— Мой принц, — произнес священник.
— Встань, встань! Священники не преклоняют передо мной колени! Ты представляешь Господа, это я должен встать перед тобой на колени.
— Чёрта с два, — сказал я, но тихо, так что Этельстан не услышал.
Священник поднялся. К черной рясе на коленях прилипли комья снега. Он дрожал, и, к моему удивлению и еще большему изумлению священника, Этельстан шагнул вперед и набросил ему на плечи свой тяжелый плащ.
— Что привело тебя сюда, отче? — спросил он. — И кто ты?
— Отец Бледод, — ответил тощий священник с жидкими черными волосами. Он был без шапки, борода всклокоченная, глаза испуганные. Он нервно потеребил серебряный крест.
— Благодарю за плащ, господин.
— Ты валлиец?
— Да, господин. — Отец Бледод неуклюже указал на своих спутников. — Это Грифид из Гвента. Он будет говорить с тобой, господин.
— Со мной?
— Ты принц Этельстан, господин?
— Да, — улыбнулся Этельстан.
— Грифид из Гвента, господин, хотел бы вернуться домой, — сказал священник.
— Меня удивляет, — мягко ответил Этельстан, — что Грифид из Гвента вообще покинул свой дом. Или он прибыл в Мерсию насладиться погодой?
Священник, который, похоже, был единственным валлийцем, способным понимать язык саксов, не ответил. Лишь нахмурился, пока одиннадцать воинов смотрели на нас с немой угрозой.
— Зачем он приехал? — спросил Этельстан.
Священник беспомощно махнул левой рукой и смутился.
— Нам заплатили, мой принц, — признался он.
Этот ответ вызвал гнев Этельстана. Валлийцам он, конечно, казался спокойным, но я чувствовал его ярость оттого, что в мятеж Цинлэфа вовлечено и войско Уэльса.
Мерсия и Уэльс всегда враждовали. Они нападали друг на друга, однако Мерсия с ее богатыми полями и щедрыми садами могла потерять больше. Более того, первый воин, убитый мною в стене щитов, был валлийцем, и он пришел в Мерсию, чтобы красть скот и женщин.
В тот день я убил четверых. У меня не было ни кольчуги, ни шлема, только одолженный у кого-то щит и два моих клинка. В тот день я впервые познал радость битвы. Наше маленькое мерсийское войско возглавлял Татвин, настоящий зверь среди воинов, и когда бой закончился, а мост, что мы защищали, был весь залит кровью, он сделал мне комплимент.
— Помоги мне, Боже, — с ужасом сказал он, — да ты же просто дикарь.
Я тогда был подростком, зеленым и плохо обученным, и принял это как похвалу.
Этельстан едва сдерживал гнев.
— Ты сказал, что этот Грифид — из Гвента, — сказал он, глядя на человека, на чьей шее сверкала золотом цепь. — Но ответь мне, отче, разве король Гвента не Артвайл?
— Да, мой принц.
— И король Артвайл решил, что отправить людей сражаться против моего отца, короля Эдуарда, это хорошо?
Отец Бледод по-прежнему выглядел смущенным.
— Золото, господин, заплачено Грифиду.
Ответ показался Этельстану уклончивым. Он задумался, глядя на стоящих в снегу воинов.
— И кто такой этот Грифид из Гвента?
— Родственник Артвайла, — признался священник.
— Родственник?
— Брат его матери, мой принц.
Этельстан на мгновение задумался. Ничего удивительного, что войско валлийцев присоединилось к осаде. Валлийцы — враги Мерсии, и всегда ими были. Король Оффа, правивший Мерсией во времена ее величия, построил стену и вырыл ров, чтобы обозначить границу, и поклялся убить любого валлийца, что осмелится перебраться через стену. Но они, разумеется, осмеливались и, скорее, относились к преграде как к вызову. Мятеж в Мерсии давал валлийцам возможность ослабить старинного врага.
Они были бы просто глупцами, если бы не воспользовались проблемами саксов, и королевство Гвент, расположенное по ту сторону рва Оффы, наверняка надеялось урвать себе земли, если мятежники Цинлэфа одержат победу. Пара мертвых воинов — небольшая цена, если валлийцы получат великолепные пастбища саксов, и понятно, почему король Артвайл заключил сделку с Цинлэфом. Отец Бледод делал все возможное, чтобы обелить своего короля, и Этельстан на него не давил.
— Скажи, — спросил он священника, — сколько воинов привел в Честер Грифид из Гвента?
— Семьдесят четыре, господин.
— Тогда передай Грифиду Гвентскому, — произнес Этельстан, и каждый раз в это имя он вкладывал все больше презрения, — что он и его семьдесят четыре воина могут свободно пересечь реку и убираться домой. Я не стану им препятствовать.
И это, подумал я, решение верное. Нет смысла ссориться с побежденными. Если бы Этельстан предпочел убить Грифида и его валлийцев, что он был в полном праве сделать, весть о резне дошла бы до валлийских королевств и вызвала бы ответный удар. Лучше получить признательность, позволив Грифиду и его людям уползти обратно в свои лачуги.
— Но ехать они могут только с тем, что привезли с собой, — добавил Этельстан. — Если украдут хоть козу — я уничтожу всех!
Отца Бледода угроза, похоже, не напугала. Должно быть, он ее ожидал и, как и Этельстан, понимал, что это просто формальность. Этельстан хотел одного — чтобы чужаки убрались прочь из Мерсии.
— Твои козы в безопасности, господин, — со скрытой насмешкой сказал священник, — а вот сын Грифида — нет.
— А что с его сыном?
Священник махнул рукой в сторону арены.
— Он там, господин.
Этельстан повернулся и посмотрел на арену, ее освещенные кострами и полузасыпанные снегом багровые стены.
— Я намерен, — сказал он, — убить всех, кто внутри.
Священник перекрестился.
— Кадваллон ап Грифид — заложник, господин.
— Заложник! — Этельстан не смог скрыть удивления. — Хочешь сказать, что Цинлэф не доверяет Грифиду из Гвента?
Священник смолчал, но принц и не нуждался в ответе. Сын Грифида явно взят в заложники в качестве гарантии, что валлийские воины не изменят Цинлэфу. А это, подумал я, означает, что Грифид дал Цинлэфу повод для недоверия.
— Сколько воинов из этих семидесяти четырех еще живы? — спросил я.
Этельстану не понравилось мое вмешательство, но он промолчал.
— Шестьдесят три, господин, — ответил священник.
— Вы потеряли одиннадцать человек, штурмуя стены? — спросил я.
— Да, господин, — отец Бледод запнулся. — Мы установили лестницы напротив северных ворот, господин, и взяли башню. — Он имел в виду один из двух бастионов у римских ворот. — Мы выбили сайсов с бастиона, господин.
Он явно гордился тем, чего добились воины Грифида, и имел на это полное право.
— И вас отогнали от ворот, — спокойно отметил Этельстан.
— Да, ты отогнал, мой принц, — ответил священник. — Мы взяли башню, но удержать не смогли.
— И сколько «сайсов» погибло у ворот в бою с вами? — Я воспользовался словом, которым Бледод называл саксов.
— Мы насчитали десять трупов, господин.
— Нет, — сказал я, — сколько людей Цинлэфа погибло вместе с вашими.
— Ни одного, господин, — отец Бледод не скрывал презрения, — ни одного.
Теперь Этельстан понял, куда я клоню. Цинлэф отправил валлийцев в атаку и не поддержал их. Валлийцы сражались, а саксы позволили им погибать, и это вызвало недовольство Грифида и его людей. Они могли бы оказать нам вчера сопротивление, но предпочли не сражаться, поскольку утратили доверие к Цинлэфу и его делу. Этельстан рассматривал воинов, выстроившихся за священником.
— Что может предложить Грифид в обмен на жизнь сына? — спросил он.
Священник отвернулся и заговорил с невысоким широкоплечим воином с золотой цепью на шее. У Грифида из Гвента было хмурое лицо, седая спутанная борода и слепой правый глаз — белый как снег. Щеку пересекал шрам, указывая, куда именно пришелся удар клинка. Разумеется, он говорил на собственном языке, но я услышал горечь в его словах. Наконец, отец Бледод опять обернулся к Этельстану.
— А что принц желает получить от Грифида?
— Я хочу услышать, что он мне предложит, — отвечал Этельстан. — Чего стоит сын Грифида? Серебра? Золота? Лошадей?
За этим снова последовал краткий обмен репликами на языке валлийцев.
— Он не станет предлагать золото, господин, — сказал священник, — но заплатит тебе именем человека, который его нанял.
Этельстан рассмеялся.
— Его нанимал Цинлэф! Мне это уже известно! Ты зря тратишь мое время, отче.
— Это не Цинлэф, — заговорил на корявом английском сам Грифид.
— Конечно, не Цинлэф, — с насмешкой подтвердил Этельстан. — Он просто послал кого-то тебя подкупить. У дьявола всегда находятся злодеи, чтобы сделать его работу.
— Это не Цинлэф, — снова сказал Грифид и добавил что-то на своем языке.
— Это был не Цинлэф, — перевел отец Бледод, — Цинлэф ничего не знал о нас, пока мы не прибыли.
Несколько мгновений Этельстан молчал. Потом протянул руку и осторожно снял свой плащ с плеч отца Бледода.
— Скажи Грифиду Гвентскому, что я сохраню жизнь его сына, и завтра в полдень он может уйти. В обмен на жизнь сына он отдаст мне имя врага, а еще золотую цепь со своей шеи.
Отец Бледод перевел это требование, и Грифид неохотно кивнул.
— Он согласен, мой принц, — сказал Бледод.
— А цепь, — добавил Этельстан, — цепь мы отдадим церкви.
— Задница, — тихо пробормотал я так, чтобы не услышал Этельстан.
— И Грифид Гвентский, — продолжал Этельстан, — пообещает удерживать своих людей от набегов на Мерсию в течение одного года. — Это тоже было принято, хотя я подозревал, что требовать такое бессмысленно. Требовать от валлийца покончить с воровством можно с таким же успехом, как от дождя не литься целый год. — Встретимся завтра, — закончил свою речь Этельстан.
— До завтра, эдлинг, — сказал Грифид, — до завтра.
Он удалился вместе со своими воинами и отцом Бледодом. Снег повалил сильнее, снежинки крутились в свете костров.
— Мне иногда сложно не забыть, — сказал Этельстан, наблюдая, как они уходят, — что валлийцы христиане.
Я улыбнулся.
— В Диведе правит король по имени Хивел. Он бы тебе понравился.
— Я слышал о нем.
— Он славный малый, — сказал я с теплотой и сам удивился своим словам.