се, так что из зеленовато-бледной она стала просто бледной. Видимо, решила положиться на слово графа де Гранжа.
— Антон!
Лу бросилась ко мне, всячески игнорируя то, что в комнате находятся другие люди, сформировала на ладонях заряд собственной божественной силы и стала накачивать меня, будто бы я нуждался в подзарядке.
Это меня на самом деле взбодрило. Во всяком случае, черные круги, которые нет-нет, да и всплывали перед глазами, куда-то ушли, дышать стало легче и я наконец-то смог окончательно выпрямиться.
— Антон, я пыталась, но…
Я прекрасно понимал, что Старшие просто не пускали сюда Лу. Не та весовая категория, но являясь богиней, моя вторая половинка могла потрепать им нервы. Не знаю, что именно сделали Фор и Энжи — поставили какой-то силовой блок или наоборот, вытолкнули Лу в междумирье, не позволяя материализоваться в этой части мира живых, но помочь мне в этой ситуации она не могла.
Моя богиня аккуратно провела пальцами по моей теперь полуседой голове, осмотрела перчатку, на которой больше не было каких-либо отметин. Сохранились только мелкие трещины, которые появились после использования меча Крови в бою.
— Что это вообще было? — подал голос Орвист, который сейчас стоял рядом с кроватью и придерживал Рису за плечо.
Скорее всего, девушка получила сотрясение мозга, Первородный приложил ее о стену знатно, я в какой-то миг испугался, что она сломала себе затылок о каменную стену.
— Скажем так, мне дали расчет, — ответил я, беря в руки графин с водой, — высокое начальство осталось недовольно моими методами…
В этот момент я поймал взгляд Лу и понял, что и моя жена была не в восторге от той бойни, что я устроил под стенами Пите. А была еще королева, маги, вельможи и просто тьма другого народа. Тот же Арван — тоже мог выкатить мне претензию на тему негуманного использования оружия массового поражения. Кстати, о брате королевы… Теперь наш с ним политический союз не имел никакого смысла — я больше не был любимцем Пала. Странно, что Фор не вытравил руну Первородного и с моего посоха. Может, просто забыли? Или это было пресловутое «другое»?
Кое-как мы выпроводили Орвиста и Рису. Как оказалось, они все это время дежурили в гостиной, ожидая, когда я приду в себя. Услышали в комнате какой-то шум и, посчитав, что по мою душу могли отправить каких-нибудь убийц, решили вмешаться. Орвист передал меч Рисе — ее статус меченосца еще никто не отменял — после чего эта парочка заняла бессрочную вахту у моего бренного тела.
Я лениво коснулся сознания моего друга и ученицы и понял, что мое бессознательное состояние было не единственной причиной их совместного времяпрепровождения. Я отчетливо ощущал, как граф и архивариус, еще сами до конца не понимая, что происходит, стали сближаться. Так сказать, горе объединяет людей, а такое горе, как я — и подавно.
— А теперь объясни мне, почему я еще жив, — сказал я Лу, после того, как прикрыл за Орвистом и Рисой дверь.
Богиня плюхнулась в кресло, в котором еще недавно сидел Первородный, и потянулась к вину на столике.
— Я вообще удивлена, что Старшие явились лично… Я была уверена, что осада Пантеона все так же продолжается.
— Ты давно там была?
— Не знаю, пару лет? Может чуть дольше.
Лу лишний раз не совалась в ту часть междумирья, где расположилась крепость богов. Там было слишком много посланников Единого.
— Знаешь, что странно?
Я плеснул Лу и себе немного вина. Ламийское, не токонское, но тоже неплохое, после чего тяжело уселся на краю кровати.
— И что же?
— Я задал очень неудобный вопрос, на который мне не дали прямого ответа. Но который, как мне кажется, спас мне жизнь. Нам жизнь.
— И какой же?
— Почему Старшие не забрали этот проклятый меч в Пантеон, с собой, чтобы он никогда не попал в руки смертных, — ответил я.
В комнате повисла тишина. Лу, которая была на взводе, рассеяно отпила из кубка, я тоже сделал пару глотков. Вопрос был даже не на сотку — на миллион. Почему же этот меч, который так бесит Первородного, что чтобы усмирить его гнев, вопросом пришлось заниматься его брату и Седьмой лично, до сих пор оставался среди людей.
— Мне кажется, они просто не могут, — сказала Лу.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты говорил, что меч существует и в бездне, так?
— Да, и, кстати, под стенами города он стал на него похож… Ну, когда я его… Ты поняла, — так и не закончил я, понадеявшись на фантазию моей богини.
А также и на то, что она не будет лишний раз напоминать о том, что я натворил. Поводов для гордости в моем «подвиге» не было.
— Я к тому, что он уже существует в двух мирах, Антон. Нельзя унести то, что и так находится одновременно и тут, и там. Плюс, ты же знаешь, что люди не могут физически путешествовать в бездне?
— Догадывался.
— Не ерничай.
— Да я серьезен, как никогда! Конечно я понимаю, что все мои путешествия в междумирье — это на уровне сознания…
— Именно! — подтвердила Лу, тыкнув в меня указательным пальчиком руки, в которой уже был зажат кубок. — Человек всегда существует сразу в двух мирах. Бренная оболочка — в мире живых, душа — в бездне, крепко прикованная к телу незримыми нитями жизни.
— Ты хочешь сказать?..
Я уже догадался, куда клонит моя жена.
— Да. Это оружие живое, Антон. Я не знаю, как это случилось, но это факт. Оно ведет себя как человек, наделенный душой. Существуя и в этом мире, и в бездне.
Живой меч, который питается кровью и жизненной силой людей. Который больше — человек, чем оружие… Прекрасно.
— И поэтому боги не смогли забрать его с собой?
— Угу. Я же не могу провести тебя в Пантеон, ты же знаешь.
Этот вопрос мы обсуждали с Лу давно, и о невозможности посетить лично твердыню богов я знал. Максимум — бесплотным духом, да и то, вряд ли моя душа выдержала бы столь долгое путешествие…
От роящихся в голове вопросов мне даже немного поплохело. Но даже тот факт, что боги не могли забрать с собой меч, а также не могли или не хотели его уничтожить, не отвечало на главный мой вопрос. Я вслух его не проговаривал, но Лу сразу поняла, о чем я думаю.
Так вот. Пал так ненавидит магию Крови, которую древние называли истинной силой человека, что был готов убить меня. Лично придушить, как какого-то вероотступника. Но что-то здесь было нечисто. Слишком долго я имел дело с «божественными замыслами», уже научился видеть то, что сокрыто в тенях полуправды и умалчивания, что так любят боги.
И если Старшие были против использования магии Крови, настолько против, что в мою комнату явились аж двое из Семерых, чтобы показательно лишить меня поддержки бога Войны, красных волос и руны на протезе, то кто, черт возьми, привел Рису и Нагаля в мой дом?! Кто вложил меч Крови в мою руку?!
Глава 4. Контракты
Последующие три месяца слились в один большой бесконечный день. После того, как мы отбили нападение на Пите и устранили угрозу для Сании, к столице подоспели войска регулярной армии, что квартировались на восточных рубежах страны. Правда, с учетом подписанного мира с Паринией и общего потепления отношений, делалось это, скорее, по привычке — смысла в размещении войск на восточном направлении было мало.
Так как проверенных людей сейчас у королевы было немного, ударную группу в пять тысяч мечей, которая должна была захватить одним за другим родовые поместья Вилсов, Мофоросов и Варнаров, отдали под командование барона Пренора, которому по окончанию карательной операции королева пообещала титул графа и новые земли — очевидно, из числа герцогских владений.
Первое время Сания сомневалась, стоит ли ей, как говорится, «жестить», но как только она оценила масштабы потерь, которые понес народ Клерии из-за смуты, все душевные терзания молодой королевы ушли прочь. В ее груди проснулась дочь Ламхитана, а там, как известно, разговор обычно короткий. Причем не только с мятежниками — вообще по любому поводу.
Поэтому барон Пренор, получив соответствующие распоряжения и разрешение на командование, прихватил с собой сотню гвардейцев — усилить офицерский корпус своими людьми, после чего убыл окончательно подавлять мятеж.
Во дворце ходили разные толки и разговоры о том, правильно ли поступила Сания, но у королевы был один железобетонный аргумент: гвардейцы посвящают свою жизнь защите престола и монарха, а подавление мятежа — как раз из этой оперы. И хотя после того, как победитель стал безоговорочно ясен, и появилось множество желающих «наказать» мятежных герцогов, Сания доверила это важное дело именно Пренору. Банально потому что гвардия никогда не была политической силой, так что какого-либо дополнительного веса в высших кругах знати Пренор не получит.
О том же, что сделал я во время штурма, старались не говорить, ну максимум — шепотом, и только если никто не видит. Всплыли старые истории о моих подвигах в войне с Паринией, вспомнили и расколотый надвое храм во время суда Богов, короче, славу я снискал не самую лучшую. Если раньше мне пытались повесить ярлык Огненного Барона, то теперь за глаза все чаще и чаще стали называть Кровавым, и плевать, что юридически я был нархом. Загадочности добавляли и резкие перемены в моей внешности: вместо относительно привычных для двора синих и красных косичек, теперь я был частично седым, как будто все прожитые на Таллерии годы навалились на меня в один момент. Впрочем, гнета лет я не ощущал: все так же чувствовал себя сильным и молодым.
Первичная оценка текущих моих возможностей показала, что со мной осталась только магия разума. Не, конечно, артефактный посох был грозным оружием, но теперь разрывать своих врагов на части, как и выламывать стены, я больше не мог. Руна бога Войны на оружии была мертва и холодна, Пал от меня отвернулся.
— Знаешь, да и плевать, — сказал я Лу, вытирая заливающий глаза пот.
Сейчас мы были на крытой арене дворца, проверяли, на что я сейчас способен.
— Уж слишком сильно я полагался на эту заемную мощь, — честно ответил я, убирая артефакт за спину.