизма требовалось не менее четырех человек. Как показали эксперименты, дальность выстрела из него для каменного ядра могла достигать 350 метров, а для массивной стрелы более 500 метров. Для искусного наводчика ничего не стоило попасть в человека на расстоянии в сто шагов или в более объемную цель на вдвое большем расстоянии{113}. При этом можно вспомнить, что еще в период наполеоновских войн поразить из мушкета на дистанции в сто шагов отдельно стоящего человека считалось практически невозможным.
Не стоит думать, что использование подобных метательных орудий было делом давно минувших времен. Мощность их была так велика, что еще в XVIII веке звучали предложения вернуться к использованию этой «артиллерии» вместо огнестрельных орудий. Даже в период Первой мировой войны 1914–1918 годов в германской армии предпринимались серьезные попытки применить в военных целях разработки по реконструкции античных метательных машин. В последний раз в военной практике, правда, с применением вместо волосяных канатов гибких стальных полос, они использовались, из-за недостатка артиллерии, участниками Варшавского восстания 1944 года.
Потенциальные противники илуратцев — поздние скифы — в этот период тоже обладали соответствующим набором военной техники, в том числе и осадной. Определенный интерес представляет изображение на штукатурке колесного тарана с покатой крышей, датируемое II веком н. э., обнаруженное при раскопках в их столице Неаполе. Главной ударной силой этого орудия была мощная балка с наконечником из кованого железа. Обычно она подвешивалась на цепях к другой балке, закрепленной упорами. Иосиф Флавий в «Иудейской войне» описывает действие тарана следующим образом: «Множество людей оттягивают его назад, а затем все разом налегают на него, толкая вперед, так что он ударяет в стены своим железным концом. И нет такой мощной башни и толстой стены, которая, хотя бы и выдержала первые удары, могла противостоять долго» (Jos. Fl. Bell. Jud. III, 215). Судя по следам выявленного рядом с южной башней пролома в оборонительной стене, защитникам Илурата пришлось на практике познакомиться с подобной стенобитной машиной.
Несомненно, этот неудачный опыт был учтен при основательной реконструкции крепости в последней четверти II века н. э., когда царь Савромат II предпринял энергичные меры по укреплению обороны государства. В этот период и происходит коренная перестройка всего Илурата. Толщина юго-западной стены и куртин между башней IV и юго-восточными воротами достигает в основании 8,2 метра — здесь с внешней стороны был пристроен наклонный, под углом 85 градусов, противотаранный пояс из огромных уплощенных плит дикарного известняка. Пространство между ними и основной стеной было заполнено плотно утрамбованным щебнем и известковой крошкой. На куртинах юго-восточной стены, от ворот до башни I, противотаранный пояс пристраивается непосредственно к первоначальным оборонительным сооружениям (общая толщина 6,4 метра). Дополнительный панцирь получила и северо-западная стена; ее толщина достигла 3,15 метра. Помимо этого юго-западная сторона обороны была усилена за счет широкого рва глубиной 1,5 метра, выдолбленного в скале и заполнявшегося дождевой водой. Здесь же находились единственные сохранившиеся ворота, перед которыми при сооружении рва была оставлена перемычка. Они представляли собой камеру-шлюз длиной 10,2 метра и шириной около 4 метров. С внешней стороны их фланкировали не башни, а пилоны, выступавшие за линию стены на 2 метра, что заставляет предполагать наличие надвратной башни. Внутренние створки ворот запирались бревном-засовом, для которого предназначался специальный четырехугольный желоб. Таким образом, даже если осаждавшим удалось бы преодолеть внешние ворота, они оказались бы в ловушке и подверглись истреблению.
Оборонительные сооружения, восстановленные в середине II века н. э., были возведены одновременно с жилыми кварталами в короткие сроки, по единому плану, поэтому многие дома примыкали непосредственно к оборонительным стенам. Таким образом, в случае военной опасности часть воинов могла быстро попасть в башню или подняться на стену прямо со двора собственного дома. Основой регулярной планировки города были две главные улицы, пересекающиеся под прямым углом и выходящие к воротам, подобно cardo maximus и cardo decumanus римского лагеря.
Ряд наблюдений позволяет говорить о том, что основную массу жителей Илурата составляли выходцы из соседних варварских племен, размещенные здесь на правах военных поселенцев. При общей численности населения крепости 800–900 человек они могли выставить не менее 140–150 воинов. Наиболее состоятельные из них участвовали в военных действиях в качестве катафрактариев, изображение одного из которых сохранилось на куске штукатурки красного цвета.
Заключительным этапом в развитии фортификационной системы Илурата стало возведение полосы жилой застройки на склоне за пределами северо-западной оборонительной стены, приблизительно в 30 метрах от нее. С узкими проходами между домами она создавала дополнительное препятствие на пути врага и была своего рода передовым укреплением; отсюда в случае серьезной опасности можно было через калитку в крепостной стене отступить на территорию крепости. С одной стороны, таким образом, видимо, пытались решить проблему дефицита свободной площади под строительство на основной территории крепости, с другой — устраняли возможность для нападавших сосредоточить свои силы на имеющейся здесь террасе для штурма относительно слабого участка обороны. Строительные работы на этом склоне, где вплоть до начала III века ссыпали золу и бытовые отходы, судя по находкам монет, производились не ранее времени правления царя Ининфимея (234–238), когда на Боспоре вообще велись значительные фортификационные работы.
Несомненно, это было связано с подготовкой к отражению новых варварских нападений, но не они предопределили дальнейшую судьбу Илурата. Вмешался природный фактор: в середине III века многие города и поселения Европейского Боспора пострадали от разрушительного землетрясения. Даже если стены и башни Илурата хотя бы частично пострадали в результате подземных толчков, восстановить их в условиях нестабильной обстановки и финансовых затруднений в государстве вряд ли представлялось возможным. Это объясняет, почему нормальная жизнь в крепости протекала только до середины III века. Уже в первые годы раскопок анализ вещевых находок в илуратских домах показал, что с начала второй половины этого столетия Илурат перестал быть тем, чем он был до этого, — важным опорным пунктом на западных подступах к столице Боспора.
Это не значит, что жизнь в городе полностью замерла. В нем продолжало обитать рядовое население. Но здесь уже не было той командной верхушки, которая играла руководящую роль в Илурате в период его функционирования в качестве важного звена оборонительной системы Боспорского царства. Богатые большие дома центральных кварталов в завершающий период существования Илурата были уже покинуты их бывшими владельцами. Пришедшие в плохое состояние, лишенные своего внутреннего убранства и обстановки, они использовались рядовыми горожанами, продолжавшими жить здесь на свой страх и риск в то неспокойное время. Но когда военно-политическая ситуация на Боспоре в связи с походами готов и других германских племен внезапно обострилась, последние обитатели полуразрушенной крепости не стали защищать ее и покинули свои дома в спешном порядке.
О времени, когда погиб Илурат, мы знаем благодаря кладу монет, найденному случайно в центре города, на уже раскопанном участке. Монеты, 66 статеров прекрасной сохранности, сохранили форму истлевшего мешочка, который владелец второпях засунул под каменную плиту в помещении для содержания скота. Они относятся к периоду с 242 до 267 год. Поскольку в последующие семь лет в монетном деле Боспора наблюдается перерыв, клад мог быть сокрыт именно в эти годы. Судя по отдельным находкам, кто-то из прежних обитателей Илурата еще возвращался на родное пепелище и даже жил здесь, но оборонительные сооружения так и остались лежать в руинах.
Крепости Азиатского Боспора
На восточном берегу Керченского пролива, где отсутствует высококачественный строительный камень, для возведения фортификационных сооружений часто использовались конструкции из сырцового кирпича с использованием деревянных балок. Характерным примером в этом отношении являются крепости, входившие в созданную при Асандре систему обороны Фанталовского полуострова: Патрей, «Батарейка I», у поселка Красноармейское и др.{114}
На первом этапе строительства этих укреплений с помощью рва намечались их будущие границы. Добытый таким образом грунт шел на сооружение вала, достигавшего высоты 3 метра при ширине основания до 10 метров. Второй этап был связан с возведением башен на специальных фундаментах из рваного камня. Кладка башен состояла из сырцовых кирпичей на глинистом растворе с равными им по толщине деревянными брусьями, уложенными вдоль и поперек в целях повышения прочности всего сооружения. На третьем этапе по той же схеме строились куртины — оборонительные стены между башнями. Наконец, в ходе дальнейших работ к башням и куртинам с внутренней стороны пристраивались глиняные платформы шириной 8–9 метров, усиленные кладками из сырцового кирпича и бутового камня. Нетрудно представить, насколько это должно было затруднить действие вражеских таранов или подведение осадных подкопов. Башни с толщиной стен до 3 метров имели не менее трех этажей высотой 3–5 метров каждый и, как и куртины, в большинстве случаев были снабжены кровлями. Об этом свидетельствуют использовавшиеся для их утепления пласты морской травы — камки, обнаруженные у их подножия. Конструкция крепостных ворот известна пока только по раскопкам Патрея. Как в Илурате, они имели с внешней стороны пилоны и, видимо, перекрывались арочным полуциркульным сводом надвратной башни. Не исключено, что для защиты проема ворот помимо створок, запиравшихся деревянной балкой, дополнительно применялась падающая решетка-катаракта.
Крепости Фанталовского полуострова просуществовали около 150 лет и погибли в пламени пожаров в начале II века н. э., когда при царе Савромате I вновь обострились отношения с варварами. Результаты раскопок говорят о том, что связанные с этим события развивались стремительно. Оставленные гарнизонами крепости были подожжены вместе с хранившимися в них запасами зерна и масла и затем целенаправленно разрушены с помощью стенобитных машин. В дальнейшем оборонительная система Фанталовского полуострова так и не возродилась. Зато все большее внимание стало уделяться укреплению таких крупных стратегических пунктов на границах Боспорского царства, как Танаис и Горгиппия.