Но деваться некуда. Если надо, будем собирать!
У входа стоял мужик. Широкий, как дверной косяк. Плотный, с руками, будто сделанными из дуба. Лоб закопчён до чёрного блеска, правая рука — без мизинца. Одетый поверх рубахи в кожаный фартук. Он глянул на меня исподлобья. Не сказал ни слова, ожидая, что я заговорю первым.
— Я — Максим. Мы знакомы, но проклятый татарин, прежде чем помереть, отшиб мне память.
— Я знаю, — мрачно ответил кузнец и перекрестился. — И еще знаю, что сказал шаман.
Я вздохнул.
— Он был неправ, так сказал отец Игнатий, и Ермак с ним согласился. Как тебя зовут?
— Макар, — ответил человек после паузы. Затем важно добавил:
— Я — главный кузнец.
— Мне нужна помощь. Хочу сделать самострел. Особый. Мощный. С железом нужно поработать… Небеса дали мне знание.
Он помолчал. Затем исподлобья взглянул на меня.
— Помощь, значит… А чего это ты сам не сделаешь?
— Могу и сам. Но кузни и инструментов у меня нет.
Макар пожал плечами.
— Если нет, значит, они тебе не нужны. Без тебя мы здесь обходились, и дальше обойдемся.
— Если не будешь помогать, скажу об этом Ермаку, — разозлился я. — Отец Тихомолв сказал, что моя душа чиста. Не думаю, что Ермаку понравится, если кто-то решит, что отряду не нужно более мощное оружие.
Макар недовольно прищурился и снова окинул меня взглядом. Через несколько секунд он развернулся, и, не говоря ни слова, пошёл внутрь. Я направился за ним.
Внутри было темно и жарко. Горн пылал, как пасть дракона. У наковальни стоял парень лет двадцати — худой, в золе по локоть. Чуть поодаль возился совсем ещё мальчишка, лет четырнадцати.
— Фома Заря и Гриша Малый, — буркнул Макар.
Затем бросил:
— Работать будем. Готовьте место.
Мы начали с плеч арбалета. Я объяснил, что нужен пружинистый металл, не тяжёлый, но упругий. В большом количестве нашлись обломки лезвий ножей, сабель, другого оружия. Они подходили наверняка больше, чем то железо, которое здесь где-то добывали.
Я сам взялся за перековку. Макар сначала хмыкнул, но молча стал смотреть. Под его взглядом работать было непросто, но привычка брала верх.
После того, как я отковал дугу, на металле остались острые заусенцы и неровности, поэтому я прошёлся напильником, сгладил кромки. Затем перешел к остальным металлическим частям.
Работал с удовольствием, руки будто сами знали, что делать. Молодые, сильные, они выполняли работу удивительно быстро.
Но на натяжной механизм — «козью ногу» — все-таки ушла уйма времени и сил. Есть было некогда, но голода я не чувствовал. Сделав, попробовал: работает, и работает отлично. Тетиву натянет!
Когда всё было готово, Макар протянул мне моток толстой тетивы. Лосиные сухожилия.
— Бери, — сказал он, глядя в сторону. — Лучше не найдёшь.
Однако! Наверное, понравилась ему моя работа. Сменил гнев на милость. Надо было с самого начала не выпендриваться! Ну да ладно, чего теперь говорить. Буду выше мелочей.
— Спасибо, — ответил я.
Очень хорошо, что вопрос тетивы разрешился сам собой. Она штука несложная, ее особо и не улучшишь, а с кожей и сухожилиями у Ермака должны уметь работать.
Так и оказалось. Тетива стала просто идеально.
Арбалет готов. Тяжелый, мощный, брутальный. Сделанный без отдыха, на одном душевном порыве. Мощность натяжения у него где-то килограмм в двести. Вес — не больше, чем у ручной пищали.
Теперь наконечники для стрел. Но с ними намного проще. На металл подойдут даже старые гвозди. Мы отковали десяток трехгранных наконечников.
Вечер был уже был не за горами, и я с самострелом (решил не оставлять в кузнице, когда вещь с собой, она целее будет), вернулся к Дементию. Ух и разгорелись у него глаза!
— Стрелы тебе сообразим царские, — пообещал он.
Древки мы сделали из берёзы, короткие, сантиметров двадцать пять. Оперение, посовещавшись, всё же решили сделать — так точнее полетят. Дементий принес пучок бересты, кожу, звериные сухожилия и клей из рыбьих пузырей. Я нарезал, отмочил, выгнул. Разумеется, никогда с такими материалами не работал, ну да ничего! Затем осторожно подсушили над печкой. Работалось быстро.
Каждый болт я проверил, как как патрон. Вес, длину, баланс. Все просто идеально!
— Договор помнишь — я тебе помогаю, но такой самострел ты мне делаешь? — сказал Дементий. — Не прям сейчас, но ты это дело не откладывай.
— Конечно! — пообещал я.
Затем я пришел с полностью готовым к стрельбе оружием к Макару. Посмотрим, что скажет.
— А ты умеешь работать, — сдержано похвалил он. — Не зря дыму на тебя перевёл. И стрелы хорошие. Лапоть делал?
— Спасибо, — сказал я. — Кое-какие — он, другие — я.
Кажется, Макар ко мне уже потихоньку начал привыкать. А его подмастерья восхищенных глаз с самострела вообще не спускали. Поняли ребята, что это устройство — не чета тем, которые сейчас у казаков.
Попросить пострелять, правда, пока что боялись.
Ничего, если будут такие самострелы нужны отряду, успеете, сказал я про себя.
Сказал, и подумал — а действительно, сильно ли они пригодятся в этих условиях?
Конкурент самострелу здесь — пищаль. Но, когда я их тут впервые увидел, меня, признаюсь, одновременно охватили и уважение, и раздражение. Простые, как бревно, тяжёлые, как… тоже как бревно. С примитивным фитильным замком, порох сыплют прямо в ствол, пыжом затыкают, как пробкой. Выстрел громкий, злой, с облаком дыма, сразу выдающим расположение стрелка.
Пищаль бьёт дальше и мощнее — да, не спорю. Прицельно — метров на сто пятьдесят. Мощный самострел точно попадет где-то на сто двадцать. Но из самострела стрелок может выстрелить с укрытия, по-тихому, не демаскируя себя дымом и грохотом. А после выстрела из пищали в любом случае жди ответ. И точность у арбалета на его дистанции будет повыше.
Самострел я могу перезарядить за тридцать, сорок секунд, особенно с «козьей ногой». Пищаль — в лучшем случае за минуту: насыпь порох, пулю, пыж, подожги фитиль. И попробуй это сделать на бегу или под стрелами!
И еще, о чем не все знают, после выстрела в стволе могут остаться искры — несгоревшие пороховые крупицы, горячие частички углей, тлеющие волокна пыжа или пакли. И они могут прекрасно взорвать порох при перезарядке. На этот случай после каждого выстрела следует прочищать ствол шомполом с влажной паклей… но это еще одна головная боль, и еще одна задержка при стрельбе.
А самострелу всё равно: дождь, снег, туман, искры. Главное — чтоб тетива не раскисла. А пищаль… да что там, сырой фитиль — и ты труп. Осечка, или еще что похуже, вроде затяжного выстрела. В сырости стрельба превращается чуть ли не в лотерею.
На короткой дистанции я из самострела попаду в мишень, как ножом в полено. Пищаль бьёт сильнее — да, но точно и надежно стрелять можно только стоя, с упора, желательно с треногой. Самострел стреляет из-за укрытия, с колена, лежа, да как угодно, хоть стоя на голове.
Самострел — это тетива, плечи и ложа. Всё легко можно починить, заменить. А пищаль? Сломался замок, повредило ствол — и большая беда.
Я сделал свой самострел не для красоты. Он тяжёлый, с широкими плечами, тетива из лосиных сухожилий — здесь это, наверное, лучший вариант из всех. С «козьей ногой» любой может натянуть его без особых усилий. Спуск надёжный, из толстого железа.
Он в первую очередь подойдет разведчикам и охотникам. Им не нужно громыхать. Им надо молча убить и уйти. А пищали пусть будут у тех, кто в строю, на стене, в крепости.
И самое главное, чуть не забыл! Я пока что всего не знаю, но уверен, что пороха у Ермака не так уж и много (хотя бы потому, что его вообще много не бывает). Его, конечно, привозят с Москвы или с городов поближе, но достаточно ли? А стрелы делать проще. Залежи руды здесь наверняка имеются, только разрабатывай. Дерева, бересты, клея и прочего — тоже завались.
Теперь надо пойти испытать самострел в лесу. Надеюсь, там обойдется без приключений, хотя стычки с татарами происходят постоянно.
Глава 4
Я вышел за ворота. Стража меня не остановила — я махнул мешком и сказал, что иду «проверять инструмент». Враньё — но вежливое. Особого дела до меня охране нет. Да и не выглядит мой мешок как что-то опасное. И вообще, оружие у меня хоть и отняли, но делать мне его никто не запрещал!
Лес начинался далековато, за огородами и рядами старых пней. Сначала молодняк, местами берёзы, местами кусты, а потом деревья становятся больше. Я шёл минут десять, пока не увидел сухую поляну, на ней свалившееся дерево и подходящий валежник. Случайных прохожих вроде не видать.
Развязав мешок, я осторожно достал арбалет и снова полюбовался на него. Тяжёлый, крепкий, с тускло поблескивающими железными деталями. Брутальный инструмент, что и говорить. Не сентиментальная вещица.
Я положил самострел на упавший ствол дерева, и рядом — кожаный мешочек с болтами. Они тоже по-своему красивые: короткие, берёзовые, с трёхгранными наконечниками, с оперением из бересты.
Первую мишень я соорудил просто: на пень водрузил толстую доску, которую принес с собой. Вторая — большой плотный пучок травы, связанный, как туловище человека. А третья — старая, засаленная шкура. Хочу проверить, как поведет себя стрела при встрече с разным материалом. Отмерил шагами расстояние — шестьдесят метров. Хотя мог бы и не шагать, я в состоянии измерить и глазом. Но захотелось!
Натянул тетиву с помощью «козьей ноги» — всё работало чётко. Зацепил. Навёлся. Выстрел.
Болт ушёл со щелчком — негромким, но мощным. Тот самый короткий хлёсткий звук, от которого внутри становится спокойно. Всё сработало! Доску прошило насквозь, с глухим треском. Кончик с обратной стороны далеко торчал! Не вся стрела вышла, но почти половина. Древко не сломалось и не погнулось. Значит, скорее всего, использовать можно повторно.
По другой мишени (большому утоптанному пучку травы), самострел тоже проявил себя отлично. Болт вошёл глубоко, хотя и не насквозь. Выяснилось, что наконечник пробил сноп до середины. Но этого хватит, чтобы поразить человека в одежде.