ри такой системе аппарат лунного изобретателя может служить не только для нас троих, но мы можем, если хочешь, захватить с собою для компании еще парочку селенитов.
Не успел Сломка договорить, как уже лежал, барахтаясь на песке: восхищенный Гонтран, схватил друга в свои объятия, совершенно позабыв, что на Луне сила его увеличилась в шесть раз, и поэтому он не мог сохранить равновесия.
Глава VIIОтъезд на Венеру
Пять дней спустя огромный парашют из селена гигантским кольцом окружал по экватору шар, служивший наружной оболочкой летательного аппарата. Крепкие канаты соединяли это изобретение Сломки с каютой путешественников. Весь аппарат был помещен в фокусе исполинского параболического рефлектора и, повинуясь могучей силе света, аппарат быстрее молнии понесся бы в пространство, стоило только повернуть рычаг.
Эту обязанность принял на себя Телинга. Наступил наконец момент отъезда; путешественники вошли в каюту селенового шара, куда перенесли на носилках крепко спавшего Фаренгейта. Сломка не мог отказать себе в удовольствии пошутить над американцем при его пробуждении.
Телинга повернул рычаг, и блистающий шар понесся по направлению к красавице-планете.
Когда Фаренгейт проснулся, то он увидел, что старый ученый, сидя за столом, прилежно пишет что-то в своем путевом журнале, а оба молодых человека вполголоса беседуют между собой.
Громкий зевок Фаренгейта заставил их подойти к его постели.
– Доброго утра, сэр Фаренгейт, – проговорили они в один голос. – Ну, как вы себя чувствуете?
Американец потянулся и хрустнул суставами.
– Ничего, благодарю вас, – отвечал он. – Только маленькое онемение в членах. Ну, да стоит только побольше прогуляться, и все пройдет.
– Гм… прогуляться, – заметил Сломка. – К сожалению, вы видите, что наша каморка не совсем удобна для прогулок: от стены до стены пройдешь за три шага.
Фаренгейт осмотрелся кругом.
– Ваша правда! – проворчал он. – Но что это за клетка, где мы теперь сидим?
– Это каюта нашего нового летательного аппарата.
– Ну, она гораздо хуже нашего аппарата.
– Что же делать. Зато мы имеем теперь возможность нагнать Шарпа и…
При этом имени жажда мести, на время было забытая Фаренгейтом, вспыхнула с новой силой. Прорычав яростное проклятие, мстительный американец сжал кулаки и хотел вскочить со своей постели.
Но едва американец рванулся, как почувствовал, что могущественная сила поднимает его по инерции на воздух; взлетев почти до потолка, он упал как раз на Михаила Васильевича, согнувшегося над своим путевым журналом. Не ожидавший такой тяжести, обрушившейся ему на плечи, профессор покатился со стула, причем сшиб с ног стоявшего вблизи Гонтрана. Один Сломка остался на ногах, но и тот готов был упасть от смеха.
Михаил Васильевич первый поднялся с пола.
– Болид! – воскликнул он, предполагая впопыхах, что произошло столкновение аппарата с каким-нибудь метеором.
Услыхав восклицание, Фаренгейт обиделся.
– Я хотел просить у вас извинения за свою неловкость, – обиженным тоном обратился он к старому ученому – Но теперь, слыша от вас такое оскорбление…
Теперь не только Сломка, но даже и Гонтран не мог удержаться от смеха. Михаил Васильевич изумленно раскрыл глаза.
– Ах, дорогой сэр Джонатан, – прервал наконец Гонтран. – Вы не поняли профессора: он вовсе не хотел оскорбить вас.
– Однако это название – болид – дается в астрономии телам, блуждающим в пространстве. Профессор в первое мгновение подумал, уж не столкнулись ли одно из этих тел с нами.
Фаренгейт успокоился и протянул старику руку:
– Ах, вот что! Простите меня в таком случае, Михаил Васильевич, за мою неловкость. Но я, право, не предполагал, что прыгну так высоко.
– Охотно принимаю ваши извинения, – отвечал астроном, пожимая протянутую руку. – Как же только объяснить…
– Объяснение весьма простое, – вмешался Сломка. – Мистер Фаренгейт хотел вскочить со своей постели, позабыв, что уже на Луне сила тяжести влияет гораздо слабее, чем на Земле, а здесь и подавно. Понятно, сделанного им усилия было вполне достаточно, чтобы подняться почти до самого потолка.
Слова инженера вызвали на лице Фаренгейта выражение глубокого изумления.
– Как: «здесь»?! – вскричал он. – Да разве мы не на Луне?
Сломка взглянул на часы.
– Вот уже около часу, как мы оставили поверхность земного спутника.
Удивлению Фаренгейта не было границ.
– Вы шутите?! – вскричал он, подбегая к окну. Но один взгляд, брошенный им через толстое стекло, убедил американца, что инженер говорит правду.
– Удивительно! Непостижимо! – проговорил он. – Каким же образом мы могли покинуть лунную почву?
– Благодарите за это Фламмариона, – отвечал инженер. – Он придумал средство достичь Венеры и нагнать проклятого Шарпа.
Американец изо всей силы потряс руку Гонтрана.
– Благодарю, благодарю вас, – с чувством произнес он. – Со своей стороны обещаю, что когда Шарп опять попадется нам, ему не удастся уже ускользнуть от моей мести. Я заставлю его расплатиться за все злодеяния.
– Ну нет, – перебил Фаренгейта молодой француз. – Шарп теперь принадлежит скорее мне, чем вам: я должен отомстить ему за похищение моей невесты, моей дорогой Елены.
– Э-э-э… да полно вам спорить! – вмешался Сломка. – Сначала поймайте Шарпа, а потом успеете и поделить его между собой.
Глава VIIIПутешествие на Венеру
Недовольный притязаниями Гонтрана относительно Шарпа, американец оставил друзей одних, а сам подошел к Михаилу Васильевичу, который, позабыв о комическом приключении, усердно хлопотал над аппаратами, записывая их показания.
– Ну что, сэр Осипов, – спросил его Фаренгейт, заложив руки за спину. – Далеко ли мы улетели от Луны?
– От Луны? О, нет, всего на какую-нибудь сотню тысяч километров.
– Вы шутите?! – вскричал Фаренгейт. – Да ведь со времени нашего отъезда прошел всего час! Так, по крайней мере, сказал мне мистер Сломка.
– Совершенно верно, но мы делаем по двадцати восьми километров в секунду.
– Двадцать восемь километров в секунду! Это значит, в день мы пролетаем пятьсот тысяч миль?
– И это верно.
Американец был уничтожен.
– Двадцать восемь километров в секунду!.. Пятьсот тысяч миль в сутки! – пробормотал он, отходя от профессора. – Гм… если бы такая скорость была возможна на Земле, то сколько времени понадобилось бы, чтобы переплыть Атлантику? Всего полторы минуты. Да, это верно. А полет на Луну мог бы быть сделан всего за три часа. Удивительно!
В этот момент взгляд Фаренгейта упал на какие-то странные костюмы, лежавшие в углу каюты.
– Это еще что? – воскликнул он, осматривая костюмы, походившие на одежду водолазов. – Да это скафандры! Неправда ли, сэр Сломка?
– Да, скафандры, – с улыбкой отвечал инженер.
– К чему же они нам? Разве нам придется быть под водой?
– Не совсем так. Дело вот в чем: аппарат, при помощи которого мы теперь двигаемся, донесет нас только до границы равновесия притяжений Луны и Венеры. За пределами этой границы мы перестанем нуждаться в нем, так как и без него достигнем Венеры в силу собственной тяжести. Он будет лишь увеличивать нашу тяжесть, а следовательно, и ускорять наше падение, то есть в конце концов усилит и без того сильный толчок при падении на Венеру. Вы понимаете?
Фаренгейт утвердительно кивнул головой.
– Ну вот, – продолжал инженер. – Ввиду этих-то соображений мы и решили, достигнув пояса равновесия, оставить аппарат и продолжать свой путь при помощи парашюта, прикрепленного к нашей каюте. Тогда-то нам и пригодятся эти костюмы; они защищают водолазов от давления водяного слоя, а нас защитят от смертельного действия крайне разреженной атмосферы.
– Но ведь вы говорите, что наша каюта останется прикрепленной к парашюту, зачем же тогда скафандры?
– Ах, извините! Я забыл вам сказать, что когда мы оставим аппарат, наша каюта лишится своей верхней части – потолка – и превратится в большую, открытую сверху, корзину, вроде тех, которые служат воздухоплавателям.
– Ага, это другое дело! В таком случае нам действительно не избежать смерти без скафандров.
С этими словами американец опытным взглядом практика начал осматривать спасательные приборы, но через минуту громкий зевок прервал его занятие.
– Черт побери, а мне опять хочется спать! – заявил он.
– Ну, так что же вам мешает? – заметил Сломка.
Ответ этот вполне соответствовал желанию Фаренгейта. Он пожелал своим спутникам всего хорошего, поспешно закутался в дорожный плед и развалился на диване. Скоро густой храп его не замедлил оказать соблазнительное действие на инженера.
– Мне кажется, и нам нелишне последовать примеру сэра Джонатана. Спокойной ночи! – заявил Сломка.
Гонтран попробовал было бороться со сном, но тщетно: дремота против воли заставила слипаться его ресницы.
– Михаил Васильевич, как вы полагаете, до пояса притяжения Венеры мы не встретим ничего особенного?
– Конечно, ничего, – отвечал старый ученый, отрываясь от своих занятий.
– В таком случае, с вашего позволения, я позволю себе несколько часов отдыха.
Гонтран улегся на диване, и скоро сознание его утонуло в море грез.
Оставшись один, старый ученый еще долго продолжал сидеть над работой, но, в конце концов, дремота овладела и им. Закутавшись в одеяло, он примостился около храпевшего Фаренгейта и заснул с мыслью о Венере.
Было уже около одиннадцати часов утра по хронометру американца, когда тяжелая рука последнего легла на плечо крепко спавшего профессора.
– Что?! Что такое случилось? – испуганно спросил Михаил Васильевич, пробуждаясь.
– Ничего, не беспокойтесь. Только время уже вставать, – отвечал Фаренгейт.
Старый ученый огляделся кругом. Все были на ногах.
– Ну, что нового? – спросил инженера профессор, окончательно стряхивая с себя сон.
– Все в порядке. Мы проехали уже почти два миллиона километров, шестую, стало быть, часть всего пути. Взгляните, – прибавил Сломка, очищая старику место у подзорной трубы. – Уже видны фазы Венеры.