Он выбрался со своим кейсом из-под моста на дорогу, закурил и включил
«соображалку». Все это было весьма любопытно. Скорее, скорее бы в
лабораторию…
На его счастье, едва он отшвырнул окурок в Купаву, вдали показалась посланная
Суровиным машина. Лобов нетерпеливо вскочил на сиденье рядом с водителем и
выдохнул только:
- В лабораторию!
3.
Лобов оказался прав – Родский согласился на встречу сегодня же, более того, как
сообщил Николай Владимирович, даже настоял на свидании.
- Я поражаюсь вам, Всеволод Никитич, - сказал Суровин, когда ехал с Лобовым к
дому Родского, - вы не оракул, случайно?
- Вы мне льстите, - поскромничал Лобов. – Тут всего лишь здравый смысл.
Согласитесь, вряд ли ученик убитого станет оттягивать встречу, узнав о смерти
учителя. Для него это такое потрясение, что, не узнав все подробности, он и
уснуть-то не сможет…
- Это если он не виноват, - заметил Суровин. – А если причастен – зачем ему
спешить встречаться с нами?
- Тут тоже просто: виноват, значит, надо показать, что чист, следовательно, добровольно навязаться на разговор, пустить пыль в глаза, что всячески
заинтересован помочь следствию.
- Вот только бы понять: причастен или нет? – задумчиво произнес Суровин.
Лобов ничего не ответил, а поведал следователю о находке под мостом. Суровин
оживился и выпалил:
18
- Результат уже есть?
- Сдано на химический анализ и на исследование ДНК, Николай Владимирович, -
ответил Лобов. – Но я даже и на первый взгляд заметил, что на обухе разные
волосы.
- Как так «разные»? – удивился Суровин.
- Одни волосы принадлежат Рябичу, профессор был сплошь седой, а другие –
видимо, убийце.
- То есть на обухе волосы двух людей? И как они выглядят? Те, другие, я имею в
виду?
- Такие волосы, увы, очень распространены, - вздохнул Лобов. – Темно-русые, с
легкой сединой. Недлинные, сантиметров пять.
- М-да, - протянул следователь, - придется повозиться… А что перчатки?
- С ними вот что получается. На той, которая была в воде, мало что сохранилось, но все равно достаточно для определения совместимости с кровью на сухой
перчатке. Эта кровь аналогична крови на обухе. Но самое интересное вот что.
Внутри перчаток сохранилось несколько крохотных волосков – скорее всего с
кожного покрова ладони. Но вот потожировых выделений внутри перчаток я не
обнаружил. И это меня страшно изводит. Ведь от момента преступления до того, как я исследовал перчатки, прошло часа четыре, не больше. За это время
выделения просто не могли улетучиться.
- И что это означает, на ваш взгляд?
- Сам пока не пойму, - пожал плечами Лобов. – Думаю, для начала надо отыскать
владельца волос на кувалде и внутри перчаток…
- Разумеется, - поддакнул Суровин.
- И при этом нас устроит только такой вариант, если все волосы будут
принадлежать одному человеку.
- А если разным?
- Если разным, значит, перчатки придется исключить.
- Но ведь на них кровь Рябича!
- Перчатка висела на том же кусте, за который зацепилась кувалда. Возможно, кувалда при падении задела и перепачкала бывшую там прежде перчатку.
- Похоже на то, - согласился Суровин. – Ведь резонно было бы предположить, что
преступник сначала выбросил кувалду и лишь потом снял перчатки.
19
- В том-то и дело. Но все загадки раскроются или, наоборот, прибавится только
после экспертизы. Пока ясно одно: именно этой кувалдой убит Рябич. Следы
ударов на голове профессора соответствуют форме обуха.
- Резонно, - пробурчал Суровин и замолчал, задумчиво глядя перед собой в
лобовое стекло автомобиля.
Они уже подъезжали к дому, где жил Родский.
Максим Эдуардович Родский отрыл дверь сразу же и любезно пригласил
Суровина с Лобовым в квартиру, едва они представились.
Они прошли следом за ним в большую комнату, обставленную книжными
шкафами, посреди которой стоял письменный стол с компьютером. Хозяин легко
опустился в кресло, жестом пригласив гостей садиться на диван, что они,
поблагодарив его, и сделали.
- Догадываюсь, с чем вы ко мне, - подавленно промолвил Родский, показывая на
компьютер. – В интернете уже сообщили о смерти профессора Рябича.
- Нам бы так оперативно поспевать, - удивился следователь.
- Преступники и репортеры – самые оперативные люди на свете, - грустно
констатировал Родский. – Тут уж ничего не поделаешь: профессия у них такая…
- Скажете тоже – «профессия»! – как бы упрекнул его Суровин.
- А разве нет? – спросил Родский. – Ведь несомненно, что убийцы профессора –
профессиональные киллеры, это видно и по почерку, и по характеру
преступления.
- Это вы, надо полагать, опять же из интернета почерпнули? – поинтересовался
следователь.
- Откуда же еще, - кивнул Родский.
- Поразительная компетенция у господ репортеров! – Суровин раздражительно
хлопнул ладонью по колену и поглядел на Лобова, словно искал у него сочувствия.
– Тут вон даже мы, следователи, еще не во всем разобрались, а они уже все
разъяснили! А известно ли вам… максим Эдуардович, если не ошибаюсь?..
Родский кивнул.
- Так вот, известно ли вам, Максим Эдуардович, - продолжал Суровин, - что
современные, как вы говорите, киллеры по обыкновению работают
огнестрельным оружием. Беззвучным, кстати. Чтобы следов и шума меньше было.
Об этом могли бы в том же интернете немало интересного прочитать. А тут, как в
стародавние, разбойничьи времена – кувалдой по голове.
20
- Нестандартность преступления говорит лишь о его тщательной
подготовленности … - возразил Родский.
- То есть вы хотите сказать, что убийство готовилось заранее? – нетерпеливо
перебил его Лобов, пристально вглядываясь в глаза Родскому.
- Несомненно, - кивнул тот. – Возможно, убить Рябича готовились уже давно.
Знали – как, чем. Не знали только – где. Но тут вдруг узнали, что профессор с
дочерью собирается покупать квартиру и даже завтра снимет крупную сумму
денег…
- Позвольте, - жестко прервал его Суровин. – А вы откуда это знаете?
- Что – «это»? – спросил Родский.
- Ну, что профессор собирается покупать квартиру.
- Так Василий Нифонтович сам мне говорил…
- Подробнее, пожалуйста, - Суровин кашлянул и снова взглянул на Лобова. Тот, впрочем, и сам напряженно смотрел на Родского.
- Пожалуйста, - невозмутимо ответил Родский, и Лобов в душе подивился его
самообладанию. – Профессор давно хотел купить хорошую квартиру. А недавно, после получения гонорара из Швеции, взялся за это всерьез. Он неоднократно
говорил мне об этом. А вчера так даже сказал конкретно, что с утра поедет с
дочерью в банк и повезет деньги в строительную фирму.
- Он кому-то еще говорил об этом?
- Откуда мне знать? – пожал плечами Родский. – У Василия Нифонтовича было
много друзей.
- И много врагов? – Суровин так и сверлил собеседника взглядом.
- Совершенно верно, - тяжело вздохнув, подтвердил Родский, видимо тяготясь
подозрениями следователя.
- А в каких отношениях были с ним лично вы?
- В самых доверительных, - ответил Родский. – Василий Нифонтович был мне, как
отец. Я вырос сиротой и когда поступил в университет, он как-то сразу и целиком
взял меня под какую-то недекларируемую опеку, что ли, если можно так сказать…
Нет, он никогда не говорил об этом, но я это чувствовал. И был всегда благодарен
ему...
- Настолько, что, как бы это мягче сказать, позаимствовали у него тезисы
выступления на конференции в Лондоне? - не отступал Суровин.
- А, это вам Ксения рассказала? – грустно улыбнулся Родский. – Не любит она
меня, это верно, но да это ее право.
21
- А вы, разрешите спросить? Если можно.
- Конечно, можно, - кивнул Родский. – Я люблю ее, - и он в упор, не отрываясь, посмотрел в глаза Суровину.
Тот не выдержал, отвел взгляд и переменил тему:
- Извините, это, разумеется, личное. Ну а что же все-таки с теми тезисами?
- Да все просто, - устало отмахнулся Родский. – Василий Нифонтович сам
разрешил мне использовать их в качестве темы выступления. Дело в том, что об
этой теме мы давно неоднократно говорили, я знаю точку зрения профессора на
эту проблему…
- Но почему же Ксения утверждает, что профессор был ошеломлен, когда
услышал вас?
- Он был ошеломлен не потому, что услышал из моих уст свою, как полагает
Ксения, тему. Он изумился, как своеобразно, по-новому я трактовал ее. Да вот, -
Родский поднялся из кресла, подошел к книжной полке и вытащил оттуда
золотистый диплом в деревянной рамке. – Вот, англичане здесь указали, за что
мне выдан диплом.
- Позвольте, - Лобов взял диплом из рук Родского.
- Вы понимаете? – спросил Суровин.
- Достаточно, чтобы разобрать суть, - кивнул Лобов и, прочитав, объяснил: - Все
верно. «За неординарное, талантливое и убедительное раскрытие спорной
научной проблемы».
Суровин кашлянул, Лобов отвлекся и посмотрел на него. Следователь поглаживал
голову, словно поправлял прическу. Лобов и сам давно заметил, что волосы
Родского темно-русые, на висках с едва заметной сединой, недлинные.
- Простите, где у вас туалет? – Лобов положил диплом на стол. – Вы позволите?
- Конечно. Он там, совмещен с ванной, - кивнул Родский в сторону прихожей.
Лобов вышел из комнаты и осторожно прикрыл за собой дверь ванной. Чисто,
аккуратно, даже не похоже, что живет холостяк.
«Никакой косметики, - Лобов с интересом осмотрел полочку под зеркалом, где
стоял лишь стакан для зубных щеток и лежала безопасная бритва. – Ага, вот
она!»
Он вытащил из стакана с зубными щетками большую зеленую расческу с ручкой и