нег, крякнули разом и потянули.
Те, кто оборачивался на ходу вниз, зашумели и остановились. Притормозила и вся процессия. Невод-трал, поднявшийся над пари́вшей на морозце водой, казалось, если и был меньше здешнего белокаменного собора, то ненамного. О том, сколько мог весить улов с Чародейской рыбалки, и думать не хотелось. Как и о том, сколько жил у тех трёх богатырей, что удерживали сеть на весу, пока странный журавль сам поворачивал шею, чтобы перенести груз на берег.
Топорами тюкали в основном для виду. Поворотную таль собрали из узлов, что лежали со вчерашнего дня, присыпанные снежком. А несколько блоков, что таились внутри стрелы и башни, позволяли вытянуть вес и побольше. Хотя, там льдин, поди, набилось как бы не половину…
Навстречу катили чередой сани из северных ворот, и каждый возчик стягивал шапку, низко кланяясь Всеславу. С доброй и открытой улыбкой. На гостей же смотрели мельком, без особого интереса, будто родовитые соседские князья ошивались вдоль забора целую седмицу и уже успели поднадоесть.
В воротах стоял богато и торжественно одетый отец Иван. За правым плечом его улыбался в бороду Буривой. За левым плясал на руках матери маленький Рогволд, обнимая любимую игрушку, воина в сером плаще.
— Здрав будь, батюшка-князь Всеслав Брячиславич! — прогудел большим колоколом, перекрывая гомон толпы, священник.
— И тебе здравствовать, великий патриарх Киевский и Всея Руси, святейший Иван! — в тон ему торжественно ответил Чародей.
Величания эти они пусть и коротко, на ходу, но отрепетировали. Чтоб ни у местных, ни у приезжих и тени сомнения не родилось в том, что где патриарх, там и князь. Всея Руси.
— Здравия и вам, гости дорогие, Святослав да Всеволод Ярославичи! — продолжал отец Иван. — Ладно ли добрались, не было ли беды в дороге?
— Бог миловал, святейший, — ответил Всеволод и шагнул под благословение, подтолкнув чуть оробевшего будто старшего брата. Но старик нахмурил брови и осенять князей крестным знамением не спешил, повернувшись и продолжив говорить со Всеславом.
— А ты, княже, как сходил? Я заглянул к тебе поутру, а жена твоя говорит: «На утренней зорьке на рыбалку ушёл!» — если Ярославичи и их люди и ожидали странного приёма в Киеве у нового князя, то уж точно не такого. На них и не смотрел, кажется, никто! Тут только что громом чуть все пристани не разбило, дождь из рыбы шёл, а весь город стоит, как ни в чём не бывало! А патриарх Всея Руси с великим князем как с соседом про рыбалку болтают.
— Как во Святом Писании сказано, отче. И рыб поймал, и человеков, — ровно ответил Чародей.
— И много ли рыбы взял? — приподнял бровь патриарх, вроде как прищурившись над плечом князя. Видно отсюда не было точно, но гости об этом не знали.
— Порядком. Щедро угостил дедушка. Думаю, как бы не на весь пост хватило городу, — кивнул Всеслав, скрывая улыбку.
— Доброе дело, доброе. Освятим дары Божьи, раздадим люду, — отозвался священник, и тут же продолжил, чуть громче, перекрывая начавшийся было гул от горожан и гостей. Первые радовались халяве, надо полагать, а вторые не могли в ум взять, как подарок Водяного вдруг стал Божьим даром.
— А человеков, что поймал ты, точно ли стоит в дом пускать? — голос патриарха стал жёстким. — Клятвопреступнику десять лет не видать причастия и благословения Господнего!
— Обманом старшего брата введены были во грех дядья мои! — твёрдо и громко ответил Чародей. — Потому, как велит Господь Бог наш, всеблагой и всемилостивый, прощаю я им прегрешения против меня и детей моих!
Если в глазах жителей были не восторг и обожание, то я даже не знаю, как ещё это назвать.
— Узрите, люди, поступок настоящего мужа, воина и властителя! Он, как и заповедал нам Господь, прощает должникам своим! Потому полагаю я, что простит и Бог грехи заблудших Святослава и Всеволода. А мы все помолимся всем сердцем о том, чтобы не было больше свар, склок и предательства промеж родичей кровных! И да воцарится мир и любовь на земле русской во веки веков!
Да, оратор из отца Ивана был первоклассный. От согласного и одобрительного воя горожан гостей едва не выдуло обратно за ворота.
— Зачем пришли вы в Киев, братья? — вопросил торжественно патриарх после того, как успокоилась, прооравшись, толпа киевлян.
— Чтобы встать под руку великого князя Всеслава Брячиславича, признав его верховенство и право владеть землёй русской, всеми её богатствами, вотчинами и наделами! — громко, чётко и размеренно проговорил Всеволод. А Святослав лишь согласно кивнул. Но по глазам его было видно, что с каждым из слов брата он согласен всем сердцем.
Глава 3Промежуточные итоги
Пир устроили нешуточный. Дух жареной рыбы и ухи стоял над городом, в каждом доме готовили, всем хватило. Насчёт до конца поста, ясное дело, князь погорячился нарочно, для красного словца, чтоб в памяти да в летописных сводах осталось, но улов и впрямь был несказанно богатым для одного раза. Пусть даже насквозь чародейского и откровенно браконьерского.
Я ещё, помнится, предлагал Всеславу поберечь рыбу. На что он удивительно терпеливо и обстоятельно объяснил, что если для того, чтобы на Руси был мир да лад, понадобится выловить к псам всю рыбу в Днепре до последней, то он это сделает. Надо будет — своими собственными руками или портками. А потом мы прогулялись до реки, где князь задумчиво и довольно долго смотрел за тем, как толкались в проруби, где бабы полоскали бельё, рыбёшки. Много, хоть руками лови. В этом времени, со здешней чистой экологией, без химии и электричества, при крайне малом числе людей, дары природы и вправду были гораздо богаче и возобновлялись естественно. Поэтому все сомнения в этичности браконьерства, накрывшие было меня неожиданно, рассеялись. Рек и рыбы на Руси ох как много, а вот второго шанса произвести первое впечатление на дядек, что были и оставались очень весомыми политическими и военными силами, могло больше и не представиться.
Князья подписа́ли сами и передали Всеславу подписанные грамоты от тех, кто согласился с их предложением: их братьев и сыновей, потомков Владимира, Святослава, Игоря и Рюрика. Я подумал, что медицинская и народная теории о том, что на детях природа отдыхает, подтверждалась неоднократно. Вот только про многих былинных и сказочных в моём времени персонажей сейчас здесь хранилась живая народная память и, что удивительно, те самые летописные своды. В которых, написанных не по-гречески или латински, а по-русски, было много такого, чего никогда не писали в советских и российских школьных учебниках. Такого и в книжках, что читала из-за забора механическим голосом искусственная девка в телефоне Лёши-соседа, не встречалось. И в профильных монографиях маститых историков-академиков, думаю, ничего подобного не было и близко. Чего стоила история о том, как стародавние вожди русов отправляли свои ватаги по рекам, морям и посуху на север и запад задолго, очень задолго до того, как викинги взялись грабить французов в Нормандии, германцев в Гамбурге и даже арабов в Лисабоне и Кадисе? И вторая, о том, откуда вообще взялись те свирепые дикие северяне за Варяжским морем.
Заключили и договоры-ряды о торговых преференциях и сотрудничестве на всём протяжении подконтрольных теперь Всеславу Днепра, Двины и Волхова. Обсудили и приняли статусы каждого из князей, что подписали со своей стороны мирные грамоты с Киевом и Чародеем. Судя по лицу Всеволода, он таких подарков от двоюродного племянника не ожидал. Святослав же, кажется, мало вникал в детали. Зато договорённости о том, что Всеславовы воины помогут ему с племенами мордвы за Рязанью и черемисов за Муромом, и что два черниговских отряда по ледне́ останутся учиться аж до самого ледохода, его, кажется, устраивала чуть более, чем полностью. «Более» потому, что всеславовки на травах на столе, кажется, не убавлялось, несмотря на все его серьёзные успехи в её уничтожении.
Наличие в городе ощутимой массы посторонних делало Гната более обычного серьёзным и деловитым сверх всякой меры. За четыре дня пребывания Переяславских и Черниговских делегатов он, бедный, аж с лица спал. Потому что, кажется, не спал, как говорилось в одном дурацком каламбуре. К нему то и дело подбегали нетопыри, что-то неслышно докладывая, при этом он почти всегда смотрел за жестами и знаками, что передавали со стен и от ворот. И вслушивался в звучавшие время от времени песни птиц, которым вовсе не сезон был солировать. В морозном февральском небе над Киевом заливались жаворонки, трещали сороки и сойки, среди белого дня ухали сычи и совы.
— Гнатка, а это не иволга ли кричала? — наклонился через перила балкона-гульбища Всеслав, привлечённый знакомым резким звуком.
— Она, княже, — буркнул снизу Рысь. До этого снова крикнув соколом так, что половина народу на дворе задрала головы. А вторая кинулась в разные стороны, но чётко и слаженно, как будто каждый точно знал, где ему нужно быть именно сейчас. И полезли изо всех углов серые нетопыри, как неупокоенные души в старом кино про то, что панночка помэ́рла.
— Ну? — князь явно ждал более развёрнутого доклада.
— Гости. Долгожданные. Гарасимова родня их ведёт, — не переставая отмахивать команды обеими руками в разные стороны, отрывисто ответил воевода. Явно озабоченный тем, как хорошо сделать своё дело, больше, чем тем, не решит ли князь и все, кто крутился на подворье, что ответы Рыси не слишком вежливы и почтительны.
— Помощь нужна? — коротко спросил Всеслав.
— Волко́в бы Полоцких отрядить на каток, — подумав, поднял голову Гнат. — Пусть до вечера покатаются, поучатся, потренируют приезжих. Народец бы из города утёк. Ловчее вышло бы.
— Ставра мне! — гаркнул Чародей, поднявшись от перил.
— Чего орать-то так? Чуть сердце не зашлось! — раздался прямо из-за спины привычный хриплый голос, чуть было не напугав князя. Как умудрялся Гарасим ходить неслышно по скрипучим, «музыкальным» половицам гульбища, по-прежнему оставалось для многих загадкой.