Ольга РужниковаВолчья ягода
Помнишь, Женька, лучшие дни,
Сладкий дым родной стороны,
Облака и белый причал,
Плеск речной волны.
А по Волге вверх теплоход,
А по Волге вниз теплоход,
Кто-то ждал, а кто-то встречал
Дальние огни.
Помнишь, ты сказала сквозь грусть:
«Я уеду и не вернусь,
К тем зовущим, ярким огням
Что горят во мгле».
А по Волге вверх теплоход,
А по Волге вниз теплоход,
А на нем гуляет народ
С ночи до утра.
А когда нам время пришло
Покидать родное крыло,
Были в чемодане твоем
Песни да стихи.
А по Волге вверх теплоход,
А по Волге вниз теплоход,
Да по холмам малиновый звон,
Платой за грехи.
И, хлебнув столицы до дна,
Ты шагнула, Женька, с окна,
И погасли в синих глазах
Ясные огни.
А по Волге вверх теплоход,
А по Волге вниз теплоход,
Лишь осталось имя твое
В памяти моей.
Пролог
Зорку ждали за школой. Пятеро. Бывшая лучшая подруга Вика, ее новая подруга Дашка и трое парней. С одним, Генкой, Зорка когда-то вместе ходила на студию, но он бросил через полгода.
— Разговор есть! — преградила дорогу Вика.
Плечистые напарники кивнули с видом братков из «Бригады»: есть и еще какой. Весьма серьезный и обстоятельный.
— О чём? — равнодушно бросила Зора.
Вчера их здесь было трое. Без Дашки и старого знакомого.
— Как у тебя хватает наглости появляться в школе?! — выпалила Вика.
— Она тут — единственная.
Наверное, всё это — заслуженно. В прошлом году новенькая девчонка из мелкого поселка, Ленка, бросилась под машину. Затравили.
А Зорка этого даже не замечала. Носилась по олимпиадам, бегала по студиям, любила Никиту.
Заслужила.
— Такие, как ты, не должны учиться! Такие жить не должны! Поняла?
— Даже так?
— Именно! Я бы на твоем месте свалила из города! Прихватила своего вшивого брательника и свалила! Ты что — не понимаешь, как здесь всем противно тебя видеть?!
А Зорка думала: наоборот — приятно. Есть шанс и шакалами побыть, и правыми остаться.
Самая страшная грешница мира, не размениваясь на новый ответ, молча прошла вперед. Просто отодвинула Вику с дороги.
— Мы тебя предупредили! — крикнула вслед отверженной бывшая подруга. — И твоего брательника…
— Вшивого, я помню, — обернулась Зорка. — Только троньте его — ты сдохнешь первой. Мне терять нечего. Я ведь дрянь, помнишь?
Интересно, у кого Вика теперь списывает? У тупой, как пробка, Дашки?
Следующая компания караулила у подъезда. Тоже пятеро. Только без девушек. Старше предыдущих. Если и знакомы, то смутно. Кажется, трое после армии.
— Эй, подстилка зэковская! — бритый здоровяк с бородкой в ниточку преградил Зорке дорогу.
Девушка молча попыталась его обойти.
— Не торопись! — железная хватка стиснула плечо.
Те, что сзади, с похабными смешками подступили ближе.
«Ха-ха-ха», «хи-хи-хи» и «разденешься сама или помочь?»
— Такие, как ты, живут по понятиям, да? А в «зоне» знаешь, что принято? Тебе будет в кайф!
— А тебе — нет, — коротко объяснила Зора.
Вопли, стоны и приглушенные ругательства долетают откуда-то со стороны. Будто очень издалека.
Маловато вас пришло, ребята.
— Мы еще твоего щенка достанем! — вопил здоровяк, удирая первым. — Ему тоже место в «зоне»!
Тишина. Никто не орет, не угрожает и не машет кулаками. Передышка.
Только в окне первого этажа мелькнул грязно-белый платок. Баба Зина. Завтра потребует у «бесстыжей прости Господи» «впредь фулюганить в другом месте!»
Завтра. Или сегодня. Если не постесняется в квартиру позвонить. Там ведь ее есть, кому поддержать. И почти так же громко.
Тяжело дыша, Зора прислонилась к обшарпанной стене подъезда. Идти домой — неохота, оставаться на улице — опасно. И мерзко. Не стоит лишний раз высовываться — если тебя ненавидит весь Сосноельск.
Иногда кажется, за пределами города — больше ничего нет. И во всём мире не осталось никого, кроме Жени и Никиты, кто не желал бы Зорку прикончить. Немедленно.
Или наоборот — медленно и как можно мучительнее. И как принято у древних диких народов — скормить труп собакам. Или лучше шакалам.
А подловить Женьку эти паскуды надеются зря. В школу он больше не ходит. Несмотря на все звонки из школы и угрозы привести принудительно.
Братишка ждал на кухне. И оттуда уже доносится вкусный запах жареной картошки. Ее он научился жарить еще года три назад. Вкуснее всех в семье.
— Я видел, как ты их! — присвистнул мелкий. — Можно, я в следующий раз выскочу и помогу?
— Я тебе выскочу! Сказала же: сиди дома. А насчет этих шакалов — ничего сложного. Как сказали бы на их любимой «зоне» — бакланы.
— Ты всё равно осторожнее, — посерьезнел Женька, поправив на носу роговые очки. — Еще оглушат сзади по голове. А менты к нам на помощь не поедут. Или специально опоздают…
— Сейчас я их сзади подпущу! Обижаешь! — усмехнулась Зорка. Потрепала отрастающие братишкины лохмы — стричь пора. Уж самой — как получится. — Наш тренер — мировой мужик. — Хоть за такую вступаться и не станет. — А менты — да, еще и посмеются. Где мама?
— У себя в комнате. Закрылась. Лежит.
Уже нет. К сожалению.
— Ты опять дралась.
— Как видишь!
Стряхнуть с кулаков чужую кровь. Обернуться. Не опустить глаз. Привычно.
— Мы только защищаемся! — влез Женька, зачем-то вновь поправляя очки.
— От тех, кто говорит правду? — Она всегда начинает тихо. Повышая голос с каждым звуком. От шепота — до звериного вопля. — От нормальных людей?
— Мама…
Хочется швырнуть в стену тарелкой. Осесть по стенке, заплакать. Да что там — постыдно разреветься…
Нельзя. Незачем пугать братишку. Он должен видеть, что сестра — сильная! Несмотря ни на что. Потому что права — она.
— Мне жаль, что в живых осталась ты, а не Дина. Это ты должна сейчас лежать в могиле. Ты, не Дина!
Это страшно — жить бок о бок с когда-то близким, а теперь ненавидящим тебя человеком. Каждый день, каждый миг. Такая ненависть жжет тебе душу. Больнее любой другой.
И надо выдержать. Еще и это.
Часть перваяПреступница
Если весь мир будет ненавидеть тебя и считать тебя дурной,
но ты чиста перед собственной совестью…
Глава первая
Мама Дины, Зоры и Женьки вышла замуж еще на первом курсе. За Динкиного отца. А через год он утонул на рыбалке… не совсем трезвым. Столь же нетрезвые («да мы в тот день типа почти не пили») друзья не смогли вытащить.
Зорка родилась после его смерти — спустя десять месяцев. Мама рассказывала, что очень любила ее отца. Но были обстоятельства…
Наверняка — были. Они всегда есть, когда кому-то нужно оправдаться. Или самооправдаться.
В общем, дочь сего достойного джентльмена ни разу в жизни не видела. Даже на фотокарточке. Знала лишь имя — Владимир. И то, что Зориной ее придумал назвать именно он. Или мамина выдумка.
За отца Никиты мама вышла замуж, когда Никите было шесть, Дине — пять, а Зорке — три. Родился Женька.
Вначале Зора любила приемного отца… пыталась. Но, как и любое чувство без взаимности — это тоже угасло быстро. Может, ее беда в том, что она не умела быть красивым, ласковым ребенком? Как Дина. С такими приятно играть, их приятно баловать и умиляться. Дина знала, что ее должны любить. Зора — что любовь нужно заслужить. Наверное, в этом и ошибка.
Зорка взрослым не нравилась. Факт. Мама откровенно выделяла старшую дочь. Отчим глубоко плевал на обеих. Мамины подруги предпочитали сюсюкать с Диной.
В раннем детстве Зора нередко видела во сне родного отца. Такого, каким представляла. Какого ждала.
Увы — просыпаясь, она не могла вспомнить даже его лица. И горько рыдала. Как же они встретятся, если дочь не знает, как он выглядит?
А не встретиться они не могут. Где-то же он есть и обязательно ее ищет! Папа — самый лучший на свете. И уж он-то точно будет любить дочь не меньше, чем Дину.
Потом мечты растворились в прозе жизни. Зорка начала задумываться, почему такого замечательного папы нет рядом. А те сны… прекратились. Просто-напросто. В последних улыбка отца была такой грустной…
Появлялись подруги, подрастал Женька — ее верный хвостик. А Никита… С ним они стали неразлучны. Ему тоже было неуютно и одиноко. Если Зоре его отец был отчимом, то Никите ее мать — мачехой. А быть любимой игрушкой взрослых он умел не лучше Зорки.
В детстве они не раз удирали вдвоем. К самой разной дальней родне. Пока не умер папа Никиты. Женьке тогда было четыре с половиной. И он чем дальше, тем хуже помнил отца. И подолгу вглядывался в фото, чтобы не забыть окончательно.
Тогда всё стало еще хуже. Как ни слаба была для Никиты отцовская защита — теперь он лишился и ее. И в ход пошло всё. И в школу-то пошел в семь лет, а не в шесть — слабоумный неудачник! (Можно подумать, Ник сам это выбрал!) И учился-то на тройки.
И, можно подумать, там ну все поголовно младше Никиты. И вообще класс под завязку набит вундеркиндами!
И, можно подумать — у Динки троек нет. Кстати, между прочим, у Никиты четверок — больше половины!
Светлое будущее приемного сына мать тоже живописала во всех подробностях. Повторяя почаще — чтобы уж точно проникся и запомнил. Угроза сдать в детский дом повторялась всё чаще и чаще. Зорка грозила попроситься туда же. Помогло бы это или нет — неизвестно. Но помощь пришла с неожиданной стороны. Еще совсем мелкий Женька грудью встал на защиту брата.