— Ах да! Точно. Это те которые жалели о том что я не умер. День добрый. А вы чего хотели? Как видите я ещё жив. Вы извините, но подыхать не собираюсь. Как загнусь, я вам сообщу.
— Зачем ты так?
— Извините, девушки. Я занят. Ника, на чём мы остановились?
— На красных розах, — улыбается Жигунова.
Волокушины краснеют. Пытаются увести Славу, но тот равнодушно отказывая им, просит оставить его в покое и подперев рукой голову с каким-то обожанием смотрит на Веронику. Чем вызывает у них приступы бешенства. Решив что с них хватит, сёстры собираются действовать. Возвращаются к своему столу и разрабатывают план.
После уроков. Кабинет директора. Славик.
Стою, смотрю на полковника. Тот сидит, разбирает бумаги, хмурясь смотрит... Берёт листочек, нацепив монокль читает...
— Я придавал вращательных движений, вокруг оси, которой был мой детородный орган. Сам сочинил?
— Так точно, господин полковник.
— А перевёл зачем? На весь зал, при учениках, ругался как пьяный сапожник.
— Виноват.
— Хе-хе, конечно. Виноват и ещё как. Наказание...
— Готов получить.
— Если продолжишь старшего перебивать, то обязательно получишь. А так... Ну что я могу сказать, Слава. Шесть уроков, шесть оценок отлично. Хвалю. За то что иногда не встав отвечаешь... Изволь соблюдать правила приличия. Не на базаре.
— Виноват, господин полковник. Исправлюсь.
— Верю. Не поделишься что с тобой случилось? Всё время учёбы тройки-двойки, истерики. А тут раз и пятёрки полетели.
— По двум причинам. Стыдно стало. Перед отцом, перед родом. Вторая...
— Вторая?
— Влюбился. В няню свою, в Вареньку. Решил исправиться. Питаться нормально начал, силы появились и голова заработала. Занимаюсь. С тётей Анастасией. Учусь у Бориса Всеславовича. Получается пока, не очень. Но все говорят что успехи есть. А мне от этого хорошо.
— Ну что же, спасибо Вареньке. Я, честно признаюсь, уже отчаялся. А ты оказывается вон какой. За сегодня, то что никого из этих последователей Вальмонда бить не стал, а свёл к словесному поединку — хвалю. За то что матом ругался в академии, взыщу. Не тростью, а знаниями твоими. Будет как сегодня, через месяц забуду. Нет, ты уж не обессудь, я тебя тростью угощу. Иди, готовься. И это. Выражение твоё. Я позаимствую?
— Так точно. Заимствуйте. Разрешите идти?
— Иди, — улыбается полковник.
Хороший мужик, правильный. А то что смелый такой... Уважуха. Но с этим ладно. Мне домой пора. Отца оценками порадую. Тренировка с Настей. Эх, мне и правда начинает здесь нравится.
Глава 11
Дом главы клана. Поздний вечер.
Восседая в кресле, немного недовольный таким неожиданным визитом Ерофей, смотрит на старого друга и боевого товарища. И вот его Ерофей видеть рад, однако присутствие его дочерей, всю радость портит. Да и сам Никита Иванович Волокушин, видя настроение Ерофея немного нервничает. А то что Волокита как всегда не встретил гостя с распростёртыми объятиями, а более чем холодно, порядочно так нервирует.
— Ерофей, друг мой, я в чём-то виноват перед тобой? — не выдерживает молчания Никита.
— Хм-м-м, — хмурится Волокита. — Как бы тебе сказать? Мы с детства дружим. С шести лет. Отцы наши дружили, деды. Мы через многое прошли. И воевали вместе, и в опалу вместе попали. Теперь вот каждый год, с апреля по октябрь, сражаемся с рвущимися из портала демонами. Иногда и в не сезон бойни устраиваем. Бывает они и зимой вылезают. Мы с тобой, Никита, ближе чем родные братья. Не раз, не два, даже не сто спасали друг друга, прикрывали, поддерживали.
— Ерофей, я вообще не понимаю к чему ты клонишь. Давай по-человечески. Прямо, как ты всегда делаешь. Если я в чём-то провинился, то скажи. Ты меня знаешь, я сразу же решу вопрос.
— Хорошо. Но сначала скажи, Никита. Что за визит, в половине одиннадцатого вечера? Я уже спать собирался.
— Дела сердечные, — глянув на дочерей улыбается Никита. — Проблемы, небольшие. Дочки мои, видя каким их жених стал, сблизиться с ним попытались. А он, сделал крайне обидное. Он демонстративно не узнал Любку и Светланку. Я точно не знаю, что у вас тут происходит. Эти двое только ревут, ничего толком не объясняют. Вот я и приехал узнать, что именно случилось.
— Да ничего особенного, — разводит руками Ерофей. — Просто твои дочери, невесты Славкины, в школьной столовой, сидели и сожалели о том что Славка не загнулся. Некрасиво поступили. Очень некрасиво.
— Почему я об этом не знаю!? — встав на ноги кричит на сжавшихся дочерей Никита. — Вы что, пигалицы, совсем охренели? Жениха оскорбили! Отца обманули! Позорищем перед другом меня выставили. А ну встали. Ерофей, дай нагайку, я их...
В коридоре слышится топот, женский визг, смех и ругань. Что-то падает, разбивается. Визг повторяется, но уже громче. Дверь гостиной распахивается. Внутрь врываются Настя и Варя. Обе растрёпанные, в распахнутых, бессовестно коротеньких халатиках. Обе увидев гостей замирают, поправляют одежду...
— Попались! — забегает в гостиную Славка.
В одних огромных трусах, лохматый. В одном тапке. Второй в руке.
— Готовьте попки, хлестать вас буду. О... — заметив гостей замолкает Славка. — Никита Иванович. Здравствуйте. Как ваши дела?
— Здравствуй Слава...
— Милый! Милый! Славочка! — забегает в гостиную Маргарита.
Резко останавливается, вправляет на место вывалившуюся из халата грудь. Пытается стянуть халат пониже, чтобы хоть что-то прикрыть. Из-за длинны халата, получается крайне плохо. В итоге Маргарита просто прячется за Славку и краснея хихикает.
— А... А позвольте узнать... Кхем... А что у вас тут происходит?
— А ты что, Никита, сам не видишь? — улыбается Ерофей. — Славка с невестами играются.
— А-а-а-а-а, — тянет Волокушин. — Молодец. Молодец, Слава.
— Папа, — пищат его дочери.
— Вы идите, играйтесь в другом месте, — широко улыбается Ерофей. — У нас тут разговор. Слава, ты бы поздоровался с Любой и Светой.
— А, так это они. Извините не признал, богатыми будете. Девочки, за мной. У меня перекус перед сном. Потом продолжим.
Все четверо уходят. Ерофей улыбаясь смотрит на Никиту. Разводит руками.
— Так и не поздоровался. Волокита, ты хочешь разорвать договор? — морщится Волокушин.
— Ни в коем случае. Мы же друг другу слово дали. Я сдержу. А ты?
— Но он их ненавидит. По глазам вижу. Ерофей, что за жизнь у них будет?
— Нормальная жизнь. Через два года женим их, свадьбу отгуляем. А потом... Ну если хочешь, давай мы с тобой, два опальных графа, нарушим договор. Через два года сообщим что передумали. И об дно потом ударимся. Веры нам с тобой, не будет. Даже от союзников. Такое пятно на репутации нам не смыть никакими подвигами. Соответственно, о помиловании можем забыть. Ты этого хочешь?
— Друг, извини. Не знал я, даже не догадывался что эти две вороны так себя поведут...
Открывается дверь, в гостиную входит Славка. Одетый в чёрные брюки, чёрную жилетку поверх белой рубашки. На шее галстук как у высших дворян бантом завязанный. Волосы назад зачёсаны.
Славка проходит, извиняется. За руку здоровается с Никитой, приветствует его дочерей. Садится в кресло рядом с отцом и скромно улыбается. Но как замечает Никита, смотрит странно. Взгляд его когда на девушек смотрит холоден, равнодушен и слегка брезглив. На отца глядит с уважением. На самого Никиту с интересом.
Глядя в эти глаза, Волокушин не понимает как человек, одним лишь взглядом может выражать столько разных эмоций.
— Покурим, — довольно улыбается Ерофей. — Слава, ты тоже. Пора уже.
— Да отец.
Славка принимает у отца сигарету. Прикуривает, стараясь не кашлять затягивается и выдыхает. Пьянеет от дыма, но вместо того чтобы бросить, затягивается глубже. Принимает из рук отца бокал вина, немного отпивает...
— Никита Иванович, — вдруг начинает Слава. — Прошу простить меня за неподобающее поведение и неуместные шутки в адрес ваших дочерей. Просто немного не по себе от их слов стало.
— Так ты на них не злишься?
— Ну что вы. Как можно на них злиться. Красивицы. Да и мне, перед осуществлением плана, стоило хотя бы намекнуть им об этом.
— Какого плана? — не понимает Волокушин.
— Плана, по устранению главных уродов в классе. До самого обеда, я вёл себя как обычно. Терпел насмешки, издевательства. Но на самом деле, я наблюдал. За окружающими. Я слушал что они говорят. И пришёл к очень интересным выводам. Заводилы Жигунов и Рябинин. Тимирязев исполнитель. Телом вырос, а мозгами где-то в детстве остался. Без Тимирязева, эти уроды никто, даже с помощью их дружка Ракитского. Они глупы, слабы, трусливы. Физически выведя из строя Тимирязева, я их обезоружил. И теперь дожму.Что касается остальных... Когда эти уроды издевались надо мной, всем было весело. Незнаю, не могу понять что весёлого в том, чтобы бросить в слабого скомканной бумажкой. Но может Любовь Никитична нам поведает? Приоткроет завесу тайны? Как это, унизить и без того униженное существо? Может ли быть настоящая радость от этого? Самоуважение? Удовлетворение?
— Слава, не перегибай, — грозит пальцем Ерофей.
— Отец, я рассказываю как всё было и хочу получить ответы на интересующие меня вопросы. Я, в силу своей никчёмности, тщедушности и слабости, просто не знаю как это, обидеть слабого. Наверное и не узнаю. Но кое что во всей этой истории, меня потрясло. Нет, это не человеческое лицемерие, порой переходящее все границы. А то что... Мне. Мне, жалкому, посочувствовала та, от кого я этого не ожидал. Это Вероника Жигунова. Когда меня превращали в отбивную, она одна встала и потребовала прекратить избиение. Может быть с людьми не всё так плохо как я считал? Этот вопрос мучает меня.
— Я бы Жигуновым не доверял, — злобно щурясь смотрит на Славку Никита. Его выводят из себя такие речи юного Волокиты.
— Так я и не доверяю, — улыбается Славка. — Никому. Кроме отца и трёх невест. Вареньки, Настеньки и Маргариточке Владиславовне. Остальные... Ну как вам сказать? Я мог бы долго распинаться объясняя почему никому не верю и ещё долго, а возможно и никогда не поверю. Но я не буду. Скажу только что есть пословица, которая как я думал работает. Свой своему — поневоле друг. Оказывается нет. К счастью в моём случае, это поправимо.