как он еще живой меня просил
и вот я заступил на странный пост
и вот я наступил на странный сон
и вот теперь я в шубе золотой
Шева
не знаете что это — шева?
я вам расскажу
тайное знание как бы из зырянской аптеки
многие из народа коми думают это просто такой жук
многие думают это голос такой сидит в человеке
шева это когда человек просто где-то находится
а потом вдруг кричит
голосом не своим и голос как будто скачет
тяжело отходя как наполненный чем-то мяч
иногда во множественном числе
шевы
часто они приходят к людям без спроса
являются существами волшебными
говорят у одной женщины из Корткероса
нашли в голбце лукошко с шевами
бывает шева как человек опасный
одна молодая заходит в лавку и как закричит:
три метра отрежь красной
красной красной
и снова как нормальная молчит
говорят шева живет в Богородске
сторонники анималистического толкования
в основном дети
говорят что шев женщины кормят грудью
что это мохнатые неприятные жукапы
в общем о шеве рассказывают всякие вещи
я сама толком не знаю какая она
но мне кажется шева это как другая похожая вещь
шева это война
вот именно это война
«Экая шпулька вышла бормочет швец…»
экая шпулька вышла бормочет швец
в первый раз навсегда опуская веки
что мне будет за то
что смеялся над маленькой Анной
жуки заведутся в глазах
или просто по местности незнакомой
циркулировать буду во тьме
«Г де теперь пассажиры…»
где теперь пассажиры
отмененного рейса
такие молодые
им бы летать
и летать
«Предадимся любви и верности…»
предадимся любви и верности,
пока на занятой территории нет большого света,
но уже включены технические огни,
и эти боевые единицы,
эти стареющие афганцы
исследуют лес,
а дети их спят по двое,
и стульев хватило на всех —
у каждой детской кровати
заслонка для безопасного сна,
верного, мирного.
«Первый суд не по делу…»
первый суд не по делу,
дорогие мои отличники,
открываем тетрадочки.
я растратил на вас всё мое состояние
пограничное
и стою, недостаточный,
глазами сухими смотрю.
никого ли там нет, куда вы меня провожаете,
или ходит отец в узком платье,
испытывает неудобства
в знак поддержки,
в знак неприязни к тем,
кто взял меня на закладке камня.
или открыто кафе —
«Русские травмы» — это ли сон?
человек несётся по кругу, шапка его улетела.
там ли, под этим сверкающим колесом
распадется мое уголовное тело,
раздробится подозреваемое лицо?
«Пусть все переедут…»
пусть все переедут
из области донной сюда
и каждый ребенок расскажет
откуда он родом
вот Николай
пробирается огородом
у кого попросить яичко
и газ. воды
чья это мама находится между грядок
я привидел во сне воробьёвый город
полный нормальной воды
и вещей нормальный порядок
«Очнитесь, чтобы отметить друзей, Володя…»
очнитесь, чтобы отметить друзей, Володя,
если считаете их политически неблагонадежными.
вы средоточен и собран,
но куда же вы собираетесь,
вы здесь один,
как заборчик затэганный, посреди пустыря
ограждающий ничего
«Здесь в россии…»
здесь в россии
каждый пытает нас
и «услуги крематория»
и магазин «вариант»
и магазин «а вдруг…»
и лес самозахваченный
и воздух неоплаченный
и там где вчера был автовокзал
теперь военный аэродром
но если хотите
давайте возьмем наш шанс
и я составлю ваше счастье
Алексей Николаевич
из отдельных частей
моей мнительности
неуверенности
и невыносимой пунктуальности
именно здесь
«Товарищи европейцы…»
товарищи европейцы
испортили нашу синагогу
отреставрировали почем зря
взбитые сливки барокко
странные знаки
не наши какие-то
а потом затолкали меня
в середину вагона спасибо
еще кипяточку пожалуйста
вот сюда
«Он нес разборный…»
он нес разборный
удобный
стеллаж
надгробный
слева и справа
был притесняем
терпел от Виктора
страдал от Вячеслава
вот
отдохну —
почитаю
«Я покидаю Замоскворечье в спешке, в аду…»
я покидаю Замоскворечье в спешке, в аду
дедлайна. недорогие
кеды мои хорошенькие,
утонут в морошнике
ваши физические следы.
и пока не стемнело в глазах,
стану ходить по лесу — найду
источник напрасного беспокойства,
ключ к пониманию,
родничок досудебной воды.
люди добрые, с вами ли мне знакомиться?
одолевая дали,
к вам ли лететь после смерти?
эту водичку вам ли отдать насовсем?
— как зовут, сколько лет?
— а сколько дадите?
этому дали
пять,
этому дали
семь
«Обнимите его ибо теперь он…»
обнимите его ибо теперь он
получает свет из другого источника
ноги и голова его разнесены в пространстве
он может быть теперь работник райского сада
откуда вы знаете
утренний орнитолог
ликвидатор последствий
«Устал — говорит луговой человек…»
устал — говорит луговой человек,
голова моя портится, исчезает.
здесь появились животные, которых не узнаю́т,
цветы, которых не знают.
устройся сам — говорят ему — а мы привыкнем.
кто молоком напоит взрослого человека?
кто отдохнет подросшего человека?
вот полевые люди,
родственники твои,
иди к ним.
«Отбился от коллектива человек отдыхающий…»
отбился от коллектива человек отдыхающий,
не по воле своей сидящий в сизо сотрудник,
не бродяга какой,
не распространитель в местах общего пользования,
не русский вор.
причина его политическая,
непостыдная,
и не нам его осуждать, а нашему государству
пепел во рту у меня
а у вас какой супчик дня?
«Перед нами фотография жителя архипелага…»
перед нами фотография жителя архипелага —
портрет, снятый с близкого расстояния.
в кадре его пустое лицо и ладони,
которые он держит сцепленными на уровне бороды.
мы не понимаем, где он находится,
не узнаём обстановки,
но скорее всего житель располагается в знаменитом кафе,
где взяли многих из нас,
либо в так называемом
ситуационном центре, где давно работает
квалифицированный персонал,
честные, отважные люди,
мужчины
жемчужины
«Высох и стал беззаботен Гербарий Арсеньевич…»
высох и стал беззаботен Гербарий Арсеньевич.
тысячу раз подавал он на визу и к ничему привык,
но однажды нашел возле консульства в перелеске сереньком
гриб-дробовик.
что ты хочешь сказать мне — подумал — сбивчивым этим
сигналом?
что мне сделать такого, чтоб зря русский срок не мотать?
что ли буду ходить по дворам с червивым моим самопалом,
сочувствующих собак собирать?
или в третьем классе, просвеченном солнцем, поеду,
если выпустят, если попросят к доске.
выйду к учителю налегке.
за окном приграничная рощица в поле, как голова на блюде,
остается лежать и меня поминать,
если выпустят, а не выпустят — буду
в воду стрелять, в землю стрелять, в листья стрелять.
«Редактор проявил ко мне неуважение…»
редактор проявил ко мне неуважение,
назвал мой роман рукописью
и не извинился.
я же стал опечален и сразу беден:
кто как не я напишет так изукрыто
о боли болезненной,
о болючей болячке моей?
ни страны в послевоенное время,
ни нормальной работы
в сложившихся обстоятельствах,