покой своими сиренами".
Кто-то скажет, что это был незначительный инцидент, кто-то заявит, что это была всего лишь расовая микроагрессия. Но Кенди не согласен с подобными утверждениями. Он говорит об этом инциденте: "То, что другие люди называют расистской микроагрессией, я называю расистским насилием". Определение или, скорее, переопределение терминов и слов стало для Кенди профессиональной специализацией. Действительно, в книге "Как стать антирасистом" каждая глава открывается определением или набором определений. Они придают работе псевдосхоластический блеск, хотя определения не всегда так полезны, как кажется автору. Например, в первой главе даны два определения: расиста ("Тот, кто поддерживает расистскую политику своими действиями или бездействием или выражает расистскую идею") и антирасиста ("Тот, кто поддерживает антирасистскую политику своими действиями или выражает антирасистскую идею"). Есть несколько моментов, которые снижают гениальность этих определений. Первый - это осознание того, что, как и все остальные определения в этой работе, предложенные определения написаны самим Кенди. Второе - это тот факт, что это не очень хорошие определения.
Большинство людей признают расистом того, кто считает представителей одной расовой группы более низкими по сравнению с другой просто в силу этой единственной характеристики, над которой они не имеют права голоса. Но Кенди не дает такого определения расизму. Кенди определяет расиста как человека, который участвует в расистских действиях - определение, которое в лучшем случае является круговым, поскольку использует определяемый предмет для определения предмета. Оно также оставляет без внимания вопрос о том, что такое расистское действие и кто его обозначает как таковое. Хотя подозрение остается. Между тем, определение антирасиста, данное Кенди, несколько проще. По сути, это приглашение быть похожим на Кенди.
Сегодня, когда Кенди просят дать определение расизма перед аудиторией, его определение стало чем-то вроде трюка на вечеринке. "Расизм - это брак расистской политики и расистских идей, который порождает и нормализует расовое неравенство", - таков один из его стандартных ответов. Это стало его версией "угощения для толпы", часто встречаемой бурным смехом и аплодисментами. Но, учитывая огромное влияние, которое сейчас имеет работа Кенди, и почти полный набор секторов, через которые она прошла, стоит отметить одну особенную неудачу. Он заключается в том, что Кенди не выступает против расизма. Он выступает против определенных форм расизма: в частности, против расизма белых против черных. Другие виды расизма могут быть, по его собственным определениям, позитивной силой. Например, в своих работах о дискриминации и несправедливости он не может обойти стороной один конкретный вывод, манящий его: "Единственное средство от расистской дискриминации - это антирасистская дискриминация. Единственное средство от дискриминации в прошлом - это дискриминация в настоящем. Единственное средство от нынешней дискриминации - это будущая дискриминация".
Здесь многое зависит от того, что он подразумевает под словом "расист" и что он подразумевает под словом "антирасист". Но при любом прочтении его работ становится ясно, что под "расистом" Кенди подразумевает то, что ему не нравится. В то время как "антирасист" означает то, что ему нравится. На цветовой карте Кенди нет нейтральных областей. Есть только белые супремасисты и белые националисты, а затем белые люди, которые с ним согласны. Точно так же есть черные люди, которые согласны с Кенди, и черные люди, которые не согласны. Те чернокожие, которые не соглашаются со всем, что он предлагает, тоже расисты. Например, Кенди не любит консервативного судью Верховного суда Кларенса Томаса, осуждая его с типичной недосказанностью за "самое вопиющее расистское преступление черных против черных в новейшей американской истории". Точно так же он не любит чернокожего бывшего госсекретаря штата Огайо Кена Блэкуэлла, который работал на Джорджа Буша-младшего. Кенди не имеет никакого отношения к таким людям. "Помните, что все мы либо расисты, либо антирасисты", - говорит он, а затем отмечает, что "преступникам вроде Блэкуэлла расизм сходит с рук. Черные люди называют их дядями Томами, продавшимися, Орео, марионетками - кем угодно, только не расистами. Черные люди должны сделать больше, чем просто отозвать свою "черную карту", как мы ее называем. Мы должны приклеить расистскую карточку к их лбу, чтобы весь мир видел".
В мире определений Кенди расистом является не только Кларенс Томас. Целая куча других вещей также является таковыми. И, что очень удобно, все они помогают очертить границы собственных политических и прочих предрассудков Кенди. Например, он ясно дает понять, что расизм - это выступать против репараций за рабство. Также расизм - не иметь никакого мнения по этому вопросу. Так что вы должны либо разделять конкретные взгляды Кенди на этот вопрос, либо вы - угадайте что? - расист. Куда бы вы ни повернулись, другие выходы заблокированы. Например, упоминание о "пострасовом обществе" также является расизмом. Либо вы должны принять определение общества, в котором вы живете, данное Кенди, либо вы расист. Этот ловкий трюк работает почти со всем. Кенди выступает против законов об идентификации избирателей. Итак, может ли кто-нибудь предположить, кем могут быть люди, поддерживающие законы об удостоверениях личности избирателей? Правильно: они тоже расисты. Странно, но несогласие с тем, что Кенди хочет сделать в отношении изменения климата, тоже считается расизмом.
Снова и снова он четко и жестко делит мир только на эти два лагеря людей. Мы все либо расисты, либо антирасисты. Мы все либо стремимся быть расистами, либо стремимся быть антирасистами. Выдающийся чернокожий судья, который делает что-то не так в глазах Кенди, становится расистом. Если же человек делает абсолютно все правильно в глазах Кенди, соглашаясь со всеми его собственными, часто противоречивыми взглядами, то со временем он может получить значок "антирасиста". В одном можно не сомневаться: установление таких границ чрезвычайно удобно для самого Кенди. Но оно крайне неудобно для любого общества, которое следует этим правилам. В конце концов, должны же существовать какие-то вопросы - например, регистрация избирателей или окружающая среда, - которые можно обсуждать, не рассматривая их ни как расистские, ни как антирасистские. Если их нет, то вероятность решения всех этих вопросов значительно снижается.
Вместо того чтобы исключить расовую принадлежность из дискуссии (саму концепцию которой Кенди также называет расистской), это мировоззрение делает все возможное, чтобы навязать расу в каждой дискуссии. Причем сделать это в самых резких и неумолимых выражениях. Если одна часть вашего общества расистская, а другая - антирасистская, то нормальное политическое урегулирование становится невозможным. Некоторые люди будут соглашаться с политикой или позицией, которую они считают неправильной, только чтобы не запятнать себя ярлыком "расиста". В то время как другие могут быть искренне убеждены, что мир - это манихейство и что он делится не на множество людей с самыми разными идеями, а на расистов и антирасистов, белых супремасистов и Ибрама X. Кенди.
Возможно, неизбежно, что целая индустрия захочет повторить коммерческий успех работы Кенди. Среди побочных продуктов есть работа под названием "Как стать антирасистской семьей", состоящая из "25 вдохновляющих историй о расизме, которые можно читать вместе с детьми". Казалось, можно публиковать все, что угодно, лишь бы это было подкреплено одним и тем же нарративом: белые люди - угнетатели, которых можно оскорблять на каждом шагу. В то же время чернокожие люди - угнетенные и могут говорить все, что угодно, как бы оскорбительно это ни звучало, лишь бы это было сказано о белых людях. Например, есть работа Иджеомы Олуо "Посредственность: опасное наследие белых мужчин Америки" (2020). А также работа уроженки Лондона Отеги Увагба под названием "Белые: О расе и других фальшивках.
В Британии прослеживается американизированный тон эпохи: грандиозное повествование о расизме и антирасизме, экстраполированное на мельчайшие события, сдобренное постоянным катастрофизмом. Например, в одном из моментов Увагба рассказывает, как она должна была пойти на рождественскую вечеринку друзей, но в последнюю минуту отменила встречу, "потому что знаю, что, скорее всего, буду единственным черным человеком в комнате, полной белых". Она беспокоится, что после "обязательного размахивания руками" по поводу расовых проблем кто-то предложит поговорить о чем-то "менее депрессивном, потому что это Рождество". Увагба говорит, что тогда она "разобьет тарелку о стену, потому что я не думаю, что есть что-то еще, о чем мы должны говорить, не думаю, что это справедливо, что белые люди могут менять тему". Поэтому вместо этого она говорит: "Я остаюсь дома и плачу".
Увагба оказывается непростым другом. Она горько жалуется, когда белые друзья не спрашивают ее о самочувствии. А потом горько жалуется, когда белые друзья все же спрашивают ее о самочувствии. После смерти Джорджа Флойда она утверждает, что ее электронный почтовый ящик стал "свалкой белой вины". И снова она отчитывает друзей, которые спрашивают ее о самочувствии, и ругает тех, кто не спрашивает. "Повсюду белый стыд нависает огромной громадой, - пишет она, - высасывая кислород из комнаты и угрожая заслонить собой суть проблемы". Даже в самом раскаянном состоянии белые люди умеют сделать так, что трудно дышать".
ВЫХОДИТЕ НА УЛИЦЫ
В тот самый момент, когда расизм еще никогда не был так дискредитирован или так социально и политически неприемлем, он изображается как вездесущий и нуждающийся в большом отпоре.
Когда я объезжал Соединенные Штаты в течение нескольких месяцев после смерти Джорджа Флойда, меня снова и снова поражал этот факт. В городах, где были развешаны флаги и знаки Black Lives Matter (BLM), BLM стала чем-то вроде национальной религии. В книжных магазинах продавались книги, рассказывающие белым американцам о том, как им нужно переучивать свой разум. Повсюду была проекция с высоким разрешением общества, которое значительно отставало от жизни, хотя, казалось бы, было спроектировано и согласовано как отдельными людьми, так и корпорациями.