— И христианин, — поддразнил меня Этельстан.
— Я же сказал — славный, а не идеальный.
Этельстан перекрестился.
— Завтра мы все должны быть славными, — сказал он, — и сохранить жизнь валлийцу.
И выяснить имя врага. Я был почти уверен, что уже знаю это имя, но все же не наверняка. Я точно знал одно — настанет день, и я убью этого человека. Так что валлиец должен остаться в живых для того, чтобы умер сакс.
Эдлинг, или этелинг — валлийский титул, означающий сына короля и наследника. Грифид из Гвента, которого я принял за вождя клана, возможно, и сам был каким-то мелким королем. Этот титул он использовал, чтобы польстить Этельстану, поскольку никому не известно, кто станет наследником короля Эдуарда. Этельстан — старший сын, но церковь распространяла злонамеренные слухи, что он бастард, и почти все олдермены Уэссекса поддерживали Этельвирда, второго сына Эдуарда, законного безо всяких сомнений.
— Нужно было сделать королем Уэссекса меня, — сказал я Этельстану на следующее утро.
Он поразился. Наверное, еще не полностью проснулся, и ему показалось, что он ослышался.
— Тебя?!
— Меня.
— Но почему?
— Думаю, королем должен быть самый красивый мужчина в королевстве.
Этельстан наконец понял, что я шучу, но был не в настроении веселиться, только фыркнул и пришпорил коня. Он вел шестьдесят воинов, а я — всех своих, кроме тех, что охраняли арену, где нас ждал отец Бледод. Я велел валлийскому священнику присоединиться к нам.
— Как еще мы узнаем мальчишку Грифида? — пояснил я.
Вдалеке слева множество людей Цинлэфа уже уходили на восток вместе с женами и детьми. Я послал Финана с двадцатью воинами распространить весть, что они должны убираться, не то столкнутся с моими воинами, и маленький отряд Финана не встретил сопротивления. По крайней мере, в этой части Мерсии мятеж подавили без боя.
— Отец Свитред, — сказал Этельстан, пока мы наблюдали, как побежденные уходят восвояси, — посчитал, что нужно убить каждого десятого. Он говорит, таково римское правило.
— И почему ты так не сделаешь?
— Думаешь, стоит? — спросил он.
— Нет, — твердо сказал я, — думаю, нужно их отпустить. Большая часть этих людей — не воины. Они простые люди, возделывают поля, растят скот, копают канавы и сажают сады. Это плотники и суконщики, кожевенники и пахари. Они пришли сюда, потому что им приказали, но, вернувшись домой, снова возьмутся за работу. Они нужны твоему отцу. Мерсия ему ни к чему, если станет голодной и бедной.
— От нее мало толку, если она бунтует.
— Ты победил, — ответил я, — и большинство этих людей не отличит мятежа от пердежа. Их сюда привели, так что просто позволь им вернуться домой.
— Отец может с этим не согласиться.
Я усмехнулся.
— Так почему твой отец не отправил подкрепление?
— Он болен, — сказал Этельстан и перекрестился.
Я дал Тинтригу обойти непогребенный труп одного из убитых вчера воинов Цинлэфа. Снег мягким саваном окутал мертвое тело.
— И что не так с королем? — поинтересовался я.
— Беда, — коротко сказал Этельстан.
— И как же это лечить?
Несколько шагов он проехал молча.
— Никто не знает, что у него за болезнь, — наконец заговорил он, — отец растолстел и задыхается. Но, слава Богу, бывают дни, когда ему становится легче. Он еще может ездить верхом, любит охотиться. Он еще может править.
— Проблема, — сказал я, — в том, что старый меч попал в новые ножны.
— Что это значит?
— Похоже, новая жена совсем его заморила.
Этельстан вскинулся, но не стал со мной спорить. Вместо этого он поднял взгляд на прояснившееся за ночь небо. Яркое солнце отражалось от снега. «Быстро растает, — подумал я, — так же быстро, как окончилась осада».
— Полагаю, он ждет, когда погода улучшится, — продолжал Этельстан, — это значит, он скоро придет. И королю не понравится, если мятежники останутся безнаказанными.
— Так накажи их предводителей, — сказал я. Предводители мятежа, по крайней мере, в северной Мерсии, загнали себя в ловушку внутри арены.
— Я так и сделаю.
— И тогда твой отец будет счастлив, — я направил Тинтрига ко входу в арену, где уже ждал Финан.
— Все в порядке? — спросил я.
В полночь Финан со свежими воинами сменил Берга на страже у арены. Этельстан тоже прислал с десяток людей, и они, как и Финан, выглядели замерзшими и усталыми.
Финан сплюнул, выказывая презрение к захваченным на арене врагам.
— Они предприняли одну хилую попытку выбраться. Не перелезли даже через собственную баррикаду. Теперь хотят сдаться.
— На каких условиях? — спросил Этельстан. Он услышал Финана и подъехал ближе, пришпорив коня.
— Изгнание, — лаконично ответил Финан.
— Изгнание? — резко переспросил Этельстан.
Финан пожал плечами, понимая, каков будет ответ.
— Они согласны отдать свои земли и отправиться в изгнание, мой принц.
— Изгнание! — воскликнул Этельстан. — Передай им, что я отвечаю — нет. Они могут сдаться на мой суд, либо пусть сражаются.
— Изгони их в Нортумбрию, — злорадно предложил ему я. — Нам нужны воины. — Я имел в виду воинов, чтобы противостоять неизбежному вторжению, которое поглотит Нортумбрию, когда Мерсия покончит со своими проблемами.
Этельстан меня проигнорировал.
— Как ты с ними разговаривал? — спросил он Финана. — Кричал в проход?
— Нет, мой принц. Ты можешь туда войти, — Финан указал на ближайшую лестницу, ведущую вверх, к многоуровневым сиденьям.
Видимо, на рассвете Финан приказал разобрать баррикаду у входа и провел отряд воинов наверх, к сиденьям арены, чтобы оттуда присматривать за попавшим в ловушку врагом.
— Сколько их там? — спросил Этельстан.
— Я насчитал восемьдесят два, мой принц, — ответил Финан, шагнув вперед, чтобы взять под уздцы лошадь Этельстана. — Внутри могут быть еще несколько человек, которых мы не заметили. И конечно, некоторые из тех, кого мы видели, слуги. Есть и женщины.
— Все они мятежники, — рявкнул в ответ Этельстан.
Он спешился и в сопровождении своих воинов зашагал к лестнице.
— Что он собирается делать? — Финан посмотрел на меня.
— Убить их.
— Но он оставил в живых валлийцев?
— По одному врагу за раз.
Финан обернулся посмотреть, как Этельстан и его воины поднимаются по ближайшей лестнице.
— А он изменился, да?
— Изменился?
— Строгим стал. Помнишь, как он любил посмеяться?
— Он был мальчишкой, — ответил я, — и я пытался научить его вести себя как король.
— Ты хорошо его выучил, господин.
— Чересчур хорошо, — пробормотал я.
Этельстан стал все больше напоминать своего деда, а король Альфред никогда не был мне другом. Я относился к Этельстану как к сыну. Защищал его, когда он был ребенком. Учил его навыкам воина, но за последние несколько лет он окреп и поверил, что судьба ведет его к трону, несмотря на препятствия, которые честолюбцы воздвигают у него на пути. И я знал, что, став королем, Этельстан бросит на Нортумбрию мечи и копья, завоюет нас, потребует от меня присяги и захочет, чтобы я ему повиновался.
— Будь у меня хоть крупица здравого смысла, — сказал я Финану, спешиваясь, — я перешел бы на сторону Цинлэфа.
Он рассмеялся.
— Еще не поздно.
— Судьба неумолима, — ответил я, и это правда. Судьба безжалостна. И жребий решает все. Мы приносим клятвы и делаем выбор, но судьба принимает решение.
Этельстан мой враг, но я поклялся его защищать.
Поэтому я приказал Финану оставаться снаружи арены, объяснил, что делать, а потом последовал вверх по лестнице за своим врагом.
— Бросить оружие, — крикнул Этельстан воинам на арене, — и опуститься на колени!
Он снял шлем, чтобы люди в ловушке безошибочно его узнали. Этельстан обычно коротко стриг темные волосы, но за время осады они отросли, и холодный ветер трепал их, закручивая темно-синий плащ вокруг одетой в кольчугу фигуры. Принц стоял в середине строя неприступных воинов в кольчугах и шлемах, со щитами, на которых изображен знак Этельстана — дракон, изрыгающий молнию. Позади них, на засыпанной снегом скамье, стоял отец Свитред, высоко поднимая над головой деревянный крест.
— Какова будет наша участь? — крикнул мужчина с арены.
Этельстан не ответил, а только посмотрел на него.
Второй человек выступил вперед и встал на колени.
— Какова наша судьба, принц? — спросил он.
— Мой суд, — он ответил голосом столь же холодным, как и засыпанные снегом трупы, мимо которых мы проехали по пути на арену.
Воцарилась тишина. На арене находилась, наверное, сотня лошадей. В основном оседланные, подготовленные для отчаянного прорыва сквозь входную арку, а перед ними, прижимаясь друг к другу, как и лошади, стояли люди Цинлэфа. Я поискал глазами его самого и, наконец, увидел позади толпы, у оседланных лошадей. Высокий и привлекательный. Этельфлед он нравился, и она выбрала его мужем для своей дочери, но если и есть на свете такое место как христианские небеса, и она смотрит с них сейчас вниз, то наверняка одобрит мрачную решимость Этельстана убить Цинлэфа.
— Твой суд, принц? — стоящему на коленях человеку хватило ума именовать Этельстана принцем и спрашивать покорно.
— Это то же самое, что и суд моего отца, — жестко ответил принц.
— Мой принц, — позвал я его тихонько.
Он стоял всего в двух шагах, но сделал вид, что не услышал.
— Мой принц, — позвал я уже громче.
— Тише, лорд Утред, — ответил Этельстан, не обернувшись. Он говорил негромко, но в голосе чувствовалась ярость из-за того, что я посмел вмешаться.
Я хотел сказать, что он должен предложить помилование. Не всем, конечно, и уж точно не Цинлэфу. В конце концов, они мятежники, но скажи сотне человек, что они столкнутся с беспощадным судом, и увидишь сотню отчаянных, которые будут драться, но не сдадутся. Но если некоторые посчитают, что им оставят жизнь, они усмирят остальных, и никто из наших людей не погибнет. Однако пока казалось, что Этельстан не готов к милосердию. Это мятеж, а мятежи разрушают королевства, так что мятежники должны быть окончательно уничтожены.