Увидев военных, женщина отложила игрушки и встала навстречу гостям, поправляя большую шаль на плечах.
— Здравствуйте, — с доброй улыбкой как можно приветливее сказал Васильев. — Вы тут живете? У вас вполне приличная комната, а в коридоре так мало осталось целых квартир.
Он обошел опешившую женщину, прошел к окну и осмотрел недавно выкрашенный масляной краской подоконник. Затем бросил взгляд на здание Управления НКВД.
Бессонов остался у двери, не закрыв ее полностью и прислушиваясь к звукам из коридора.
— А вы кто же будете? — заволновалась женщина. — По виду вроде военные или милиция.
— Военные, военные, — подтвердил Бессонов, чтобы отвлечь женщину на себя и дать возможность Васильеву воспользоваться биноклем и взглянуть на окно кабинета, в которое угодила пущенная из этого дома пуля.
— А что ж вам надо? Ищите кого?
— Скажите, вы давно дома? Не выходили на улицу, не отлучались в город?
— Никуда не отлучалась. Если только на кухню спускалась кашу внучке сварить, а так никуда. Да что случилось-то?
— Вы не слышали выстрела примерно минут двадцать назад? Или, может, какого-то резкого громкого звука неподалеку. Может, в соседних квартирах.
— Так у Самойлова что-то грохнуло, — показала женщина на соседнюю квартиру, мимо которой офицеры только что прошли. — Я думала, уронили что или стекло в раме лопнуло. Так по ушам ударило. Я стучать ему, а у него тишина. Наверное, на базаре еще, не вернулся. А я все принюхиваюсь, пожара бы не случилось.
— Скажите, как вас зовут? — усаживаясь на табурет напротив женщины, спросил Бессонов.
— Наталья Никитична, — немного успокоилась женщина.
— Наталья Никитична, вы давно своего соседа Самойлова видели? Сегодня, вчера, позавчера?
— Да утром был дома, кажется, и вчера я слышала…
— Стоп, — заулыбался Бессонов как можно теплее, чтобы не пугать женщину и расположить ее к себе еще больше. — Видели или только слышали шаги?
Наталья Никитична недоуменно смотрела то на офицеров, то на игравшую на кровати внучку. Очень ей не нравились эти вопросы, не нравилось, что пришли два симпатичных, но очень уж настырных военных. На помощь звать, так они же ничего такого не делают! И пришли постучавшись, и разговаривают вежливо, но все равно отчего-то тревожно на душе. Вроде бы после войны только-только страх стал проходить, только забрезжило, а вот опять что-то темное шевельнулось внутри.
— Шаги слышала, — устало произнесла женщина. — А так, чтобы видеть… не знаю, наверное, дня два уже не видела.
Очень кстати во дворе послышались голоса и команды. Васильев выглянул из окна: у подъезда собралась группа из восьми человек в милицейской форме и в гражданской одежде, видимо оперативников из уголовного розыска.
Через десять минут в присутствии участкового и двух понятых Бессонов высадил плечом дверь соседней комнаты. Едкий запах ударил в ноздри. Увидели они то, что и ожидали. Худой мужчина лет шестидесяти, с седой недельной щетиной и острым кадыком лежал на спине со скрюченными на груди руками. Судя по следу на темени, его ударили по голове, что и послужило причиной смерти. Кровь, натекшая на пол из раны, уже свернулась и потемнела.
Васильев быстро определил начавшееся трупное окоченение и наличие трупных пятен.
— Больше двух суток, — констатировал он и показал на окно, где прислоненная за занавеской к стене стояла немецкая армейская винтовка «Маузер-98 К». — Смотри, он и оружие бросил, чтобы внимания на него не обратили. Судя по бутылке и объедкам на подоконнике, он долго ждал, пока цель появится, даже, может, все два дня с трупом тут сидел.
Как, почему этот Самойлов впустил к себе домой постороннего? А может, не постороннего?
Опрос соседей довольно быстро показал, что Андрей Данилович Самойлов приторговывал всяким хламом на рынке возле Ботанического парка. По вечерам старик бродил по разрушенным домам, искал вещи и предметы быта, которые можно было починить, привести в порядок и продать на рынке. Глядишь, на буханку хлеба и хватит.
Гостей у него никто отродясь не видел, детей и других родственников никто не знал. По разговорам, вроде был сын, да погиб то ли на фронте, то ли еще где. Уточнить было нельзя: городской архив сгорел еще в 41-м году.
— Алексей, — Бессонов подозвал Васильева, который разговаривал с криминалистами. — Надо съездить еще разочек на место боя в Здолбуновский район. Останься в городе. Закончите с телом, с осмотром квартиры, займись контактами погибшего Самойлова. Снайпер не мог к нему попасть просто так. Не бывает, чтобы человек подошел на улице и через пять минут уже гостил у нового знакомого в квартире. А он гостил! Видишь на столе стаканы рядом стоят? Они пили и ели вместе, пока гость не убил хозяина и не занялся наблюдением за окнами здания НКВД.
— Жестокий тип, хладнокровный, — согласился Васильев. — Не новичок и не сопляк типа Якубы. На этом человеке должно быть много крови.
— Вот-вот. Я возьму Шарова и съезжу в Здолбуновский район.
— А вот и наш неугомонный помощник, — засмеялся Васильев, кивнув в сторону улицы.
Старший лейтенант Шаров, прижимая руки к груди, что-то энергично говорил молодой девушке в ситцевом платье. Девушка слушала его, но недолго, потом взмахнула косынкой и ушла, постукивая каблучками. Шаров вздохнул, с досадой шлепнул себя по бедру и пошел к московским оперативникам.
— Олег, — тоном заговорщика спросил Васильев, — а это кто?
— Девушка, — грустно ответил Шаров.
— Это мы поняли, — воровато оглянувшись по сторонам, ответил Васильев, — ты лучше расскажи, чего ты так оправдывался перед ней. Нашалил, что ли? Ты у нас проказник по женской линии?
— Да какое там! — взорвался было Шаров, но тут же сник и заговорил тихим виноватым голосом: — Какой из меня проказник. Она веревки вьет и погоняет меня как хочет.
— Любовь! — глубокомысленно заключил Васильев, гладя на напарника. — Она такая, зараза.
— Вы думаете, что я за ней ухлестываю, а она на меня ноль внимания, — Шаров посмотрел на оперативников и усмехнулся. — Еще решите, что я рохля и мямля. Любит она меня. Сколько уже раз после ссоры первая прибегала мириться, клялась, что жить без меня не может. Импульсивная она просто. Но и добрая. Знаете, если я на ней женюсь, я буду уверен, что в трудную минуту она меня не бросит, не оставит одного, что бы ни случилось.
— Ты, главное, работу не забрось со своими сердечными делами, — сказал наконец Бессонов.
— Виноват, товарищ капитан, — тут же подобрался Шаров. — Докладываю, пришла информация из Москвы по Доктору. Только что шифровальщик принял, и я сразу к вам. Там полагают, что речь идет об одном из лидеров ОУН Остапе Кучерене. Он родом из этих мест, активно помогал фашистам во время оккупации, принимал участие в карательных операциях эсэсовцев, выдавал подпольщиков и партизан, сам участвовал в показательных казнях. С немцами во время их отступления ушел на запад.
— Кучерена, — повторил Бессонов. — Он у нас числится в розыске еще за преступления, совершенные в составе националистических банд в Полесье. Они ушли оттуда, когда в 43-м их хорошо тряхнули партизаны. Так, еще что есть по объектам оперативного розыска?
— Мы установили личности всех убитых бандитов. По нашим сведениям, под псевдонимом Бригадир, которым подписано письмо, скрывается подрайонный руководитель ОУН Николай Степаненко.
— Что за личность?
— Ничего примечательного. В 39-м вместе с родителями проживал на территории Правобережной Украины, которая вошла в состав СССР. Окончил шестимесячные педагогические курсы, работал учителем в селе Брыков, затем в Шумске. Никаких сведений о его связях с националистами до войны у нас нет. Когда пришли фашисты, начал активную пособническую деятельность, выдал многих коммунистов и советских активистов гестапо. Его довоенное фото у нас есть.
— Уже хорошо, — кивнул Бессонов. — Сегодня же фото переснять и размножить для оперативной работы. А сейчас, Олег, собирайся, поедем в Здолбицу. Еще раз осмотрим место последнего боя. Возьми с собой автоматчиков из местного гарнизона. Да попроси, чтобы дали ребят потолковее, желательно с фронтовым опытом.
— Да, еще, — улыбнулся Шаров. — Якуба просится на допрос. Просто настаивает.
— Поговори с ним, Алексей, — согласился Бессонов. — Только не особенно обнадеживай, пусть не расслабляется, пусть из кожи старается вылезти, чтобы нам угодить.
На часах была уже половина третьего, когда на двух полуторках Бессонов с Шаровым и двумя отделениями солдат Ровенского гарнизона прибыли на опушку лесного массива под Здолбицами. Развернув карту, капитан стал показывать ориентиры Шарову и двум фронтовикам-сержантам — командирам отделений.
— По имеющимся на сегодняшний день данным, банда двигалась через Стеблевку и Спасов, обходя лесами с запада город Мизоч. Двигались осторожно, явно не желая привлекать к себе внимание. Это не был рейд по оперативным тылам, хотя банда и имела при себе не только легкое стрелковое вооружение, но и ручные пулеметы.
— Мы когда в разведку ходили на фронте, — сказал высокий скуластый сержант, — то пулеметов с собой не брали. Втихаря через линию фронта или с прикрытием, а там на кошачьих лапах до цели, выполняли задание и так же назад. А если на хвост садились гитлеровцы, то и с боем прорывались. Но всегда шли налегке.
Бессонов внимательно посмотрел на сержанта, на три его нашивки за ранения и глубокий шрам на кисти левой руки. Этот человек знал, что говорил. Видимо, воевал в полковой или дивизионной разведке.
— Ну, — спросил Бессонов, — и что вы хотите этим сказать?
— У них цель была другая, для выполнения задания им нужны были пулеметы. Вы им просто дойти не дали. Может, надо было задержать продвижение армейского резерва, который наши выслали бы на место, или готовили нападение на вооруженный объект, когда надо подавить охрану огнем.
— Хорошая мысль. Спасибо, сержант. Мы это будем иметь в виду, но с выводами пока подождем. Для выводов