яемой территории продолжались активные боевые действия. Командующий ополчением сразу понял, что это типичные дезертиры, поэтому оставил их немного посидеть на подвале.
Из интервью Стрелкова:
«“Добежали” не только эти трое — всего я опрашивал то ли шесть, то ли семь “беглецов”. К тому времени я уже сам успел вернуться из Ямполя — приехал туда как раз во время артподготовки перед второй атакой (эти сбежали перед первой, успешно отбитой). Поняв, что управления боем нет, и я ничем не смогу помочь, а также то, что атаку отбить, вероятно, не удастся — я поехал в Славянск организовать подкрепление. (Связи уже не было — укры заглушили). Но опоздал — взвод Моторолы прибыл в Ямполь к моменту, когда укры прорвались на южный берег Северского Донца, и был рассеян».
Дальнейшая судьба беглецов известна. На следующий день их отправили в качестве штрафников на рытьё окопов, так как таким в руки оружие давать опасно. Мало ли, ещё раз убегут и оголят часть фронта. Конечно, сильно наказывать их никто не собирался, так как это были добровольцы, которые до войны работали обычными водителями или продавцами, но воспитательный процесс провести командование было просто обязано. После трёх дней рытья окопов штрафникам предоставлялась возможность выбора: или уходить в мир гражданским человеком, или оставаться в ополчении. Кто остался воевать из этих ребят после штрафной работы, я не знаю.
Игорь Стрелков так рассуждал на тему наказания своих подчинённых:
«Далеко не всегда человек, который проявил себя в прошлой войне, готов заново идти воевать в другом вооружённом конфликте. Каждый раз тяжело. Также, если человек совершил один геройский поступок, не значит, что и в следующий раз он его повторит. Но и если он один раз струсил, не значит, что струсит всегда. Это зависит от массы обстоятельств, и нормальные командиры это понимают.
Поэтому я наказывал за измену, предательство, преступление, мародёрство, но за то, что кто-то откуда-то сбежал, я практически не наказывал. Как можно наказывать людей за бегство, если они абсолютно не готовы к войне».
На помощь Мотороле(продолжение боя под Ямполем)
Возле СБУ мы с Артистом надолго не остались, а сразу поехали обратно в Семёновку. Приказа нам опять ехать в Ямполь никто не давал, поэтому мы вернулись на мясокомбинат, где я продолжил доукомплектовывать свою новую разгрузку, подаренную мне Глазом. Он, будучи уже в Крыму, подумал о нас и решил подогнать несколько качественных разгрузок-РПСок (ременноплечевых систем). Одна досталась мне, вторая — Кедру, а третья — Кроту.
Когда стало вечереть, к нам на «джихад-мобиле» примчался Воха, весь взъерошенный и взмыленный.
— В Ямполе Мотор попал в окружение! — заорал он. — Он, походу, ранен.
Я как раз пересыпал патроны из старой разгрузки в новую. Услышав это, я быстро зашнуровал берцы, подобрал автомат, одел РПСку и пошёл к Вохе. Он меня только и ждал, но на выручку группы Моторолы попросился и Артист с Ташкентом, Гена уже был там.
По иронии судьбы Ташкента редко с собой куда-то брали, так как кому-то нужно стеречь оружейку и мясо. Но в этот раз дело обстояло серьёзно, поэтому Воха готов был взять и его. Однако и в этот раз произошёл казус.
Ташкент давеча «намутил» у кого-то ПСО (прицел снайперский оптический) и решил его пришпандорить к своему СКСу. Карабин был мощнее, дальнобойней АК-74 и за это Ташкент очень его любил, невзирая на то что СКС — устаревший вид вооружения и уступает любому автомату по многим характеристикам. «Зато у него есть штык», — говорил Ташкент. И, будучи мастером на все руки, наш смуглый друг прикрутил двумя шурупами оптический прицел к деревянному ложу карабина. А в связи с тем, что на детище Сергея Гавриловича крепление для оптики не предназначено, шурупы он туда буквально вбивал. Правда, прицел встал так, что патрон сверху вставить стало невозможно, а при любом выстреле ПСО смещался и его приходилось заново пристреливать.
Ташкент и СКС
По этой причине у Ташкента своё оружие в тот момент отсутствовало, вернее, оно было небоеспособным. Поэтому поездка на Ямпольский фронт ему опять не светила. Поехали только я и Артист.
Воха повёз нас сначала на базу Минёра (командира подразделения), которая располагалась между Семёновкой и Николаевкой. Там мы должны были забрать КамАЗ с артиллеристами Художника (командира артиллерийской группы) и отправиться в Ямполь, где всё ещё продолжался бой. У Минёра ополченцы жили в больших промышленных ангарах и почему-то не боялись бомбёжек. Не то, что мы, привыкшие большую часть времени находиться в окопах.
К моменту нашего приезда к его позициям привезли одну из машин Ямпольского ополчения, пострадавшего при обстреле укров. В ней я увидел вымазанную в крови СВДшку, но в рабочем состоянии. Возможно, это снайперка Африки или кого-то из погибших бойцов в Ямполе. Моя рука незаметно сама потянулась за ней в багажник, и хотя я ещё не до конца знал, что такое деривация или баллистика, решил, что в хозяйстве и снайперская винтовка пригодится. Так получилось, что в магазине оставался всего один патрон ЛПС (лёгкая пуля со стальным сердечником), но я всё же забрал её с собой.
После того, как Воха приехал на мясокомбинат, рассказал об окружении группы Мотора и мы уже мчали на помощь в его машине, на меня нахлынул какой-то ранее неизвестный страх за свою жизнь: там, в Ямполе, сейчас наступают укры, а вдруг я погибну? Такие мысли поселились у меня в голове, когда мы на «джихад-мобиле» показывали дорогу КамАЗу с взводом миномётчиков. Это длилось не больше полутора минут, я быстро от себя отогнал эти мысли, и больше никогда они у меня не появлялись в Семёновке.
С Мотором связи не было, и никто не знал, что с ним. Я видел, как Воха нервничал и переживал за своего командира, он был сам не свой. Тогда впервые я заметил в нём командирские способности, он проявил свои лидерские качества. Пока Минёр, который занимал командную должность, «тити мял» и не знал, выдвигать группу в Ямполь или остаться на базе, Воха рявкнул:
— В Ямполе Моторола в окружении, и мы идём ему на помощь.
Художник был в подчинении Минёра и не мог сам принять решение — идти ему с Вохой на выручку Мотору или слушаться Минёра. Но Минёр не успев утвердиться в мнении, что в окружённый украми Ямполь идти не стоит, согласился с Вохой. Для водителя Моторолы тот момент, наверное, был переломным. Он проявил свои лидерские качества и смог на небольшое время в ответственный момент взять командование в свои руки, переча старшему как по возрасту, так и по статусу.
Когда мы добрались к Ямпольскому перекрёстку, стемнело. Местность я не знал совсем, поэтому вспоминаю только то, что видел. Остановились мы на какой-то возвышенности и стали вкапывать 120-е миномёты в землю. С этого места весь Ямполь виднелся как на ладони. По всему небольшому городку можно было увидеть очаги то чёрного, то белого дыма — Ямполь после обстрелов пылал.
Наша задача заключалась в том, чтобы отбомбиться по колонне бронетехники, идущей на подмогу своим свидомым собратьям, которые никак не могли взять оборонительные укрепления ополченцев. Не знаю, где взяли данные, что именно в этих местах они будут проезжать, но разведка не просчиталась. Как только мы окопались, вдали появился первый бронетранспортёр. Было видно, как он выехал на полевую дорогу и, вздымая пыль, погнал вдоль лесопосадки. Вслед за ним мы увидели и остальную часть колонны, состоящую из десятков бронемашин и БМП. Танков мы не увидели, но и этого было вполне достаточно, чтобы понять насколько серьёзно они подготовились.
Минёр решил корректировать огонь миномётов, но у него барахлил бинокль, который из-за поломки превратился в монокль. Тут-то и пригодилась СВД, которую я предусмотрительно прикарманил, немного отмыв от крови. На ней установлен ПСО, через который можно было неплохо рассмотреть движущуюся вражескую технику.
Так мы и сделали. Минёр продолжал щуриться в свой монокль, а я через снайперский прицел помогал корректировать огонь Художнику. Сначала загремел первый миномёт, а потом подключился и второй. Несмотря на то что первые несколько снарядов были пристрелочными, один точно попал в цель — в легкобронированный или вообще небронированный джип. Там вполне могло сидеть командование, которое и руководило всем процессом. После попадания джип развернуло в направлении зелёнки, где он и скрылся. Следующие несколько мин перелетели далеко за колонну. Я в прицел всё чётко видел и старался предельно точно передавать, на сколько метров перелёт или недолёт. Как ни странно, но от моих корректировок мины действительно стали ложиться всё кучнее, пока одна не влупила по едущей БМПшке. Машина задымила и остановилась. Из неё высыпали укры и побежали в ту сторону, где скрылся джип.
Не успел Художник «разогреться», как прилетела ответка. Неведомо откуда разразились залпы таких же «стодвадцаток», и в 300 метрах от нас стали видны крупные разрывы.
Пока происходила вся эта канитель и укры бегали по полю, я использовал один патрон в СВД, чтобы он мне не мозолил душу. Знал, конечно, знал, что не попаду, но в данной ситуации сработала психологическая установка: вижу врага — стреляю в него. Расстояние до них было свыше 300 метров, но так как мы стояли на возвышенности, казалось, что они ближе. Те, кто не обеспечивал работу миномёта, пытались стрелять из автоматов, но никуда, как и я, не попали — укры спокойно скрылись в деревьях.
Разрывы стали приближаться, и мы начали в темпе сворачиваться. Артиллеристы быстренько выкопали миномёты и погрузили их в КамАЗ, а мы с Вохой и остальными также спешно сели в машину и поехали назад.
По дороге из Ямполя мы встречали отступающих бойцов, многие сказали, что Ямполь окончательно перешёл под контроль ВСУ, поэтому туда уже соваться не стоит.
По радиосвязи из Славянска поступила информация, что Моторола жив, невредим и вышел со своей группой. Наша миссия на этом закончилась, поэтому мы вернулись со спокойной совестью домой.