Папа Джеффри от них ушел. Джеффри не любил это обсуждать.
– Ты Кот! – Я еще не успела зайти, а Синди уже меня обнимала. – Джефф сказал, что я тебя узнаю, как только увижу. Я так рада, что ты пришла. Он ненавидит сидеть в одиночестве на этих тусовках. Проходи вон туда, через кухню, он должен быть где-то на заднем дворе.
У нее были темные волосы и зеленые глаза, и она была вообще не похожа на Джеффри. Я некоторое время таращилась ей в лицо, прежде чем заметила хоть какое-то сходство. Она провела меня через гостиную, где несколько родителей, развалившись на креслах и диване, смотрели футбол на низко стоящем телевизоре, а вентилятор в углу обдувал их воздухом. Я торопливо прошла мимо них на кухню, где складировали фастфуд. Раздвижные двери, выходящие на заднее крыльцо, были широко открыты. Снаружи толпа почти-девятиклассников устроила спонтанный футбольный матч, а родители общались, сидя за складными столами, расставленными по двору. Рядом с крыльцом стоял гриль, за которым какой-то дядька одной рукой переворачивал котлеты для бургеров, а в другой держал банку пива. Двор окаймляли свечи от комаров, замаскированные под факелы тики.
– Кот!
Джеффри сидел на складном стуле сбоку от крыльца, а по бокам от него расположились два старых слюнявых сенбернара. В кои-то веки он был в футболке и шортах. Меня поразило, что ноги у него волосатые. Не то чтобы я не ожидала, просто мне в голову не приходило, что ноги у Джеффри – не штанины цвета хаки.
Мне вдруг показалось, что я чересчур расфуфыренная. Мама предложила купить мне платье, чтобы я раз в жизни красиво нарядилась, хотя сама я тоже предпочла бы шорты и футболку. С платьями у меня проблем нет, но не когда я единственная девочка на вечеринке парней-старшеклассников.
Джеффри подскочил.
– Прости, – сказал он. – Я бы тебя встретил у двери, но не знал, когда ты придешь. Хочешь… Хочешь попить чего-нибудь? Сейчас у нас только газировка. И вода, но она из-под крана, если ты такую пьешь…
– Да нет, – ответила я, – и так нормально.
Джеффри улыбнулся.
– Я очень рад, что ты пришла, – проговорил он.
– Я тоже, – сказала я.
И тут мне в затылок врезался футбольный мяч.
Кис-кис, киса
Джейк Блументаль – негласный лидер неизменных. Когда все только началось, когда мы только попали в Школу – поодиночке, без воспоминаний о том, что произошло, – когда мы стали меняться, когда поняли, что эти перемены рано или поздно нас погубят и что нам отсюда не выбраться, он собрал свою шайку говнюков-затейников и соорудил крепость в офисах администрации. За едой в столовую они ходят по прямой и никогда не попадают в паутину коридоров, где те, кто преобразился, живут в страхе наткнуться на шатунов.
Объясню контекст.
Джейк и его компашка придурков нас боятся.
Вот и весь контекст.
По словам Джеффри (он единственный, кто их не пугает, с кем они хоть сколько-то готовы общаться), они считают, что мы преображаемся, потому что нас «отвергли», и, если войти с нами в контакт, тоже начнешь преображаться. А если это произойдет с ними, они никогда не выберутся из Школы. Некоторым из них кажется, что из-за нас мы все тут и застряли, как будто в Школе мы на карантине. Как будто выбраться можно, только избавившись от нас, как от инфекции.
Всеми этими теориями они лишь красиво маскируют свой страх. Я-то понимаю – раньше я боялась их. Может, и сейчас немного боюсь. Пусть мое лицо и превратилось в кошачью маску, это еще не значит, что у меня меньше шансов на побег, чем у тех, кто сохранил свою нежную кожу, открывающиеся рты и глаза. Поэтому, когда Джеффри передает мне очередную теорию Джейка, я записываю ее в раздел «хрень» и забиваю.
Пусть боятся моих шагов в темноте.
10
Футбольный мяч. Моя голова.
Вот я стою – а в следующую секунду уже лежу на земле.
Собаки залаяли, кто-то засмеялся, и Джеффри опустился рядом на колени, чтобы помочь мне встать.
– Все в порядке, – сказала я, одной рукой держась за затылок и быстро смаргивая слезы.
– Осторожней там, – раздался чей-то голос.
Я повернула голову и увидела Джейка, подбежавшего, чтобы забрать мяч. Косматый, зеленоглазый, атлетичный, словно под солнцем созревший Джейк Блументаль. Я и раньше его видела, когда он с друзьями подрезал Джеффри в пицца-палочковой очереди, когда он проходил мимо в коридорах, всегда против течения. Но сейчас он обращался ко мне, лично ко мне, и от этого стал больше, чем мои представления о нем.
Я ничего не могла сказать – я была уверена, что изо рта польется главным образом рвота. Поэтому я плотно сжала губы и просто смотрела, как он пасует мяч обратно друзьям.
– Прости, – вздохнул Джеффри, – даже не извинился. Он придурок.
– Ничего страшного, – ответила я. – Это же случайно.
Не знаю, правда ли это было случайно, но точно помню, что, пока мы с Джеффри проводили остаток вечера на обочине вечеринки, я наблюдала за Джейком.
Зачем мне это вспоминать? Почему это важно?
Админы
Офисы администрации окружены электрическим забором и баррикадой, сооруженной из примерно тысячи деревянных кольев. Мне от них давно не по себе. Откуда админы их взяли? Раньше мы по семь часов в день просиживали задницы на одном металле и пластике. Даже постучать, чтоб не сглазить, было не по чему.
Электрический забор меня удивляет меньше. Школа постоянно что-то подобное выдает.
Джеффри практически профессионально освоил дорогу в администрацию. Когда мы приходим туда, он нажимает кнопку звонка на стойке секретарши и засовывает руки в карманы по стойке «не хочу вам мешать, но и уходить не собираюсь».
– Не мельтеши, – говорит он мне. – Они ни за что не станут с нами разговаривать, если вести себя нервно.
– Я не нервничаю, – отвечаю я, протирая свою маску, – я злюсь. Я злюсь и никуда не уйду, пока не узнаю, кто напал на Джули.
Дверь с грохотом распахивается, и оттуда выступает Раф Джонсон, целясь из арбалета прямо нам в лица. Сказать «целясь мне в маску» будет точнее, потому что никто из администрации никогда и ни в чем не подозревает Джеффри. Раф – полузащитник, коренастый и быстрый, все еще носит именной бомбер своей футбольной команды, только с оторванными рукавами, словно персонаж из экшен-фильма восьмидесятых.
– Представьтесь, – требует он.
– Это мы, – говорит Джеффри, потому что мы стоим прямо перед Рафом и годами ходили с ним в одну школу.
– Что-то у меня палец указательный чешется, Джефферс, – отвечает Раф, – и подружка твоя выглядит не очень.
– Пошел ты, Раф, – говорю я.
– Куда глазки твои подевались, киса? – спрашивает он.
– Пошел ты, Раф, – повторяю я.
– Просто хочу убедиться, что никто из вас не наведывается в Ножовище.
– Что нам делать в Ножовище? – говорит Джеффри.
Раф приставляет арбалет к плечу.
– Откуда нам знать, чем вы, фрики, занимаетесь в коридорах? Может, вы все это время с Лазером тусуетесь.
– Если бы вы нас пустили к себе, могли бы об этом не париться, – говорю я.
Он отмахивается от этих слов, будто от мухи:
– Что вы тут забыли?
– Нам нужно поговорить с Джейком, – отвечает Джеффри. – У нас происшествие.
– Чтоб долго не тянуть, я вам отвечу за Джейка. – Раф слегка опускает арбалет, чтобы мы разглядели его пародию на широкоплечего, пышнобрового Джейка. – Нам все равно, что у вас там происходит.
Я мимо Джеффри шагаю к секретарской стойке – я так близко, что Раф от неожиданности снова вздергивает арбалет.
– Джули Висновски умерла, – говорю я. – Кто-то размозжил ей голову и порвал ее тело на части. Это были не мы, так что, если хочешь узнать, был ли это кто-то из админов, лучше пусти нас поговорить с Джейком.
К этому моменту я уже успела подумать о том, что мы можем попасть в администрацию и никогда больше оттуда не выйти, потому что они и нас убьют. Но если меня попытается убить Джейк Блументаль, я, как минимум, постараюсь для начала хорошенько наподдать ему в ответ.
Видимо, уловив логику в моих аргументах, Раф опускает арбалет и дает нам обойти стойку.
11
По-моему, ночь вечеринки была самой длинной в моей жизни.
После того как в меня влетел мяч, а Джеффри понял, что от черепно-мозговой травмы я не помираю, мы набрали еды и ретировались на складные стулья к большим слюнявым собакам. Стульев там было всего два, и я заподозрила, что Джеффри принес один специально для меня. Мы пили слишком сладкий лимонад и смахивали комаров с ног. Я смеялась, когда Джеффри случайно капал горчицей себе на футболку. Сидеть вдалеке от родителей и футболистов было здорово, и я даже не дергалась, когда кто-нибудь, подойдя к Синди и явно глядя на меня, спрашивал, что там за девочка рядом с ее сыном.
Джеффри (наверняка слишком часто) приходилось отвлекать мое внимание от футбола. Я все не понимала, каким образом они ни ментально, ни физически не устают играть, но радовалась – можно было разглядывать Джейка так, чтобы он не заметил.
Со мной ни разу такого не бывало. Такого зыбучего желания вобрать в себя другого человека, быть рядом с ним, все-все о нем узнать. Я смотрела, как он улыбается, и представляла, что он улыбается мне. Его движения гипнотизировали меня, даже когда он просто трусил обратно на свою позицию или переминался с ноги на ногу. Он смешил своих друзей. Он играл лучше всех. Когда нужно было принять решение, вся команда смотрела на него.
Спустя время комаров стало слишком много, даже несмотря на свечи, поэтому все переместились внутрь. Половина футболистов отправились домой вместе с родителями, а мы с Джеффри устроились в углу гостиной, где оставшиеся ребята зачарованно играли в Madden NFL[6] на Джейковой приставке Xbox.
Мы с Джеффри обсуждали, какие фильмы хотим посмотреть вместе, и спорили, какие сладости из тех, что продаются в кинотеатре, самые вкусные. Иногда Джейк с футболистами разговаривали слишком громко, и мы с Джеффри друг друга не слышали, но уходить никто из нас не хотел. Мы бы ушли оттуда, где все смеялись и веселились, хоть и без нас. Мы бы упустили тарелки с закусками и газировку, которые принесла мальчикам Синди, пусть еда вся и кончилась до того, как мы успели взять себе хоть немного. Нетерпение в моей груди нарастало с каждым разом, когда кто-нибудь уходил, потому что социальная иерархия в комнате сокращалась на одного.