Но если бы открытием и заселением своим мир был обязан только любознательности и дерзости, боюсь, и сегодня человечество не успело бы освоить всю планету.
Классики марксизма подчеркивали значение для жизни человеческого общества прежде всего материальных факторов.
Прежде всего необходимость, а не одна добрая воля вела людей из долин в горы, с гор в степи, заставляя пересекать пустыни, преодолевать реки, проливы и, в конце концов, даже моря.
Людей становилось все больше, им, охотникам и собирателям, требовались все новые и новые земли уже потому, что на старых было тесно. Освоение новых охотничьих территорий ускорялось тем обстоятельством, что Гомо сапиенс преследовал прежде всего гигантов животного мира. Мелкая дичь ведь до появления лука, бумерангов и силков была не слишком верной добычей. Мамонты, стада оленей, лошадей, коров служили куда более обильным и верным источником пищи. Но стада перемещались, и охотники следовали за ними. Живые склады мяса вели людей за собой в новые страны.
Так случалось и позже, когда при этом охотники часто приходили уже не на пустые, а на заселенные другими племенами земли.
Времена менялись, и люди иных эпох отправлялись в походы уже не за мамонтами, а за жемчугом, янтарем, медью, оловом и золотом, их манили перец, гвоздика и все то же золото, еще позже — нефть, опять олово, опять золото и многое, многое другое. Во всех таких случаях следует говорить об экономической основе путешествий, открытий, переселений.
Нередко важную роль для переселения играло изменение климатических условий. Когда во время последнего оледенения Европы ледник начал отступать на север, освобожденные им области шаг за шагом занимали люди. Наконец, многие открытия и изобретения человека позволили освоить районы, где раньше он обитать не мог.
Увы, бывало и так, что люди переселялись не потому, что они преследовали добычу, а потому, что их самих преследовали и теснили враждебные роды или племена. Наверное, так оказались в Арктике эскимосы. По-видимому, они были оттеснены на север сильными врагами еще за тысячи лет до нашей эры.
А вот пример движения народов под натиском завоевателей уже в историческое время. Более двух тысяч лет назад на острове Суматра в Индонезии часть населения была вытеснена враждебными соседями с его родных мест. Суматрийцы уходят на кораблях и лодках на запад. Никогда не узнаем мы, сколько тысяч погибло их в волнах Индийского океана. Но оставшиеся в живых добрались до Мадагаскара, и уже здесь они теперь выступили в роли завоевателей, заставив немалое число коренных мадагаскарцев бежать на материк Африки. Здесь мадагаскарцы потеснили местные африканские племена, и те начинают двигаться на север, пока не достигают Южной Аравии, которая на несколько веков оказывается под их властью.
История знает немало таких случаев.
В общем, для любого массового расселения людей по лицу Земли можно, по-видимому, отыскать не одну, а несколько достаточно серьезных и отнюдь не романтических причин.
Но и страсть к исследованиям тоже играла свою роль.
Мы знаем в XIX веке Пржевальского, в XV — Афанасия Никитина, в XIII — Марко Поло… Папирусы называют нам имена древнеегипетских кормчих и финикийских флотоводцев. И даже если древнему племени приходилось пускаться в долгий и неверный путь из-за наводнения или вражеского нашествия, впереди племени кто-то должен был идти. Кто? Наверное, тогдашние ученые — следопыты, разведчики, исследователи мира. Шли, подвергаясь смертельному риску, тогдашние Амундсены и Седовы. Люди, чей рефлекс поиска был сильнее инстинкта самосохранения. Но в своем огромном большинстве, видимо, люди всю свою историю держались принципа «от добра добра не ищут». Нужны были сильные доводы, чтобы заставить большую массу людей стронуться с места, — конечно, если речь идет не о кочевниках.
Случалось так, что свою роль в истории переселений играли политические и религиозные разногласия. Северная Америка стала прибежищем пуритан и квакеров, преследуемых у себя на родине в Англии. Французские гугеноты, вынужденные бежать со своей родины, составляли в XVII веке более трети населения Берлина…
В глубочайшей древности в Австралии, скажем, среди аборигенов действовали очень суровые брачные законы. Племя делилось на несколько брачных классов, и неписаные законы чрезвычайно точно определяли, на какой из девушек мужчина может жениться, а на какую ему даже смотреть не следует. Нередко оказывалось, что жених мог выбирать лишь между двумя-тремя женщинами, хоть сколько-нибудь соответствовавшими ему по возрасту. А иногда выбора просто не было. Большинство примирялось со своим жребием, принимало заранее предопределенную жену. Но бывало и так, что любовь оказывалась сильнее законов племени и воли духов. Мужчина и женщина, решившиеся на запретную любовь, покидали родину, где им угрожала гибель.
Такое бегство было подвигом. Покинуть родное племя в первобытном обществе — не знаю, какой шаг в нашем сегодняшнем мире может сравниться с этим по своей безумной дерзости. И дело, конечно, не в том только, что одиночкам вне общества грозила голодная смерть. Люди были привязаны к общине невероятно прочными нитями. Маркс и Энгельс говорили о необорванной пуповине, скрепляющей с родом каждого его члена.
Вспомните историю Ромео и Джульетты. Ромео, изгнанный из Вероны, поселяется в соседней Мантуе, где он находится в полной безопасности. Мало того, удайся замысел монаха Лоренцо, и ставший известным брак Ромео мог привести к примирению Монтекки и Капулетти. Трагическая история юных веронцев хотя бы имела шансы на счастливый конец. В «австралийском варианте» героям Шекспира грозили бы еще более тяжелые испытания.
Нельзя было просто присоединиться к ближайшему из соседних племен — там им не была бы обеспечена безопасность. И мстителями выступали бы не члены отдельных семей, но все старые соплеменники. И не только они. Деление на брачные классы схоже у всех почти австралийских племен, и люди, знавшие о причине бегства, могли встретить беглецов как преступников.
Дальше, как можно дальше — долгим бывало в таких случаях свадебное путешествие влюбленных. Долгим, опасным, трудным. Но в конце их все-таки могла ждать местность, где они не только оказывались в безопасности, но и могли кое-как прокормиться. Или земли, населенные племенем, согласным принять пришельцев. И они в благодарность делились знаниями, умениями, сказками и мифами с новыми соплеменниками.
А все-таки приятно знать, что хотя бы изредка любовь открывала человеку новые земли не только в переносном, но и в прямом смысле слова.
Голод ли гнал людей вперед, оружие ли, любовь ли, или все, вместе взятое, плюс любопытство, но земля оказалась в конце концов заселена…
В этой главе я приводил для иллюстрации одних и тех же положений примеры, относящиеся не только к разным странам, но и к разным эпохам. Когда рассказываешь о путешествиях в пространстве, бываешь вынужден путешествовать и во времени.
Не удивляйтесь, что порою мне приходится быстро пролистывать великую книгу в сорок тысяч страниц почти до самого конца, чтобы потом вернуться в начало или в середину, снова заглянуть за примером в последние тысячелетия или даже века и опять отступить в более далекое прошлое. Путешествия ведь бывают разные, и по одним законам странствуют вещи, а по другим, например, языки. Времени на каждое из таких путешествий уходило у человечества то больше, то меньше.
Нельзя забывать также, что на последних тысячах страниц книги истории записано гораздо больше событий, чем ближе события к нашей эпохе, тем лучше их знают историки.
Потому-то представителями событий и процессов, которые происходили все сорок тысяч лет, приходится делать происшествия и явления многовековой давности или брать в свидетели минувшего австралийских аборигенов наших дней. Наука умеет судить о недоступном по доступному, по близкому о далеком.
Ведь если сравнить прошлое с морем, а законы истории — с освещающим его солнцем, то это солнце во всем своем блеске отражается в каждой капле воды. Надо только разглядеть его там.
ПОДВИЖНЫЙ В ПОДВИЖНОМ
Перед вами книга о самом большом путешествии и самом удивительном приключении, какое только знает история. Еще бы! Ведь все остальные путешествия и приключения, странствия и открытия — только части этого Путешествия и Приключения, герой которого — человечество, а время свершения — история вида Человек разумный.
Помните девиз гордого корабля «Наутилус», на котором капитан Немо и профессор Аронакс проплыли вместе двадцать тысяч лье под водой? Он гласил: «Подвижный в подвижном». Движущийся корабль в вечно движущемся океане… Для этой книги я бы набрался смелости взять тот же девиз. Потому что перед вами рассказ о человечестве, движущемся в постоянно изменяющемся мире.
Человек путешествует сам — во времени и пространстве — и отправляет в путь по лицу Земли вещи и слова, изобретения и книги. Каждое почти открытие в длинной истории человечества было похоже на камень, брошенный в воду, — далеко расходились круги от него. Путешествия отдельных смельчаков сливались в движение многих миллионов людей через континенты, а то и океаны. Вместе с людьми, а иногда и без них (хотя при их участии) путешествовали домашние животные и сказки, культурные растения и научные идеи. И многое, многое другое.
Конечно, нет правил без исключений — то застрянет какой-нибудь небольшой народ в долине, обнесенной почти непроходимыми горами, то уйдет под воду цепь островов между Индонезией, например, и Австралией — и начнется великая робинзонада австралийских аборигенов, робинзонада, затянувшаяся чуть ли не на двадцать тысяч лет…
Но исключения лишь подтверждают правила. Ведь достаточно только «немного» изменить масштаб времени, взять за основу не годы и десятилетия, а сотни и тысячи лет — ив горах тут же откроются новые перевалы, а у австралийцев мы заметим следы общения с индонезийскими и полинезийскими моряками.
Контакты между разными народами и культурами во многом способствуют поддержанию единства человечества. Вот что писал советский ученый академик Н. И. Конрад: