родня в гости пожаловала. Угости-ка рыбкой по-соседски, да не скупись: аж три князя угощаться будут, да с дружинами, да не один день! Коли не обидишь — так и быть, прощу тебе один должок. Но только один!
Всеслав сбросил рукавицы на снег и поднял один указательный палец на правой руке. И тут лёд Почайны гулко треснул, будто в него снизу и впрямь Водяной ударил. Заржал испуганно конь кого-то из Ярославичей, донеслись встревоженные крики от их дружин, что остановились поодаль, чтоб не мешать встрече родственников.
— Ну, коли согласен — давай, сыпь! — непонятно выкрикнул Чародей и громко хлопнул в ладоши.
Жёсткие ладони сошлись, как две сухих доски, только треск по-надо льдом разлетелся. А князь развёл руки вновь и так же громко хлопнул второй раз. А вот третьего хлопка́ никто не услышал.
Жахнуло так, что по всей округе с деревьев с заполошным, паническим карканьем взмыли в ясное голубое небо чёрные птицы. Они метались, истошно вереща, натыкаясь друг на друга, роняя перья и не только. Но слышно их не было. Уши заложило у всех, кто не открыл рот широко, как Всеслав и его бойцы, до сей поры невидимые.
В паре сотен метров от Чародея, ближе к тому месту, где русло Почайны уходило налево, за Подол, скрываясь в прибрежных лесах, сперва вспух серо-белый пузырь прямо на заснеженной реке, как громадное рыбье или жабье пузо, словно сам огромный Речной Дед и вправду решил вылезти и разобраться с нахальным человечком. Потом к небу рванулся невообразимо высокий, с Софию Киевскую, столб воды и ледяного крошева. А уж следом прошла волна взрыва, некоторых особо впечатлительных сбив с ног. Им, сидевшим на задницах в снегу, сильнее прочих был ощутим толчок, что прошёлся подо льдом реки, будто сама Почайна вздохнула тяжко и глубоко. Такого никто и никогда раньше не видел, не слышал и не чувствовал.
Поднятые взрывом ввысь брызги воды замерзали на февральском ветру, превращаясь в странный снег и иней, оседая медленно, плавно. Сквозь это облако, что мягко смещалось направо, прочь от города, в сторону Днепра за заснеженной косой, падали глыбы льда, размерами от небольших, с кулак, до более приличных, с голову. С конскую голову. И рыба…
— … мир…ется? Эй! — Всеволод и Святослав перевели взгляды на Чародея. Который что-то говорил, судя по тому, как двигались губы и борода, и махал им, привлекая внимание. Но ни смысл, ни даже звучание его слов до князей пока не доходили сквозь мерзкий писк в ушах. А рядом с ним стоял известный по рассказам воевода Рысь. Которого миг назад здесь не было. И следов его от берега досюда тоже не было.
— А? — громко, но растерянно переспросил черниговец. Он сидел на снегу, потому что при взрыве конь его рванулся прочь, и ноги не удержали, завалился навзничь. Переяславец коня удержал чудом. И сам стоять остался на одном месте тоже им же.
— Радомир, говорю, у тебя там лается позади? Голос уж больно знакомый, — донеслись как сквозь колючую вату в ушах слова Всеслава.
Дядьки обернулись назад одновременно, сидячий и стоячий, только сейчас вспомнив, что приехали не одни, а в составе большого сводного отряда-посольства. Очень опасаясь того, что увидят за спиной ровный белый снег или огромную чёрную полынью на месте своих дружин. Вот же чёрт дёрнул ехать к этому демону!
Радомира, что рвался к князьям, с трудом удерживали пятеро крепких ратников и два монаха. У воеводы лицо было сумасшедшим, он явно думал, что князя своего потерял, и хотел теперь удостовериться, что Святослав жив и здоров. Для этого нужно было подбежать, посмотреть, а вернее всего и пощупать своими руками. Доверять чародеям и колдунам старый воин привычки не имел. Но бежать не давали. Хмурые мужики с бледными лицами крепко держали его, глядя на троицу князей с тревогой и сильной настороженностью. И этим выгодно отличались от многих других, кто валялся в снегу с воем и плачем, зажимая уши и зажмурив глаза. За спинами высокого посольства уходили в чёрные точки по льду Днепра на юг перепуганные насмерть кони. Частью — с седоками.
— Радомир! Хватит орать, как чайка! Иди уже к нам, будем думать вместе, как рыбу собирать! — крикнул чужому воеводе Всеслав.
Дядьки повернулись к нему обратно. Успев заметить, как упала в паре шагов пятнистая щука, большая, с руку. И заколотила хвостом, щёлкая зубастой пастью. Будто беззвучно, на своём наречии, докладывая Чародею, что рыбья дружина по приказу Речного Деда ею доставлена. Серо-зелёные глаза проследили направление взглядов Ярославичей, уткнулись в рыбину. Уголок рта в бороде чуть поднялся, и великий князь киевский важно кивнул, словно и впрямь принял доклад от хищной речной воеводы. Отметив про себя довольно, что глаза у неё были очень похожими на взгляды тех, кто стоял и сидел на льду напротив: круглыми, полоумными, в головах не умещавшимися.
— Это чего было⁈ — выпалил Всеволод. Он махнул рукой, чтобы перестали удерживать братова старого воеводу, и ей же помог Святославу встать. Тот с растерянным лицом хлопал ладонью по правому уху, а в левом шерудил мизинцем, пытаясь, видимо, продавить внутрь или выкорырять наружу занудный комариный писк.
Всеслав глянул искоса на дядю из Переяславля. Быстро собрался, действовать начал обдуманно, молодец. Не то, что черниговец, которого, вон, ощупывал Радомир, будто не веря, что князь его, с самого детства воспитанный им, жив и здоров. Ну да, судя по лицу, я б тоже не поверил. А вот насчёт степени имбецильности посомневался бы между умеренной и тяжёлой. Вот пусти Святослав для верности слюну в бороду — тогда без сомнения выраженную форму поставил, хоть и по другому профилю всю жизнь работал.
— Как чего? — удивился Чародей громко, чтоб потихоньку начинавшие приходить в себя дорогие гости тоже расслышали. Кого не сильно контузило. — Сам же слышал. Попросил вежливо у дедушки рыбки. Он и выдал. Устанем собирать теперь, думаю.
Всеслав покосился на щуку, что замерла в снегу, налипшем на её скользкие пятнистые бока белой шубой.
— Ну да Бог не выдаст, придумаем чего-нибудь. Рысь, далеко ли вои? — спектакль продолжался точно так, как и было задумано.
— Далече, княже, — сокрушённо, даже чуть переигрывая, отозвался Гнат. И тоже громко, навзрыд, почти как баба-плакальщица. Откуда эта тяга к экспрессии, при его-то работе?
— Где? — суровый вождь требовал точного ответа от дурачка-воеводы. Зрители хлопали ртами и глазами.
— Ну так как же? Часть к половцам отправилась, поезда санные провожать с богатствами несметными, — он даже пальцы загибать начал, юморист доморощенный! — Другая древлян с волынянами замирять ушла, чего-то там не поделили они у истока Припяти.
— Ну уж нет! Это что ж нам, самим теперь рыбу таскать⁈ — князь возмутился тоже сильнее, чем следовало бы. Но из хорошо знавших его, чтоб понять это, тут были только Гнат да Радомир. Первый бы не выдал, а второй вряд ли начал нормально соображать. Когда за короткий промежуток времени происходит много разных событий, тем более таких, как зимний гром среди ясного неба, водяной столб и дождь из рыбы, довольно сложно с непривычки быстро собраться и начать мыслить рационально.
— А ну кличь их сюда! — Чародей даже ногой притопнул, как будто и вправду сильно негодовал.
— Твоим словом, княже, да волею Старых Богов, — склонился в поклоне Гнат. Насмотрелся «этикетных штук» у французов.
Воевода Рысь отшагнул на пяток шагов по направлении к городу, так, чтобы смотрели на него, а не по сторонам. Приложил ко рту руки, сложенные рупором. И завыл по-волчьи, громко, хрипло, с переливом.
Посольские вздрогнули, кажется, все до единого. А когда вой отразился от городских стен и вернулся усилившись, слившись с другими — ещё раз. Из открытых городских ворот выходили Ждановы богатыри в сверкающих на зимнем ясном Солнышке бронях, завывая в ответ воеводе. Переходя на легкую рысцу, превращаясь в сияющую волну, что неслась с Горы на берег.
Когда вой раздался с другой стороны, из-за косы, что отделяла Почайну от Днепра, там, где вот только что проходила черниговская дружина, и где уж совершенно точно ни единой души живой не было, гости начали снова оседать на снег. Потому что вслед за волчьей песенкой на пригорок начали выходить рядами точно такие же воины, статные, здоровенные, в блестящих шеломах.
А когда прямо из-под снега в десятке-другом шагов вокруг замершей на льду толпы полезли Гнатовы нетопыри, отряхиваясь от невесть откуда взявшейся на одежде и бронях земли, от группы посольских понеслись слёзные причитания пополам с матюками. И если у кого-то и оставались ещё совсем недавно сомнения в том, что приписывала людская молва, брехливая, как базарная баба, Всеславу Полоцкому по прозванию Чародей, то теперь вопросов не было ни одного.
Нет, один был. Каким Богам молиться, чтоб против такого никогда в жизни ратиться не довелось?
Глава 2Наука и жизнь
Пожалуй, эффект был даже излишним. Многих из приехавших в гости пришлось грузить на сани — ноги их отказывались даже стоять, а о том, чтобы куда-то идти и речи быть не могло. Так и вышло: часть возов была нагружена глушёной рыбой, другая — такими же гостями.
Князья с воеводами стояли с разными лицами над огромной прорубью, задумчиво глядя на неё с берега. Куда предварительно отогнали тех, кто мог самостоятельно перемещаться, пусть даже и ползком, а были и такие. Серо-зёленая, как глаза Чародея, но с каким-то синевато-чёрным отливом, вода Почайны плохо проглядывалась в этой здоровенной, почти от берега до берега, полынье. Мешало тусклое сырое ледяное крошево, льдины покрупнее, ну и рыба, само собой. Много рыбы.
— У меня есть ребята, что зимой под лёд ныряют. Но обычно после бани, или на спор, — проговорил задумчиво Святослав Черниговский.
— Да тут, наверное, если мы все до единого рубахи снимем да ими ловить начнём, дня на три работы, — неуверенно предположил Всеволод Переяславский, глядя на то, как один из бесстрашных воев начал медленно, с опаской собирать рыбу, что лежала на заснеженном льду ближе к нему. Складывая в кучку. Не подходя к краю полыньи.