Война в 16. Из кадетов в «диверсанты» — страница 69 из 82

— начал вызывать на подмогу Арсена.

Моторола приехал на мотоцикле, следом за ним Кэп. Они натоптали грязными берцами в столовой, и я за это на них накричала:

— Обувь пока в порядок не приведёте, не заходите.

Арсен вышел помыть берцы и, вернувшись, сказал мне тогда:

— Ты такая боевая, мне это нравится очень, — смотрит в глаза и говорит: — Ты мне сына родишь!

В ответ тогда я сказала, что он дурак, и ушла, а через день он мне сделал предложение, от которого я не отказалась. И спустя две недели мы поженились».

Арсен Павлов (Моторола)с женой Леной


Нашли питомник «Правого сектора»

Хотя на позициях Крота бойцы помимо казённой тушёнки ели и мясо, которое мы с Артистом привозили, командир захотел однажды свежей свининки. Свежей настолько, чтобы ещё пару часов назад она должна была бегать.

Крот приехал со своим замом, Орлом, на свиноферму, как на сафари. Потом подошёл я, Ташкент и Артист. Свиноферма после сильных обстрелов была покинута сотрудниками, а свиньи оставлены на произвол судьбы. Мы об этом узнали и приходили периодически кормить свинок, чтобы они не сдохли с голоду. Основная дверь была заперта, поэтому мы перелезали через окно. Внутри оказалось тепло и сухо, но сильно воняло. Свинарник есть свинарник.

В нескольких больших помещениях размещалось около 30 голов взрослых свиней, а в помещении поменьше бегали подрастающие поросята. Крот осмотрелся и долго выбирал своего фаворита. Когда выбор пал на одного из молодых хряков, его боец снял автомат с предохранителя и приставил вплотную дуло к голове. Так проще всего — почти без крови, быстро и сразу.

Для убийства свиньи хватило одного выстрела. Мы принялись поднимать её, чтобы вытащить из свинарника на улицу, а потом в машину. Но не могли предвидеть, что у свинки будут предсмертные конвульсии. Они случились именно тогда, когда мы пытались её протащить в окно. Сзади свинью держал Крот и Ташкент. Оба они получили сильный резкий удар копытами. Кому попало в руку, а кому — в живот. Свинья для мёртвой довольно сильно дёргалась, и мы не могли никак её выволочь наружу. Выглядело всё это очень комично. Пятеро взрослых с автоматами не могут справиться с умирающей свиньёй. Пришлось пережидать минут 5, пока конвульсии не прошли. Потом мы выволокли свинью наружу и погрузили Кроту в машину. В этот вечер бойцы на его позициях смогли вкусно поесть.

До этого впервые мы попали на свиноферму с Геной Дубовым. Тогда мы сначала немного повеселились, а потом покормили бедных животных. Гена снял видеоролик, где я строю свиней, представляя их укропами и правосеками[183].

Получилось, как мне кажется, забавно:

— Рота подъем! — вдруг ору в темноте я.

Гена посветил фонариком на поросят, а я продолжил дальше:

— Равняйсь! Смирно!

— Это заброшенная свиноферма. Война выгнала хозяев, теперь заботиться о поросятах некому, — более конструктивно комментирует Дубовой.

— Это бойцы «Правого сектора», — прикалываюсь я, — смелые и непобедимые.

— Струнко! Слава Украпп!

— Хероям сала! — подыгрывает мне Гена. — Вот оно сало, которого они так хотели. Я так понимаю, они хотят взять Семёновку именно из-за этого.

Я осматривал кормушки на наличие еды, а Гена всё порывался выйти, так как его утончённая журналистская натура не могла долго вдыхать запахи нечистот свинарника. Мы переместились из помещения для поросят в место, где лежали огромные свиньи.

— Рота подъё-ё-ём! — закричал я.

— Это элитные подразделения нацгвардии, — предположил Гена.

— Рівняйсь! Струнко! Рівняння до середини! Дорогі «співвітчизники», ви воюєте з «сепаратистами»! Чому ви лежите? Вставайте, чи ви не розумієте української мови?[184]

Гена навёл камеру на самого большого хряка и говорит:

— Им корма не подвезли, поэтому и не воюют. Посмотрите, это главный нацгвардеец.

— Их гормонами пичкали, видишь? — объясняю боевому товарищу.

Равняйсь! Смирно! Равнение на середину! Дорогие «соотечественники», вы воюете с «сепаратистами»! Почему вы лежите? Вставайте, или вы не понимаете украинскую речь? (укр.).

— Смотрите, это их пичкали боевыми психостимуляторами с Майдана и по сей день, — дальше развивает историю Гена.

— Хероям сала, — наведя камеру на одного свинтуса, говорит Гена.

— Хрю-хрю, — отвечает он ему.

Дальше мы совсем разошлись. В следующем вольере лежали огромные толстые свиньи. Подойдя туда, Гена говорит:

— Смотрите, это Порошенко, а это Яценюк.

— Что, Яценюк? Запад денег не даёт? — спрашивает у бедного хряка Дубовой.

А я тем временем открыл ещё одну дверь, где также находились около 20 свиней.

— Это Верховная Рада и кабинет министров, — сразу нашёлся Гена, наводя камеру в дверную щель.

Уже на обратном пути из свинарника Гена взял небольшое интервью у одного из «нацгвардейцев»:

— «Доблестный нацгвардеец», вы в каком чине, представьтесь.

— Хрю-хрю.

— Понятно…

— За что вы воюете?

— Хрю-хрю.

Гена не успел дослушать, что ему сказали в ответ и направился к выходу, потому что не смог больше вдыхать этот запах. Потом мы их покормили и напоили.

Реанимация двухсотого

В конце июня следующим форпостом ополчения на восточном направлении после Ямполя стала Николаевка. Моторолу назначили ответственным за данный участок фронта и он осел там. Познакомившись накануне со своей будущей женой Леной, Моторола был рад своему новому участку ответственности, потому что она жила именно там. С тех пор он всегда мог прийти в цивильную квартиру, нормально помыться и постираться.

Он, кстати, очень чистоплотным парнем был. Постоянно носил с собой влажные салфетки на все случаи жизни, пока другие довольствовались туалетной бумагой. Всё его окружение потом переняло эту привычку.

На самом деле, носить с собой именно влажные салфетки очень грамотно, так как помыться в полевых условиях всегда сложно, а бойцу необходимо и в туалет сходить, и, несмотря на поговорку «стерильность — враг спецназа», руки, в конце концов, протереть перед едой.

Я продолжал каждый день мотаться по Семёновке и вывозить в город трёхсотых и двухсотых. Укропы пытались уже несколько раз взять Николаевку, но бесполезно. Первые обстрелы там начались тоже в конце июня. До этого город считался мирным и тихим по сравнению со Славянском.

Во время очередной попытки штурма города, 2 июля, меня вызвали по рации и сказали, чтобы я срочно приехал в Николаевку, так как один боец Моторолы получил тяжёлое ранение. Надёжный друг Артист уже прогревал нашу «скорую-катафалку», пока я экипировался. Через 15 минут мы были на первой развилке при въезде в Николаевку. Там нас уже ждала машина Вохи, а внутри лежал раненый. Выпрыгнув из машины, я подбежал к нему и в темноте включил фонарик. Быстро осмотрел и убедился, что жизненно важные функции у него снижены, на футболке в районе груди растеклось пятно крови. У изголовья тяжёлого трёхсотого сидел какой-то боец, похожий на грузина, который сказал, что несколько минут назад раненый ещё хрипел. Когда я посветил фонариком в его зрачки, мне показалось, что признаков смерти еще не было. Решение принято: делать реанимацию.

Но сначала надо было проверить ранение. Разрезав штык-ножом футболку, я осмотрел грудь. Правое лёгкое пробито — из отверстия вырывалась вспененная кровь. В разгрузке я быстро нашёл пищевую плёнку и скотч. Нужно герметизировать лёгкое, чтобы воздух не засасывался в плевральную полость и не сжимал его.

Всё, дырка заделана, далее — прекардиальный удар и около 15 нажатий на грудную клетку. После непрямого массажа сердца я собрался уже запрокинуть голову раненому и сделать искусственное дыхание, но парень, сидевший у изголовья, сказал, что ему с той стороны удобней будет это сделать. Тогда я спросил: знает ли он, как это делается? Он сказал, что проходил в школе ОБЖ. Я улыбнулся и попросил его перед тем, как вдыхать воздух в рот, закрыть нос.

Он выдохнул порцию воздуха в рот, но у лежачего надулся только живот. В темноте мне показалось, что поднимались лёгкие, но, к сожалению, это было не так. Оттого что живот надувался, по пищеводу поднималось содержимое желудка и выплёскивалось наружу. Но, несмотря на рвотные массы в ротовой полости и соответствующий запах, грузин продолжал после каждых моих 15 нажатий прижиматься к его губам и вдыхать жизнь. Пока мы это делали, Воха уже мчался в местную николаевскую больницу.

Въехав на территорию, мы продолжили реанимацию, а Воха выбежал из машины и заорал:

— Врача! У нас человек умирает!

В больничке уже были научены периодическим привозом раненых ополченцев, поэтому через пару секунд возле машины стояла каталка и санитар. Грузин с одной стороны, а я с санитаром с другой вытащили раненого и положили на каталку.

В больнице нас встретил доктор. Ему достаточно было только приподнять веки лежачему, чтобы сказать: «Он мёртв».

У меня внутри всё оборвалось. Мы его не спасли, не успели. Вдруг мне показалось, что врач всё делает очень медленно и без какого-либо интереса осматривает больного. Я в пылу сжал на каталке красные от крови кулаки и закричал:

— Да как ты понял? Он ещё тёплый, зрачки не всегда показатель. Дай тонометр, проверь пульс, ведь я его чувствовал на шее в машине.

Врач посмотрел на меня исподлобья и, ничего не сказав, так же вразвалочку пошёл за тонометром. Тонометр не обнаружил давление. Боец Моторолы был мёртв. Врач констатировал с какой-то иронией, что медицина тут бессильна, перекрестился и ушёл в другое помещение.

Я понял, что дёргаться уже нет смысла, и стоял, уставившись на двухсотого. К нам подошла медсестра.

— Зря вы так на доктора. Он четвёртые сутки дежурит без выходных. Его некем заменить просто. Все остальные из-за украинцев (имея в виду обстрелы) уехали из города.