«Беркут» был создан, как спецподразделение – отряд милиции особого назначения. То есть, спасать заложников, обезвреживать террористов, «брать» особо опасных вооруженных бандитов. Но в областном центре отродясь не было террористов, никогда никто не захватывал заложников, да и с особо опасными вооруженными бандитами, если такие изредка попадались, отлично справлялись обычные опера уголовного розыска.
Золотое тогда еще было время…
Поэтому милицейское начальство резонно решило, что просто содержать на балансе области толпу здоровенных бойцов, которые только жрут и тренируются, но нигде не применяют свои умения, как-то не очень рентабельно. И решило привлекать омоновцев к патрулированию города. Как простых ППС-ников.
Омоновцы обиделись. Они-то считали себя профессионалами с большой буквы, а тут им эту букву нарисовали. И оказалось, что их должность на самом деле начинается на букву «Г». И их служба будет теперь идти на букву «Х». Но не хорошо…
Поэтому «Беркут» не придумал ничего лучше, как… объявить забастовку. То есть, бойцы приезжали на базу, переодевались, получали оружие и… никуда не выезжали. Сидели в казармах.
На второй день начальство вскипело. И днепропетровскому «Беркуту» грозили серьезные неприятности, из которых самой безобидной была перспектива увольнения из органов с волчьим билетом. Парни поняли, что переборщили. Но отступать было уже нельзя – гордость, честь и все такое. Ну и дурость, конечно. Из ситуации, в которую они вляпались, нужно было как-то выбираться. Но как?
И тут вспомнили про шустрого репортера…
Ему даже не стали звонить. Мобильных тогда еще практически не было, а пейджер – штука ненадежная. Да и звонок по телефону могли перехватить – наверняка база была на особом контроле. Поэтому к Нему просто на телестудию приехал УАЗик с двумя бойцами. Которые и рассказали Ему о том, что произошло. И Он согласился помочь.
В принципе, тот репортаж на 40 секунд ничего такого особенного не рассказал. Ну, в кадре какие-то омоновцы в масках, закрывающих лицо. Ну, репортер тут же в кадре рассказал о том, что сотрудники «Беркута» отказались выходить на службу. Но для тихого спокойного Днепропетровска, где местная милиция всегда старалась не выносить сор из избы, такой репортаж, да еще показанный в прямом эфире, был, как внезапно взорвавшаяся бомба.
Ядерная.
На следующий день не только вся городская и областная милиция стояла на ушах – на телестудию приехали разбираться люди из областного КГБ! А это было уже очень серьезно. Никто не мог понять – как журналист проник на базу ОМОНа, как он снял свой репортаж и как этот репортаж могли выпустить в эфир? Хотя все было просто – на базу через дырку в заборе его провели бойцы, а Он благоразумно не стал их «сдавать», рассказав, что никуда не проникал, а передал камеру каким-то людям в масках. А свой стендап снял не на базе, а в помещении телецентра – ну, какая-то стена, какой-то стол, мало ли стен и столов?
Выход сюжета в эфир был вообще банально прост – Он уже занимал к тому времени должность старшего редактора, поэтому под свою ответственность поставил только-только привезенный сюжет в прямой эфир уже начавшегося выпуска новостей. И не прогадал – рейтинг программы в тот день был просто сумасшедшим.
Именно поэтому начальство Его моментально прикрыло, защищая от всех наездов, ведь рейтинг программы в основном обеспечивали именно Его сюжеты. И терять такого работника никому не хотелось.
Дело решили спустить на тормозах. Потому что журналист не соврал – омоновцы действительно не вышли на службу. И причины указаны не были, просто информация. Так что милицейское начальство смогло, как говорится, «сохранить лицо». На следующий день пришел какой-то полковник и принес сюжет, снятый в ОблУВД, где генерал рассказал о «технических проблемах» в новосозданном отряде милиции особого назначения. Даже наоборот, «беркутовцы» поимели с этого помощь этому самому отряду – несколько автомобилей, новую форму.
Самих ребят таскали на допросы, грозили увольнениями, но, в итоге, никому ничего не было. На патрулирование им все же пришлось выходить, но не как простым постовым, а в виде автопатрулей – как усиление. Парни не месили ногами снег и грязь, а разъезжали по городу в «бобиках», моментально отзываясь на сигналы по рации. И этот метод, впервые примененный именно в Днепропетровске, оказался очень удачным – днепропетровский «Беркут» очень сильно повысил статистику задержаний и раскрываемости, поскольку парни не только быстро оказывались на месте преступления, но и тут же, на этом самом месте так обрабатывали злоумышленников, что операм в райотделе те моментально признавались во всех своих грехах. Уж больно сердитыми и злыми были поймавшие их омоновцы.
Его тоже не забыли. Милицейское начальство стало серьезно опасаться шустрого репортера, а вся милиция города в чинах ниже майора реально Его зауважала. Потому что история о том, как некий журналист прикрыл бойцов «Беркута» от злого начальства обросла такими подробностями, что стала уже легендой. А легендарных героев не только уважают и слагают о них песни. Их чтят.
Нет, песни, конечно, о Нем не слагали. Но несколько раз, когда Ему нужна была помощь, практически любой сотрудник городской милиции, знавший Его в лицо, которое каждый день мелькало на экранах телевизоров, в лепешку расшибался, чтобы Ему помочь.
И еще один интересный факт – один из чинов прокуратуры, который все же захотел привлечь сотрудника областного телевидения к уголовной ответственности за несанкционированное проникновение на секретный объект, во время проведения следственного эксперимента решил перелезть через тот самый забор, который огораживал базу «Беркута». И надо ж было такому случиться – перелезая через забор, прокурорский застрял на самом верху. А там была натянута колючая проволока. Застрял следователь очень интересно – проволока зацепилась за его брюки в районе паха. Да так серьезно, что сдвинуться он не мог ни на сантиметр. Потому что был задет самый важный для мужчины орган и любое движение вызывало не очень приятные ощущения.
Никто так и не понял – сам ли следователь дернулся перелезать через тот забор или «подсадил» кто так неудачно, вот только почему-то никто так и не помог ему слезть и пришлось следователю в течении часа просидеть на этом заборе в позе гордого, но слегка охрипшего орла. Когда слишком ретивый работник прокуратуры выписался из госпиталя, тема о нарушении секретности объекта им больше не поднималась.
Когда Он узнал об этом, то улыбнулся.
Телеведущий
За год работы в качестве репортера криминальной хроники Он стал классным журналистом. Писать он умел и раньше – сначала писал стихи, потом – заметки в разные газеты. А в новостях научился отсекать все лишнее, писать емко и кратко, сразу передавая суть. Поэтому своими репортажами Он быстро завоевал не только популярность, причем, даже среди своих коллег, что бывает нечасто, но и, как говорится, стал любим в народе. Его стали узнавать на улицах и, хотя автографы не просили, но в магазине могли обслужить вне очереди. Это был признак надвигающейся славы.
Но вот главную свою задачу Он так и не решил. Не встретил в гуще событий того, кто смог бы направить его по верному пути. Да и Дар свой, точнее, свою Карму никак не мог направить на служение Добру. Как журналист, Он и так много сделал хорошего для окружающих. Только в текучке этой не было никакой возможности выйти из какого-то заколдованного круга «дом – работа – дом». Хотя домом для него давно стала телестудия – Он иногда и ночевал на работе, когда слишком поздно заканчивали обсуждение очередной программы. Ложился в студии на диванчике и так до утра. А утром ехал на очередную съемку, ведь он делал не только криминальные, но и обычные сюжеты.
В течение года новоиспеченный тележурналист вырос не только в профессиональном плане. Он также успешно двигался и по карьерной лестнице – сначала стал выпускающим редактором, потом – старшим редактором, и, наконец, его произвели в почти капитаны – сделали заместителем главного редактора отдела информации. «Капитан» – это потому, что их главный редактор раньше работал в КГБ и уволился оттуда в чине майора. Поэтому Руслана Смалия называли за глаза Чекистом.
Однажды случилось ЧП – заболели сразу оба ведущих программы новостей. Грипп, вирус, короче, слегла и Любочка, и Серега Косолапов. Вести очередную программу, которая всегда выходила в прямом эфире было некому. Да еще и на украинском языке, которым, кроме ведущих, настолько профессионально никто не владел. Вся редакция собралась на авральное совещание, чтобы придумать выходи из сложившейся ситуации. Начальство в лице Руслана Вильевича Смалия и главного режиссера Владимира Сученкова стало думать и гадать, где за несколько часов найти ведущего, который смог бы провести пару программ. Это была проблема, ибо не хотелось приглашать кого-то из старперов, а молодых профи тогда очень сильно не хватало – новые кадры только-только ковались прямо на фронтах. Стали вспоминать, кто из молодых тележурналистов свободно ведет себя в кадре и вдруг вспомнили про Него.
– А кто у нас легко вошел в кадр? Кто с первого раза принес три репортажа и все три вошли в программу? – задал риторический вопрос Сученков.
– Да и рейтинг твоих сюжетов самый высокий, не зря мы тебе каждый месяц премию выплачиваем, – подлил елея Смалий.
Он промолчал, ожидая, что еще скажет начальство.
– В общем, так. Давай, иди костюм подбирай, галстук и в кадр, будем пробы делать. К вечеру будь готов вести программу, – тоном, не требующим возражений, резюмировал Сученков.
Он и не возражал. Правда, с украинским у молодого журналиста было неважно. Не то, чтобы Он не умел говорить, но одно дело – в быту, и совсем другое – в прямом эфире, в кадре. Это не репортажи криминальной хроники, где выучил короткую подводку, сказал ее на камеру и все, а далее – синхроны и начитки. В прямом эфире ведущий обязан уметь и импровизировать, и быть готовым поменять сюжет и подводку. Серега Косолапов сам себе писал тексты подводок, но он свободно владел украинским и без проблем переходил с русского на украинский и наоборот. Одним словом, надо было напрягаться.