Кто менее свободен, чем мертвец?
Внизу, за квадратным окном-иллюминатором, тянулось бескрайнее серо-зеленое море джунглей. Его рассекали блестящие змейки ручьев и мелких речушек. Ртутью растекались цепочки озер, слепя глаза отраженным солнцем. На горизонте, частично скрыт туманной дымкой, проступал горный хребет. Хребет мнился древним, выветренным, хотя подробно рассмотреть его на таком расстоянии не представлялось возможным.
Вертолет шел ровно, словно на автопилоте, держа постоянную высоту, скорость и направление. Машину едва заметно покачивало, как корабль на пологой зыби. Эта убаюкивающая качка, усталость и давно приевшийся пейзаж внизу делали свое дело: Марк впал в тупое, сонное оцепенение. Если бы не грохот винтов, плотно забивший уши, и не ужас, которому либурнарии стали свидетелями, унтер-центурион Кнут наверняка заснул бы.
«Не спать!» — мысленно приказал себе Марк. Он напряг и расслабил мышцы, возвращая им тонус. Когда сознание прояснилось, Марк прильнул к иллюминатору, силясь разглядеть второй вертолет. Машина охристо-ржавого цвета никуда не делась. Как привязанная, она следовала за ведущим, держась метрах в двухстах позади.
До вертолетов шестиколесные машины добирались четыре часа по раздолбанной грунтовке. Кто и зачем проложил эту дорогу через девственные джунгли, оставалось загадкой. На утоптанной площадке ждали два геликоптера — одновинтовых, меньше тех, что вывалили на деревню стаю кошек. В первом вертолете, кроме пилота, разместились либурнарии, Изэль и ее помощники со своими кошками. Беспамятного Скока погрузили во второй. Хотелось верить, что среди людей, сопровождающих центуриона, есть хоть один медик…
В соседнем кресле заворочалась Ведьма. Марк искоса глянул на нее. Удостоверившись, что завладела вниманием командира, Ливия продемонстрировала коммуникатор и коснулась мочки уха. Марк понял. Разговаривать, перекрикивая грохот винтов, было проблематично. Но у них сохранились уникомы. Сунув в ухо горошину миниатюрного наушника, Марк приклеил к нижней губе микрофон-липучку и перевел коммуникатор в режим локальной аудио-связи.
— Мы ошибались, — голос Ведьмы прорвался сквозь давящий, пульсирующий шум. — Они не варвары и не техноложцы. Они — энергеты.
Марк кивнул. В салоне царила жаркая духота, пропитанная вонью перегретого машинного масла. Но пот, выступивший на лбу Марка, был холодным. Вот Изэль опускается на колени меж раскинутых ног вождя, будто и впрямь хочет с ним совокупиться. Торжественно, двумя руками, возносит над головой черный нож. Безумная радость, нетерпеливое ожидание, вожделение, не имеющее связи с телесной похотью — все это написано на лице Ачкохтли. Если раньше Марк заставлял себя смотреть, то сейчас он заставил себя вспоминать. Ненависть, сказал он госпоже Брезгливости и господину Страху. Вы хотели увидеть, как они умирают? Нет, иначе: я хотел. Думал: пусть они сами делают нашу работу, пусть убивают друг друга…
— Они используют энергию смерти, — возник в ухе голос Змея.
— Энергию жизни, — возразила Ведьма.
— Энергию свободы, — подвел итог Марк. — Они делают то же, что и мы. Просто они отбирают всю энергию за один раз. Мы так не умеем. Общий принцип, разница в скорости и концентрированности процесса…
— Но…
Марк не дал Ведьме договорить.
— Наши рабы, когда их ресурс исчерпан, превращаются в «роботов». Безвольные овощи, они топчутся за шаг до смерти, не способные без чужой помощи даже переступить черту. Местные поступают проще. Они убивают пленников — ботву! — отбирая весь ресурс целиком. Кто менее свободен, чем мертвец?!
Ответом Марку было угрюмое молчание. Змей и Ведьма пытались переварить услышанное. Марк и сам еще не оправился от потрясения, которым сопровождалось осознание «энергобратства» со здешними убийцами. Увы, другого объяснения он не видел. Все встало на свои места. Раз местные — энергеты, тогда понятно, что за пурпурная дымка окружала лайбу, да и всю планету. Энергетическое поле. Вот только с планетой пока неясно…
— Дымка? Поле? О чем вы, командир?
Похоже, финал внутреннего монолога Марк произнес вслух. Ну да, конечно, Змей с Ведьмой не видели записей Жгуна, земля ему пухом. Они ничего не знают.
— Декурион Жгун скачал из бортового компьютера видеоматериалы. На них вокруг орбитального корабля, уничтожившего «Дикаря», видна пурпурная дымка. Такая же окружает планету.
— Энергополе вокруг целой планеты? — в словах Змея звучало глубочайшее сомнение. — Ладно еще, вокруг лайбы…
— Запись осталась в коммуникаторе Жгуна. У меня нет доказательств.
— У меня есть, — Змей пошарил в лохмотьях, в которые превратился его комбинезон, и достал уником. — Это Жгуна. Вместе с оружием забрал.
Марк требовательно протянул руку, и коммуникатор перекочевал к нему.
— Может, не стоит, командир?
Ведьма едва заметно качнула головой в сторону Изэли. Красавица с интересом следила за разговором чужаков, не пытаясь вмешаться. Ну да, одно дело — разговор на языке, которого Изэль не понимает, и совсем другое — демонстрация видеозаписи. Хотя… Что она там увидит? Как их корыто первым атаковало корабль пришельцев, в результате чего все погибли?! Судя по тому, как ведет себя черноволосая с либурнариями — распоряжайся на лайбе она, по «Дикарю» не стали бы открывать огонь. А значит…
— Пусть смотрит! — с вызовом заявил Марк. Он не успел достроить до конца логическую цепочку, но чувствовал, что поступает правильно. — Я хочу видеть ее реакцию.
И сделал приглашающий жест.
Пока Изэль подсаживалась ближе, Марк отыскал в уникоме Жгуна нужный файл и активировал сферу в режиме общедоступного обзора. Когда в воздухе над коммуникатором возникло объемное изображение, брови красавицы изумленно взлетели вверх — и Изэль прикипела взглядом к сфере.
— Видите дымку вокруг лайбы? Вокруг планеты? — комментировал Марк в микрофон для своих. — От этого пурпура наш двигун при посадке и пошел вразнос. Если это не поле, тогда я уж и не знаю, что это!
— Вот дерьмо…
Запись шла в замедленном режиме. Все успели как следует рассмотреть происходящее. Марк дождался выстрела лайбы и, нахмурив брови, картинно развел руками:
«Как прикажете это понимать?!»
Однако Изэль не обратила внимания на его красноречивый жест. Ее целиком увлекло сражение в сфере. Когда полыхнула вспышка, женщина вскрикнула и отшатнулась, прикрыв ладонями глаза. Марк обождал, пока Изэль проморгается, вернув назад изображение снаряда, пробивающего обшивку «Дикаря». Запись он поставил на паузу, после чего повторил пантомиму, сопроводив ее пафосно-гневной тирадой. Общий смысл сводился к следующему: «Мы пришли к вам с миром, как друзья! А вы без всякой причины уничтожили наш исследовательский корабль!» Зная, что актер он плохой, не чета деду, Марк очень старался не фальшивить. Да, Изэль не понимает языка, но интонации-то она ловит отлично!
В другой ситуации Змей с Ведьмой с трудом сдержали бы ухмылки, слушая вдохновенное враньё командира. Но сейчас либурнариям было не до смеха. Пронаблюдав за реакцией черноволосой, унтер-центурион Кнут постарался не подать виду, насколько он доволен результатом. На Изэль было больно смотреть. Она столь искренне переживала гибель чужого корабля, что Марк на миг пожалел ее. Но тут же стиснул зубы, давя в себе предательскую слабость. Пусть чувствуют себя виноватыми! Пусть будут в долгу перед чужаками. На тех, кто мучится комплексом вины, проще надавить, добиться своего. Реакция черноволосой была именно такой, на какую он втайне надеялся. Правда, неизвестно, удастся ли пронять остальных…
Изэль принялась что-то с жаром говорить, но быстро осеклась, сообразив, что ее не поймут. Из сумки, лежавшей в соседнем кресле, она извлекла серебристый планшет. Засветился плоский экран. Изэль поелозила по нему пальцем в поисках нужного файла; найдя, обернулась к либурнариям, привлекая их внимание.
Изображение было двумерным. Качество оставляло желать лучшего, однако разобрать происходящее не составило труда. Похоже, запись велась со спутника. Из черноты космоса выплыло узкое сигарообразное тело; сверкнуло мягким бликом. В следующую секунду остроносая сигара полыхнула огнем — Марк узнал выстрел плазматора — и по экрану расплылась слепящая белая клякса.
Изэль подняла на пришельцев скорбный взгляд. Развела руками, копируя жест Марка, и вновь заговорила. Интонировала она виртуозно. Даже не зная языка, Марк в целом понимал, о чем идет речь. «Фатальное недоразумение! Я очень сожалею. Теперь, когда все разъяснилось, я уверена, что мы придем к взаимопониманию…»
«Игла», подумал Марк. Малый пилотируемый разведчик, пропавший без вести. Выйдя на орбиту планеты, экипаж «Иглы» поставил стандартный радиощит и этим ограничился. Преступная халатность! Им и в голову не пришло, что туземный спутник может оказаться в радиусе прямой видимости и заснять «Иглу». Как разведчики проморгали спутник, оставалось загадкой. Должно быть, ослепли от презрения к местной примитивной технике, уверенные, что на орбитальных жестянках нет средств видеонаблюдения. Когда же прозрели, решили уничтожить соглядатая — на всякий случай.
Они опоздали на пару секунд: спутник успел передать видеозапись в центр. И тогда разведчики совершили вторую, фатальную ошибку: атаковали объект со слишком близкого расстояния.
Заряд плазматора, попав в спутник, подействовал так же, как снаряд лайбы, угодивший в «Дикаря». Конфликт разных типов энергии? Какая разница, если эффект превзошел все ожидания: спутник полыхнул гигантским костром, спалив «Иглу» дотла.
Марк молча помянул экипаж разведчика. Что еще он мог сделать?
— Капитан лайбы видел эту запись. Потому и открыл огонь первым.
На месте капитана Марк выстрелил бы еще раньше. Чужаки уничтожили спутник. Чужаки объявились снова, на более мощном корабле. Вряд ли за это время они стали миролюбивее. Значит, остается бить на опережение и молиться всем известным богам, чтобы выстрел жалкой пушчонки оказался достаточно разрушительным.
Понимание мотивов капитана ничего не меняло. Новое знание падало топливом в костер ненависти. Гибель либурны, смерть Жгуна, немыслимое унижение, которое испытал Марк, оказавшись в роли ботвы… Унтер-центурион Кнут надеялся, что эти мысли не отразились на его лице. Хвала Космосу, свою мимику помпилианцы контролируют куда лучше туземцев. Изэль в возбуждении продолжала монолог, красочно жестикулируя. Каждый ее жест выражал надежду на мир и взаимопонимание. Будет вам мир, думал Марк, улыбаясь. Будет взаимопонимание. Сколько угодно. Пока мы не отобьем «SOS», и сюда не явится усиленная эскадра ВКС Помпилии.
Изэль умолкла, бросила взгляд в иллюминатор. Лицо ее озарилось гордостью, и Марк в очередной раз подивился: сколь быстро меняется настроение этой женщины! Величественным жестом черноволосая предложила гостям полюбоваться пейзажем.
Джунгли закончились. Под вертолетом проплывало лоскутное одеяло: прямоугольники возделанных полей. Их расчерчивала сетка шоссейных дорог, по которым ползли разноцветные букашки автомобилей. Аккуратные поселки, выстроенные по строгому геометрическому плану, с высоты казались игрушечными, напоминая макеты архитекторов. Узкие пирамидальные башенки линий связи и энергопередачи несли пучки толстых черных проводов. Выстроились, как по линейке, деревья защитных лесополос. А впереди, на горизонте, вырастал город, еще плохо различимый, сливающийся в единый урбанистический конгломерат. Небо над городом густо исчеркали меловые полосы — инверсионные следы реактивных самолетов.
— Астлантида! — торжественно возвестила Изэль.
Змей еле удержался от презрительного хмыканья. Марк и сам с трудом сохранил серьезную мину. Он кивнул со значением: да, мол, понимаю. На деле же он понял немного. Что имела в виду Изэль под словом «Астлантида»: планету? Страну? Местность?
Ведьма молчала, выразительностью соперничая с камнем.
— Астлантида, — повторила Изэль.
Она указала вниз, затем на себя, пилота и своих помощников. После чего обвела рукой троицу либурнариев и указала вверх, на небо, придав лицу вопросительное выражение: «А вы откуда?».
«Помпилия», — хотел ответить Марк. Но вместо этого с губ его сорвалось:
— Ойкумена!
Ведьма кивнула, одобряя: ни к чему туземцам знать истинное название нашей родины. Мало ли, кто заявится сюда со временем? Пусть гадают, чей корабль успел набедокурить в гостеприимной Астлантиде. Ливия была права, но причина оговорки крылась в ином. Я за пределами Ойкумены, с убийственной ясностью осознал Марк. Мне улыбается красавица Изэль, меня кормят-поят дикари в деревне, мне надо вести переговоры и налаживать контакт. И все равно, гематр или вудун — да что там! — людоед с Ломбеджи навсегда останутся мне понятнее и ближе, чем самый доброжелательный, самый цивилизованный обитатель Астлантиды.
Город приближался. Вскоре вертолеты прошли над домами окраины: два-три этажа, не выше. На темно-вишневой черепице крыш играли светлые блики. Дальше, квартал за кварталом, здания росли, как на дрожжах, поднимаясь до пятнадцати и более этажей. Город, судя по всему, возводили из арбузной мякоти, яичного желтка и свежей крови. Кармин, терракота, киноварь, красноватая охра — кирпич или блочные конструкции, но отклонений от базовой цветовой гаммы местная архитектура себе не позволяла. Тем большим контрастом смотрелась буйная зелень деревьев, высаженных вдоль улиц.
Шеренги платанов и магнолий разделяли проезжую часть и тротуары.
Сочетание улиц, переулков и проспектов представляло собой странный лабиринт, напоминая орнамент знаков, украшавших одежду Изэли. Балконы и окна домов вопреки разумной, а главное, привычной симметрии располагались на разных уровнях. В этом обманчивом хаосе чувствовался тайный порядок, цепочка геометрических символов. Складывалось впечатление, что каждый дом несет зашифрованное послание-головоломку. В крыши зданий уходили десятки блестящих труб. Они тянулись над всем городом: гигантская паутина из металла. Казалось, механический паук-гигант накрыл мегаполис своей сетью.
Предназначение трубчатой сети оставалось загадкой. Кроме нее, пауки меньших размеров опутали город второй, более тонкой паутиной — сплетением проводов и кабелей.
Над центральной частью вертолеты поднялись выше, дабы не задеть коммуникации. Марк разглядел ряд строений, резко выделявшихся на фоне остальных зданий. Усеченные пирамиды высотой в добрых полсотни метров стояли посреди квадратных площадей — сердец районов. Мысленно соединив пирамиды воображаемыми линиями, Марк получил правильный многоугольник.
Еще одна пирамида красовалась в центре города.
В памяти всплыло видение под шелухой: Жгун и туземец на вершине древней рукотворной горы. Под ребрами закопошился гадкий холодок. Здесь, в реальности, пирамиды были новенькие, что называется, с иголочки. Они напоминали скорее башни ретрансляции, чем культовые сооружения. Ближайшую как раз заканчивали возводить: громоздились строительные леса, по ним сновали люди-муравьи. Над ступенями нависли решетчатые стрелы примитивных башенных кранов. У подножья, тяжко громыхая, вращалась дюжина бетономешалок. Разительный контраст с замшелой древностью, но совпадение форм не могло быть случайным. Марку померещилось, что он различает знакомые элементы орнамента на свежей облицовке. Он попытался разглядеть, не распинают ли кого-нибудь на вершинах уже готовых пирамид. Увы, расстояние было слишком велико.
Вертолет пошел на снижение.
При всей интенсивности трафика пробок на дорогах, насколько мог заметить Марк, не возникало. Многие астлане предпочитали передвигаться пешком; большинство — в сопровождении крупных кошек. Неужели у каждого есть свой ягуар или пума?! В городе не меньше трех миллионов жителей. И столько же хищных зверюг? Да пусть хоть вдвое меньше! Это уже не город, а зверинец. Корми их, выгуливай… А ну как парочка красавцев выйдет из-под контроля хозяев? Тут ведь такое начнется…
Машину тряхнуло. Комплекс, к которому направлялся вертолет, располагался в отдалении от жилых кварталов. Группа корпусов, соединенных галереями, с внутренними дворами и пристройками была обнесена высоким забором, увенчанным клубами колючей проволоки. Узкие вышки с зеркальным остеклением стояли по периметру — там дежурили посты наблюдения. Коммуникаций в комплекс вело минимум: две блестящие трубы и один толстый пучок проводов и кабелей. Они веером разбегались к корпусам с распределительной башни.
— Прибыли, — тихо произнес Марк, зная, что Змей с Ведьмой прекрасно слышат его через коммуникатор. — Надеюсь, это космический центр, а не штаб-квартира местной контрразведки.
Вертолет опустился на плоскую крышу шестиэтажки с неожиданной мягкостью. Легкий упругий толчок, и шум винтов начал стихать. Изэль в сопровождении ягуарихи первой выбралась из кабины. Пригибаясь, она махнула либурнариям рукой. Ветер от лопастей силился разметать вороные кудри женщины, но золотая сетка справлялась, храня прическу.
Их ждали. Двое мужчин в охристой одежде безуспешно пытались скрыть свое волнение. Двое охранников в темной форме поглаживали автоматы, висящие на груди. Рядом с охраной на покрытии, нагревшемся за день, разлеглась пара матерых леопардов. Кошки лениво жмурились на солнце, клонящееся к закату. Гладить надо нас, читалось в желтых глазах зверей. Тоже придумали: автоматы…
Оживленный разговор Изэли с мужчинами прошел мимо внимания Марка. Языка он все равно не понимал, а подозрительные или тревожные интонации в голосах астлан, не умеющих скрывать эмоции, почуял бы сразу. Куда больше его интересовал второй геликоптер: тот садился на крышу соседнего корпуса. Распахнулась дверь надстройки в дальнем углу, из нее выкатили блестящую медицинскую каталку со сложным рессорно-пружинным механизмом. Такой Марк видел в автомобиле здешней «скорой помощи». Когда вертолет сел, компания санитаров, согнувшись в три погибели, с предельной осторожностью извлекла из летучей машины ложе со Скоком. Судя по аккуратности астлан, а также по металлическому штырю с капельницей, торчащему над ложем, Скок был жив. Марк вздохнул с облегчением. Если центурион успешно перенес транспортировку — есть шанс, что в условиях стационара его удастся поднять на ноги.
Не загадывай, одернул он себя. Сглазишь!
Ложе закрепили на каталке и увезли. Марк надеялся, что в здании есть лифт, и беспамятного центуриона не будут спускать на руках по лестничным пролетам.
— Командир, нас зовут, — уведомила Ведьма.
Оказывается, Изэль успела закончить разговор с коллегами, и теперь все ждали Марка. Никто его не окликнул, не поторопил — ни словом, ни жестом. Деликатные, подумал Марк. Вежливые. Аж зубы от оскомины сводит!
— Идем, — кивнул он.
В этом корпусе лифт имелся. Белая, обшитая пластиком кабина напоминала хирургический бокс и выглядела стерильной. Она вместила всех, включая кошек. В замкнутом пространстве, где отсутствовали любые другие запахи, ноздри Марка затрепетали, ловя острый звериный дух. От мускуса он едва не расчихался.
Как они тут живут, в эдаком львятнике?!
Спустившись на пару этажей, кабина остановилась. Выйдя раньше остальных, Изэль взмахнула ладонью, словно стряхивая капли воды. С секундным опозданием Марк понял значение жеста. Ягуариха, до того следовавшая за хозяйкой по пятам, без звука развернулась и убрела прочь по коридору. Молчаливые спутники Изэли повторили движение черноволосой, и оцелоты проследовали за пятнистой госпожой; в точности, как сами мужчины — за Изэлью. На ходу звери время от времени оборачивались друг к другу, будто обсуждая недавние события. Вскоре кошачья троица скрылась за поворотом.
Похоже, здесь никто не опасался, что в отсутствие хозяев звери натворят чудес. Глупость? Беспечность? Вряд ли. Скорее чудеса туземной дрессуры или селекции. Или генетической модификации…
«Отставить!» — мысленно оборвал Марк сам себя. Слишком многое свалилось на него в течение дня, казавшегося бесконечным. Избыток событий, потрясений, шокирующей информации. Вот сознание и цепляется за малозначащую ерунду, чтобы не думать о вещах действительно серьезных. Перегрузка мозга. Пару раз с Марком случалось подобное. Давно, еще в училище. Целую вечность назад. В другой жизни…
Мозгу требовался отдых, но сейчас это было нереально.
Длинный коридор без окон. Под потолком — лампы. Люминесцентные червяки свернулись угловатыми спиралями. «Слоновая кость» панелей покрыта едва различимым узором. Или это в глазах рябит? Покрытие пола — какой-то полимер с ворсом. Двери в обеих стенах, через каждые семь шагов, друг напротив друга. На дверях — геометрические символы. Надписи? Цифры? Двери раздвижные, непрозрачные, на вид прочные. Тип запорного механизма неясен. Коридор кольцевой; вернее, в виде замкнутого квадрата. Вот, опять повернули…
Изэль остановилась возле двери, неотличимой от других. В пальцах женщины возник лимонно-желтый квадрат из тонкого пластика. Магнитная карта? Изэль приложила карту к двери, и створки разъехались с тихим шелестом.
Приглашает, начальница. Входим.
Солнце — багровый ком — ослепило Марка. Окна трапециедальной формы занимали всю противоположную стену. Они шли в два ряда, несимметрично смещенные друг относительно друга. Когда глаза адаптировались, Марк разглядел, что пол расчерчен правильными шестиугольниками, на манер пчелиных сот. В одних «сотах» стояли столы — тоже шестиугольные, из полированного красного дерева; другие ячейки пустовали. На столах — плоские мониторы компьютеров, сильно вытянутые по вертикали. За столами…
— Анех!
Марк вовремя вспомнил местное приветствие. Или оно принято у дикарей, а дети цивилизации здороваются иначе? В помещении повисла тишина. Группа астлан уставилась на помпилианцев, как на говорящих обезьян. И вдруг местных словно прорвало. Они заговорили все разом, повскакали с мест, возбужденно жестикулируя, обращаясь к пришельцам, к Изэли, друг к другу. Однако властный окрик черноволосой мигом оборвал безудержное словоизвержение.
«Дамочка умеет наводить порядок», — оценил Марк.
Обмен короткими, деловыми репликами, и астлане вновь расселись по местам, а помпилианцы вместе с эскортом покинули «сотовую» комнату. «Что это было? — гадал Марк по пути. — Изэль представила нас своим сотрудникам? Сотрудников — нам? Или просто, как сказал бы дед, устроила представление? Для нас? Для них?..»
За очередной безликой дверью обнаружились душевые боксы, каждый из двух отделений: душ и раздевалка; плюс общий тамбур. Изэль продемонстрировала, как боксы запираются — простейшая механика, без магнитных карт — и астлане деликатно удалились.
— Душ нам не повредит, — удовлетворение в голосе Ведьмы мешалось с раздражением, образуя гремучую смесь.
Марк глянул на браслет-татуировку, засекая время.
— Пятнадцать минут на гигиенические процедуры. Сбор в тамбуре. Р-разойдись!
Он заперся в крайнем левом боксе. Быстро разделся догола, не найдя вешалок или крючков, сложил вещи в узкий шкафчик и нырнул в душ. Осмотрелся в поисках сенсорной панели или хотя бы приемника голосового интерфейса — и мысленно обругал себя. Тормозим, офицер? Забыли, где находитесь? Может, вам еще командную голосферу подать?
Нейронный вирт-адаптер?!
К счастью, управляться с механическими кранами Марку было не впервой. Краны здесь оказались такими же, как в учебке на Сечене, разве что не протекали. Покрутив их туда-сюда, Марк отрегулировал температуру и напор — и блаженно замер под упругими, горячими хлыстами струй. Пять минут, Кнут. Отставить сбор и переработку информации. Выводы, планы дальнейших действий — потом. Сейчас — наслаждение. Чистое, незамутненное, плотское.
Ты, дружок, вынул свой мозг из черепной коробки. Ты положил его в шкаф рядом с одеждой. Мойся, овощ.
Когда отведенное время истекло, Марк зашевелился. Вслепую нащупал флакон — один из пяти, подмеченных им еще при входе в кабинку. Шампунь? Гель? Жидкое мыло? Лишь бы кошками не воняло… Кошачий запах, в той или иной концентрации, витал в здании повсюду. И как его местные терпят? Небось, привыкли, не замечают…
Содержимое флакона пахло земляникой. Гель хорошо пенился, и Марк с наслаждением натерся им с головы до ног, изведя весь флакон. Смыв ароматную пену вместе с пылью и по́том, он снова взглянул на браслет-татуировку. До контрольного звонка оставалось четыре с половиной минуты.
С примитивным устройством, гнавшим поток горячего воздуха без тоников, ароматизаторов и даже без регулировки температуры, Марк разобрался быстро. Хорошо хоть, зеркало имелось. Как умел, он расчесал-пригладил влажные волосы пятерней. Сойдет. В зеркале — многоугольнике, похожем на тот, который образовывали пирамиды в городе — отражался тощий, поджарый бродяга. Судя по виду, бродяга остро нуждался в длительном отпуске. Вон, ребра торчат…
Ребра, подумал Марк.
Услужливая дура-память подкинула из недавнего: туземец, убитый Жгуном — убивший Жгуна! — разрез на груди дикаря, треск ломающихся ребер, края раны расходятся, обнажая бьющееся сердце… Стигматы, вспомнил Марк. Он уже понимал, что сожгло мозг Жгуна. Если энергия гибнущего туземца хлынула не в аккумулятор, а в мозг лихого декуриона, стоит ли удивляться, что мозг был выжжен дотла? Но стигматы?! Дикарь фактически заставил Жгуна прикончить себя, да еще и на физическом уровне воспроизвел процесс вспарывания груди и извлечения сердца. Он что, так сильно хотел откинуть копыта?! Попытка заклеймить туземца обернулась трагедией для помпилианца. Марк полагал, что и для туземцев, гори они огнем, смерть должна быть трагедией. Для любого разумного существа, в конце концов! Но улыбка мертвеца, а главное, стигматы, мешали в это поверить.
Забыв обо всем, он уставился в зеркало. Почему дикари ликуют на пороге гибели? Допустим, астлане обладают неким подобием клейма. Взяв пленников, они берут их под контроль, вызывая у ботвы эйфорию. Что объясняет поведение дикаря в столкновении со Жгуном: природная реакция на клеймо. Это разумно: снимает момент сопротивления, облегчает хранение ботвы и выкачку энергии. Так проще везти, содержать, убивать…
Но стигматы?
Дикарь сопротивлялся Жгуну. Сопротивлялся честно и искренне. Точно так же племя Ачкохтли удирало от кошек: честно и искренне. Улыбаться и радоваться они стали только у грузовиков. Заклейменный Жгуном туземец тоже возрадовался лишь тогда, когда понял: борьба окончена, он проиграл. Возрадовался в такой степени, что силой мысли взломал себе ребра…
Отставить, унтер-центурион Кнут!
Минутная готовность!
В шкафчике с одеждой Марка поджидал сюрприз. Изорванный комбинезон исчез вместе с полезным добром, что еще оставалось в карманах «разгрузки» и подсумках поясного ремня. Исчезли десантные ботинки и даже нательное бельё. Вместо прежних вещей в шкафчике обнаружились подштанники из мягкой ткани, пара просторных оранжевых штанов на резинке и рубашка, а может, куртка — апельсинового цвета, со знакомой эмблемой на груди. В качестве обуви — кожаные сандалии, регулируемые по ноге с помощью замысловатой системы ремешков.
— Вашу мать! — вскипел Марк. — Ур-р-роды…
На месте астлан он обыскал бы пришельцев еще раньше, отобрав все сколько-нибудь подозрительные предметы. Да вообще всё! Но мало ли, что сделал бы Марк?! Без привычного обмундирования, а главное, хотя бы минимального, куцего арсенала, унтер-центурион Кнут чувствовал себя голым.
— Твою когорту! — эхом громыхнуло из соседнего бокса.
Марк понуро оделся и с изумлением обнаружил под курткой-рубашкой свой коммуникатор. Связь оставили, и то хлеб. Сам Марк нипочем не оставил бы пленным подобное устройство. Или местные не считают их пленниками? Если так, то жить можно… Разобравшись с матерчатыми застежками и ремешками сандалий, он подогнал под себя одежду и обувь — и шагнул в тамбур.
— Командир! Они…
— Знаю. Коммуникатор вам оставили?
— Так точно!
— А вам, Змей?
— Так точно. Но коммуникатор Жгуна забрали.
— Ясно.
— Разрешите обратиться?
— Обращайтесь.
— Командир, вы потребуете от них вернуть наши вещи?
— Как минимум, настоятельно попрошу, — криво усмехнулся Марк. — Ссориться нельзя, но и позволять им наглеть я не намерен. Выскажу претензии, а там видно будет.
Ливия угрюмо кивнула. Ведьма понимала: они не в том положении, чтобы чего-то требовать от местных. Но обозначить свою позицию необходимо. Иначе…
Внешние двери тамбура разъехались.
Увидев лицо Изэли, Марк понял, что сейчас не время для претензий. Торжественная, строгая, Изэль даже не пыталась скрыть волнение.
— Что-то случилось? — машинально спросил Марк.
Мы — не ботва, подумал он. Ботва — это безразличие. Пока Изэль волнуется, переживает, пока чего-то хочет от нас — нет, мы не ботва…
Нервным жестом Изэль велела следовать за собой. Шла она быстро, с трудом удерживаясь, чтобы не перейти на бег. Лишь осознание важности происходящего давало женщине шанс остаться в рамках приличий. Часто оборачиваясь, она вновь и вновь напоминала: поторопитесь! Марк недоумевал. То ли они мылись дольше положенного, то ли их ждало событие, на которое помпилианцы не имели права опоздать. Минута, другая, и они оказались в компактном зале. Марк мысленно обозвал его «зрительным». Дальняя стена зала была идеально прозрачной. Напротив нее выстроился ряд мягких кресел с золотистой обивкой. Когда все расселись по местам, Изэль обратилась к пришельцам с речью, встав у прозрачной стены. Красавица очень старалась донести до гостей нечто важное. Увы, на сей раз мимика и жестикуляция не помогали. Прочувствованный голос, руки, приложенные к сердцу, пафос, граничащий с экстазом…
— Ни хрена не понял, — буркнул Змей. — А вы, командир?
Марк лишь головой покачал. Он видел, как за спиной Изэли что-то происходило. Движение во второй комнате за стеклом… Нет, фигура черноволосой заслоняла обзор. На всякий случай Марк кивнул Изэли: да, мол, слушаем. Женщина умолкла и опустилась в свободное кресло. Ее помощники разнесли собравшимся бокалы алого стекла — широкие, восьмигранные. В бокалах колыхался темно-коричневый, почти черный напиток. Запах показался знакомым. Марк осторожно пригубил: это был горячий, необыкновенно вкусный шоколад.
Подняв глаза от бокала, он сумел рассмотреть, что творится за стеклом — в первую очередь потому, что там зажгли более мягкий, приглушенный свет. Комната напомнила Марку гибрид медицинской лаборатории и оперблока. Светло-бежевые стены, пластиковые столы; на столах — штативы с гранеными колбами и пробирками. На стойках громоздились угловатые приборы, мигая созвездиями индикаторов. Под потолком горели пучки бестеневых ламп; это их частично притушили минуту назад. Люди в светлых хламидах — под цвет стен — беззвучно переговаривались, занятые делом.
Каталку на рессорах он заметил не сразу. Она стояла между двумя угловыми столами. Над каталкой склонился пожилой астланин, прилаживая какие-то датчики. Когда врач отошел, Марк невольно подался вперед, привстав с кресла. Его догадка была верна: на каталке, пристегнут широкими мягкими ремнями, лежал центурион Скок.
— Как думаете, Ведьма… Они сумеют ему помочь?
— Не знаю, командир.
— А кто знает?
— Они, конечно, не чета дикарям. Наверняка пригнали сюда ведущих специалистов. Но аппаратура у них примитивная. Опять же, отличия организмов… Скажу так: пятьдесят на пятьдесят.
— Может, попробовать объясниться? Попросить, чтобы вас пустили к Скоку? Притащат наш диагност-блок, оставшиеся препараты…
— Сначала посмотрим, что они станут делать. Похоже, проводят диагностику. Лучше не мешать…
Врачи оживленно совещались. Пара ассистентов барабанила по антикварным доскам-клавиатурам, внося в компьютеры поступающую информацию. Ведьма права, вздохнул Марк. Примитив, древность. Почему бы не гнать данные в компьютер напрямую с датчиков? Словно прочтя его мысли и насмерть обидевшись, врачи замолчали, замерли, как по команде. Пожилой астланин поднял руку, призывая всех к вниманию. Когда он огласил вердикт — или отдал распоряжение? — Скока освободили от паутины датчиков и даже отстегнули часть фиксирующих ремней.
— Мне это не нравится, командир, — процедила Ведьма.
— Что именно?
— У них на лбу… У главного, и еще у вон той…
Ливия указала на миниатюрную женщину, которую Марк поначалу принял за ребенка, не пойми как затесавшегося в лабораторию.
— И у молодого тоже, — отозвался Змей с тревогой в голосе.
Проклятье! Как он сам не обратил внимания? Лбы астлан украшал знакомый рисунок: синие полосы складывались в правильную трапецию. Такой макияж нанесла себе Изэль, прежде чем…
Ложе с центурионом покатили к центру комнаты. Змей пружинисто поднялся из кресла, сжал кулаки. Краем глаза Марк заметил, как подобрались оба помощника Изэли: точь-в-точь леопарды, почуявшие опасность. Змей шагнул ближе к стеклу, высматривая что-то на полу лаборатории.
— Что там?
— Орнамент, — прохрипел опцион. — Символы…
— Дикаря резали на таких же?
— Не знаю. Кажется…
Марк не хотел, не мог поверить. Это ошибка, гибельное совпадение! Мало ли, что у них на полу нарисовано? Отмыть гостей, переодеть в чистое, напоить шоколадом и пригласить полюбоваться, как их соотечественнику — раненому, бесчувственному! — всадят в грудь кусок обсидиана? Чушь, бред, бессмыслица!
В любом случае, бездействовать он не имел права.
— Изэль!
Черноволосая вздрогнула от окрика. Обернулась к Марку — сама доброжелательность во плоти. «Чего изволите, дорогие гости из Космоса?»
— Нам нужно туда! Немедленно!
Марк жестом обвел себя и Змея с Ведьмой — и решительно указал на комнату за стеклом. Судя по лицу Изэли, она все поняла, но лишь с искренней печалью развела руками, извиняясь:
«Нельзя. Ничем не могу помочь…»
Каталку со Скоком установили на орнамент, подмеченный Змеем. Впрочем, никто из астлан не спешил к центуриону с каменным ножом. Тело Скока вновь облепили бесчисленными датчиками, провода от них тянулись к другим приборам, нежели в первый раз. Марк выдохнул с облегчением. Ошиблись, бывает. Диагностика продолжается. Просто астланские врачи решили сделать дополнительные анализы и замеры. Но всё равно, либурнарии должны присутствовать в лаборатории. Хотя бы Ведьма. Мало ли что? У Ливии хоть какая-то медподготовка…
— Только она, — Марк указал на Ведьму. — Она, и хватит.
Как объяснить черноволосой, что помощь Ливии может пригодиться? Жестов катастрофически не хватало.
— Только я, — повторила обер-декурион Ливия Метелла.
И похлопала себя по груди.
На лице Изэли отразилось уважение, граничащее с восхищением. Переполнена чувствами, женщина смотрела на Ливию глазами, блестящими от слез восторга. Марк не слишком понимал, что такого особенного в желании Ведьмы присутствовать при лечении Скока. Зато он прекрасно понял жест Изэли: «Нельзя!»
— Да поймите же, чтоб вас!..
— Командир!
Пожилой астланин раскрыл узкий футляр, похожий на те, в каких носят кларнеты. Со всей торжественностью лже-врач извлек из футляра нож, черный и блестящий. Отсветы ламп играли на гладкой поверхности обсидиана.
— За мной!
Без раздумий Марк прыгнул к прозрачной стене. Кресло с золотой обивкой оказалось чертовски тяжелым. Рыча от боли в мышцах, готовых лопнуть от напряжения, он мощным рывком вскинул сволочное кресло над головой, ухватив за подлокотники. И, вписываясь в дугу, с разворота швырнул импровизированный таран в стекло. Стена, будь она проклята, выдержала, спружинив и чуточку прогнувшись. Помощники Изэли бросились к Марку, но опоздали. Похоже, оба мужчины совершенно не ожидали такого поворота событий. Тот, что был ближе, рухнул, как подкошенный, от удара в висок. Второго удара не потребовалось. Казалось, ноги у бедняги превратились в тоненькие ниточки, неспособные удержать вес тела. Марк хорошо знал, как умеет бить Ведьма. Змей провозился на секунду дольше: опцион пнул набегающего противника ногой в пах и, когда астланин начал с хрипом складываться пополам, воткнул резкий апперкот в кадык. Змей бил не по правилам бокса — на убой, ребром ладони.
— Оружие!
Обыск валявшихся на полу мужчин занял считанные мгновения. Увы, оружия у астлан не оказалось. Марк затравленно огляделся. В комнате не было ничего, что позволило бы проломить стекло — бронепластик! — обзорной стены. К счастью, удар кресла не прошел незамеченным. Люди в оперблоке, по злой иронии судьбы обернувшимся местом казни, замешкались. Лже-врач остолбенел, изумленно моргая. «Что это? — читалось в его глазах. — Землетрясение?» Нож он держал на отлете, острием вверх. Коллеги убийцы в растерянности переговаривались, глядя на стену: не повторится ли странный эффект? Похоже, прозрачность была односторонней, и астлане не видели, что творится в «зрительном зале».
Это давало Скоку краткую отсрочку.
— Дверь!
Змей указал в дальний конец «оперблока». Марк благословил наблюдательность опциона — и талант обер-манипулярия Флавия, преподававшего в училище ориентирование в незнакомых зданиях и кораблях. Схема возникла сама собой, как будто ее кто-то начертил в голове Марка. Надо попасть в квадратно-кольцевой коридор. Два поворота налево. Дверь по левую руку, напротив входа в «зрительный зал». Главное, выиграть время.
— Змей! Бейте креслом в стену. Отвлеките их!
— Есть отвлечь!
— Мы пойдем в обход. Через сорок пять секунд присоединяйтесь к нам.
— Есть!
Когда бронепластик прогнулся вновь, астлане за стеной вздрогнули.
— Ведьма, за мной!
Кинувшись к выходу, Марк увидел бледную Изэль, стоящую у двери. Ступор, оценил он. Шок. Не ожидала, красавица?
— Ключ! Быстро!
Черноволосая не реагировала. Шок, вспомнил Марк. Только время зря теряю. Руки оказались умнее рассудка, а удар — быстрее слов, бесполезных в данной ситуации. Если шок лишил Изэль возможности соображать, то кулак, угодив в челюсть, опрокинул женщину в полное беспамятство. Подхватив тело у самого пола, Ведьма занялась обыском.
— Есть!
В пальцах Ливии блестел желтый квадратик.
— Открывай!
Двери с шипением разъехались. Ведьма первой рванулась в проем — и влетела обратно в зал спиной вперед. За ней ввалились астлане: много, слишком много! Кто-то успел оповестить охрану комплекса. В воздухе мелькнуло кресло, сбив охранника с ног. Метнуть второе Змей не успел: на него навалились сразу трое. Еще двое заламывали руки Ведьме, оглушенной падением. Из носа Ливии текла кровь, пачкая ковровое покрытие пола. Всего этого Марк не видел: живой вихрь окружил его, завертел, вобрал в себя. С минуту он держался, отмахиваясь вслепую, круша чужие колени и ребра, пока не оказался на полу с головой, гудящей как колокол. Сопящая гора сидела на пояснице, подтаскивая Марково запястье ближе к затылку.
От боли в вывернутом плече хотелось выть.
Он и взвыл: с трудом приподняв голову, выворачивая шею до хруста. В «оперблоке» все было кончено. Центурион Скок лежал на каталке мертвый, с развороченной грудной клеткой. Пожилой астланин держал в руке сердце помпилианца: багровое, еще содрогающееся. Лже-врач шагнул к стойке с аппаратурой, и Марк увидел раскрытый приемник. Внутренность кубического контейнера покрывали глянцевые присоски — такие же, как в энергоприемнике автомобиля, куда Изэль поместила сердце, вырезанное из груди Ачкохтли. Когда убийца вложил сердце Скока в приемник, Марку почудилось, что он слышит влажное, жадное чмоканье этих присосок.
Огоньки приборов вспыхнули ярче. Бешено дернулись стрелки, уходя до упора вправо. Что-то заискрило, ближайший измеритель окутался дымом. Часть экранов погасла. Астлане в «оперблоке» будто сошли с ума: они воздевали руки к потолку, приплясывали от возбуждения, обнимали друг друга, словно поздравляя с великой удачей.
В глазах у Марка потемнело от ненависти. Он зарычал, рванулся, и на затылок опустилась кувалда, делая темноту абсолютной.
Контрапункт.Юлий Тумидус, инженер-энергетик(на днях)
Когда мы заявляем почтенной публике — так сказать, городу и миру — что научились не обижаться на выпады в наш адрес, освоили искусство различать голос мироздания, забыли прошлую любовь, освободились от депрессии, безразличны к злословию, плевать хотели на оскорбления, вот-вот похудеем, стоим на пороге просветления, наверное, бросим пить…
Врем ли мы? Ни в коем случае.
Мы просто разыгрываем вечную буффонаду. Предлагаем зрителю элементарный трюк: чтение между строк. Ведь на самом деле мы говорим — городу и миру, как было отмечено раньше — что мы обидчивы, уязвимы, глухи к намекам, сентиментальны, раздражительны, терзаемы пороками, отрастили живот, полны неврозов, не знаем меры в выпивке… Пожалейте нас, кричим мы. Ну что вам стоит? Пожалейте, потому что мы так жалуемся! А выходит иное: позавидуйте нам! Мы достигли того и этого, и еще вон того!
«Когда же смеяться?» — спросите вы.
«В конце, — отвечу я. — В финале, когда мы откричались. Мы хрипим, сорвали голос, а нас никто не жалеет».
— Я оставлю вас, — сказал военком.
Юлий Тумидус с трудом дождался, пока хозяин выйдет из кабинета. Хмурый, топором рубленый, военком — казенная косточка — раздражал Юлия. При нем Юлий не произнес бы ни слова.
Хлопнула дверь.
— Я так и предполагал, — Юлий шагнул к столу, взялся обеими руками за жесткую спинку стула. — С моим сыном беда. Вы сами только что подтвердили это.
— Я? — удивился человек за столом.
Он был лыс, как колено. Юлий вспомнил брата, имевшего привычку брить голову.
— Вы.
— Я не произнес ни слова. Вы видите меня впервые. Из чего же вы сделали вывод о беде, постигшей вашего сына?
— Из ухода военного комиссара. Командование части на Прецилле, где служит Марк, игнорирует мои письма. Я отправил три, с интервалом в один день, прося разрешения на свидание с сыном. Я уведомил командование, что готов вылететь в любой момент. В ответ — тишина. Я обратился в военкомат с требованием предоставить мне сведения о состоянии здоровья обер-декуриона М. К. Тумидуса. Мне назначили встречу. Если бы со мной разговаривал военком, это значило бы, что с Марком все в порядке. Но военком ушел, а вас я не знаю. Вывод очевиден: нам предстоит неприятный разговор.
— Разумно, — кивнул лысый. — Присаживайтесь.
— Благодарю вас.
«Орел, — подумал Юлий, опускаясь на стул. — Имперский орел на правой стене. Он расположен так, что ты уже чувствуешь себя в его когтях. Уверен, это специально…» Встав, Юлий придвинул стул вплотную к столу — и снова сел, упершись локтями в столешницу. Теперь орел целился в пустое место.
— Разумно, — повторил лысый. — Мы найдем общий язык.
— Вряд ли.
— Не надо, прошу вас. Взрослый человек, логик, патриот, а ведете себя хуже вздорного мальчишки. Поговорим, как мужчина с мужчиной. Вы хотите получить информацию о вашем сыне?
— Да.
— Хорошо, — раскрыв папку, лысый подал Юлию лист распечатки. — Читайте. Если желаете, я могу послать вам это заказным письмом. Пусть ваша жена прочтет, и отец…
Юлий сосредоточился. Буквы плясали перед глазами:
«…во время разведоперации в джунглях Каутли обер-декурион М. К. Тумидус был укушен ядовитой змеёй неизвестного вида. Штатная сыворотка оказалась недейственной. В состоянии тяжелого общего паралича организма обер-декурион Тумидус доставлен на базу ВКС Помпилии в низовьях Формизары. Врачи предпринимают все возможные меры по нейтрализации яда, но воздерживаются от каких-либо прогнозов…»
С правой стены смотрели портреты консулов. Заглядывали через плечо, кривили узкие рты. Ордена, медали, звезды на погонах. Сочувствия в глазах консулов не было.
— Ваш сын жив, — уточнил лысый. — Во всяком случае, был жив на момент последнего сеанса связи с Каутли. Состояние характеризуется как стабильно-тяжелое. Но, скажу прямо, я бы не стал слишком надеяться…
— Ерунда, — Юлий свернул лист в трубочку. — Враньё.
— Хотите доказательств?
— Нет. Вы уже предоставили мне доказательства, что змея на Каутли — чистое враньё.
Лысый отъехал назад: кресло оказалось на колесиках. Чувствовалось, что ему комфортнее быть подальше от собеседника. Даже если ради комфорта надо отказаться от массивного стола, как первой линии обороны.
— Это становится интересным, — он закинул ногу за ногу. — Озвучьте вашу логическую цепочку.
— На днях я обрабатывал запрос на состояние рабов обер-центуриона Салония. Запрос, как я понимаю, поступил, — Юлий указал пальцем на потолок, — из ваших сфер. Рабы офицера Салония ведут себя нестандартно. Они освобождаются в произвольном порядке, их приходится клеймить повторно. При этом личных распоряжений от офицера Салония не поступало. Мне неизвестна ситуация, при которой происходит такое выборочное освобождение рабов. За исключением, разумеется, прихоти их хозяина. Но в последнем случае офицер Салоний обязан согласно контракту уведомить энергокомплекс заранее в устном или письменном виде…
— Вам неизвестна, — повторил лысый со странной гримасой. — Ну конечно же, вам неизвестна.
— Вам, как я вижу, известна, — парировал Юлий. — Что еще больше укрепляет меня в моих выводах.
— Хорошо. Я вник в проблему обер-центуриона Салония. При чем здесь ваш сын?
— На рабов Марка поступил точно такой же запрос.
— С рабами вашего сына все в порядке, — перебил Юлия лысый. — Никаких выборочных освобождений.
— Я знаю.
— Откуда? Откуда вам вообще известно про запрос на рабов офицера Тумидуса?
— У меня генеральная доверенность на ведение финансовых дел Марка. О запросе мне сообщил Нума Сальвус, коммерческий директор компании «Нумэрг». Он же доложил мне о состоянии Марковых рабов.
— Вы понимаете, что подставили господина Сальвуса?
— В смысле?
Вместо ответа лысый повторил жест Юлия: ткнул пальцем в потолок. Консулы с портретов перемигнулись, одобряя. Орел беззвучно щелкнул клювом.
— Перед визитом в военкомат, — Юлий пожал плечами, — я еще раз связался с Нумой Сальвусом. Он просил передать вам, чтобы вы поцеловали его в задницу. Подавайте в суд, если Нума нарушил закон. В любом другом случае… Поверьте, мы сумеем поднять такой шум, что у вас земля загорится под ногами. Спросите кого угодно, и вам скажут: у Юлия Тумидуса скверный характер. А упрямства хватит на дюжину ослов.
— Верю, — кусая губы, согласился лысый. — И все равно не вижу связи.
— А я вижу. Более того, я уверен, что мой сын находится неподалеку от обер-центуриона Салония, и это место — не джунгли Каутли. Я навел справки: сходные запросы поступали насчет рабов унтер-центуриона Фуринфа, центуриона Пасиенны, обер-декуриона Метеллы, опциона Тапсенны. Это лишь часть картины, но она дает мне общее представление. В случае с Фуринфом также наблюдается цепочка выборочных освобождений. Их всех укусила змея?
Лысый вздохнул:
— В юности я хотел идти в энергетики. Надо было слушаться зова сердца. Вы случаем не метили в сыщики? Не надо, не отвечайте. Я полагал, наша беседа сложится иначе. Учитывая ваше отречение от изменника-брата, принимая во внимание, что вы — истинный патриот…
Юлий встал:
— Единственное, о чем я жалею — это отречение от брата. Нет, не единственное: позже я едва не отрекся от сына. Больше такого не повторится.
— Я ошибся? — ухмыльнулся лысый. — Вы не патриот?
— Патриот. Не вам учить меня родину любить. Но если я отрекусь от семьи, куда денется моя любовь к родине? Туда, куда вам было велено поцеловать Нуму Сальвуса. На этом разговор о патриотизме предлагаю считать закрытым. Перейдем к делу. Я требую, чтобы мне…
— Требуете?!
Настойчивая трель уникома вмешалась в назревающий конфликт. Юлий попытался отключить коммуникатор, но тот не сдавался, сигнализируя в аларм-режиме. Вспыхнула тревожная сфера, настоятельно требуя связи.
— Прошу прощения… Да! Я занят!
Лысый терпеливо ждал, пока Юлий выслушает невидимого собеседника. Разговор шел в конфидент-режиме, до лысого не доносилось ни слова.
Наконец сфера погасла.
— Вам известен центурион Пасиенна? — спросил Юлий. Лицо его блестело от пота, словно отец Марка минутой ранее взбежал по лестнице на двадцатый этаж. — Извините, нервы. Разумеется, известен: я только что упоминал его имя. Часть рабов офицера Пасиенны размещена на станциях нашего энергокомплекса. Мне только что доложили: все они впали в кому.
— Что?! — ахнул лысый.
— Повторяю: все. Согласно тестировке…
Юлий наклонился вперед и еле слышно произнес четыре слова. Обождал, желая удостовериться, что смысл сказанного дошел до лысого. Похоже, результат не удовлетворил Юлия, потому что он спросил:
— Вы поняли меня?
Лысый стал бледней мела:
— Какая-то ошибка?
— Я не знаю ошибки, способной в один момент провернуть такую операцию. Имейте в виду, аппаратура не зафиксировала ход процесса и наличие постороннего вмешательства. Надо проверить остальных рабов Пасиенны. Но я и без проверки берусь предсказать: с ними та же история. Вам не кажется, что здесь нужен хороший эксперт? Энергетик-практик с большим опытом? Да еще такой, кого не понадобится вводить в курс дела с самого начала?
— Кажется, — медленно проговорил лысый. Он разглядывал Юлия так, словно впервые увидел. — Что вы потребуете взамен?
— Информацию о сыне. Честную и правдивую.
— Это секретная информация.
— Но ведь я же патриот! — неприятно рассмеялся Юлий Тумидус.
Мертвец лежал в медицинской капсуле.
Нет, живой. Впрочем, он мало чем отличался от мертвеца. Нос заострился, кожа приобрела синюшный оттенок. Пиявки датчиков присосались к телу, набухли, мигая багровыми глазками индикаторов. Внешнюю панель капсулы украшала наклейка: «№ 21. Принадл. Д. Ф. Пасиенне».
— Арефлексия, — сказал сервус-врач. Он нервничал в присутствии посторонних, и потому говорил резко, отрывисто, словно гвозди забивал. — Реакция зрачков на свет отсутствует. Дыхание поверхностное, мышечная атония. Угнетение ЦНС. Скоро наступит смерть мозга.
— Уверены? — спросил Юлий.
Врач пожал плечами:
— В чем тут можно быть уверенным? Это даже не робот. Это овощ.
— Энергоресурс?
— Ноль.
— Великий Космос… — пробормотал лысый.
Он стоял от капсулы дальше всех. Казалось, лысый боится подхватить смертельно опасную заразу.
— Ноль, — повторил Юлий Тумидус.
Черный костюм, белая сорочка, узкий галстук в темных тонах — отец Марка напоминал гробовщика, явившегося снять мерку с трупа. Сходство усиливалось абсолютной бесстрастностью лица.
— Чистое зеро. Итак, количество степеней свободы объекта № 21 «ушло в ноль». Энергоресурс исчерпан полностью, объект для дальнейшей эксплуатации непригоден. При исходном, замечу, уровне энергоресурса в 62 %. За пять, максимум десять миллисекунд. Это период, который аппаратура не фиксирует. Будь я суеверен, я бы предположил, что среди рабов завелся вампир. Очень быстрый, надо сказать, вампир. И очень голодный. Рабы выкачаны досуха…
— Среди работников станции, — поправил врач.
— Что? Нет, именно среди рабов. Работнику станции лишняя энергия ни к чему, он не аккумулятор. Хозяин? Мы, помпилианцы, пользуемся энергией рабов опосредованно, через систему распределения. Даже захоти господин Пасиенна, где бы он ни был, извлечь из своих рабов все остатки энергии — в его распоряжении нет таких возможностей. Что остается? Предположим, кто-то из рабов Пасиенны оказался свободен в достаточной степени, чтобы озаботиться восполнением собственного тающего ресурса. Предположим, этот раб — обладатель своеобразных способностей, неизвестных современной науке… Нет, это фантастика.
— Это бред, — уточнил лысый.
— У вас есть версия получше? Если нет, позвольте мне подвести итог. Рабы господина Пасиенны превратились в грядку овощей. Превращение совершилось мгновенно, за уникально краткий отрезок времени. Каким бы ни был энергоресурс каждого раба вначале, он упал до нуля. В систему через преобразователи их энергия не поступила. Она вообще делась не пойми куда. Поднять рабов из комы для допроса мы не можем — сами видите, это фактически трупы.
Лысый содрогнулся:
— Вижу.
— Умри господин Пасиенна, где бы он ни был, — Юлий видел, что, повторяя намек про местоположение Пасиенны, он злит лысого, и с удовольствием пользовался моментом, — его рабы освободились бы. Все сразу, по обычной схеме, или отдельными порциями, как мы имели счастье наблюдать в случае с рабами обер-центуриона Салония. Пребывай господин Пасиенна, где бы он…
— Где бы он ни был, — огрызнулся лысый. — Доктор, вы курите?
— Нет, — удивился врач.
— Вам не хочется в туалет?
— Нет.
— В таком случае, не могли бы вы оставить нас на пять минут? Причину найдите сами.
Врач подчинился с видимой радостью.
— Я гарантировал вам информацию о сыне, — лысый дождался, пока за врачом закроется дверь, и подступил к Юлию вплотную. — Я не обещал вам сведений о центурионе Пасиенне или обер-центурионе Салонии. Их местонахождение, характер задания… Перестаньте играть у меня на нервах. Марк Тумидус — да. Остальные — нет, и не надейтесь.
— Вы понимаете, как глупо это звучит? — с отменным хладнокровием поинтересовался Юлий. — Учитывая, что Марк и упомянутые вами офицеры сейчас находятся где-то рядом, бок о бок? Успокойтесь, я не из болтливых. Вам придется довериться мне, иного варианта я не вижу. Итак, продолжим.
Он легонько стукнул кулаком в панель капсулы:
— Пребывай господин Пасиенна в добром здравии — его рабы освобождались бы только по воле хозяина. Повторюсь: сам Пасиенна без помощи соответствующей технологии не сумел бы вывести в ноль все степени свободы своих рабов единоразово. Кроме того, мне неизвестна технология, позволяющая это сделать. Мой первый вывод: центурион Пасиенна мертв.
— Его рабы несвободны, — возразил лысый.
— Увы, свободны. Вот, — Юлий указал на крайний слева столбик диаграмм, — здесь данные с остальных капсул. Все поводки, связывающие Пасиенну с рабами, разорваны. Связь исчезла, как после смерти хозяина. Мы с вами просто не видим, что рабы свободны. Но мы это чувствуем. Скажите, что вы ощущаете при виде человека в капсуле?
Лысый отступил на шаг:
— Омерзение.
— И страх. Не стесняйтесь признаться: конечно же, страх. Я испытываю то же самое. А теперь поразмыслите на досуге: оставайся объект № 21 полноценным рабом, смог бы он вызвать у нас такие яркие чувства? Вижу, вы поняли меня. Теперь я продолжу анализировать ситуацию, а вы просто слушайте. Если не хотите, можете не комментировать. Будем лояльны к государственным тайнам…
Юлий отбарабанил на сенсорах панели резкую дробь. Дождавшись изменения графиков, он продолжил, стоя спиной к лысому:
— Где бы ни находился господин Пасиенна… Погодите, не злитесь! Я говорю серьезно, без намерения уколоть вас. Где бы ни находились офицеры Пасиенна, Салоний, Тумидус и другие, они находятся очень далеко. Там, где затруднена всякая связь, включая связь помпилианца с его рабами. Это стало мне ясно, едва я увидел, как рабы Салония — вне сомнений, мертвого — освобождаются порциями. Но наша связь с рабами делится на две категории: информационная и на уровне обменных процессов. Аналоги: вирт и обычная электросеть. Вторая связь — самая простая и надежная. Она меньше всего зависит от расстояний и наличия помех.
— Вывод? — хрипло спросил лысый.
— Допустим, там, очень далеко, кто-то взял в рабы господина Пасиенну…
— Это невозможно!
— Я и говорю: допустим. Допустим, господина Пасиенну подключили к аппаратуре, имеющей сходство с той, какая стоит у нас на станции. Когда степени свободы господина Пасиенны стали преобразовываться в чистую энергию, первым делом в ход пошли степени свободы рабов господина Пасиенны, как частей единого симбиотического организма. Нам осталось допустить последнее: аппаратура существ, поработивших господина Пасиенну, позволяет дистанционно выкачивать всю энергию из сложноорганизованного объекта за пять-десять миллисекунд.
— Господин Пасиенна, — пробормотал лысый. — Господин…
— Да. Теперь вы понимаете, почему мне страшно?
— Потому что это оружие. Оружие против Великой Помпилии. Я не в силах представить оружия страшнее.
— Нет, — сказал Юлий Тумидус. — Вы ошибаетесь. Мне страшно, потому что там мой сын. Вытащите Марка из этого ада — и я ваш, ваш с потрохами.
Вошел врач.
— Смерть мозга, — он кивнул на капсулу. — Извините, если помешал.
— Прямо так? — спросил Луций Тумидус. — Без звонка?
Старик нервничал. Улыбка от уха до уха, радушие в каждом жесте. Мимика и жестикуляция противоречили сказанному. Клоун, подумал Юлий. И удивился, потому что подумал это с любовью. Возможно, впервые с того дня, когда отец перешел из наездников в коверные. Юлий, что бы ни считали по этому поводу окружающие, часто думал об отце с любовью. Стесняясь выразить чувство на деле, он ограничивался мыслями. Сейчас любовь, хитрая бестия, включила в себя раздражающее слово «клоун».
— А что? — Юлий пожал плечами. — Я не могу навестить отца?
— В будний день?
— Я взял отгул. Ты же знаешь, я часто работаю сверхурочно. У меня отгулов накопилось — тьма. Вот, подумываю слетать куда-нибудь с Валерией на месяц. Скажем, на Китту…
Луций вздрогнул, но быстро справился с волнением. Улыбка превратилась в понимающую гримасу:
— Китта? Это рай. Хорошая идея…
Ну да, вспомнил Юлий. На Китте — Гай. Изменник и все такое. Отец боится, что мы встретимся, что я сорвусь, наговорю оскорблений, а Гай набьет мне морду. В детстве я никогда не умел промолчать там, где следовало бы держать язык за зубами. А Гай, с его-то вспыльчивостью, всякий раз прибегал к кулакам — верному средству, лучшим в мире аргументам. Позже отец задавал трепку нам обоим, прекрасно зная, что не поможет.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Юлий.
Подозрительный взгляд Луция был ему ответом. Старик нахмурился:
— Что-то с Марком?
— Нет. С чего ты взял?
— Будний день. Внезапный прилет. Интерес к моему здоровью. Тут два варианта: что-то случилось с тобой — или с Марком. Второй вариант мне кажется более вероятным.
— Служит, — Юлий еще раз пожал плечами. — Все нормально.
— Ты уверен?
Змея, подумал Юлий. Ядовитая змея, госпиталь в низовьях Формизары. Изложить отцу версию лысого? Ложную версию, которая едва ли не предпочтительней, чем правда. Лысый с пеной у рта доказывал, что это — наилучший вариант. Старику так будет проще: он сумеет подготовиться к худшему. Если внук вернется, это для деда станет вдвое большей радостью. Надеждой, переплавленной в счастье. Если же нет… Беду легче встретить, когда ты ждешь ее визита.
— Уверен? — повторил Луций.
Лысый, размышлял Юлий. В случае чего, лысый их всех похоронит. Марка, Салония, Пасиенну, остальных. Змея, боевые действия в глуши, корабль не вышел из гипера… Похоронки разлетятся по семьям. Рабов переоформят на наследников. Что с того, что некий Юлий Тумидус в курсе о рейдах кораблей внешней разведки за край Ойкумены? Лысый сдержал слово: Юлию объяснили, где сейчас находится Марк. Координат системы, разумеется, не дали, но это ерунда. Неужели за краем Ойкумены действительно творится такая бесовщина? Юлий представил себе Ойкумену — тарелку с супом — и темный, прожорливый мир за границами тарелки. Представил и испугался. Он редко покидал Октуберан, предпочитая отдыхать на местных курортах.
— Да, — ответил Юлий. — Уверен.
И крикнул, салютуя рукой:
— Привет, Пак! Ждешь гостей?
Не поверил, решил он, стоя спиной к отцу. Ложь — не моя территория. В смысле лжи старый клоун даст сто очков форы инженеру-энергетику средних лет.
— Ага! — откликнулся карлик. — Хочешь водки?
— Ты поздоровался с Паком, — тихо сказал отец.
Злюсь, отметил Юлий. Надо спокойней.
— Да, поздоровался. А что?
— Ты поздоровался первым. Ты никогда раньше этого не делал. Ты точно уверен, что с Марком все в порядке?
Не отвечая, Юлий следил за карликом. Пак колдовал над мангалом, распределяя пышущие жаром угли в железной утробе. Впрочем, предлог «над» в данном случае служил фигурой речи. Они были, считай, одного роста: карлик и мангал. Смешной цирковой трюк: Пак, подпрыгивая, шевелит угли кочергой. Юлий знал, что позже, когда придет время закладывать шампуры, Пак присядет на корточки, подкрутит суставчатые, будто у насекомого, ножки мангала, раздастся щелчок — и раскаленный короб опустится на уровень пояса карлика.
Он не в первый раз видел, как Пак стряпает.
— Водки, — напомнил Юлий. — Хочу.
Луций взял бутылку и стаканчик:
— Айвовой?
— Отлично.
— Пятьдесят один градус.
— Боишься, что я напьюсь? Начну буянить, испугаю твоих гостей?
Старик молча налил водки на два пальца.
— Мне уехать? — спросил Юлий.
— Твое такси улетело.
— Я вызову другое.
— Не надо. Оставайся. Мы рады тебе.
— Ты беспокоишься, папа, — Юлий сделал глоток. Водка обожгла горло. — Я же вижу, ты весь на нервах. В твоем возрасте… Извини, я говорю глупости. Ты не хочешь, чтобы я встречался с твоими гостями? Скажи правду, и через десять минут меня здесь не будет. Без обид, честное слово.
Луций улыбнулся. Это была улыбка человека, принявшего решение.
— Оставайся, — кивнул старик. — Я прокляну тот день, когда выгоню сына из дома. Я не родина, у меня в семье изгнанников нет.
Клоун, подумал Юлий. Это не он, это я клоун.
И окаменел, глядя в небо.
Над холмом, медленней тополиного пуха опускаясь к земле, плыла молния — белая, изломанная, с зубчатыми подпалинами. За молнией, ближе к реке, двигалось облако, похожее на орхидею. Юлий даже не предполагал, что существуют черные, насквозь прошитые серебром облака. Миг, и облако ускорило движение, выбралось на первый план, затмив свет молнии, похожий на первый снег. Они легли на траву, огонь и тьма. Распались на числа, знаки, образы, силуэты.
— Гости, — тихо произнес Луций. — Ты же хотел знать…
Люди шли к веранде. Четыре женщины, одна из которых была молнией, состоящей из чисел и знаков. Четверо мужчин, бывших облаком: черное с серебром. Юлий смотрел на того, кто шел первым. Глоток, еще глоток — водка помогала слабо, верней, не помогала вовсе. Стакан опустел. Трезвей трезвого, Юлий спрашивал себя, правильно ли он поступил, оставшись с отцом, и не находил ответа.
Гай Октавиан Тумидус поравнялся с братом.
— Давно не виделись, — бросил полковник.
— Давно.
— Ты изменился.
— Вряд ли. Ты забыл, как я выгляжу.
— Валерия с тобой?
— Валерия на работе. Я взял отгул.
— Это отец предупредил тебя, что я прилетаю?
Юлий Сергий Тумидус сделал шаг навстречу:
— Нет. Я просто так.
Правильно, уверился Юлий. Я поступил правильно.
— Обнимитесь, идиоты, — подсказал старый клоун.