Охраны понаехало – взвода три. Кого пугать? Во всей нашей эскадрилье людей меньше, даже если жителей соседней деревни прибавить. Понятное дело, на неприятности мы нарвались. Не всей частью, конечно, а только я и Алексей – планида у меня такая, неприятности собирать.
Отошел покурить в сторонку, никого не трогаю, слышу из-за деревьев голоса. Матюки. И вроде бы штурман мой участвует. Потом уже разобрался, что приезжий старлей у него спросил что-то вроде «Где бабы, которых вы здесь пользуете?». Грубо так спросил, вроде как все ему что-то должны. Алексей, понятное дело, ответил, слово за слово, тут я сквозь кусты на сцену и вышел. Вижу, держат друг друга за грудки. Приезжий подвизгивает скрипучим голосом, угрожает, а Алексей пытается ему в морду кулаком ткнуть, но так, чтобы и гимнастерку его из руки не выпустить. Командую:
– Отставить, лейтенант!
Приезжий сначала обрадовался, подумал, что я Алексею. Ну я придвинулся и шиплю уже тихо, так внушительнее у меня получается:
– Повторить приказ?
Тут он от Алексея отцепился и давай верещать:
– Ты мне? Да ты знаешь, кто я? Я тебя… У меня связи! Все завтра на передовой будете! – чуть не захлебнулся от злости.
Что отвечать ему, унижаться. Но Алексей не стерпел, вставил:
– Так мы и так на передовой. Это ты вот в тылу прячешься. Оно и понятно – связи.
Лейтенант жаловаться убежал, а мы пошли в землянку проблем ждать. Много времени не прошло, как Федин нарисовался, зовет к командиру. Заходим – Мухалев один. Уже хорошо. Похоже, приезжий начальник решил на тормозах дело спустить. Приказ от Верховного командования мы получили, теперь выполнять должны. Не переть же ему против. А так – командиру эскадрильи поручено разобраться, наказать. Не нашел как – его вина.
Мухалев на меня смотрит, но не командует, не ругает. Видимо, разобрался уже, с кем дело нам иметь пришлось. Только спросил:
– И как ты теперь, Данилин, выкручиваться будешь? Они ведь не отстанут.
– Не буду выкручиваться, товарищ майор.
Мухалев грустно усмехнулся, на том и отпустил нас. Алексей за все время ни слова не сказал. И правильно, так спокойнее обошлось.
Вряд ли после того случая, скорее по приказу, но к охраняемой территории близко никого не подпускали, приходилось наблюдать эту стройку века издали. Не понимали сначала, что там городят. Только день на четвертый сообразили – самолет. Побольше «Ермолая», покороче ТБ. Когда основные части на месте оказались, понятно стало – на «манчестер» похож. Не то чтобы мы этого англичанина хоть раз видели, но на инструктажах ведь профили зубрили, свой-чужой в воздухе не по звездам определяешь – когда там крылья рассматривать? Но не «манчестер» – у того два мотора, а здесь четыре, да и не поставлялся вроде тот по ленд-лизу, иначе бы он среди своих числился, а не как союзнический. Потом уже разобрались – «ланкастер». Тот же «манчестер», но четырехмоторный, новая модель. Как уж наши с англичанами договорились, что один сюда дали, нам точно не доложат.
Собирали его приезжие. Закончили, и в тот же день – в грузовики, под глухие тенты, прочь пылить. Только тогда нашему экипажу с машиной ознакомиться разрешили. С механиками чужими поговорить не дали, но, когда их команда отбывала, я уловил почему. Не по-русски они разговаривали, услышал краем уха. Как понял, англичане сами свою технику монтировать приезжали.
Облазили мы машину, конечно, от шасси и до киля. В ней, в самом хвосте, кстати, кабина стрелка – отличная штука, лети себе и о задней полусфере не беспокойся. И не только там – в носу сдвоенная турель, сверху на фюзеляже – еще одна. Я даже представил, как бегает Галюченко внутри этого толстого фюзеляжа от носовой турели к хвостовой, фрицев с трех позиций отстреливает. А что? Он может. Шутки шутками, а я думать начал, кого из стрелков нашего звена на какую позицию назначать.
Когда отсек и бомболюк осматривали, понятно стало, почему именно такую необычную машину получили. Места – полно, даже не места, а пространства, можно сказать. Прошина бомба и в отсек должна войти с запасом, и над целью через люк выйти без проблем.
Глава 6Войну – одним ударом!
На следующий день начались, что называется, разочарования. Во-первых, машину облетывать запретили. Секретность. Приказ. «Ланкастера» ни наши, ни немцы в глаза не видели, в момент поймут – необычное затевается. Взлетать придется один раз, и сразу на задание. Причем вечером, в сумерках, но это как раз не проблема – полоса у нас с большим запасом, любую машину поднимем, не свалимся.
Комэск прекрасно понимал – на незнакомом аппарате просто так, без тренировок, не летают, но что он может сделать? Когда я настырно решил просить хотя бы об одном пробном, хотя бы в темное время суток, он сказал коротко:
– Отставить, капитан! Это приказ, – потом вздохнул и попытался смягчить шуткой: – Вернетесь, тогда и потренируетесь вволю. Специально полосу тебе выделю. На один раз.
А я что, не понимаю разве? Но и за моих, которым в эту машину садиться, никто больше слова не замолвит. Хотя бы попытался.
– Есть отставить, – ответил я. И добавил: – Не надо полосу. Еще вопрос, разрешите?
– Давай.
– На «ланкастере» три турели. Я стрелков из других экипажей звена возьму – ребята проверенные. А если новых прислать должны, пусть уж они у моих ведомых, пока не вернемся, поработают.
– По плану носовой и хвостовой пулеметы будут убраны. – Комэск обернулся к порученцу Федину.
Тот только что укоризненно качал головой, дескать, зачем всякую ерунду спрашивать. Под взглядом командира старшина закашлялся. Раздраженный румянец залил, кажется, даже его лысину. Он торопливо ответил:
– Работы еще ведутся, товарищ комэск. Сначала показалось, что хватит места под эту… хм. А потом оказалось, что не хватит.
– Э-эх ты, Федин, Федин. Во-первых, чуть не проболтался, во-вторых, когда кажется, креститься надо, а не рапортовать. – Комэск хмуро улыбнулся. – Ну, на этой ноте и закончим. Проверь на сто разов все, капитан. Словом, действуй, Миша. Держи меня в курсе.
– Есть держать в курсе, – ответил я, машинально кивнув.
Но разговор и так шел не по уставу, чувствовалось, что комэск переживал и за нас, и за это спецзадание. Вернулся я к черневшему в сумерках огромной глыбой «ланка-стеру». Забрался в кабину, сел в кресло. Попялился на панель приборов, отметил отсутствие пулемета в носовой части. Примерился в который раз к висевшему впереди меж двух иллюминаторов репитеру компаса – главный компас на этой машине сзади. С репитера – на указатель скорости, со спидометра – на авиагоризонт. Обратно на репитер, на другие приборы, с которыми еще разбираться надо. Крутанул штурвал. Тяжело провернулся, внушительно.
Еще раз прошелся по кабине. Большая, под стеклянным колпаком. Рядом с моим, похоже, кресло бортинженера. Прошину машину еще укрепляли. Физик с тревогой следил, что-то подхватывал, подпихивал, ругался уже почти в тон с ржущими над ним механиками.
– Да ты, наука, не суетись, – приговаривал один из них, – иди чайку попей.
Проша краснел ушами, но объяснял свое, показывая пальцем и чуть не забираясь в глубины смонтированного агрегата.
Я прошел в хвост. Точно, и хвостовая турель убрана. Зря мы планы строили полетать над фрицами, попугивая их восемью стволами. И тут – Прошино оборудование вроде антенн, разнесенных как можно дальше друг от друга, – за бомбой следить по радиосигналу, наверное. Так что экипаж наш не увеличится, и поедет Галюченко, как на ЕР-2, в верхней будке.
Ближе к ночи комэск вызвал меня с Прошей к себе, Федин буркнул: «Приказано сразу вести».
– Игорь Валентинович, к вам Данилин с Прохоровым.
Майор Мухалев лежал на кровати, скрестив руки на груди. Казалось, спит человек, вот прямо упал на секунду и выключился. Но глаза, плотно закрытые, жили своей жизнью, бегали, останавливались и опять что-то рассматривали. Брови сложили морщину на лбу. Но едва Федин умолк, комэск проснулся, сказал:
– Проходите, садитесь.
И быстро встал. Прошел к карте, разложенной на столе под лампой.
– Старшина, ко мне никого не пускай.
– Есть, товарищ комэск. – Федин скрылся за дверью. Прохоров разместился на трехногом табурете возле стола. Я присел на деревянный топчан за его спиной.
– Итак, что мы имеем, товарищи, на сегодняшний день? – сказал Мухалев, устало потерев лицо. – Имеем машину, собранную и готовую, по словам собиравших, к полету, что придется проверить, только непосредственно приступив к выполнению задания. Для обслуживания секретного оборудования в экипаж включен товарищ Прохоров. – Комэск посмотрел многозначительно сначала на меня, потом на Прошу, тот кивнул. Мухалев добавил: – План полета получите вместе с окончательным приказом.
Он сделал паузу, прикурив, помахал ладонью, разгоняя дым. Прохоров и я молчали, ждали продолжения, я-то знал, что Мухалев сам все доскажет, потом спросит. А полезешь сейчас уточнять, оборвет. Сидим, ждем.
– Время отлета по сигналу из ставки. Разведка отработает. Синоптики, опять же. Вдруг над Берлином хляби небесные разверзнутся или, например, главного фашиста кондратий стукнет от внезапного осознания содеянного. Тогда и нам незачем бензин ленд-лизовский тратить впустую. Три дня, Миша. Это время осталось до начала операции. Командование считает, что советскому опытному летчику это достаточное время для освоения новой техники. Причина торопиться веская. Возможность завершить войну. Через три дня в любую минуту может поступить сигнал. Вопросы?
После слов про Берлин и главного фашиста, а потом про «завершить войну» я посмотрел на Прошу, вернее, на его затылок. Что у него за устройство? Будто провалится Гитлер в тартарары в одночасье. Очень сильно похоже на дурацкий розыгрыш. Но мысли уже заработали в другом направлении. Чтобы освоить новую машину, принцип действия которой представляешь, а какой-то дядя подписал все на своем китайском, надо сначала узнать, что и где у нее находится. А куда и зачем – разберемся. И сказал: