— Такому герою, как ты, не помешала бы удача в любых битвах, не правда ли?
Добродушный Парис, представитель самой мирной профессии, содрогнулся, представив себя на поле брани, с окровавленным мечом, стоящим над грудой убитых им врагов. Иной раз кажется удивительным, насколько всезнающие боги плохо себе представляют потребности простых смертных. Видимо, самих богов вводит в заблуждение их кажущееся сходство с людьми, и они судят о них по себе.
Легко, как бабочка, подпорхнула к Парису Афродита и, нежно проведя ладонью по его щеке, прошептала:
— Познакомить тебя с самой красивой девушкой мира? Она полюбит тебя, я обещаю.
В руке у Париса оказалось отливающее золотом яблоко с ленточкой на черенке.
— Это приз, — сказал всё тот же игривый голос за спиной. — Передаю на ответственное хранение. Судьба мира и твоя судьба в твоих руках. Отдай это яблоко своей избраннице.
Богини закончили танец и встали в ряд перед Парисом. Голос у него за спиной торжественно объявил:
— Сейчас наш самый объективный и непредвзятый судья вручит заслуженный приз самой красивой богине!
Божественный оркестр заиграл туш.
Александр неуверенным шагом медленно подошёл к конкурсанткам и протянул яблоко Афродите. Та запрыгала от радости, обняла Париса и, расцеловав его в обе щеки, шепнула:
— Спасибо, красавчик! С меня причитается.
Остальные две богини вяло похлопали. Гера неприветливо взглянула на пастушка и буркнула сквозь зубы:
— Я тебя запомню, засранец!
Афина же, неестественно широко улыбнувшись, прошипела:
— Сдохнешь как собака!
Афродита, купаясь в лучах славы и в ненавидящих взглядах конкуренток, закрыла глаза и смачно, медленно, с громким хрустом надкусила яблоко. Лицо её перекосило: какая кислятина!
Под бравурную божественную музыку богини исчезли в сгустившемся сверкающем и благоухающем тумане.
Александр закрыл лицо руками и пригнулся.
— Что это с тобой, Саня? — тот же голос, что во время конкурса давал советы, прозвучав гораздо будничнее без музыкального сопровождения, вывел Париса из оцепенения.
Он оторвал руки от лица и наконец решился посмотреть на собеседника. Тот ещё сидел под деревом, расправляя перья на своих крылатых сандалиях.
— Если ты ещё не понял, я Гермес, посланник богов, — представился он. — Так что это ты вдруг скукожился?
— Я… ничего, — промямлил Парис. — Эта брюнетка сейчас так посмотрела… Вы же обещали, что они не обидятся.
— Разве? Помнится, я дословно сказал: «Ах, ну что ты, ещё как обидятся!» Так ты поэтому сейчас в ладошки спрятался? Думал, Гера превратит тебя в паука, а Афина раздавит пяткой? Глупенький! Это ты детских сказок переслушал. Богиня, конечно, может превратить в паука в гневе или в припадке ярости, но сейчас-то это не ярость и не гнев, а лютая, беспощадная ненависть. Они теперь не успокоятся, пока не уничтожат не только тебя, но и твою семью, всех твоих близких, родных, всё, что тебе свято и дорого. Это может занять довольно долгое время. Да ты не расстраивайся. Тебе-то, смертному, что терять? Ну, будет твоя жизнь на пару десятков лет короче, зато насколько интереснее! Про тебя, наверное, даже трагедию напишут… или комедию, — поспешно поправился Гермес, заметив испуг на лице Александра.
Парис попытался улыбнуться.
— Но ведь из этого ничего не выйдет, — сказал он. — Я подкидыш. У меня нет ни родителей, ни близких, и ничего священного или дорогого я в жизни и в руках-то не держал.
— Ну, тогда тебе и подавно нечего терять. Только, поверь опытному антропологу, родители есть у каждого, и даже самым отъявленным негодяям что-нибудь да свято. Ты ещё слишком молод, чтобы знать, что у тебя есть, а чего нет. Вот когда всё это выяснится, тогда и придёт время жестокой мести. Кстати, извини моё любопытство, Сашок, а зачем тебе любовь ещё какой-то девушки? Не могу представить, что такой симпатичный юноша, как ты, страдает от недостатка женского внимания.
Александр смущённо опустил глаза и покраснел:
— Ну, я встречаюсь, конечно, с одной… Но там ничего серьёзного…
— Понятно, — с улыбкой сказал Гермес и взлетел.
Он начал было поворачивать в сторону Олимпа, но, поднявшись над деревьями, заметил идущую по лесу нимфу Энону и спустился, чтобы её поприветствовать.
— Привет, Гермес, — озабоченно ответила Энона. — Ты не видел Париса?
— А зачем тебе понадобился Парис? — игриво подмигнув, спросил посланник богов.
Энона посмотрела на него удивлённо и даже несколько обиженно:
— Как зачем? Он мой муж.
Гермес покачал головой и, подумав мгновение, серьёзно ответил:
— Нет, Энона, твоего мужа я не видел.
После этого он попрощался с нимфой и полетел к Олимпу.
Стрелы Эрота
Вечерело. Закатное солнце освещало Олимп розоватыми нежаркими лучами. Гера с Афиной сидели на ступенях дворца Зевса и грызли орехи. Вообще-то они никогда не были подругами, но в последнее время их часто видели вместе.
Боги уже расходились по дворцам, готовились к отдыху после дневных трудов. Где-то за углом нарушил вечернюю тишину звон доспехов бога войны Ареса, возвращавшегося с какой-то междоусобной стычки.
— А Гефест-то опять на всю ночь куда-то умчался, — довольно громко сказала Гера, как бы между прочим.
— Ах, как жаль его красавицу! — с притворным чувством воскликнула Афина.
После суда Париса они обе называли Афродиту не иначе как красавицей.
— Да, пропадают её прелести без мужской ласки, — согласилась Гера. — Уж как она страдает, бедняжка, как изводится! Надо будет попенять моему сыну, чтобы он уделял ей больше внимания.
Звон доспехов на несколько секунд умолк, а потом послышался снова, но уже тише. Перед богинями появился Арес. Он, неуверенно ступая, подкрался к дворцу Гефеста, приоткрыл дверь и застенчиво сказал: «Я к кузнецу… Он мне меч должен сковать». Богини безразлично пожали плечами.
Арес боком просочился в полуоткрытую дверь и быстро пошёл в спальню Афродиты. Та полулежала на кровати, изящно отставив босую ножку.
— Я к Гефесту, — краснея, повторил Арес. — Он мне меч… А его нет.
— Нету его, — подтвердила Афродита, лениво растягивая слова.
Она склонила голову набок, кокетливо взглянула на неожиданного гостя хитрющими глазами и, накручивая локон на пальчик, спросила:
— А что?
Сразу после захода солнца уже засыпавший Олимп разбудил дикий визг, сливающийся с грязной руганью. Ошарашенные боги выбегали на улицу и тянулись к дворцу Гефеста, откуда и доносились вопли. Дверь была раскрыта, у входа всех встречал хозяин дворца и с коварной улыбкой приглашал пройти в спальню Афродиты. Зрелище, которое там увидели боги, никого не оставило равнодушным: над кроватью висела сеть, свитая из тончайших, почти невидимых, но очень прочных металлических нитей, а в ней барахтались голые Афродита и Арес. Афродита в голос ревела, а Арес только вращал глазами и скрежетал зубами от бессильной злобы.
— Вы только посмотрите, боги добрые, что моя благоверная вытворяет, стоит мне из дома уйти! — разглагольствовал Гефест.
— Мещанин! Ревнивая скотина! — сквозь слёзы выла Афродита. — Ничего не было! Мы только целовались!
Но её слёзы ни у кого не вызвали жалости — только смех.
— Ты хоть успел чего-нибудь? — давясь от хохота, спросил Ареса Гермес.
— Перестань! — одёрнул его Аполлон, сам, впрочем, не сдерживавший смех. — Что ты его изводишь? Ему и так плохо.
— Разве плохо? Я бы сейчас с удовольствием поменялся с ним местами.
— Ты что! Стыд-то какой!
— Не понимаю, чего тут стыдиться.
В дверях показалась Афина. Она была единственной богиней, решившейся посмотреть на непристойное зрелище. Любопытство и желание насладиться позором Афродиты пересилили общественные предрассудки. Впрочем, войдя, она тут же вскрикнула и закрыла лицо руками.
— Завидуешь, стерва! — крикнула на неё Афродита.
— Чему тут завидовать? — ответила Афина.
Вечная ошибка, свойственная не только лишь богам: всякому хочется возбуждать в других зависть, но стать объектом чьей-то зависти вряд ли кому-то хочется. Афродита и сама понимала, что зависть других богинь ничего не принесёт, кроме неприятностей, но и теперь бы не отказалась от кислого яблока, вручённого ей Парисом.
Свистнула тетива, и золотая стрела со звоном отскочила от доспехов Афины. Та рассерженно обернулась и, найдя взглядом спрятавшегося за спиной Аполлона Эрота, показала ему кулак.
В спальню вошёл Посейдон и возмущённо потряс трезубцем.
— Что же ты вытворяешь, пена ты морская! — заругался он на Афродиту. — Совсем срама не боишься!
— Это не я, — рыдала Афродита, — это всё Эрот — гадкий, пакостный мальчишка! Он меня подстрелил.
— Ладно, кончай уж это дело, — обратился к Гефесту Посейдон, — не позорься. Тут же дети, — Посейдон кивнул на Эрота, — а ты этакую порнографию распространяешь.
— А я, может, моральную компенсацию требую.
— Арес заплатит — отпусти его.
— А ну как не заплатит? Я его отпущу, и поминай как звали.
— В этом случае я за него заплачу. Я-то от тебя убегать не стану.
Гефест было задумался, но вдруг снова свистнула тетива. Гефест вздрогнул и с интересом посмотрел на Афину.
— А ведь знаешь что… — сказал он ей, неожиданно заулыбавшись.
— Не подходи! — пробормотала Афина, судорожно ища у себя на боку меч. — Стой, животное! Не приближайся!
Но шаги Гефеста становились всё быстрее. Афина заверещала и бросилась бежать. За ней опрометью кинулся Гефест. Им вслед смеялись все, даже Афродита, только у неё это был смех сквозь слёзы.
День рождения Париса
Вечером, вернувшись со стадом на скотный двор, Парис застал там своего хозяина Агелая, разговаривающего с царскими слугами.
— Царь забирает нашего лучшего быка, — сказал Парису Агелай.
— Завтра будут спортивные состязания в память об умершем царевиче, — пояснил один из слуг. — Главным призом будет этот бык. Кстати, вы все тоже приглашены.