С борта сбросили веревочную лестницу, а Берислав поднялся по ней и молча обнял брата. Княжич, хоть и был широк в плечах, но мясом так и не оброс, оставаясь по-молодому костистым и жилистым. Он, как многие из воинов, равнодушен к еде и, по привычке, усвоенной в Сотне, ел что давали и когда давали. Наверное, оттого, что Берислав большую часть времени был погружен в размышления, растолстеть он так и не успел, забывая порой пообедать. Он редко покидал Братиславу, и большую часть времени проводил в Черном городе и во дворце.
— Рассказывай! — пристально посмотрел на него Святослав, когда они спустились в каюту дромона. — Тут посторонних ушей нет.
— Дела скверно идут, брат, — Берислав налил себе вина. — Примерно так, как отец и предупреждал. Кий его волю не признал. Наш брат считает, что его в наследстве обошли. С ним вся мразь вылезла на свет божий, даже я удивляюсь, хоть и давно слежу за ними. Многие из тех, кто отцу сапоги целовал, на нас теперь ножи точат. Воли хотят бояре наши.
— Почему написал, что мне нужно тайком прибыть? — испытующе посмотрел на него Святослав. — Я что, вор какой? Или боишься, что и меня ножом ткнут? — а когда Берислав хмуро кивнул, прошипел сквозь зубы. — Да твою ж мать… Кстати, о матери… Она воду мутит?
— Она лишь острие копья, брат, — невесело усмехнулся княжич. — И она, и Кий… Братец наш сейчас открыто старым богам на капище жертвы приносит. Мать всегда его больше всех нас любила, ты же знаешь… Она и слышать не хотела, когда на его бесчинства жаловались. Считала, что отец несправедлив к нему. В теперь все язычники за него горой. И слава богу, я за эти годы успел от самых упрямых Тайный Приказ почистить. Иначе совсем весело стало бы. И егеря моему человеку подчиняются.
— Я слышал, — усмехнулся император. — Ты свою ручную зверушку в бояре вывел.
— Эта зверушка за тебя скоро кровь проливать будет, — недобро зыркнул на него Берислав. — И свою, и чужую. Дай тебе бог, брат, таких слуг иметь.
— Острие копья, говоришь, — задумчиво протянул Святослав. — А кто копье держит?
— Сыновья Дервана Сербского, — загнул палец Берислав, — старик Воллук Карантанский, братья Аратичи…
— Млады или Эрдене сыновья? — поднял бровь император. — Они же друг друга терпеть не могут. Я вообще не понимаю, как покойный Арат со своим бабьем уживался. У них же там чуть не до боев дело доходило.
— От обеих жен, брат, — невесело усмехнулся Берислав. — Они договорились. Они впервые в жизни о чем-то договорились! И ради этого готовы Моравию напополам разорвать. Я, кстати, не закончил. Святоплука дулебского сыновья там же, и кочагиры хана Юрука. Они с Кием побратимы. Если брат свистнет, они за него горой встанут. Потому-то я и попросил тебя тайком прибыть. Ты можешь через их земли без войска не пройти. Ты же у нас воин знаменитый, им за честь будет из твоего черепа чашу сделать. Ну и весь север тут же вспыхнет. Вся эта мелкая сволочь — бобряне, дедошане, лужичане, худичи, нелетичи…
— А легионы? — вскинулся император. — Они с кем?
— Первый, второй и третий присяге послушны, — уверенно ответил Берислав. — Пятый молниеносный могут перетащить. Они с Кием вместе не один год воевали. Но я с этим уже работаю.
— Кто еще с нами? — Святослав барабанил по столу какую-то незатейливую мелодию, похожую на флотский сигнал к атаке.
— Торговые города, — снова начал загибать пальцы Берислав, — Виттерих старший, Итальянская фема и Дакия со всеми ее отставниками. Там префектом Арнеберт, побратим мой. Тарниахи и сабиры за нас и все баварцы, что на западе живут в жупанстве Бертахара. Он против воли нашего отца не пойдет. Он ему по гроб жизни обязан. Да! Путята Гораздич, жупан Солеграда, первым в Братиславу примчал и присягу тебе подтвердил. Если бы отцова казна к Кию перешла, все совсем плохо было бы. Там три миллиона в золоте лежит.
— А сестра Умила? — спросил Святослав.
— Сестра поможет, если что, — усмехнулся Берислав грустно. — Но последнее дело немчуру на свои земли вести. Как и болгар. У меня иногда мыслишки закрадываются к тестю твоему Кубрату обратиться, да я их гоню прочь. Беду в свой дом принесем.
— И это мы еще брата Вовку не вспоминали, — нахмурился Святослав. — Ему новые крепости строить нужно, а у него с деньгами плохо совсем. Может земли назад потребовать.
— Значит, все еще хуже, чем я думал, — кивнул княжич. — Поскакали в столицу. Я привел для твоего сопровождения кирасирский полк. Чтобы император прошел через собственные земли, нужна неполная тысяча тяжелой кавалерии! До чего мы дожили, брат!
***
Святослав въезжал в ворота Братиславы, с любопытством оглядываясь по сторонам. Он нечасто бывал тут, а потому каждый раз видел что-то новое. Хотя гигантские купола собора святого Николая ему хорошо знакомы. Его строили почти десять лет, и он стал самым большим зданием Запада. Ему до святой Софии далеко, но отец и пытаться не стал повторить ее. И привычную базилику он строить тоже не стал. Здание получилось куда скромнее, чем главный храм Константинополя, но красоты ему добавляла непривычная в Европе форма в виде креста из куполов, расписанных изнутри фресками. Ну и колокол повесили, который выполнял здесь и более утилитарную функцию: он отбивал время.
Пустырей в городе почти не осталось, отец скрупулезно соблюдал тот план, что сам разработал когда-то. Все площади и скверы, которые Святослав запомнил в виде игрушечного макета, теперь стояли перед ним во плоти, а улицы горожане замостили камнем, едва сдерживая панику от цены сего мероприятия. Но платили, куда деваться. За честь проживать в столице не грех и раскошелиться. Дома в Братиславе выстроены, словно солдаты в строю. Единообразный стиль и высота, примерно схожая отделка и декор. Они могли отличаться от улицы к улице, но стоящие рядом дома, как правило, были похожи друг на друга как родные братья. Армейский дух, которым оставалась пропитана Словения, давал о себе знать даже в этом.
Впрочем, и жители столицы тоже слегка походили на солдат. Каждый второй носил если не приказный костюм, в котором по шитью и пуговицам легко угадывалось место службы и чин, то уж точно мундир своей гильдии. С недавних пор и мастера тоже выбили себе право носить собственные цвета и пуговицы с символами их цеха. У одних молот, у других — колесо, веретено, бочонок и даже крендель. Разбогатевшие простолюдины желали отличаться от черни, и государь позволил им это. Святослав хмыкнул. По сравнению с буйством Александрии северная столица напоминала военный лагерь, где каждый человек сидел на своей жердочке и точно знал, кому и за сколько шагов он должен был поклониться.
Его появление стало неожиданностью. Он видел это по изумленным лицам горожан, которые кланялись ему, в испуге прижимаясь к стенам домов. До многих уже доходили нерадостные вести с Замковой горы, а потому во взглядах читалась робкая надежда на то, что сыновья не утопят страну в крови в попытках разделить отцовское наследство. Улица Большая, сплошь заселенная нобилями, словно застыла в ожидании. Святослав видел, как колышутся занавески, а за ними мелькает густо набеленное лицо какой-нибудь боярыни. И даже отсюда читалось опасение, страх и надежда на добрый исход.
— Государь! — Томило Бранкович, командир хорутанской гвардии, выстроил своих бойцов во дворе и ударил кулаком в грудь. Воины ударили вслед за ним и склонили головы.
Святослав кивнул им и прошел внутрь, невольно цепляясь взглядом за спартанскую обстановку отцовского дворца. Все же дядя Стефан расстарался на славу, украсив его дом мрамором, порфиром и мозаиками. А он в повседневной суете всего этого даже не замечал, мотаясь как собака от Пелузия до Гибралтара, и от Карфагена до Нубии. Второй этаж отцовского жилища занимала мама, а третий — семьи княжичей. Тут Берислав живет с Ирмалиндой и Вандой, и покои Кия рядом, в которых он ночевал пару раз в год. И как только успевал детей заделать? Их у него пятеро от двух жен — два сына и три дочери. Сначала к матери!
— Сыночек!
Мама постарела. От той нечеловечески правильной, почти ледяной красоты осталось немного. Все же ей уже за пятьдесят, и она бабушка полутора десятков внуков. Около глаз появились «гусиные лапки», а в углах рта залегли глубокие морщины, куда более резкие, чем видел Святослав в свой прошлый визит пять лет назад. Мама сдает понемногу, хоть и считают ее Богиней.
— Матушка! — Святослав обнял ее и подставил щеку для поцелуя. В их семье многое было не так, как у других, и проявлений нежности не стеснялись.
— Ты навсегда вернулся? — ее голос дрогнул в ожидании.
— Посмотрим, как пойдут дела, — уклончиво ответил Святослав. — Я слышал, тут беспокойно сейчас. Надо привести все в порядок.
— Здесь есть на кого возложить бремя власти, — спокойно ответила Людмила. — Твои братья помогут тебе. Да и я тоже.
— Да? — с интересом посмотрел на нее Святослав. — Значит, врут люди, когда говорят, что кто-то волю отца переменить хочет?
— Люди хотят, чтобы старинные обычаи соблюдались, сыночек, — мягко ответила Людмила. — Они не хотят крови, всего лишь справедливости.
— Я это уже понял, — с каменным лицом ответил император. — Справедливость, матушка, это прежде всего то, что служит интересам державы. А старые обычаи тут ни при чем. Закончились они, когда мой отец князем стал.
— Ты ошибаешься! — улыбнулась Людмила. — Старые обычаи в крови и плоти народной. И не людям менять то, что богами заповедано.
— Я тебя услышал, мама, — до боли сжал скулы Святослав и сделал шаг назад. — Ты пока из замка не выезжай никуда. И людей к тебе пока тоже пускать не станут. Это для твоей же безопасности. Я уже сказал, неспокойно сейчас. Вдруг и к тебе убийцу подошлют.
И он развернулся и пошел прочь. И лишь в спину ему донеслось возмущенное:
— Такого даже покойный отец делать не смел! Ты, может, и в темницу меня посадишь? Свою мать?
— Не делай глупостей, и тогда не посажу, — Святослав повернулся к ней и посмотрел сурово. — А воду мутить не смей! Отец державу построил, не ты! Твое дело женское — внуки! Вот ими и занимайся. А в дела государства, мать, больше не лезь! Томило!