Сидорка остановился. Еще раз окинул его взглядом. Чуть помедлил. Подумал. И что-то для себя решив, произнес:
– Не отставай. Ежели я или кто из наших узнает, что шалишь – голову оторвем.
– Тык я со всем старанием.
– Делом докажешь. Хозяин наш сказывает – слова – это просто слова. Истинная молитва – она делом.
Произнес и пошел дальше.
– А как у вас тут? Кормят добре?
– Не жалуюсь.
– Обижают?
– Токмо за дело.
– А когда покормят?
– Ты еще и палец о палец не ударил. Куда спешишь?
В этот момент живот Ивашки вновь предательски заурчал, причем очень громко. Сидорка не оборачиваясь хмыкнул и добавил:
– Покормят. Коли Игнат решит тебя взять, то со всеми и пойдешь на трапезу.
– К тем котлам?
– Нет. Там кухня. Туда чужим нельзя. Петр еще по-доброму с тобой обошелся. Мог и в шею прогнать, и в зубы дать. Там еду готовят. Потом в трапезную несут, и мы все по распорядку ходим туда на прием пищи.
– А что же, сами не готовите?
– Зачем? Мы своим делом занимаемся. Повара – своим. Если плотник будет еще и с варевом играться, то что он успеет?
Ивашка шел следом за Сидоркой и засыпал того тысячей вопросов. Словно ребенок малый отца. А тот отвечал. Поначалу неохотно. Но потихоньку втягивался. Ему понравилось рассказывать о том, как в вотчине живут. Тем более перед слушателем, который вон как рот разевал да всему радовался и живо интересовался даже, казалось бы, малозначительными вещами.
Глава 5
1555 год, 21 октября, Тула
Вернувшись в Тулу и занявшись делами Андрей очень быстро столкнулся со все нарастающим саботажем. В целом люди были вроде бы не против. Но только он отворачивался – и что-то обязательно происходило.
Поначалу молодой воевода думал, что это просто совпадения. Но чем дальше, тем сильнее убеждался – против него кто-то ведет организованную подрывную деятельность. И вот, в полной мере убедившись в этом, он решил собрать всех ключевых жителей города, благо, еще небольшого, чтобы донести до них царевы указы. Те самые, которые специально возил в Москву, предполагая такой сценарий развития событий.
Собрались значит.
Глашатай начал зачитывать выдержки, но практически сразу что-то пошло не так. С мест начались выкрики. Причем явно провокационные, а то и унизительные. Что, дескать, врет все Андрей и это не царевы указы, а его выдумки. Ну и так, по мелочи. Даже свист изредка доносился.
– Тихо! – рявкнул в рупор Андрей.
Толпа замолчала. Но ненадолго.
– Я не вижу, кто шалит. – громко и отчетливо произнес он. – Но вы – видите. И знайте – если мы не выполним указов Царя, приговоренных Думой, то нам всем отвечать. Государь ослушников по головке гладить не станет. Особенно таких, что насмехаются над его волей.
– Ты ври, да… – выкрикнул кто-то с места, но закончить не смог – ему кто-то ударил или в зубы, или в живот, прерывая. Это спровоцировало мелкий дебош на местах, потому что у крикуна была группа поддержки, которая его прикрывала. Но сильно дебошир не шумел, скорее рычал на других и отходил, стремясь как можно скорее уйти из толпы. Ведь воевода его заметил и уже кивнул кому-то из своих людей, чтобы крикуна взяли.
Но не успел этот эпизод закончиться, как произошел другой. Новый выкрик мерзкого характера с другой стороны толпы. В этот раз он вполне удачно завершился. Однако все одно – спровоцировал ругань на местах. Из-за чего дебошира стало видно.
Еще один.
Еще.
Толпа норовила закипеть, и вся встреча перерасти в драку или, во всяком случае, потасовку.
И тут в дело вступил отец Афанасий.
Он со своими людьми прокричал вопрос о том, как люди воеводы живут в вотчине без церковного окормления.
– Так стены как возведу, так и за часовенку возьмусь, – охотно ответил Андрей. – А то ведь татары пожгут. А божье место негоже на такое поругание отдавать.
– А ранее как им быть? Ведь без причастия живут!
– Так присылай отче того, кого считаешь нужным. Его примут и обогреют.
И завертелось.
Агафон, Спиридон, Данила, Кондрат и прочие сторонники Андрея начали задавать вопросы. Вроде бы острые, но вполне конструктивные и интересные. Через что вернули интерес толпы к этому делу. Все-таки большинство понимали, что указы Царские. А уж кто и как их продавил – дело десятое. Ибо отказ их выполнять может закончится катастрофой. Вплоть до разгона полка и испомещения на этих землях других, более сговорчивых помещиков. Например, с Новгорода или Твери. А их самих при самом лучшем раскладе отправят под Казань или еще в каком-нибудь матерном направлении…
– Спасибо тебе, отче, – вполне искренне поблагодарил воевода городского священника, когда собрание закончилось.
– За что?
– Что волнения помог успокоить.
– Разве это волнения? – горько усмехнулся он. – Нет, сын мой, это не волнения. Это злодейство настоящее, что против Государя нашего и Церкви праотеческой идет. И я не имел права остаться в стороне.
– А церкви как это касается?
– Так вся власть от Бога. Ежели они против Государя выступают, то и значит, супротив Церкви идут.
– Мнится мне, что они не против Государя, а против меня.
– Тебя сюда кто поставил?
– Государь.
– Вот! А значит идти против тебя – идти против его воли. Да и Всевышний тебе явно благоволит. Тут как не поверни – все супротив них.
Андрей понятливо кивнул и, еще раз поблагодарив священника, пошел по своим делам. Сам же для себя помянув всю причудливость «симфонии[4]» и ее выверты.
Формула «Вся власть от Бога» казалась с одной стороны очень логичной, но с другой стороны, если крепко задуматься, пугала. Андрей ведь помнил о том, что в XX веке был такой «славный малый» – Адольф свет Алоизыч, между прочим – законно избранный Рейхсканцлер Германской республики. И у молодого воеводы как-то язык не поворачивался применить к нему эту формулу. Ибо если ТА власть была от Бога, то…
А уж сколько бед эта формула той же Византии принесла – не пересказать. Утрируя можно даже заявлять, что «симфония» стала одной из ключевых причин краха в целом довольно жизнеспособного политического образования Восточной Римской Империи. Просто из-за того, что внутренние потрясения, вызванные бесконечной чередой бунтов, дворцовых переворотов и прочих активных форм борьбы за власть, смогли компенсировать все то позитивное и созидательное, что было заложено в фундамент этой державы.
По сути даже османское завоевание Византии было связано не с военными их успехами, а с переходом византийской аристократии на сторону осман. А потом и духовенства. То есть, эпоха Палеологов завершилась крахом Империи не под ударами внешних врагов, а из-за острой идеологической дисфункции.
Андрей это знал. Хорошо знал. Имея перед глазами и катастрофу VII века, когда православные иерархи перебежали на сторону арабов в Египте, Палестине и Сирии. И катастрофу XV века. И многое иное. И везде, где церковь держалась «симфонии», творились совершенно чудовищные политические непотребства. Остальные тоже не без греха и идеализировать их не стоит. Но «симфония» без всякого сомнения усиливала и распаляла бедственное положение до крайности…
Посему и выходило, что иной бы на месте Андрея обрадовался, получив такую серьезную и своевременную поддержку. Иной, но не Андрей. Ибо молодой воевода ничуть не обольстился этим обстоятельством. Он прекрасно понимал – достаточно ему только оступиться, только навлечь на себя гнев Царя, чтобы тот же отец Афанасий выступил уже против. Ведь вся власть от Бога. И если ты ее потерял, то это явный признак того, что Бог от тебя отвернулся. И церкви не по пути с теми, кто впал в грех и потерял поддержку небес…
Выйдя из церкви Андрей сел на своего коня и вместе с сопровождением куда-то удалился.
– Не доверяет он нам, – тихо произнес, вышедший из коморки неприметный священник.
– Он никому не доверяет, – ответил отец Афанасий, провожая Андрея взглядом с добродушной улыбкой на лице. Он стоял в дверях церкви и хорошо наблюдался со стороны, а потому поддерживал нужный образ.
– Как можно жить, не доверяя никому?
– Ты его историю разве не знаешь?
– Его?
– Князья Ярославичи крест целовали на то, что не причинят Всеславу вреда, приглашая на переговоры. Но только он явился – взяли его в полон и бросили в поруб. Крестное целование преступили![5]
– Грех это великий, – безразличным тоном прокомментировал собеседник. – Но разве из-за этого следует не доверять никому?
– Один из тех Ярославичей – предок Государя нашего.
– К чему ты клонишь? – прищурился собеседник.
Отец Афанасий скосился на своего визави с едва заметной едкой улыбкой.
– Ты думаешь, что он… – мотнул тот головой.
– Ты думаешь, такое прощают?
– Но Государь – далекий потомок.
– Кровь от крови. Впрочем, до этого еще далеко. Но уже сейчас видно, куда Всеслав клонит.
– Государю он полезен. И если Всеслав не начнет первым, то…
– То это сделают за него. Людей, что считают его выскочкой – множество. Не все верят в то, что имеют дело с древним князем-чародеем. И они охотно вынудят Государя.
– Но ты этому чародею помогаешь. Почему?
– Всевышний вернул его на грешную землю. В этом нет никаких сомнений. Иначе бы он крестных знамений не творил, в церковь зайти не мог и святой воды чурался. А значит у него, – скосился отец Афанасий глазами наверх, – есть какие-то планы на князя.
– Он служит Государю. Верно служит. Но…
– И будет верно служить. – перебил его отец Афанасий.
– Но тогда я тебя не понимаю. Почему ты считаешь, что он постарается отомстить?
– Он – князь-чародей. Он умеет находить пути, неведомые многим.
– Но разве Всевышний не порицает чародейство?
– Но разве Андрей его использует? Ему хватает ума и знаний. Вполне хватает. Разве ты не ведаешь о том, как жители Киева его освободили из полона? Очень хитро и ловко вышло. Уверен – он и тут что-то такое затевает. Хотя иной раз мне становится боязно, что князь сорвется. Но видно крепкие обеты давал. Как он держится – не представляю.