Вопрос и ответ — страница 7 из 15

На службе вопроса

27Как мы будем жить теперь

[Тодд]

– Пусть эта временная тишина вас не обманывает, – возвестил с платформы мэр, громыхая голосом на всю площадь: громкоговорители развесили на всех углах, выкрутив им громкость на максимум, штобы перекрыть РЕВ.

Стояло холодное утро. Жители Нового Прентисстауна пялились на него снизу, с земли, окруженные солдатами. Женщины выглядывали из дальних боковых улиц.

Вот они мы – снова там, откуда начинали.

Мы с Дэйви – верхами, позади платформы, прямо за спиной у мэра.

Типа как почетная стража.

В новой униформе.

Я есмь круг и круг есть я, думаю я.

Потомуш когда я это думаю, можно думать больше ни о чем.

– Даже сейчас наши враги работают против нас. Даже сейчас они замышляют нашу погибель. Даже сейчас у нас есть все основания полагать, что новая атака неизбежна…

Мэр окинул толпу долгим внушительным взглядом. Очень легко забыть, сколько тут еще народу – работают, пытаются обеспечить себе пропитание, как-то влачат привычное повседневное существование. Все усталые, голодные, многие – грязные, но все равно здесь: смотрят, слушают.

– Ответ может ударить где угодно, когда угодно – и попасть в любого из нас, – говорит мэр, хотя Ответ ничего подобного не делал – по крайней мере, уже почти целый месяц.

Взрыв тюрьмы – последний раз, когда мы о них слышали: после этого они просто взяли и растворились, исчезли. А солдаты, которые могли бы пуститься за ними в погоню, были мертвы – убиты во сне, прямо у себя в казарме.

Впрочем, это означало только одно: они и сейчас где-то там, неизвестно где – празднуют победу и планируют новую.

– Три сотни сбежавших заключенных, – продолжает мэр. – Почти двести солдат и гражданских погибли.

– Ну вот, пошла плясать косая, – пробормотал себе под нос Дэйви: это он о цифрах. – В следующий раз погибшим окажется весь город.

Он поглядел на меня: не заржу ли. Не заржал. Я вообще на него не смотрел.

– А ну его.

– И это я еще не говорю о геноциде, – продолжал мэр.

Тут даже толпа забормотала в ответ, и РЕВ сделался громче, краснее.

– Спаклы, те самые спаклы, что мирно работали у вас в домах все последнее десятилетие… чьей стойкостью в трудных обстоятельствах мы так восхищались… кого уже привыкли считать нашими соратниками в Новом свете…

Он сделал еще одну паузу.

– …мертвы. Все мертвы.

Толпа еще немного поРЕВела. Гибель спаклов и правда произвела впечатление – даже больше, чем смерти солдат и горожан, попавших под раздачу. Люди даже потянулись снова вступать в армию. Дальше мэр выпустил несколько из оставшихся в тюрьме женщин, а кое-кого даже вернул семьям, а не загнал обратно в общежития. И вдобавок увеличил пищевые рационы.

Ну, и заодно начал устраивать эти сборища. Объяснять народу, што к чему и кто кого.

– Ответ утверждает, будто воюет за свободу. Но разве вы от них ждете спасения? В их помощь верите? В тех, кто вырезал целый невооруженный народ?

Ком встал у меня в горле. Я быстро опустошил Шум, превратил его в пустыню, ни о чем не думая, ничего не чувствуя, кроме…

Я есмь круг и круг есть я.

– Я знаю, насколько трудны были эти прошедшие недели. Перебои с пищей и водой, вынужденный комендантский час, выключения электроэнергии – особенно в холодные ночи. Я восславляю ваше мужество. Единственный способ для нас всех выжить сейчас – это сплотиться против тех, кто хочет нас уничтожить.

И люди ведь исправно сплотились, разве нет? Слушаются комендантского часа, берут свою назначенную сверху пайку воды и продуктов безо всяких возражений, сидят по домам, когда сказали, выключают свет в определенный час и, вообще, живут как-то, справляются, несмотря на крепчающие морозы. Едешь себе через город – гляди-ка, и магазины открыты, и народу в них полным-полно… в очередях стоят, ждут получить положенное.

Стоят, глаза в землю. Ждут. Пережидают.

Ночью мэр Леджер мне говорил: народ все еще ропщет против мэра Прентисса… Но сейчас он еще громче ропщет против Ответа: за взрыв водокачки, за взрыв электростаншии, но больше всего – за резню спаклов.

Меньшее зло, сам понимаешь, говорил мэр Леджер.

Мы с ним так по-прежнему и жили в башне (по причинам, известным, пожалуй што, одному мэру Прентиссу), но теперь у меня был ключ, и я запирал Леджера на замок, когда сам уходил. Ему это, ясное дело, не нравилось, но кто его спрашивал?

Меньшее зло.

Хотя вот чего я никак не могу понять, так это почему выбор всегда должен быть из двух зол?

– Я также хотел бы выразить вам свою благодарность, – продолжал мэр Прентисс, обращаясь к народу, – за постоянную помощь с информацией. Только всеобщая бдительность в конечном итоге сможет привести нас к свету. Пусть сосед ваш знает, что за ним наблюдают. Только так мы с вами будем по-настоящему в безопасности.

– Ну сколько можно! – проворчал Дэйви и ненароком дал шпоры Бурелому-Желудю, который послушно шагнул вперед, но был тут же осажен назад. – Я тут уже, еть, замерз весь.

Ангаррад подо мной перемялась с ноги на ногу. Едем? – спросил ее Шум; дыхание плотным белым облачком повисло в воздухе.

– Почти. – Я потрепал ее по боку.

– С сегодняшнего вечера, – продолжал мэр, – наступление комендантского часа отодвигается на два часа позже, а время посещений для жен и матерей продлевается на тридцать минут.

В толпе мужчин согласно закивали. Из толпы женщин раздалось несколько облегченных рыданий.

Они ему благодарны, подумал я. Благодарны мэру.

Не баран чихнул.

– И, наконец, я счастлив объявить, что подошло к концу строительство здания для нового министерства. Министерства, которое будет стоять на страже безопасности и охранять нас от угрозы Ответа. В этом доме больше ни одна тайна не останется нераскрытой, а всякий, кто стремится подорвать наш образ жизни, будет перевоспитан и переучен – ему помогут понять наши идеалы. Так наше будущее получит надежную защиту от всех желающих украсть его у нас.

Мэр сделал паузу, штобы придать словам побольше веса.

– Сегодня мы открываем Управление Вопроса.

Дэйви перехватил мой взгляд и постучал пальцем по острой серебряной «В», вышитой на плечах нашей новой униформы. «О», которую мэр наверняка выбрал специально, потомуш у нее много всяких… ассошиаший.

Мы с Дэйви, стало быть, теперь Офицеры Вопроса.

Его восторгов по этому поводу я, признаться, не разделял.

Но это в основном потому, што я вообще почти больше ничего не чувствовал.

Я есмь круг и круг есть я.

– Хорошая речь, па, – похвалил Дэйви. – Длинная.

– Она предназначалась не тебе, Дэвид. – Мэр даже на него не взглянул.

Мы втроем ехали по дороге к монастырю.

Хотя монастыря там больше не было.

– Надеюсь, все действительно уже готово? – спросил мэр, не поворачивая головы. – Терпеть не могу, когда из меня делают лжеца.

– Если ты так и будешь все время спрашивать, менее готовым оно от этого не станет, – пробурчал Дэйви.

Мэр медленно повернулся к нему с такой хмурой миной на лице, што я поспешил вмешаться, пока никому тут не врезали Шумом.

– Все готово, насколько это вообще возможно, – ровным голосом сообщил я. – Стены стоят, крыша есть, но внутри…

– Необязательно говорить глупости, Тодд, – перебил он. – «Внутри» воспоследует в свое время. Здание возведено, это сейчас самое важное. Они смогут увидеть его снаружи – и вострепетать.

Это было сказано спиной к нам, так как мэр выехал вперед кортежа, но я прямо чувствовал, как он улыбался на слове «вострепетать».

– Нам дадут в этом поучаствовать? – все еще недовольно вопросил Дэйви. – Или ты из нас снова нянек сделаешь?

Его отец развернул Морпета нам поперек дороги.

– Ты хоть раз слышал, чтобы Тодд столько жаловался?

– Нет, – мрачно ответствовал Дэйви. – Но он же просто… ну, сам знаешь… Тодд.

Мэр надменно выгнул бровь.

– И?

– А я – твой сын.

Морпет пошел на нас, отчего Ангаррад тут же попятилась. Подчинись, сказал жеребец. Веди, ответила кобыла, покорно опуская голову. Я потрепал ее по гриве, причесав малость пальцами, штобы немного успокоить.

– Позволь, скажу тебе кое-что, Дэвид. Тебе будет интересно. – Мэр уставил на сына тяжелый взгляд. – Другие офицеры, солдаты, горожане – они смотрят, как вы едете мимо, бок о бок, в вашей новенькой униформе, облеченные новой властью, и знают, что один из вас – мой сын. – Он уже почти наехал на Дэйви, вытеснив того с дороги. – И знаешь что? Они часто думают не на того. Они думают, что моя плоть и кровь – не ты. А другой.

Он перевел взгляд на меня.

– Они видят Тодда с его преданностью долгу, его скромным видом и серьезным лицом. С его спокойной манерой вести себя и зрелыми навыками управления Шумом. И им даже в голову не приходит, что этот его громогласный, безалаберный, дерзкий приятель на самом деле и есть мой сын.

Дэйви уставился в землю – стиснув зубы и кипя Шумом.

– Да он даже не похож на тебя!

– Я в курсе, – бросил мэр, поворачивая Морпета обратно по курсу. – Просто подумал, что это и правда интересно. Такое частенько случается.

Мы поехали дальше. Дэйви – безмолвная, багровая буря Шума – тащился сзади. Мэр бодро цокал впереди. Мы с Ангаррад держались в серединке.

– Хорошая девочка, – прошептал я ей.

Мальчик-жеребенок, ответила она и вдруг подумала: Тодд.

– Да, моя хорошая, – тихо сказал я ей промеж ушей. – Я здесь.

В последнее время я взял за моду ошиваться у нее в стойле под конец дня. Сам расседлывал, чесал ей гриву, таскал яблоки – угощать. Ей всего-то и было от меня нужно, што убедиться: я здесь, от табуна не отбился – и пока это было так, она радовалась, звала меня Тодд, и мне ничего не надо ей объяснять, и ни о чем ее спрашивать, и она ничего от меня не требовала.

Только штобы я ее не бросал.

Штобы никогда не уходил насовсем и не бросал ее.

Шум начало заволакивать тучами.

Я есмь круг и круг есть я.

Мэр обернулся и посмотрел на меня.

Униформа у нас теперь была, но в армии мы все равно не состояли, это мэр особо подчеркнул. И званий нам тоже не полагалось – только «офицер». Впрочем, мундира и «В» на рукаве оказалось вполне достаточно, штобы люди держались от нас подальше, пока мы ехали к монастырю.

До сих пор в наши обязанности входила охрана тех, кто еще оставался в тюрьме. Мужчин и женщин, но в основном все-таки женщин. Когда тюрьмы взорвали и от них камня на камне не осталось, заключенных перевели в бывший дом исцеления на берегу реки.

Угадайте, в какой.

Весь прошлый месяц мы с Дэйви конвоировали рабочие бригады арестантов от дома исцеления до монастыря и обратно. Они заканчивали работу, начатую спаклами, и делали все заметно быстрее, чем те. Надзирать за строительством нас на сей раз не просили, и на том спасибо.

Утрамбовав всех на ночь обратно в дом исцеления, мы с Дэйви за неимением лучшего занятия праздно объезжали здание кругом, стараясь не слышать несшихся изнутри криков.

Некоторые заключенные, видите ли, были из Ответа – мэр схватил их в ночь атаки на тюрьму. Мы их никогда не видели; их не гоняли на работы – только допрашивали круглые сутки… пока они хоть как-нибудь не отвечали. Пока што мэру удалось из них вытянуть только местонахождение лагеря – возле шахты. Разумеется, когда туда добрались солдаты, в лагере уже никого не было. Дальнейшая полезная информашия поступать не спешила.

Были там и такие, кого признали виновными в помощи Ответу или еще в чем. Зато тех, кто сознался, што видел, как Ответ убивал спаклов или как женщины писали синюю «О» на стене, – этих уже освободили и отослали обратно к семьям. Хотя они, ясное дело, просто не могли быть там, штобы хоть што-нибудь увидать.

Ну а остальных… да, их допрашивали, пока не добивались ответа.

Дэйви старался погромче разглагольствовать, штобы хоть как-то перекрыть звуки изнутри, – притворялся, што ему на них наплевать, хотя дураку было ясно, што это не так.

Я просто уходил внутрь, закрывал глаза и ждал, пока вопли прекратятся.

Мне в целом приходилось проще, чем Дэйви.

Потомуш, как я уже говорил, я сейчас вообще мало што чувствовал.

Я есмь круг и круг есть я.

Но сегодня все должно было измениться. Здание готово… или достаточно готово, и теперь нам предстояло охранять уже его, а не дом исцеления. Вероятно, параллельно с тем изучая ремесло Вопроса.

Ну и ладно. Какая, в конце концов, разница.

Ничего больше не имело значения.

– Управление Вопроса, – провозгласил мэр, когда мы обогнули последний поворот.

Переднюю стену монастыря уже восстановили; над ней виднелось новое здание – большой каменный блок. С виду готовый радостно вышибить тебе мозги, если встанешь слишком близко. А на новеньких воротах – огромная, сияющая серебряная «В», под стать тем, што у нас на рукавах.

По обеим сторонам дверей – охрана из армейских. Один из них оказался Айвеном: все еще рядовой и с донельзя кислой рожей. Он попытался перехватить мой взгляд, пока я ехал мимо; Шум у него громыхал всякими вещами… которые не надо бы слышать мэру. Громко громыхал.

Я оставил его без внимания. Мэр тоже.

– Теперь мы узрим, как начинается настоящая война, – сказал мэр.

Ворота открылись.

Наружу вышел человек, который будет теперь отвечать за весь Вопрос. За то, штобы выяснить, где скрывается Ответ и как его лучше выследить и загнать.

Наш новый босс.

– Господин президент, – сказал он.

– Капитан Моллот, – сказал мэр.

28Солдат

[Виола]

– Тихо. – Мистрис Койл приложила палец к губам.

Ветер стих. Стало слышно, как под нашими шагами хрустят веточки. Мы остановились, прислушались на предмет солдатского топота.

Ничего.

Потом еще немного ничего.

Мистрис Койл коротко кивнула и пошла дальше вниз по склону под древесным пологом. Я – за ней. Только мы двое, больше никого.

Мы двое – и бомба, привязанная к моей спине.

Спасательная операция спасла сто тридцать два человека. Двадцать девять из них умерли еще по дороге или уже в лагере. Коринн была номер тридцать. Остались и те, кого спасти не вышло – старая миссис Фокс, например, чью судьбу я уже никогда, наверное, не узнаю. По оценкам мистрис Койл, мы убили, по меньшей мере, двадцать солдат противника. Каким-то чудом погибло только шестеро человек из Ответа – из состава первоначальной рейдерской группы. В том числе Теа и мистрис Ваггонер. Но еще пятерых захватили в плен, и вероятность, что их НЕ будут пытать, чтобы выудить информацию о нынешнем местонахождении Ответа… – в общем, такой вероятности просто не было.

Поэтому мы переехали. Очень спешно.

Не дожидаясь, пока раненые смогут идти самостоятельно, мы погрузили припасы, оружие и всю прочую движимость на телеги, на лошадей, на спины физически полноценных и бежали в леса. Шли всю ночь, следующий день и еще одну полную ночь, пока не пришли к озеру под высоким утесом, где, по крайней мере, смогли обеспечить себе воду и кров.

– Подойдет, – сказала мистрис Койл, и мы разбили лагерь на берегу.

И начали готовиться к войне.

Она сделала короткий жест рукой, и я немедленно нырнула в кусты. Мы добрались до узкого ответвления главной дороги; где-то далеко с Шумом двигался прочь от нас полк солдат.

Наш собственный запас лекарства таял день ото дня. Мистрис Койл установила пайковую систему, но со времени налета никакому мужчине, ни с Шумом, ни без, не было безопасно соваться в город, а это означало, что они больше не могут перевозить нас в тайных подтележных ящиках прямо к месту закладки бомбы. Теперь мы доехали на телеге до определенной точки за пределами города, а дальше все равно пошли пешком.

Убираться с места тоже будет опаснее, так что придется быть еще осторожнее.

– Все чисто, – прошептала мистрис Койл.

Я поднялась на ноги. Единственный в мире свет был от лун.

Пригнувшись, мы перебежали дорогу.

После переезда на озеро, спасения заключенных… после смерти Коринн…

После того, как я вступила в Ответ…

Я начала учиться всякому.

Мистрис Койл называла это «курс молодого бойца». Вела его мистрис Брейтуэйт – не только для меня, но и для всех пациентов, уже достаточно окрепших, чтобы встать в ряды (т. е. практически для всех… гораздо больше, чем я думала). Нас учили, как заряжать ружье и стрелять из него, как проникать через линию фронта и боевые порядки противника (азы), как передвигаться под покровом ночи, читать следы, общаться жестами и кодовыми словами.

Как подготавливать и устанавливать бомбы.

– Откуда вы знаете, как это делается? – спросила я как-то после ужина, едва держась на ногах и ноя каждой косточкой после всей этой беготни, упал-встал, взял-понес и т. д., которые продолжались целый день. – Вы же целительница. Откуда вы знаете, как…

– …командовать армией? – подхватила мистрис Койл. – Ты забыла про спачью войну.

– У нас был собственный полк, – сообщила дальше по столу мистрис Форт, засасывая изрядный глоток бульона.

Теперь мистрис со мной разговаривали – увидав, сколько сил я кладу на тренировки.

– Мы были не слишком популярны, – захихикала мистрис Лоусон напротив нее.

– Нам не понравилось, как кое-кто из генералов вел войну, – сказала мистрис Койл. – Решили, что подпольная борьба будет более эффективна.

– А поскольку Шума у нас не было, – заметила мистрис Надари, – мы хорошо прятались, правда, девочки?

– Впрочем, мужчины у власти не сочли нас адекватным ответом на их проблему, – сказала мистрис Лоусон, все еще хихикая.

– Откуда и название, – кивнула мистрис Койл.

– А когда сформировали новое правительство и отстроили город, – добавила мистрис Форт, – было только разумно припрятать кое-какие полезные материалы – вдруг нам снова понадобится выступить.

– Взрывчатка в шахте, – сказала я. – ВЫ спрятали ее здесь много лет назад.

– И какое же это оказалось мудрое решение, – улыбнулась мистрис Лоусон. – Никола Койл всегда была дальновидная женщина.

Я аж заморгала, настолько это казалось невозможным: штобы у мистрис Койл было нормальное человеческое имя.

– Ну что ж, – сказала его обладательница. – Мужчины – люди войны. Благоразумный всегда об этом помнит.

На локации никого не было – как мы и ожидали. Цель мелкая, но символичная: колодец на холме над клочком фермерской земли к востоку от города. Вода доставлялась исключительно к полю внизу, а не в крупную систему и даже не в группу жилых домов. Но если город и дальше будет позволять мэру арестовывать, пытать и убивать людей, ему придется поголодать.

К тому же далеко от центра, так что мне вряд ли грозит встретиться с Тоддом.

С этим я спорить не стала. Пока.

Мы одолели проселок, держась поближе к придорожной канаве и задержав дыхание рядом с фермерским домом: на верхнем этаже все еще горел свет, но час был такой поздний, что это, вероятно, только для безопасности.

Мистрис Койл подала еще один сигнал рукой. Я миновала ее, нырнула под проволочную сушилку с бельем, споткнулась о детский игрушечный самокат, но на ногах устояла.

Бомба, по идее, безопасна – неуязвима для любой тряски, толчков…

Но.

Я выдохнула и продолжила путь к колодцу.

Даже пока мы прятались и совсем не совались в город – в те недели, когда мы сидели тише воды ниже травы и только готовились и тренировались… даже тогда несколько беженцев из Нового Прентисстауна сумели нас найти.

– Чего-чего они говорят? – громыхнула мистрис Койл.

– Что это вы убили всех спаклов, – прогнусавила женщина, прижимавшая компресс к разбитому носу.

– Минуточку, – перебила я. – Что, все спаклы мертвы?

Та кивнула.

– И они утверждают, что их перебили мы, – напомнила мистрис Койл.

– Но зачем им такое говорить?

– Чтобы обратить горожан против нас. – Мистрис Койл встала и устремила взгляд вдаль, через озеро. – Чтобы плохими ребятами оказались мы.

– Во-во, именно это он и говорит, – подтвердила женщина.

Я нашла ее на тренировочной пробежке по лесам. Она свалилась со скалы, но сломать умудрилась почему-то только нос.

– В городе каждый день собрания, – поделилась она. – Люди его слушают.

– Я не удивлена, – заметила мистрис Койл.

– Вы же этого не делали, правда? Не убивали спаклов? – Я уставилась на нее в упор.

– Ты вообще кем нас считаешь, девочка моя? – Об ее скулы сейчас можно было зажечь спичку.

– Ну уж не знаю. – Ее взгляд я выдержала. – Вы взорвали казарму. Вы убили солдат.

Она только покачала головой – не знаю, в ответ ли.

– Ты уверена, что за тобой не следили? – повернулась она к новоприбывшей.

– Я три дня по лесам блуждала. И все равно вас не нашла. Она, – тут она ткнула в мою сторону, – нашла меня.

– Да уж, – мистрис Койл смерила меня взглядом, – в этом Виола у нас мастер.

С колодцем обнаружилась проблема.

– Слишком близко к дому, – прошептала я.

– Нет, не слишком, – возразила мистрис Койл, заходя ко мне за спину и расстегивая молнию на рюкзаке.

– Вы уверены? Бомбы, которыми вы взорвали башню…

– Бомбы бывают разные. – Она что-то там сделала с содержимым рюкзака, потом взяла меня за плечи и развернула лицом к себе. – Ты готова?

Я оглянулась на дом, где внутри могли мирно спать люди – женщины, ни в чем не повинные мужчины, дети… Я никого не стану убивать – по крайней мере, пока не буду вынуждена. Но если это за Тодда и Коринн…

– Вы уверены? – переспросила я.

– Либо ты мне доверяешь, Виола, либо нет. – Она склонила голову набок. – Что ты выбираешь?

Ветер набрал силу и принес обрывок сонного Шума из Нового Прентисстауна. Неопределенный, нечленораздельный, сопящий, храпучий РЕВ – почти тихий, если сумеете представить себе такое.

И где-то там – Тодд.

(не мертвый, что бы она там ни говорила)

– Давайте уже сделаем это, – сказала я, стаскивая со спины рюкзак.

Для Ли спасательная операция никакого спасения не принесла. Ни его матери, ни сестры не оказалось среди арестантов – ни спасенных, ни погибших. Хотя, может быть, их, конечно, занесло в ту самую тюрьму, которую Ответ не смог взорвать.

Но.

– Даже если они мертвы, – сказал он как-то ночью, сидя со мной на берегу озера и кидаясь камнями (после долгого дня тренировок опять все болело), – я все равно хочу знать.

Я покачала головой.

– Пока не знаешь, есть хотя бы шанс.

– Знаю я или нет, от этого они живее не станут. – Он пододвинулся ко мне. – Думаю, они и правда погибли. Чувствую, что это так.

– Ли…

– Я его убью. – Это прозвучало как обещание, а не просто угроза. – Если смогу подобраться достаточно близко. Вот увидишь.

Над нами поднялись луны. Две в небе, еще две – в озере. Я пустила блинчиками еще камень и проводила глазами, как он скачет во тьму, перепрыгивая через отражения. Позади, за деревьями и вверх по берегу тихо гудел лагерь. То там то сям всплескивал Шум – включая и день ото дня растущее жужжание Ли, которому не повезло попасть под пайки мистрис Койл.

– Учти, на твои фантазии это будет совсем не похоже, – тихо предупредила я.

– Что – это? – переспросил он. – Убить кого-то?

Я кивнула.

– Даже если человек это заслужил, даже если ты знаешь, что он убьет тебя сам, если ты не убьешь его – все равно это не то, что ты думаешь.

Последовало молчание, потом он сказал:

– Я знаю.

Я посмотрела на него.

– О. Ты убил солдата.

Он не ответил. Что ж, тоже ответ.

– Ли? Почему ты не сказал?

– Потому что это совсем не то, что ты думаешь, да? Даже если человек это заслужил.

Еще камушек полетел в озеро. Мы не касались друг друга плечами. Между нами была… пауза.

– Но я все равно собираюсь его убить, – закончил он.

Я содрала экранирующую бумагу и прилепила бомбу к стенке колодца клеем из древесной смолы. Вынула из рюкзака два проводка и прикрутила концы к двум другим, которые уже торчали из корпуса. Два конца зацепила друг за друга, один оставила болтаться.

Бомба заряжена.

За ними последовал маленький зеленый таймер из переднего кармана; болтающийся провод пошел на клемму с одной его стороны. Красная кнопка, потом серая. Зажглись зеленые цифры.

Бомба готова встать на обратный отсчет.

Металлической кнопочкой я дощелкала таймер до «30:00». Снова красная кнопка, перевернуть коробочку, заправить один металлический язычок под другой, снова серая. Зеленые цифры сменились на «29:59», «29:58», «29:57»…

Бомба ожила.

– Хорошая работа, – шепнула мистрис Койл. – Пошли.

После почти целого месяца пряток в лесу, ожидания, пока поправятся спасенные, пока натренируются остальные, пока наша армия станет настоящей армией, настала ночь, и ожидание внезапно кончилось.

– Вставай, девочка моя. – В ногах моей койки стояла мистрис Койл.

Я протерла глаза. Кругом было хоть глаз выколи. Мистрис Койл говорила тихо, чтобы не перебудить всю палатку.

– Зачем? – так же шепотом осведомилась я.

– Ты сказала, что сделаешь что угодно.

Я встала и вышла на холод, на ходу засовывая ноги в ботинки. Мистрис Койл протянула мне рюкзак.

– Мы идем в город? – спросила я, завязывая шнурки.

– А она у нас правда гений, – пробормотала мистрис Койл рюкзаку.

– Почему сегодня? Почему сейчас?

Она подняла глаза.

– Потому что пора им напомнить, что мы еще здесь.

Рюкзак на спине был непривычно пуст. Мы перешли двор, подкрались к дому, прислушались – не пошевелится ли кто.

Никто не шевелился.

Я уже собралась было на выход, но мистрис Койл застряла, разглядывая белую внешнюю стену дома.

– Отлично подойдет, – прокомментировала она.

– Для чего? – Я нервно оглянулась; теперь, когда таймер уже пустили, мне было откровенно не по себе.

– Забыла, кто мы такие?

Она полезла в карман своей длинной целительской юбки, которую упорно носила, хотя брюки были бы куда как практичнее, вынула что-то и кинула мне. Я недолго думая поймала.

– Сегодня честь принадлежит тебе.

Я опустила глаза. В ладони покоился крошащийся кусок синего угля, из костра, – останки дерева, отдавшего нам свое тепло. Кожу уже выпачкало пыльно-голубым.

Секунду я таращилась на улов.

– Тик-так, – напомнила мистрис Койл.

Пришлось проглотить слюну. Подняла руку. Один быстрый длинный взмах по белой стене спящего дома.

На меня смотрело «О». Нарисованное моей рукой.

Дышать почему-то стало тяжело.

Когда я наконец оглянулась, мистрис Койл уже бежала по канаве вдоль проселка. Пригнувшись, я ринулась следом.

Двадцать восемь минут спустя – мы как раз добрались до спрятанной в лесу телеги – до нас донесся БУМ-М-М.

– Поздравляю, солдат, – сказала мистрис Койл, когда повозка тронулась. – Ты только что сделала первый выстрел последней битвы.

29Ремесло вопроса

[Тодд]

Женщина была распята на металлической раме. Руки задраны в стороны и назад, каждая за запястье привязана к балке.

Выглядит так, будто она ныряет в озеро.

За одним исключением: на лице не вода, а кровь. Пополам с водой.

– На сей раз до нее дойдет, – заметил Дэйви.

Но почему-то до странности тихо.

– Давайте еще раз, мой друг женского пола, – говорил мистер Моллот, обходя ее сзади. – Кто установил эту бомбу?

Первая бомба после штурма тюрьмы взорвалась вчера ночью. Колодец и насос на ферме недалеко от города.

Начало положено.

– Я не знаю. – Голос женщины звучал придушенно и хрипло. – Я вообще не покидала Убежища с самого…

– Чего-чего ты не покидала?

Мистер Хаммар взялся за рукоятку и наклонил всю конструкцию вперед, уронив женщину лицом в чан с водой. Там она и оставалась… пока не начала дергаться и биться в путах.

Я уставился в землю.

– Подними голову, Тодд, – сказал сзади мэр. – А иначе как ты научишься?

Я послушался.

Мы были по другую сторону двустороннего зеркала, в маленькой комнатке, глядящей на Арену Вопроса – собственно, просто на комнату с высокими бетонными стенами и такими же зеркалами (и комнатами за ними) с каждой стороны. Мы с Дэйви сидели рядышком на короткой скамье.

И смотрели.

Мистер Моллот поднял раму. Женщину подняло из воды. Она хватала ртом воздух и пружила жилы на привязанных руках.

– Где ты живешь? – На лице у мистера Моллота блуждала улыбка – та самая, отвратительная, которая жила там теперь почти безвылазно.

– В Новом Прентисстауне, – пробулькала она. – В Новом Прентисстауне.

– Ответ верный, – одобрил мистер Моллот и стал любоваться, как она кашляет – так сильно, што дальше ее начало рвать прямо себе на грудь.

Мистер Моллот взял с бокового столика полотенце и ласково вытер ей лицо, постаравшись убрать как можно больше рвоты.

Женщина все еще задыхалась, но не отрывала глаз от мужчины, занятого своим делом. Кажется, его действия пугали ее пуще прежнего.

– Зачем он так делает? – подал голос Дэйви.

– Как делает? – переспросил мэр.

– Ну, – Дэйви пожал плечами, – типа как по-доброму себя ведет.

Я ничего не сказал. Я был занят тем, што не пускал в Шум мэра, который накладывает пластыри на мои раны.

Много месяцев назад.

Мэр за спиной сменил позу. Я поспешно прикрыл Шум, штобы Дэйви не услышал моих мыслей.

– Мы далеко не бесчеловечны, Дэвид. Мы не себе на потеху этим занимаемся.

Я посмотрел на мистера Моллота, на его улыбку…

– Да, Тодд, – сказал мэр. – Мистер Моллот демонстрирует некоторое удовольствие от процесса, что выглядит не вполне достойно. Однако нельзя не признать, что он получает стабильные результаты.

– Тебе уже лучше? – поинтересовался у женщины мистер Моллот.

Его голос мы слышали по микрофонной системе, которая подавала звуки прямо к нам, странным образом отсекая от издававшего их рта. Получалось, как будто ты смотришь видак, а не настоящую сцену.

– Мне так жаль, что приходится допрашивать тебя, – продолжал мистер Моллот. – Мы закончим, как только ты пожелаешь.

– Пожалуйста, – прошептала женщина. – Пожалуйста, я же ничего не знаю…

И принялась плакать.

– Христе, – пробормотал себе под нос Дэйви.

– Враг идет на многие уловки, чтобы пробудить в нас сочувствие, – произнес мэр.

– Так это уловка, трюк? – быстро повернулся к нему Дэйви.

– Почти наверняка.

Я все смотрел на женщину. Нет, на трюк это было не похоже.

Я есмь круг и круг есть я.

– Именно так, – отозвался мэр.

– Здесь происходящее контролируешь только ты. – Мистер Моллот снова пошел обходить женщину кругом.

Она поворачивала голову ему вслед, пока могла, но в таком положении особенно не повертишься – он просто ушел из ее поля зрения. Надо полагать, штобы жизнь совсем уж медом не казалась.

Потому што Шума у мистера Моллота, естественно, никакого не было.

А у нас с Дэйви был.

– Только отдельные приглушенные звуки, Тодд, – ответил мэр на мой безмолвный вопрос. – Видишь вон те металлические штыри, выходящие из рамы на уровне ее головы?

Он показал. Мы увидели.

– Они постоянно издают ей прямо в уши такое воющее жужжание. Оно блокирует любой Шум, который мог бы доноситься из наблюдательных комнат. Помогает сосредоточиться на офицере Вопроса.

– Не хотел бы я, чтоб они слышали, что нам уже известно, – проворчал Дэйви.

– Да. – Кажется, мэр даже удивился его прозорливости. – Да, Дэвид, вот именно.

Дэйви заулыбался, и Шум его чуточку просветлел.

– Мы нашли синюю букву «О» на стене фермы, – сообщил мистер Моллот откуда-то из-за женщины. – Бомба была та же самая, что и остальные, заложенные твоей организацией…

– Это никакая не моя организация! – вскричала женщина, но мистер Моллот продолжал, будто она и рта не раскрыла.

– Нам известно, что ты весь последний месяц работала на этом поле.

– Как и куча других женщин! – завопила она в отчаянии. – Милла Прайс, Кассия Макрей, Марта Сатпен…

– Так они тоже участвовали в заговоре?

– Нет! Нет, я просто…

– Потомуш миссис Прайс и миссис Сатпен уже допрашивали.

Женщина замолчала; по лицу разлился еще больший ужас, хоть это и выглядело невозможным.

Дэйви хихикнул рядом со мной.

– Попалась, – вполголоса выдал он.

Но за словом мне почудилось странное облегчение.

Интересно, услышал ли его мэр?

– Что они… – Женщина замолкла и попробовала еще раз: – Что они сказали?

– Что ты пыталась заставить их тебе помогать, – спокойно заявил мистер Моллот. – Что хотела завербовать их в террористки, а когда они отказались, сказала, что и так со всем справишься, одна.

Женщина побледнела, челюсть у нее отвалилась, а глаза чуть не вылезли из орбит – в это невозможно было поверить.

– Это же неправда? – очень ровным голосом поинтересовался я (Я есмь круг и круг есть я). – Он пытается выжать из нее признание, притворяясь, што признание ему совершенно не нужно?

– Превосходно, Тодд, – похвалил мэр. – Возможно, у тебя природный нюх на это ремесло.

Дэйви посмотрел на меня, потом на отца, потом опять на меня, но все вопрошания так и повисли в воздухе, не сказавшись.

– Мы уже знаем, что ты в этом замешана, – успокаивающе заметил мистер Моллот. – У нас уже достаточно сведений, чтобы засадить тебя за решетку до конца твоих дней. – Он наконец-то вышел из тьмы и остановился прямо перед ней. – Я стою здесь, перед тобой, как друг. Как тот, кто может спасти тебя от судьбы, куда худшей, чем тюрьма.

Женщина с трудом сглотнула. Казалось, ее сейчас снова вырвет.

– Но я же ничего на самом деле не знаю, – слабо пролепетала она. – Я просто не знаю.

– Что ж, – вздохнул мистер Моллот. – Признаться, ты меня очень разочаровала.

Он ушел за раму, взялся за рукоять и отправил ее в воду.

И оставил ее там.

И продолжал держать.

И смотреть на зеркало, за которым, как он прекрасно знал, сидели мы.

И улыбаться…

И держать ее под водой.

Вода волновалась, но не сильно – ей там негде было особенно биться…

Я есмь круг и круг есть я, подумал я, закрывая глаза.

– Открой глаза, Тодд, – приказал мэр.

Я открыл.

Мистер Моллот все еще держал женщину под водой.

Билась она уже гораздо хуже, отчаянней.

Настолько отчаянней, што из-под веревок на запястьях уже текла кровь…

– Исусе, – прошептал едва слышно Дэйви.

– Он же убьет ее, – все еще тихо подал голос я.

Это просто вид…

Просто видак, картинка…

(только это не так)

(ничего не чувствовать)

(потому што я умер)

(умер)

Мэр наклонился мимо меня вперед и нажал кнопку в стене.

– Полагаю, на сегодня достаточно, капитан.

Его голос выплыл наружу, на Арену Вопроса.

Мистер Моллот поднял раму из воды.

Но как же медленно он это сделал.

Женщина висела на ней, подбородком в грудь, вода текла у нее изо рта и носа.

– Он убил ее, – безжизненно сообщил Дэйви.

– Нет, – коротко ответил мэр.

– Говори, – обратился к женщине мистер Моллот. – Говори, и все это прекратится.

Молчание.

Еще молчание.

И, наконец, некий каркающий звук.

– Что-что? – переспросил мистер Моллот.

– Это сделала я, – прохрипела она.

– Не может быть! – взвился Дэйви.

– Что именно ты сделала? – уточнил офицер Вопроса.

– Я установила бомбу. – Она так и не подняла головы.

– И ты пыталась уговорить своих трудовых сестер вступить вместе с тобой в террористическую организацию?

– Да, – прошептала она. – Все что хотите.

– Ха! – воскликнул Дэйви (и опять с облегчением, которое он тут же попытался спрятать). – Она призналась! Она это сделала!

– Нет, не делала. – Я сидел, приросши к скамье, и не отрывал от обвиняемой взгляда.

– Чего? – вызверился Дэйви.

– Она соврала, – сказал я, пялясь в зеркало. – Она все выдумала, лишь бы только он прекратил ее топить. – Я чуть повернул голову в сторону, показать, што говорю с мэром. – Так ведь?

Мэр не торопился с ответом. Даже безо всякого Шума было ясно, што он впечатлен. С тех пор, как я принялся за это его «Я есмь круг…», многие вещи стали до неприятного просты и ясны.

Может, в том-то и смысл.

– Да, почти наверняка она все выдумала, – наконец ответил он. – Но теперь, когда у нас есть признание, мы можем использовать его против нее.

Глаза Дэйви так и бегали: с меня на па и обратно.

– Хочешь сказать… Ее будут допрашивать еще?

– Все женщины причастны к деятельности Ответа, – сказал мэр. – Пусть даже просто как сочувствующие. Нам нужно выяснить, что она думает. И что она знает.

Дэйви перевел взгляд на распятую на раме женщину.

– Не догоняю, – признался он.

– Когда ее отправят обратно в тюрьму, все остальные женщины узнают, что с ней сделали, – объяснил я.

– Совершенно верно. – Рука мэра ненадолго легла мне на плечо, почти ласково; когда я не шелохнулся, рука исчезла. – Они узнают, что мы припасли для них на тот случай, если они не захотят отвечать. Так мы узнаем то, что хотим узнать, от того, кто это реально знает. Вчерашняя бомба ознаменовала возобновление враждебных действий, положила начало чему-то большему. Мы должны знать, каков будет их следующий шаг.

– А с ней что будет? – Дэйви завороженно смотрел на женщину за стеклом.

– Ее накажут за преступление, в котором она призналась. – Дэйви попытался возразить, но его проигнорировали. – Кто знает – может, ей и правда что-то известно? Есть только один способ это выяснить.

– Я хочу поблагодарить тебя за помощь. – Мистер Моллот поддел обвиняемую рукой под подбородок и поднял лицо. – Ты была очень храброй и можешь по праву гордиться тем, как отважно боролась. – Он даже улыбнулся ей, да только она не увидела. – Такое присутствие духа! Куда лучше большинства мужчин, побывавших под Вопросом.

Он отошел, направился к боковому столику и откинул покрывавшую его материю. Под ней блеснули какие-то металлические предметы. Мистер Моллот выбрал один.

– Что ж, приступим ко второй части нашей беседы, – сказал он и зашагал обратно к женщине.

Которая начала страшно кричать.

– Это… – Дэйви мерил шагами двор (нас отправили ждать наружу), не в силах выдавить ничего более осмысленного. – Это было… – Он повернулся ко мне. – Вот ведь срань господня, Тодд!

Я ничего не ответил, только вынул из кармана специально припрятанное яблоко.

– Яблоко, – прошептал я, упершись лбом в щеку Ангаррад.

Яблоко, сказала она, закатав губу и осторожно подцепив его зубами с ладони. Тодд, добавила она, жуя гостинец, а потом добавила знак вопроса: Тодд?

– Ничего, девочка. Тебя не касается. – Я погладил ее по носу.

У ворот Айвен все так же стоял на страже, пытался встретиться со мной взглядом, звал меня тихонько в Шуме.

Я упорно не обращал на него внимания.

– Это было сильно. – Дэйви попытался прочесть мой Шум, увидеть, што я обо всем об этом думаю, но я постарался сделать его максимально никаким.

Ничего не чувствую.

Ничего не пускаю внутрь.

– Экий ты у нас невозмутимый – морда кирпича просит, – презрительно бросил Дэйви, игнорируя Бурелома, который тоже хотел яблоко. – Даже не поморщился, когда…

– Джентльмены. – В воротах показался мэр с длинным тяжелым мешком в руке.

Айвен вытянулся по струнке, весь внимание.

– Па, – поприветствовал Дэйви.

– Она умерла? – Я пристально смотрел в глаза Ангаррад.

– Мертвая она низачем нам не нужна, Тодд, – мягко возразил мэр.

– А с виду так совсем померла, – поделился Дэйви.

– Потому что потеряла сознание, – сказал мэр. – У меня для вас двоих новая работа.

Прошла секунда, пока в воздухе висело это самое «новая работа».

Я закрыл глаза. Я есмь круг и круг есть я.

– Может, прекратишь уже, еть, твердить это? – заорал на меня Дэйви.

Но мы оба услышали ужас у него в Шуме, плеснувший волной страх, перед па, перед новой работой… страх, што он не сможет…

– Ты не будешь вести допросов, если ты этого боишься, – заметил мэр.

– Ничего я не боюсь! – слишком громко выкрикнул Дэйви. – Кто сказал, што я боюсь?

Мэр бросил к нашим ногам мешок.

Я узнал его форму.

Ничего не чувствую, ничего не пускаю внутрь.

Дэйви тоже уставился на мешок – зрелище ошарашило даже его.

– Только заключенных, – сказал мэр. – Чтобы мы могли предотвратить проникновение врага в наши ряды.

– Ты хочешь, чтобы мы… – Дэйви потрясенно поднял глаза на отца. – Людей?

– Не людей, – поправил мэр. – Врагов государства.

Я все еще смотрел на мешок.

В котором лежали всем нам хорошо знакомые вещи. Клепалка и куча металлических полосок.

С номерами.

30Браслет

[Виола]

Я запустила таймер и уже повернулась было к мистрис Бретуэйт сказать, что можно идти, когда из кустов за нами буквально вывалилась женщина.

– Помогите…

Это прозвучало так тихо, словно нас здесь не было… словно она не знала, что мы здесь, и просто взывала к мирозданию, прося помочь ей хоть как-то.

После чего рухнула как подкошенная.

– Что это, к черту, такое? – Я достала еще один пластырь из слишком маленькой аптечки первой помощи, которую мы прятали в телеге, и пытаясь хоть что-то сделать с ее раной, пока нас кидало туда-обратно на ухабах.

Середину предплечья опоясывала металлическая полоска – так туго, что кожа вокруг словно пыталась врасти в нее. И была такая воспаленная, такая красная, что я почти ощущала валящий от руки жар.

– Этим клеймят скот, – сказала мистрис Бретуэйт, яростно нахлестывая волов и несясь вперед по неровной тропинке, совершенно не предназначенной для такой быстрой езды. – Вот ведь мерзопакостная сволочь.

– Помогите, – опять прошептала женщина.

– Я тебе как раз помогаю, – сказала я.

Голова ее лежала у меня на коленях, чтобы поменьше прыгать на колдобинах. Я обернула пластырь поверх металлического браслета… но все равно успела увидеть выбитые на нем цифры.

1391.

– Как тебя зовут?

Глаза так и не открылись, только белок блестел между веками, а губы снова повторили:

– Помогите…

– И при этом мы уверены, что она не шпионка? – Мистрис Койл скрестила руки на груди.

– Господи боже! – рявкнула я. – У вас что, камень вместо сердца?

Она помрачнела.

– Нам приходится принимать в расчет самые разные трюки…

– Воспаление зашло так далеко, что мы уже не сможем спасти ей руку, – вмешалась мистрис Бретуйэт. – Если она и шпионка, вряд ли ей суждено вернуться с информацией.

Мистрис Койл вздохнула.

– Где вы ее нашли?

– Возле этого нового Управления вопроса, о котором нам донесли.

Мистрис Бретуэйт помрачнела еще круче ее.

– Мы установили устройство на небольшой склад рядом с ним, – сообщила я. – Настолько близко, насколько смогли.

– Клеймить людей браслетами, Никола. – Мистрис Бретуэйт просто дышала яростью: она вырывалась из ноздрей вместе с паром.

Мистрис Койл потерла лоб.

– Знаю.

– А мы не можем его просто срезать? – спросила я. – И потом вылечить рану?

Мистрис Бретуэйт покачала головой.

– Специальные химические вещества обеспечивают, штобы клейменая кожа не вылечивалась, не восстанавливалась. В том-то весь смысл. Браслет невозможно снять, если только ты не хочешь истечь кровью до смерти. Они навсегда.

– Господи…

– Мне нужно с ней поговорить, – решительно сказала мистрис Койл.

– Надари смотрит за ней, – кивнула мистрис Бретуэйт. – Она наверняка еще в сознании перед операцией.

– Тогда пошли. – И мистрис Койл зашагала к целительской палатке.

Я дернулась было следом, но она остановила меня одним взглядом.

– Не ты, моя девочка.

– Почему это?

Но они две просто взяли и ушли, оставив меня торчать на холоде.

– Ты в п’рядке, Хильди? – спросил Уилф.

Я бродила среди волов. Он оглаживал их щеткой там, где терла сбруя. Уилф, говорили волы.

В целом ничего другого они говорить не умели.

– Скверная ночка, – отозвалась я. – Мы спасли женщину, которую заклеймили каким-то металлическим браслетом.

С минуту Уилф выглядел очень глубокомысленно. Потом показал на браслет вокруг правой передней ноги вола. У каждого из них был такой.

– Типа этих?

Я кивнула.

– Человека? – Он аж присвистнул от удивления.

– Мир меняется, Уилф, – сделала вывод я. – И меняется к худшему.

– Вестимо, – сказал он. – Мы ск’ро свой шаг сделаем, а там уж как п’везет, тудыть аль сюдыть.

Я воззрилась на него.

– Ты знаешь, что именно она планирует?

Он только покачал головой и погладил браслет на воловьей ноге. Уилф, сказал вол.

– Виола! – разнеслось над лагерем.

Сквозь тьму к нам шла мистрис Койл.

– Так ‘на всех перебудит, – заметил Уилф.

– Она слегка бредит, – сказала мистрис Надари, когда я опустилась на колени возле койки спасенной женщины. – У вас самое большее минута.

– Скажи ей то, что сказала нам, моя девочка, – велела мистрис Койл. – Еще один разок повтори, и мы дадим тебе уснуть.

– Моя рука… – Взгляд женщины плавал в тумане. – Она больше не болит…

– Просто расскажи ей это, милая. – Голос мистрис Койл был теплый как никогда. – И все будет хорошо.

Взгляд кратко сфокусировался на мне – и тут же глаза расширились от удивления.

– Ты… Девочка, которая там была…

– Виола. – Я легонько коснулась ее здоровой руки.

– У нас маловато времени, Джесс. – Голос мистрис Койл стал жестче, даже имя женщины его не смягчило. – Скажи ей.

– Скажи мне – что? – Я начала закипать; жестоко вот так держать ее в сознании… я примерно это и собиралась выдать на-гора, когда мистрис Койл меня опередила: – Скажи, кто это с тобой сделал.

В глазах Джесс отразился ужас. Она застонала.

– Только одно это, и мы оставим тебя в покое, обещаю.

– Мистрис Койл… – Я уже порядком взбесилась от всего этого.

– Мальчики… – выдавила она. – Мальчики. Даже не мужчины.

Я втянула воздух и замерла.

– Какие мальчики? – сурово продолжала мистрис Койл. – Как их звали?

– Дэйви, – глаза женщины больше не видели ни нас, ни палатки. – Старший был Дэйви.

Мистрис Койл впилась в меня взглядом.

– А второй?

– Тихий такой… Ничего не говорил. Просто сделал свое дело и ни слова не сказал.

– Как его звали? – настаивала мистрис Койл.

– Мне пора идти. – Я резко встала.

Не желаю этого слушать.

Но мистрис Койл схватила меня за руку и не пустила.

– Как его звали? – повторила она.

Женщина задышала хрипло, тяжело, почти задыхаясь.

– Довольно, – воскликнула Надари. – Я с самого начала была против…

– Еще одну секунду. – Это была не просьба.

– Никола… – предостерегающе начала мистрис Надари.

– Тодд, – выплюнула женщина на койке, женщина, которую я спасла, женщина с инфицированной рукой, которую она вскоре потеряет, женщина, которой лучше бы быть сейчас на самом дне океана, хоть я его никогда и не видела… – Старший мальчик звал его Тодд.

– Отвяжись от меня, – рявкнула я, когда мистрис Койл выбежала из палатки следом за мной.

– Он жив, – бросила она мне в спину, – но он теперь один из них.

– Заткнись! – Я ринулась прочь через лагерь, наплевав на то, насколько громко себя веду.

Но она кинулась за мной и снова схватила за руку.

– Ты его потеряла, моя девочка. Даже если когда-то он у тебя действительно был, в чем я сомневаюсь.

Я отвесила ей пощечину – такую быструю, такую крепкую, что она никак не успела бы защититься. Это было как врезать дереву: все ее могучее тело шатнулось назад, а пальцы у меня так и зазвенели от боли.

– Ты понятия не имеешь, о чем говоришь. – В голосе у меня был настоящий пожар.

– Да как ты смеешь. – Она схватилась за щеку.

– Ты еще не видела меня в драке. – Я сжала кулаки. – Я снесла целый мост, чтобы остановить армию. Я всадила нож в шею чокнутого убийцы. Я спасала жизни людей, пока ты носилась вокруг среди ночи и взрывала их.

– Ты глупый, невежественный ребенок…

Я шагнула навстречу.

Она не попятилась. Но замолчала, не договорив.

– Ненавижу тебя, – медленно процедила я. – На все, что ты делаешь, мэр отвечает только еще худшим злом. Ты заставляешь его так поступать!

– Не я начала эту войну…

– Зато ты ее очень любишь! – Я сделала еще шаг. – Тебе все в ней ужасно нравится. Бомбы, борьба, спасения.

На лице у нее отразилось такое бешенство, что его было видно даже при свете лун.

Но нет, я ее не боялась.

И она это, скорее всего, знала.

– Ты хочешь, чтобы все было просто: вот добро, а вот зло, моя девочка, – произнесла она наконец. – Но мир так не работает. Никогда он так не работал и никогда не будет, и изволь не забывать, – она улыбнулась так, что и молоко бы скисло, – что ты дерешься в этой войне на моей стороне.

Я почти уткнулась носом ей в нос.

– Его надо свергнуть, и я помогаю тебе в этом, но когда с ним будет покончено, – я была так близко, что чувствовала ее дыхание, – не придется ли нам следующим номером свергать тебя?

Она не ответила.

Но и не сдалась.

Я развернулась и зашагала прочь.

– Его больше нет, Виола! – закричала она вслед.

Но я просто взяла и ушла.

– Мне нужно обратно, в город.

– С’час? – Уилф с сомнением поглядел на небо. – Ск’ро заря. Небезопасно.

– Оно всегда небезопасно, – отрезала я. – Но выбора у меня нет.

Он прищурился на меня, а потом начал собирать поводья и запрягать скотину опять в телегу.

– Нет, – остановила его я. – Ты мне просто покажешь, как это делается. Я не могу просить тебя рисковать своей жизнью.

– Ты п’шла за Тоддом?

Я кивнула.

– Т’гда я тебя отвезу.

– Уилф…

– Еще рано. – Он поставил волов под хомут. – Я х’тя бы подвезу т’бя п’ближе.

Он замолчал и хранил молчание, пока не перепряг волов. Уилф? Уилф? – удивленно спрашивали они: опять на работу после долгой трудовой ночи?

Что сказала бы Джейн, думала я? Я подвергаю опасности ее Уилфа, думала я.

Но вслух сказала только:

– Спасибо.

– Я, если что, тоже еду, – сказали сзади.

Там стоял Ли – протирая глаза, но одетый и готовый.

– Ты что здесь делаешь? – возмутилась я. – И нет, ты никуда не едешь.

– Еще как еду, – возразил он. – Да и кто будет спать, когда вы так орете?

– Это слишком опасно, – отрезала я. – Они услышат твой Шум и…

Он закрыл рот и сказал: значит, они его услышат.

– Ли…

– Ты его едешь искать, да?

Я сокрушенно вздохнула и задумалась, не пора ли уже забить на всю идею, пока я еще кого-нибудь не подставила…

– Ты собралась в Управление Вопроса, – сказал Ли уже тише.

Я кивнула.

И поняла…

Его мама и Шивон могли быть там.

Кивнула еще раз, чтобы понял он: я согласна.

Никто даже не попытался нас остановить, хотя пол-лагеря, небось, знало, что мы отваливаем. У мистрис Койл наверняка были на это свои причины.

Говорили по дороге мало. Я просто слушала Шум Ли и его мысли про семью, про мэра и про то, что он с ним сделает, если доберется.

Обо мне.

– Ты бы лучше что-нибудь сказала, – заметил Ли. – Так внимательно слушать – грубо.

– Да, мне говорили.

Но во рту у меня было сухо, да и слов как-то особо не находилось.

Солнце нас опередило – встало еще до того. как мы добрались до города. Уилф как мог нахлестывал волов, но со всей их скоростью дорога домой будет ой как опасна: проснувшийся город и двое Шумных мужчин в телеге. Жуткий риск на самом деле.

Но Уилф просто ехал себе и ехал вперед.

Я постаралась объяснить, куда мне надо, и он сказал, что знает такое место. Телега остановилась в какой-то чаще; он показал вверх, на торчащий из зелени утес.

– Г’ловы тока пригните, – напутствовал он. – Не надоть, штобы вас видели.

– Не увидят, – заверила я. – Но если через час нас не будет, не жди.

Уилф в ответ только наградил меня взглядом. Сейчас, взял и уехал, бросил своих, ага.

Мы с Ли взобрались на утес, стараясь держаться под прикрытием леса, и только там, наверху, поняли, почему Уилф выбрал это место. Мы были на холме; недалеко – другой, тот, где стояла башня; внизу – панорама дороги, бегущей к Управлению Вопроса (которое не то тюрьма, не то пыточная, не то еще что-то в этом роде).

Что – я знать не хотела.

Мы легли на брюхо, рядышком, и осторожно выглянули из-за кустов.

– Уши навостри, – посоветовал Ли.

Словно тут еще требовались какие-то советы… Стоило только выйти солнцу, как Новый Прентисстаун взРЕВел, пробуждаясь к жизни. Вряд ли Ли стоит так уж сильно прятать свой Шум. Да в таком потопе и потонуть недолго!

– Потонуть – то самое слово, – ответил Ли, когда я его спросила. – Если ухнуть в него с головой, можно и задохнуться.

– Даже представить себе не могу, каково это: расти внутри всего этого…

– Нет, – кивнул Ли. – Куда тебе.

Но прозвучало это совсем не зло.

Я прищурилась вдоль по дороге: солнце уже поднялось высоко, стало слишком ярко.

– Жаль, что у меня нет бинокля.

Ли молча слазил в карман и протянул мне искомое.

Я наградила его выразительным взглядом.

– Ты просто ждал, когда я спрошу, чтобы повыставляться.

– Понятия не имею, о чем ты. – Он с улыбкой приставил бинокль к глазам.

– Эй. – Я пихнула его плечом. – Давай сюда.

Он убрал руку с бинокля подальше – чтобы я не достала. Я захихикала, он тоже. Я вцепилась в него и попыталась нагнуть и ухватить прибор, но Ли был заметно больше меня и легко уворачивался.

– Мне не заржавеет тебе врезать, – предупредила я.

– Ничуть не сомневаюсь, – засмеялся он и наставил окуляры на дорогу.

В тот же миг его Шум дал такой пик, что испугалась, как бы нас кто не услышал.

– Что? Что там? – Я сразу перестала хихикать.

Он отдал бинокль, показал, куда смотреть.

– Там. Едут в нашу сторону.

Но я уже все увидела.

Двое верховых. В новехонькой униформе, верхом на конях. Один говорит что-то, руками размахивает.

Улыбается. Даже ржет.

Другой уставил глаза коню в холку, но все равно едет. Едет себе на работу.

В Управление Вопроса едет, работать.

В униформе со сверкающей «В» на плече.

Тодд.

Мой Тодд.

Рядышком с Дэйви Прентиссом.

Едет на работу бок о бок с человеком, который меня подстрелил.

31Цифры и буквы

[Тодд]

Дни шли. Каждый новый был хуже предыдущего.

– Што, всех их? – Шум Дэйви так и звенел неприкрытой тревогой. – Всех до одной?

– Это вотум доверия, Дэвид. – Мэр стоял вместе с нами в дверях конюшни; лошадей готовили к дневной работе. – Вы с Тоддом проделали превосходную работу с перманентной идентификацией заключенных женского пола. Кому же еще мне поручить расширение программы?

Я молчал. Даже виду не показал, што замечаю тревожные взгляды, которые Дэйви то и дело на меня кидал. Шум Дэйви был – сплошная каша. При этом розовая от отцовской похвалы.

Но эти мысли про то, што теперь придется заклеймить всех женщин вообще…

Всех до последней.

Потому што клеймить тех, што в Управлении Вопроса, было гораздо, гораздо хуже, чем мы думали…

– Они продолжают убегать, – сказал мэр. – Под покровом ночи они бегут из города, чтобы присоединиться к террористам.

Дэйви тупо смотрел, как на выгоне седлают Бурелома. Шум его лязгал криками боли, лицами женщин, на руках которых заклепывали браслеты.

Словами, которые они бросали нам в лицо.

– А раз они бегут из города, – продолжал мэр, – значит, будут и возвращаться.

Это он про бомбы. По одной за ночь почти все последние две недели. Раз их так много, это явно неспроста – значит, впереди што-то еще круче. Ни одну бомбистку на месте преступления не поймали – за исключением той, у которой бомба взорвалась прямо в руках, в процессе установки. Впрочем, от нее мы тоже немного нашли – несколько ошметков одежды и мяса.

На этой мысли я закрыл глаза.

Ничего не чувствую, ничего не пускаю внутрь.

(это была она?)

Ничего не чувствую.

– Ты хочешь, чтобы мы переклеймили всех женщин в городе? – негромко повторил Дэйви, не глядя на своего па.

– Я уже ответил на твой вопрос, – вздохнул тот. – Каждая женщина участвует в заговоре Ответа. Хотя бы на том основании, что она женщина и сочувствует другим женщинам.

Конюхи вывели на выгон Ангаррад. Она просунула голову через планки забора и толкнула меня носом. Тодд.

– Они будут сопротивляться, – сказал я, гладя ее по голове. – Мужчинам это тоже не понравится.

– Ах да, – кивнул мэр. – Ты же у нас пропустил вчерашнее собрание.

Мы с Дэйви переглянулись. Весь вчерашний день мы проработали и слыхом не слыхивали ни про какое собрание.

– Я говорил с жителями Нового Прентисстауна, – сказал мэр. – Как мужчина с мужчинами. Я объяснил им, какую угрозу представляет для всех нас Ответ и почему эта мера – просто разумный шаг к обеспечению безопасности для всех и каждого.

Он погладил Ангаррад по шее. Мне пришлось спешно спрятать вспышку, которую выдал Шум при виде этого.

– …и я не встретил никакого сопротивления.

– На собрании не было женщин, не так ли? – уточнил я.

– А ты как думаешь? Я не поощряю присутствие врага среди нас, – повернулся он ко мне.

– Но их же, еть, тысячи! – возопил Дэйви. – Переклепать всех – это ж вечность уйдет!

– У нас будут работать несколько команд, Дэвид, – успокоил его мэр, взглядом забирая все внимание сына. – Но, я уверен, вы всех их обгоните.

Дэйвин Шум слегка оживился.

– Вот увидишь, па, – сказал он, но на меня все-таки посмотрел.

Обеспокоенно так посмотрел.

Я снова погладил Ангаррад по носу. Конюхи вывели Морпета, растертого щеткой и блестящего от масла. Подчинись, сказал конь.

– Если вас это сильно волнует, – мэр взял поводья, – спросите себя вот что.

Он втек на седло одним гладким легким движением, словно сам был из воды, и посмотрел на нас оттуда, сверху.

– Спросите себя, зачем ни в чем не повинной женщине сопротивляться идентификации?

– Вам это с рук не сойдет, – сказала женщина почти ровным голосом.

Позади нас мистер Моллот взвел курок и прицелился из ружья ей в голову.

– Ты слепая? – парировал Дэйви (все бы хорошо, но прозвучало это слишком пискляво). – Мне прямо сейчас это сходит с рук, не заметила?

Мистер Моллот захохотал.

Дэйви резко крутанул закрутку. Металлическая полоска впилась женщине в руку повыше запястья. Она вскрикнула, схватилась за браслет и рухнула вперед, в последний момент успев выставить здоровую руку в пол. Так она и замерла, в наклоне, со свистом втягивая воздух сквозь стиснутые зубы.

Волосы у нее были стянуты на затылке тугим узлом, русые и каштановые вперемешку, как проводки на заду видака. С затылка одна прядь была седая, будто река вилась через пыльную равнину.

Я таращился на эту седину, отпустив фокус, размыв картинку.

Я есмь круг и круг есть я.

– Вставай, – велел женщине Дэйви. – Тобой займутся целители.

Он оглянулся: от самых дверей через холл к нам тянулась очередь женщин. Все неотрывно смотрели на нас.

– Мальчик велел тебе встать. – Мистер Моллот качнул стволом в ее сторону.

– Ты нам тут не нужен, – почти рявкнул Дэйви (очень напряженный голос). – Мы и без няньки прекрасно справляемся.

– А я вам не нянька, – ласково улыбнулся мистер Моллот. – Я вас защищаю.

Женщина встала – не сводя с меня взгляда.

Мое лицо было мертво. Далеко, не здесь… Не будет здесь, раз оно не обязано.

Я есмь круг и круг есть я.

– Где твое сердце? – спросила она в упор. – Куда ты дел свое сердце, если можешь творить такие вещи?

И, отвернувшись, она направилась к целительницам – их мы тоже уже заклеймили, – которые занялись ее раной.

Я проводил ее глазами.

Не знаю, как ее зовут.

Зато номер у нее теперь есть – 1484.

– 1485! – вызвал Дэйви.

Следующая женщина в очереди сделала шаг вперед.

Целый день мы переезжали из одного женского общежития в другое. Почти три сотни браслетов – куда быстрее, чем у нас выходило со спаклами. Когда солнце пошло на закат, мы повернули домой. Новый Прентисстаун обратил помыслы свои к комендантскому часу.

Оба молчали.

– Что за день, а, ссанина? – через некоторое время не выдержал Дэйви.

Я не ответил, да он и не ждал.

– С ними все будет в порядке, – объяснил он себе. – Там целительницы снимут боль и все такое.

Цок, цок, цок, ехали мы.

Я слышал его мысли.

Смеркалось. Лица было не разглядеть.

Может, поэтому он Шума и не прятал.

– Правда, когда они ревут… – поделился Дэйви.

Я не ответил.

– Тебе что, вообще сказать нечего? – уже чуть свирепее вопросил он. – Молчишь себе и молчишь, будто разговаривать больше совсем не хочешь, будто и не стою я разговоров.

Шум у него начал потрескивать.

– Как будто мне есть еще с кем поговорить, ссанина ты свиная. Как будто у меня был еще какой-то выбор в ентой ситуашии. Как будто никому никакого дела нет, что я там делаю, – настоящей работы мне никто не дает, такой, чтобы драться. С ентими дерьмовыми спаклами нянчиться! А потом на тебе! – повысили. Делать то же самое с бабами. И чего ради? Чего, я спрашиваю, ради?

Вопли стихли.

– Чтобы они ревели. И смотрели на нас так, словно мы и не люди вовсе.

– А мы и не люди, – вдруг вылетело у меня.

Сам удивился.

– А, мистер Новый-ты, соизволил раскрыть рот, да? – оскалился Дэйви. – Мистер Ничего-не-чувствую-я-етьский-круг. Мистер Крутой парень. Да ты бы своей собственной ма башку прострелил, если бы мой па тебе велел.

Я ничего не сказал. Только заскрипел зубами.

Дэйви с минуту тоже молчал. А потом вдруг сказал:

– Прости.

И еще добавил:

– Прости, Тодд.

С моим именем, да.

И потом:

– Да за што я, к чертовой матери, извиняюсь? Ты – тупая неграмотная поросячья ссанина, играешь на лучших чувствах моего па. Да всем на тебя плевать.

Я опять промолчал. Цок, цок, цок, мы ехали дальше.

Вперед, проржала Ангаррад Бурелому. Вперед, ответил он.

Вперед, услышал я у нее в Шуме. И: мальчик-жеребенок, Тодд.

– Ангаррад, – прошептал я ей меж ушей, в теплый затылок.

– Тодд? – это уже Дэйви.

– Чего?

Он попыхтел немного.

– Ничего, – сказал он, но потом передумал. – Как ты это делаешь?

– Што делаю?

Он повел плечами в сумерках.

– Остаешься такой спокойный, пока вот это все творится. Такой… ну, не знаю – нечувствующий.

Он умолк, потом добавил едва слышно, повторил:

– …когда они плачут.

Я не ответил – а как я мог ему помочь? Разве он мог не знать про круг – если только па не желал, штобы он знал?

– Да знаю я, – отозвался Дэйви. – Пробовал это ихнее дерьмо, да только оно у меня не работает, а па не…

Он заткнулся, будто и так сказал слишком много.

– А, забей.

Мы ехали сквозь ночь. РЕВ нового Прентисстауна накатил и затопил нас, стоило нам только вступить в основную часть города. Лошади перекликались, отдавали друг другу команды, напоминали, кто они и зачем.

– Ты – единственный друг, какой у меня есть, ссанина, – сообщил напоследок Дэйви. – Видал когда-нить трагедию хуже, а?

– Трудный день? – поприветствовал меня в камере мэр Леджер.

Голос был подозрительно безмятежный, да и смотрел он странновато.

– Тебе какое дело? – Я уронил сумку на пол и хлопнулся на кровать, даже не снимая униформы.

– Наверняка целый день пытать женщин утомительно.

Я аж заморгал.

– Я их не пытал, – прорычал в ответ. – А ты захлопни пасть на этот счет.

– Нет, конечно же, ты их не пытал. Где была моя голова! Ты им просто вживлял ржавую металлическую полосу прямо в шкуру. Которую потом нельзя снять, не истекши кровью до смерти. Как такое можно считать пыткой?

– Эй! – Я сел. – Мы работали быстро и четко. Есть масса способов сделать все гораздо дольше и больнее. Если это все равно неизбежно, пусть уж лучше мы.

Он праведно скрестил на груди руки.

– И как, эти оправдания помогут тебе сегодня спокойно заснуть?

Мой Шум взревел.

– Ах вот как? Стало быть, не ты одобрительно орал вчера все собрание? Может, ты отважно выступил против?

Он помрачнел лицом, в Шуме вспыхнуло серое негодование.

– Чтобы меня застрелили? Или отволокли на допрос? И чему бы это помогло?

– Значит, вот чем ты занимаешься? Помогаешь?

Тут он замолчал, отвернулся к окну, за которым в разрешенных местах уже зажглось несколько огоньков, и городской РЕВ гадал, когда Ответ нанесет свой следующий удар и откуда, и насколько плохо все будет, и кто их спасет.

Мой Шум клокотал высоко и багрово. Я закрыл глаза и сделал глубокий-преглубокий вдох.

Я есмь круг и круг есть я.

Ничего не чувствую, ничего не пускаю внутрь.

– Они снова привыкают, – сказал окну мэр Леджер. – Объединяются с ним, потому как что такое пара комендантских часов, когда ты в любой момент можешь взлететь на воздух. Но это тактическая ошибка.

На «тактической» я открыл глаза. Больно странный выбор слова.

– Мужчины напуганы, – продолжал он. – Напуганы, что следующими станут они. – Он опустил глаза на собственную руку и потер то место, где в нее грозил впиться браслет. – Но с политической точки зрения, это его промах.

– Тебе-то какое дело, промахнулся он или нет? – прищурился я. – На какой ты стороне?

Он развернулся винтом, словно я глубоко его оскорбил. Наверное, у меня и правда получилось.

– На стороне города, – прошипел он. – А вот ты на какой стороне, Тодд Хьюитт?

В дверь постучали.

– Считай, ужин тебя спас, – буркнул мэр Леджер.

– Ужин в дверь не стучится, – отрезал я, встал и пошел отпирать. Своим ключом.

Клац-клик.

На пороге стоял Дэйви.

Он сначала молчал, переминался нервно с ноги на ногу, бегал глазами по комнате. Видать, опять проблемы в общежитиях… Я вздохнул и пошел к матрасу, собирать нехитрые свои пожитки. Хорошо, хоть разуться не успел.

– Минуту погоди, – сказал я ему. – Ангаррад еще ест. Не надо седлать ее обратно так скоро.

Он опять ничего не сказал, так што пришлось обернуться и посмотреть на него. Нервный, в глаза не глядит.

– Да што такое? – резко спросил я.

Он пожевал верхнюю губу. В Шуме – сплошное смятение и знаки вопроса, и злость, што мэр Леджер тут торчит, и еще знаки вопроса, и за всем этим – странное сильное чувство, почти виноватое, почти чистое…

Тут он быстро его прикрыл, и злость со смущением выпрыгнули вперед.

– Етьская ты ссанина, – пробормотал он почти себе под нос и сердито рванул лямку на плече – оказывается, он с сумкой пришел.

– Еть… – выругался он снова, но мысль не закончил, откинул клапан, вытащил што-то.

– На! – почти прокричал Дэйви и сунул мне…

Книгу моей ма.

Он отдал мне книгу моей ма. Отдал назад.

– Бери давай!

Я меееедленно протянул руку, коснулся своими пальцами, взял, вынул из его – осторожно, словно она была совсем хрупкая. Кожа на обложке все такая же мягкая, посреди – дыра, где меня ударил Аарон и книга остановила нож.

Я провел по ней рукой.

Поднял на него глаза, но Дэйви от взгляда ушел.

– Плевать! – Он развернулся и вылетел вон и загрохотал вниз по лестнице и дальше, в ночь.

32Последние приготовления

[Виола]

Я пряталась за деревом. Сердце глухо колотилось. В руке был пистолет.

Я слушала. Не хрустнет ли ветка, не топнет ли нога – любой звук, который скажет мне, где сейчас солдат. Он точно здесь – я слышала его Шум, но такой плоский и протяженный, что куда он движется, так с полпинка не поймешь. Понятно, что за мной.

Потому что он шел за мной. В этом сомнений не было.

Шум сделался громче. Я стояла спиной к дереву, Шум шел слева.

Дождаться нужного мгновения и прыгнуть.

Я взвела курок. В Шуме видно окружающие меня деревья и знаки вопроса: за которым из них прячусь я? Сужаем спектр поиска… осталось два. Одно – мое. Второе – в нескольких футах слева.

Если он выберет второе – считай, попался.

Вот и шаги, тихие по сырой поддревной земле. Я закрываю глаза и сосредоточиваюсь исключительно на Шуме… на том, где он сейчас стоит… куда ставит ногу.

К которому дереву поворачивается.

Шаг. Пауза. Он колеблется. Еще шаг.

Он сделал выбор.

А я сделала свой.

Выскочила нырнула крутанулась подсекла его ногой поймала врасплох он падает на землю пытается взять меня на мушку но я прыгаю сверху наступаю на ствол прижимаю к земле всем своим весом сажусь на грудь и втыкаю ствол пистолета ему под подбородок.

Есть.

– Отлично. – Ли широко мне улыбнулся.

– И правда отлично. – Из темноты выступила мистрис Бретуэйт. – И теперь самый важный момент, Виола. Что ты станешь делать с врагом, оказавшимся целиком и полностью на твоей милости?

Я посмотрела Ли в лицо (дыша тяжело, ощущая тепло его тела подо мной).

– Что ты станешь делать? – повторила чуть жестче мистрис Бретуэйт.

Я опустила глаза на пистолет. Пистолет в моей руке.

– Сделаю, что должна.

Сделаю, что должна, чтобы спасти его.

Чтобы спасти Тодда.

– Уверена, что хочешь это сделать? – в сотый раз спросила мистрис Койл.

Мы как раз выходили из столовой после завтрака, отмахиваясь от Джейн, настойчиво предлагавшей налить нам еще чаю.

– Уверена, – ответила я.

– У тебя есть шанс перед нашей следующей операцией. Но только один.

– Однажды он пришел за мной, – сказала я. – Когда я была в плену, он пришел за мной и пожертвовал самым дорогим, что у него было, чтобы спасти меня.

– Люди, бывает, странно себя ведут, Виола, – нахмурилась она.

– Он заслуживает того же шанса, что дал когда-то мне.

– Гм.

Она до сих пор не убеждена.

Но я ей выбора не давала.

– А когда он к нам присоединится, подумайте об информации, которую он сможет нам дать.

– Да. – Она отвернулась, окинула взглядом лагерь Ответа, занятый последними приготовлениями; последними приготовлениями к войне. – Да, ты только об этом и твердишь.

Даже зная Тодда настолько хорошо, я прекрасно представляю, каким его увидели бы остальные… верхом на коне, в этой его униформе, в компании Дэйви.

Предатель.

И глухой ночью, лежа под одеялом и никак не умея заснуть…

Да, я тоже так думала.

(да что же он делает?)

(что он делает с Дэйви?)

Но я упорно выкидывала эту мысль из головы. Насколько могла.

Потому что я собираюсь его спасти.

Она согласилась. Согласилась, что я имею право рискнуть собой и отправиться в собор в ночь перед последней атакой Ответа и попытаться его спасти – еще один только раз.

Она дала добро, потому что я пообещала: если не даст, я больше ни с чем не стану ей помогать: ни с бомбами, ни с этой последней атакой, ни с кораблями, когда они, наконец, прилетят (восемь недель… до посадки осталось всего восемь недель). Ни с чем, если мне не дадут шанс спасти Тодда.

Но даже и так, думаю, она согласилась по одной-единственной причине: информация. То, что он сможет рассказать, когда мы привезем его сюда.

Мистрис Койл обожает владеть информацией.

– Это очень храбро с твоей стороны, – сказала она. – Глупо, но храбро.

Она снова смерила меня взглядом с головы до ног. С совершенно нечитаемым лицом.

– Ну, что еще? – осведомилась я.

– Ты не поверишь, сколько себя я вижу в тебе, несносная ты девчонка.

– Думаете, я сама готова возглавить армию? – Я едва сумела сдержать улыбку.

Она подарила меня последним взглядом, отвернулась и зашагала в лагерь – отдавать распоряжения, заканчивать приготовления, наводить последний лоск на план атаки.

Которая случится завтра.

– Мистрис Койл, – бросила я ей в спину.

Она обернулась.

– Спасибо.

Удивилась, нахмурила лоб. Но кивнула, принимая услышанное.

– Поняла? – спросил Ли сверху телеги.

– Поняла, – отозвалась я, завязывая последний узел и ставя зажим на место.

– Вот оно и все. – Уилф обтряхнул руки.

Одиннадцать телег, выше крыши нагруженных едой, оружием, взрывчаткой. Почти все Ответные припасы здесь.

Одиннадцать телег… Немного против армии в тысячу человек, а то и больше, но это все, что у нас есть.

– Ет ужо было раньше. – Уилф процитировал мистрис Койл (он всегда так сухо говорит, что хрен его поймешь, шутит он или где). – Все дело в тактике.

И вдруг улыбнулся – той же таинственной улыбкой, что у нее. И так это было забавно и неожиданно, что я в голос расхохоталась.

А вот Ли – нет.

– Ага, суперсекретный план.

Он потянул за веревку – проверить, как она держит скарб.

– Я так понимаю, все упирается в него, – сказала я. – Каким-то образом захватить его, а потом, когда его не будет…

– …армия сразу развалится, город восстанет против тирании, и все, победа наша, – как-то неубедительно закончил Ли и посмотрел на Уилфа. – Ты что думаешь?

– Она говорит, на том и все, – пожал плечами тот. – По мне, так и правда бы.

Мистрис Койл давно уже это твердила – что это конец, что на том конфликт исчерпается, что правильный удар в правильном месте и прямо сейчас – это все, что нам нужно, и если даже просто все женщины города к нам присоединятся, мы уже сумеем сбросить его еще до наступления зимы… еще до того, как прилетят корабли… до того, как он найдет нас.

И тут Ли выдал:

– Я знаю что-то, чего знать не следует.

Мы с Уилфом оба уставились на него.

– Они с мистрис Бретуйэт шли мимо кухонного окна. Говорили о том, откуда завтра будет атака.

– Ли… – начала я.

– Не смей этого говорить, – предупредил Уилф.

– С холма к югу от города, – с нажимом закончил он, открывая параллельно Шум, чтобы мы уж точно не пропустили это мимо ушей. – Того, что с зазубриной. Откуда малая дорога ведет прямиком на городскую площадь.

Уилф выпучил глаза.

– Нельзя было ентого г’ворить. Ежели Хильди поймають…

Но Ли не отрываясь смотрел на меня.

– Если ты попадешь в беду, беги на этот холм. Там ты найдешь помощь.

А Шум сказал:

Там ты найдешь меня.

– С тяжелым сердцем предаем мы тебя земле.

Одна за другой мы кидаем по горсти земли на пустой гроб. В нем нет ни единой части тела мистрис Форт. Ее разорвало на кусочки, потому что бомба, которую она устанавливала на зерновом складе, сработала слишком рано.

Когда похороны подошли к концу, солнце уже садилось. Сумерки холодным мерцанием обнимали озеро: с утра оно было одето коркой льда по краям и не оттаяло даже до вечера. Люди начали разбредаться по ночным делам: получать приказы, допаковывать вещи… – мужчины и женщины, которые вскоре встанут под ружье, превратятся в солдат, готовых нанести последний, решительный удар.

А сейчас – совсем как обычные люди.

Они и есть обычные люди.

Я уйду, как только полностью стемнеет.

Они – завтра на закате. Независимо от того, что случится со мной.

– Пора. – Рядом возникла мистрис Койл.

Она не про то, что время выступать. Про другое.

Сначала должно произойти кое-что еще.

– Ты готова?

– Больше чем когда-либо. – Я зашагала рядом с ней.

– Мы идем на огромный риск, моя девочка. Просто огромный. Если тебя поймают…

– Не поймают.

– Но если тебя поймают… – Она резко остановилась. – Ты знаешь местонахождение лагеря, знаешь время атаки, а сейчас я скажу тебе и место: с восточной дороги, той, что идет мимо Управления Вопроса. Мы войдем в город и возьмем его за горло. – Она схватила меня за обе руки и заглянула глубоко в глаза. – Ты понимаешь, что я тебе говорю?

Естественно, я понимаю. Она специально солгала мне, дала ложную информацию, чтобы я честно могла выдать ее врагу, если попадусь. Совсем как тогда, про океан.

На ее месте я поступила бы так же.

– Понимаю, – сказала я.

Она поплотнее запахнула плащ от ледяного ветра, который как раз решил подняться.

– Кого вы спасли? – спросила я.

– Что? – Она уставилась на меня, искренне сбитая с толку.

– Много лет назад. – Мы опять остановились, чему я была только рада. – Коринн говорила, вас вышибли из Совета за то, что вы спасли кому-то жизнь. Кому?

Она задумчиво смотрела на меня, потирая лоб.

– Я могу не вернуться, – напомнила я. – Вы, возможно, никогда меня больше не увидите. Было бы здорово знать о вас хоть что-то хорошее, чтобы не умереть с чувством, что вы – просто одна большая сплошная заноза у меня в ж…

Она почти усмехнулась в ответ на это, но все тут же исчезло, и в глаза вернулось суровое, мучительное выражение.

– Кого я спасла? – пробормотала она себе под нос, потом глубоко вздохнула. – Я спасла врага государства.

– Кого?

– Ответ, видишь ли, так никогда и не получил официального одобрения. – Она двинулась в другую сторону, к берегу мерзлого озера. – Во время спачьей войны мужчины не приняли наших методов, сколь бы эффективными они себя ни показали. А они были очень эффективны. – Она посмотрела на меня. – Настолько, что руководство Ответа попало в правящий Совет, когда Убежище стали восстанавливать.

– Поэтому-то вы и решили, что они сработают и сейчас. Против куда большей силы.

Она кивнула и снова потерла лоб. Удивительно, как она еще мозоль там не натерла.

– Убежище возродилось. С помощью рабочей силы пленных спаклов. Но не всем новое правительство пришлось по вкусу. Некоторым досталось намного меньше власти, чем они хотели. – Она поежилась под плащом. – Некоторым из Ответа.

Она помолчала, давая мне догадаться.

– Бомбы.

– Именно, – кивнула она. – Кое-кто так привыкает к войне, что начинает жить ею даже в мирное время. Война ради войны.

Она отвернулась. Может, чтобы я не видела ее лица – или чтобы самой не видеть моего. И горящего на нем осуждения.

– Ее звали мистрис Трейс. – Она обращалась к озеру, к холодному ночному небу. – Умная, сильная, уважаемая, но очень склонная всем командовать. Именно поэтому ее никто не хотел в Совете, не исключая и Ответ. И именно поэтому она так рассердилась, оставшись не у дел.

Мистрис Койл повернулась обратно ко мне.

– У нее были и сторонники. А еще она занялась бомбардировками – примерно такими же, как мы сейчас устраиваем мэру, только это было мирное время.

Она подняла глаза к небу, полюбовалась лунами.

– Ее специализация – то, что мы теперь называем трейс-бомбами. Невинный с виду пакет, где-нибудь в местах скопления солдат. Не встанет на взвод, пока не почувствует пульс под живой кожей – в руке, которая берет его с земли. Понимаешь? Твой пульс приводит ее в боевую готовность, а дальше ты знаешь, что держишь в руке взведенную бомбу, и она взорвется, только если ты ее отпустишь. Бросишь или не сумеешь обезвредить – и все. Бум-м-м!

Облако проплыло между двумя восходящими лунами.

– Эдакое большое «не повезло», – пробормотала она.

Она взяла меня под руку, и мы медленно пошли обратно, в сторону целительской палатки.

– Но другой войны так и не вышло. Так, заварушки. И в какой-то момент мистрис Трейс смертельно ранило. Ко всеобщему счастью.

Воцарилась тишина. Только наши шаги и мужской Шум в отдалении, чистый, почти хрустящий в морозном воздухе.

– Но, видимо, недостаточно смертельно, – заметила я.

Она покачала головой.

– Просто я чертовски хороший целитель. – Мы уже дошли до самой палатки. – Я знала ее еще девчонкой, дома, в Старом свете. Но для меня выбора не было. Вот за это меня и вышибли из Совета. А ее все равно казнили.

Я смотрела на нее и пыталась понять… все, что есть в ней хорошего, и трудного, и противоречивого, все, что делало ее той, кем она была.

Мы – это выбор, который мы совершаем. И должны совершить. Только это – и больше ничего.

– Ты готова? – снова спросила она в последний раз.

– Готова.

И мы вошли.

Моя сумка уже на месте, мистрис Койл сама собрала ее. Та, что поедет со мной и Уилфом на телеге; та, что я возьму в город. Внутри продукты – совсем невинная еда, пропуск для меня в город, если все пойдет по плану… в город, мимо стражи, в собор.

Если все пойдет…

Если же нет, на дне, в потайном кармашке лежит пистолет.

Еще в палатке мистрис Лоусон и мистрис Бретуйэт. Лекарства и перевязка наготове.

И Ли тоже там. Я сама его попросила.

Я села на стул лицом к нему.

Он взял мою руку, пожал; в его ладони царапнулась записка. Он посмотрел на меня; весь Шум – в том, что сейчас произойдет.

Я в открытую развернула записку, постаравшись спрятать написанное от обступивших меня трех мистрис – пусть думают, что там какие-нибудь романтические глупости или вроде того.

Не реагируй. Я пойду с тобой. Встречу вашу телегу в лесу. Ты хочешь найти свою семью, я – свою. Никто из нас не обязан делать это в одиночку.

Я не реагирую. Складываю листочек и смотрю на автора. Микроскопический кивок.

– Удачи, Виола, – говорит мистрис Койл.

Фраза эхом летает по всей комнате, от человека к человеку, и замирает на губах у Ли.

Я сама хотела, чтобы он это сделал. Только не мистрис Койл – это было бы совершенно невыносимо. К тому же он будет максимально осторожен.

Потому что есть только один способ беспрепятственно разгуливать по Новому Прентисстауну. Судя по нашим разведданным – только один.

Только один способ найти Тодда.

– Готова? – это уже Ли, и в его устах вопрос звучит совершенно по-другому, так что я даже спокойно это переношу.

– Да.

Я протягиваю руку, закатываю рукав.

– Только давай по-быстрому, – я смотрю прямо Ли в глаза, – пожалуйста.

– Обещаю.

Он лезет в мешок на полу и достает металлическую полоску с номером 1391.

33Отцы и сыновья

[Тодд]

– Он сказал тебе, чего хотел? – не унимался Дэйви.

– Когда, по-твоему, я успел с ним пообщаться не в твоем присутствии?

– Ну, ссанина, вы же в одном здании живете!

Стоял конец дня, садилось солнце. Мы ехали в Управление Вопроса. Еще две сотни женщин заклеймены. Дело идет заметно быстрее, когда за процессом надзирает мистер Моллот с пистолетом. По городу есть и другие команды, под управлением мистера Моргана и мистера О’Хеа – так везде говорят, што мы уже всех их сделали по количеству. Хотя браслеты на женщинах заживают дольше и хуже, чем на овцах или на спаклах.

Я посмотрел на пыльное небо над дорогой и тут только кое-што понял.

– Стоп, а ты-то где живешь?

– Ну, наконец-то он спросил. – Дэйви прихлестнул Желудя-Бурелома, тот прыгнул вперед шага на два, но потом опять ушел на рысь. – Уже пять месяцев почитай как вместе работаем.

– Я сейчас спрашиваю.

Шум Дэйви слегка зажужжал. Отвечать ему не хотелось.

– Не хочешь, не…

– Над конюшней, – сказал он. – Комнатка маленькая, матрас на полу. Пахнет навозом.

Мы ехали по дороге.

Вперед, проржала Ангаррад. Вперед, ответил Бурелом. Тодд, подумала Ангаррад.

– Ангаррад, – сказал я.

Мы с Дэйви ни словом не обмолвились про книгу моей ма с тех самых пор, как он вдруг принес ее четыре ночи назад. Ни единым словом. Любое явление ее в Шуме игнорировалось обоими.

Но говорить мы определенно стали больше.

Интересно, што за мужчина бы из меня вышел, если бы в отцы мне достался мэр? И если бы он достался мне в отцы, а я оказался ему негодным сыном, не таким, как он хотел? Жил бы я тоже в каморке над конюшней?

– Я ж пытаюсь, – тихо пробормотал Дэйви, – но кто его знает, чего он, еть, хочет.

Я тоже не знал и поэтому не сказал ничего.

Коней мы привязали у ворот. Айвен снова попытался встретиться со мной глазами, но я просто прошел внутрь и даже на него не глянул.

– Тодд… – попробовал он еще раз, когда мы шагали мимо.

– Мистер Хьюитт, рядовой, – огрызнулся Дэйви.

Я не сбавил шага.

От ворот сразу к дверям Управления Вопроса. На крыльце стояли солдаты, но мы просто двинули внутрь, по холодному бетонному полу, непокрытому, ненагретому, все в ту же смотровую комнатку, што и раньше.

– А, мальчики, входите, – поприветствовал нас мэр, отрываясь от зеркала.

За ним, на Арене Вопроса мистер Моллот в резиновом фартуке стоял напротив сидящего голого мужчины. Который орал благим матом.

Нажав кнопку, мэр оборвал вопль на полузвуке.

– Я так понимаю, программа идентификации уже завершена? – голосом чистым и светлым поинтересовался он.

– Насколько нам известно.

– Енто кто там? – Дэйви ткнул пальцем в экран.

– Сын взорвавшейся террористки. Не убежал вместе с матерью, глупый мальчишка. Мы сейчас выясняем, что ему известно.

Дэйви поджал губы скобкой.

– Но если он не убежал вместе с ней…

– Вы оба выполнили для меня превосходную работу, – оборвал его мэр и сцепил руки за спиной. – Я очень вами доволен.

Дэйви заулыбался; Шум его зарозовел и пошел рябью.

– Но угроза лишь стала серьезнее, – продолжал мэр. – Одна из террористок первого состава, захваченных во время нападения на тюрьму, наконец-то сообщила нам кое-что полезное.

Он посмотрел в зеркало. Мистер Моллот заслонял нам почти весь вид, но босые ноги мужчины на стуле кривились и корчились от того, што с ним в данный момент делали.

– Прежде чем прискорбнейшим образом скончаться, она успела рассказать нам, что, судя по модели предыдущих бомбежек, мы почти наверняка можем ожидать серьезного удара со стороны Ответа буквально в ближайшие дни. Возможно, не далее как завтра.

Дэйви посмотрел на меня. Я смотрел примерно в середину пустой стены за спиной у мэра.

– Они, разумеется, будут побеждены, – сказал мэр. – Безо всякого труда. Их силы настолько меньше наших, что все закончится в течение одного дня максимум.

– Дай нам, наконец, сражаться, па, – с энтузиазмом воскликнул Дэйви. – Ты же знаешь – мы готовы!

И мэр улыбнулся – улыбнулся своему собственном сыну. Шум Дэйви сделался таким розовым, што на это было неудобно смотреть.

– Ты получаешь повышение, Дэвид. В армейский ранг. Отныне ты – сержант Прентисс.

Физиономию Дэйви едва не разорвало улыбкой – эдакий небольшой взрывчик счастливого Шума.

– Еть как круто! – пробормотал он, словно не перед отцом стоял.

– Ты пойдешь в битву вместе с капитаном Моллотом, который возглавит первую волну. Будет тебе сражение – все как ты хочешь.

Дэйви сиял не хуже лампочки.

– Ой, круто, спасибо, па!

Мэр повернулся ко мне.

– Я назначаю тебя лейтенантом Хьюиттом, Тодд.

Шум Дэйви словно лопнул.

– Лейтенантом?

– С момента начала сражения ты будешь моим личным телохранителем. Ты останешься при мне и будешь защищать меня от любой угрозы, буде она возникнет, пока я стану надзирать за ходом боевых действий.

Я ничего не ответил и продолжал смотреть в пустую стену.

Я есмь круг и круг есть я.

– Вот так и поворачивается круг, Тодд, – добавил мэр.

– Почему это его сделали лейтенантом? – сварливо вопросил Дэйви сквозь треск Шума.

– Лейтенант – не боевой ранг, – непринужденно ответил мэр. – Сержант – боевой. Если не сделать тебя сержантом, ты не сможешь пойти в битву.

– А.

Некоторое время Дэйви глядел то на меня, то на отца, пытаясь понять, не оставили ли его опять в дураках, а если да, то как.

Я по этому поводу ничего не думал.

– Можете не благодарить меня, лейтенант, – поддразнил мэр.

– Благодарю вас, – ответил я, не сводя глаз со стены.

– Это позволит тебе избежать действий, которых ты не хочешь, – сказал он. – Избавит от необходимости убивать.

– Если на вас никто не нападет, – уточнил я.

– Если на меня никто не нападет, – согласился он. – Это составит для тебя проблему, Тодд?

– Нет, – сказал я. – Нет, сэр.

– Хорошо, – подытожил мэр.

Я посмотрел в стекло. Голова голого парня безжизненно свисала на грудь; челюсть отвалена, слюна ниточкой. Мистер Моллот сердито стащил перчатки и шлепнул их на стол.

– Мне очень повезло, – тепло сказал мэр. – Я удовлетворил свои амбиции, вернул эту планету обратно на орбиту. Еще несколько дней – возможно, даже часов, – и я уничтожу террористов. И когда прилетят новые поселенцы, именно я, и никто иной, с гордостью протяну им руку мира и дружбы.

Он даже руки воздел, словно ему не терпелось протянуть их новым друзьям.

– И кто же будет рядом со мной в этот судьбоносный момент? – Руки в итоге протянулись к нам. – Вы. Вы оба.

Дэйви, так и жужжа розовым с головы до пят, потянулся навстречу и взял руку отца.

– Я явился в этот город только с одним сыном. – Вторая рука упрямо целилась в меня. – Но он подарил мне еще одного.

Рука. Протянута ко мне. Ждет, штобы я ее взял.

Штобы второй сын пожал руку отцу.

– Поздравляю, лейтенант Свинота. – Дэйви запрыгнул в седло.

– Тодд? – Это опять Айвен, сошел с поста и смотрит, как я сажусь на Ангаррад. – Можно с тобой перемолвиться словечком?

– Он теперь выше тебя по рангу, – свысока сообщил Дэйви. – Обращайся к нему «лейтенант», ежели не хочешь рыть нужники на передовой.

Айвен глубоко вздохнул, словно пытаясь успокоиться.

– Очень хорошо. Лейтенант, могу я перемолвиться с вами словечком?

Я опустил на него взгляд с высоты лошадиной спины. Его Шум только што не лопался от сцен насилия, от пулевого ранения ноги, от заговоров, сопротивления и способов добраться до мэра – и все это в открытую, словно он хотел произвести на меня впечатление.

– Ты бы это пригасил, – сказал я. – Не ровен час, еще кто услышит.

Дал повод кобыле и выехал на дорогу. В спину мне летел Шум Айвена. Мне было все равно.

Ничего не чувствую, ничего не пускаю внутрь.

– Он назвал тебя сыном. – Дэйви глядел вперед, туда, где солнце уходило за водопад. – Типа мы теперь братья.

Я промолчал.

– Надо это как-то отметить.

– Где? – раскрыл наконец рот я. – Как?

– Ну, мы же теперь оба офицеры, так, братишка? Я смекаю, у офицеров есть всякие привилегии. – Он искоса поглядел на меня; Шум полыхал пожаром, полный всяких вещей, которые я привык в нем видеть в Прентисстауне.

В старом еще Прентисстауне.

В основном это были женщины без одежды.

Я нахмурился и послал ему картинку: женщина, без одежды, с вкованным в руку браслетом.

– Ну и? – переспросил он.

– Тебе самому не тошно?

– Нет, братик, ты теперь говоришь с сержантом Прентиссом. Мне наконец-то отлично.

Он захохотал и смеялся, смеялся, и так ему было здорово, што он поневоле тронул и мой Шум и озарил его, хотел я того или нет.

– Да ну, лейтенант Ссанина, ты же не хнычешь до сих пор по своей девчонке? Она тебя кинула много месяцев назад. Пора бы тебе уже и новую раздобыть.

– Заткнись, Дэйви.

– Заткнись, сержант Дэйви. – И он снова радостно залился. – Ладно, ладно, отлично, сиди себе дома, читай свою книгу…

Тут он и правда заткнулся.

– Ох, черт, прости, нет. Я не хотел, я правда забыл.

И самое странное, это было искренне.

И в момент тишины его Шум опять пульсанул тем странным, сильным чувством, которое он так упорно прятал…

Тем, што он хоронил внутри и из-за чего сам…

– Слушай, – сказал он, и я видел, как внутри поднимается то, што он хочет предложить, и не мог, совсем не мог этого вынести, я и минуты не проживу, если он скажет это вслух. – Если вдруг ты хочешь, чтобы я тебе ее почитал…

– Нет, Дэйви, – очень быстро сказал я. – Нет, спасибо. Нет.

– Точно?

– Да.

– Ну, мое дело предложить.

Шум его опять просветлел, расцвел мыслями о новом ранге, о женщинах, о том, што мы с ним теперь братья.

Всю дорогу до города он счастливо насвистывал.

Я лежал на койке спиной к мэру Леджеру, который, как обычно, жрал. Я, собственно, тоже приканчивал ужин, но в основном смотрел на мамину книгу – просто смотрел… как она лежит рядом на одеяле.

– Люди все думают, когда будет большая атака, – подал голос мэр Леджер.

Я не стал ему отвечать. Погладил пальцами обложку книги (каждый вечер так делал), ее мягкую кожу, края дырки, где в нее воткнулся нож.

– Говорят, уже совсем скоро.

– Пусть говорят што хотят.

Открыл обложку. Бенова сложенная карта все еще здесь, внутри, куда я ее последний раз втиснул. Судя по всему, Дэйви даже не озаботился ее открыть ни разу за все время, што она у него была.

Пахнет немного конюшней – это наверняка потому, што я знаю, где ее хранили, – но это все равно она, книга. Ее книга.

Ма. Слова моей ма.

Смотри, што сталось с твоим сыном, ма.

Мэр Леджер шумно вздохнул.

– Они сюда атаковать будут, ты в курсе? – сказал он. – Если это случится, ты должен меня выпустить.

– Пять секунд помолчать не можешь? – отрезал я.

Открыл первую страницу, самую первую запись, сделанную в тот день, когда я появился на свет. Всю полную слов, которые я уже однажды слышал…

(которые читала мне…)

– Ни ружья, ни чего еще. – Мэр Леджер встал и снова, уже в который раз, выглянул в окно. – Я совершенно беззащитен.

– Я за тобой присмотрю, – сказал я. – А теперь заткнись уже к черту нафиг.

Я так к нему и не повернулся. Смотрел неотрывно на мамины первые слова, которые она сама, своей рукой написала. Я их так и так помнил, но сейчас пытался сам, своими силами вытащить их со страницы.

Мы… ой. Мой. Это точно «мой». Вдохнуть поглубже. Ды… о… рро… гго. Й. Дыорроггой. Што, надо понимать, на самом деле «дорогой». Ага, правильно. Очень правильно. Мой дорогой, значит. И последнее слово – сын. Его я знаю, мне его сегодня несколько раз повторили, вполне четко. Сын. Сынок.

Протянутая мне навстречу рука.

Которую я взял.

Мой дорогой сынок.

– Я же предлагал тебе это почитать, – снова подал голос мэр, невольно застонав при звуке моего читающего Шума.

Я наконец-то обернулся и посмотрел на него в упор.

– Я, кажется, сказал тебе заткнуться.

– Хорошо, хорошо. – Он поднял руки. – Как скажешь.

Он сел обратно на кровать и вполголоса пробормотал еще одно слово, очень саркастичное.

– Лейтенант.

Я сел. Потом сел выше.

– Што ты сказал?

– Ничего. – В глаза мне он категорически не смотрел.

– Я тебе этого не говорил. Ни слова не сказал.

– Это было у тебя в Шуме.

– Нет, не было.

Я встал. Я был прав. С тех пор, как я вошел сюда, я ни о чем таком не думал. Вообще ни о чем не думал, кроме книги моей ма.

– Откуда ты узнал?

Он таки поднял на меня глаза, но изо рта не вышло ни единого слова, а Шум… Шум пытался што-то сказать.

И не мог.

Я шагнул к нему.

От двери донеслось клик-клак, и мистер Коллинз ввалился в башню.

– Там тебя спрашивают, – сказал он и только тогда заметил мой Шум. – Чо случилось?

– Я никого не жду, – отрубил я, не отрывая глаз от мэра Леджера.

– Там девчонка, – сообщил мистер Коллинз. – Говорит, Дэйви ее послал.

– Черт, – выругался я. – Я же ему говорил.

– Да мне-то что, – пожал он плечами. – Утверждает, что, кроме тебя, ни с кем говорить не будет, – хихикнул. – Хорошенькая вообще-то.

На этот тон я поневоле обернулся.

– Оставь ее в покое, кто бы она там ни была. Так нельзя.

– Ну тогда не теряй времени зря. – Он расхохотался и захлопнул дверь.

Я снова уставился на мэра Леджера; Шум стоял стеной.

– Я с тобой еще не закончил.

– Это было у тебя в Шуме, – снова повторил он, но я уже вышел вон и запер дверь за собой. Клик-клак.

Я потопал вниз по лестнице, прикидывая, как бы так поскорее убрать отсюда девушку и не дать ей попасть в лапы к мистеру Коллинзу, штобы ништо из этого никак ее не коснулось, и параллельно мой Шум бурлил подозрениями и вопросами насчет мэра Леджера, и когда ступеньки кончились, все как раз начало проясняться…

Мистер Коллинз стоял, прислонясь к стене холла, скрестив ноги – весь такой расслабленный и улыбчивый.

Он ткнул большим пальцем себе за спину.

Я посмотрел туда.

И увидел ее.

34Последний шанс

[Виола]

– Оставь нас, – бросил Тодд мужчине, который меня привел.

Не сводя с меня глаз.

– А я тебе говорил, она цыпочка, – с ухмылкой заметил тот, исчезая в боковой комнате.

Тодд смотрел на меня.

– Ты, – сказал он.

Но не сделал ни шагу навстречу.

– Тодд. – Я сама шагнула к нему.

И он отступил.

Я замерла.

– Это кто?

Ли у меня за спиной изо всех сил играл настоящего солдата.

– Ли. Он друг. Пришел со мной, чтобы…

– Што вы здесь делаете?

– Я пришла за тобой. Пришла тебя спасти.

Он проглотил слюну. Я видела, как дернулось его горло.

– Виола, – сказал он наконец.

Весь Шум разгорелся моим именем: Виола Виола Виола.

Он схватился за виски, вцепился себе в волосы… куда длиннее и косматее, чем я их помнила.

Кажется, он еще и вырос.

– Виола.

– Это я. – Я шагнула вперед.

Он не отшатнулся, и я сделала еще шаг, и пошла, и пересекла холл, не бегом, но все ближе, ближе к нему.

Но стоило мне подойти, как он снова сделал шаг назад.

– Тодд?

– Што ты здесь делаешь?

– Я пришла за тобой. – Внутри у меня все слегка сжалось. – Я же обещала.

– Ты обещала, што не уйдешь без меня. – В Шуме громыхнуло раздражение на то, как он это сказал; Тодд кашлянул. – Ты бросила меня здесь.

– Они меня забрали, – сказала я. – У меня тогда не было выбора

Шум набирал силу, и хотя в нем плескалось счастье…

Ох, господи, Тодд… Там был и гнев.

– Что я сделала? Нам нужно поскорее уходить. Ответ собирается…

– Так ты теперь состоишь в Ответе? – перебил он; горечь пронзила Шум. – Ты с этими убийцами.

– А ты, стало быть, солдат? – парировала я горячо, тыча пальцем в букву «В» у него на рукаве. – И ты говоришь мне об убийстве?

– Ответ перебил спаклов! – тихо и свирепо бросил он.

И тела… тела спаклов – мертвые тела во весь Шум.

Куча тел, брошенных как какой-нибудь мусор, одно на другом.

И «О» ответа – синим на стене.

И он, Тодд, посреди всего этого.

– Могли бы и меня вместе с ними порешить.

Он закрыл глаза.

Я есмь круг и круг есть я, раздалось у меня в ушах.

– Виола? – подал голос Ли.

Он уже успел пройти половину холла.

– Подожди снаружи, – сказала я.

– Виола…

– Снаружи.

Он был такой озабоченный, такой готовый драться за меня, что у меня сердце екнуло. По дороге сюда он во всю мочь транслировал, что взял меня в плен, что я заключенная… Другие солдаты читали это так, будто он собирался отвести меня в укромный уголок и там изнасиловать – и одобрительно посвистывали ему вслед. Мы спрятались неподалеку от собора, видели, как уехал Дэйви Прентисс (думая всякие вещи, которые я больше никогда не хочу видеть… думая, что им с Тоддом теперь причитается праздник).

Ну, мы и притворились этим… праздником.

Что ж, сработало.

Довольно противно, как легко оно сработало, если по-честному.

Ли переступил с ноги на ногу.

– Позовешь, если понадоблюсь.

– Позову.

Он помедлил еще секунду и вышел за дверь. Оставив ее открытой, чтобы не терять меня из виду.

Глаза Тодда были закрыты. Внутри гудело Я есмь круг и круг есть я… – очень по-мэрски это звучало, должна сказать.

– Мы не убивали спаклов, – сказала я.

– Мы? – Он открыл глаза.

– Я не знаю, кто сделал это, но точно не мы.

– Вы запустили бомбу убить их в тот же день, когда взорвали башню. – Он почти плевался этими словами. – А потом вернулись в день атаки на тюрьму и доделали начатое.

– Бомбу? – удивилась я. – Какую бомбу?..

И тут я вспомнила.

Первый взрыв, из-за которого солдаты убежали от коммуникационной башни.

Нет.

Нет, она бы не стала…

Даже она бы не стала… Ты за кого нас вообще принимаешь?

Но она никогда не отвечала прямо на вопрос. Только не на тот, который ей задали.

Нет, нет, это не может быть правдой… к тому же…

– Кто тебе это сказал? – резко спросила я. – Дэйви Прентисс?

– Што? – моргнул он.

– То, – сурово отбрила я. – Твой новый лучший друг. Человек, который почти застрелил меня, Тодд, и с которым ты каждое утро ездишь теперь на работу и ржешь по дороге.

Он сжал кулаки.

– Так ты шпионила за мной? Три месяца я тебя не видел, три месяца ничего о тебе слыхом не слыхивал, и все это время ты шпионила? Ты этим занимаешься в свободное время? Когда не взрываешь людей заживо?

– Да! – крикнула я, равняясь с ним по громкости. – Три месяца я тебя защищала от людей, которые были бы только счастливы объявить тебя врагом, Тодд. Три месяца гадала, какого черта ты надрываешься на мэра и откуда он узнал про океан на следующий же день после нашего последнего разговора. – Он поморщился, но я выбросила вперед руку и задрала рукав. – Три месяца не могла понять, как ты можешь делать с женщинами вот это!

Он мгновенно спал с лица. Даже вскрикнул, словно это в него впилась боль. Зажал себе рот рукой, чтобы заглушить вопль, но весь его Шум вдруг смыло чернотой. Он как в трансе протянул вторую руку к браслету, пальцы зависли над ним… над полоской металла, с которой я не расстанусь уже никогда – только если лишусь руки. Кожа была еще красная, и номер 1391 дергал меня болью, несмотря на усилия трех мистрис.

– О нет, – прошептал он. – О нет.

Отворилась боковая дверь, и наружу высунулся человек, который нас впустил.

– У вас там все в порядке, лейтенант?

– Лейтенант? – переспросила я.

– Да. – Он слегка задохнулся. – Да. Все хорошо.

Человек подождал секунду, потом все-таки убрался.

– Лейтенант? – повторила я еще раз, уже тише.

Тодд весь осел, уперся руками в колени, вперил взгляд в пол.

– Это же не я? – очень тихо спросил он. – Я же не… – Он показал на браслет, не глядя на него. – Я не мог этого сделать, не узнав тебя, правда?

– Нет. – Я читала его Шум, видела вещи в нем… его онемение, его ужас, весь этот ужас, засевший глубоко внизу, который он изо всех сил старался не видеть, не слышать, игнорировать. – Это сделал Ответ.

Он вскинул голову; Шум пошел вопросительными знаками.

– Только так я могла безопасно пробраться сюда и найти тебя, – сказала я. – Миновать солдат, которыми битком набит город, можно было только сделав вид, что меня уже заклеймили.

Информация провалилась внутрь, и он снова спал с лица.

– Ох, Виола…

Я тяжело выдохнула.

– Тодд. Пожалуйста, пойдем со мной.

Глаза у него были на мокром месте, но теперь я ясно его видела, наконец-то видела, лицо, и Шум, и все остальное… и руки, которые бессильно упали и повисли.

– Слишком поздно. – Это прозвучало с такой невыразимой печалью, что у меня самой слезы в тот же миг бросились в глаза. – Я мертв, Виола. Я уже умер.

– Нет, не умер, – Я придвинулась ближе. – Это невозможные времена, Тодд. И в них случается невозможное.

Он смотрел в пол, взгляд не цеплялся ни за что конкретно.

Ничего не чувствовать, сказал Шум. Ничего не пускать внутрь.

Я есмь круг и круг есть я.

– Тодд? – Я была достаточно близко, чтобы коснуться его руки. – Тодд, посмотри на меня.

Он поднял глаза, и утрата в Шуме была так безмерна, что мне показалось: я стою на обрыве бездны, я сейчас упаду… упаду в него, в черноту, в пустоту, в одиночество, из которых не выберусь уже никогда.

– Тодд, – у меня перехватило голос, – на уступе под водопадом – ты помнишь, что ты мне тогда сказал? Что ты сказал, чтобы спасти меня?

Он медленно покачал головой.

– Я делал ужасные вещи, Виола. Ужасные вещи…

– Мы все иногда падаем, сказал ты. – Я крепче взяла его за руку. – Мы все падаем, но не это важно. Важно снова встать.

Но он стряхнул мою руку.

– Нет. – Он отвернулся. – Было проще, когда тебя здесь не было. Было легче, пока ты не видела…

– Тодд, я пришла тебя спасти…

– Нет. Мне не нужно было ни о чем не думать…

– Тодд, еще не поздно.

– Нет. Уже поздно. – Он снова затряс головой. – Поздно!

И пошел.

Прочь пошел, от меня.

Я теряла его…

И тогда-то мне в голову пришла одна идея.

Очень, очень опасная идея.

– Атака будет завтра на закате, – выпалила я.

Он опять заморгал, от неожиданности.

– Тогда все и случится. – Я шагнула вперед, стараясь говорить ровно. – Мне полагается знать только ложный план, но так вышло, что я знаю настоящий. Ответ придет через холм с зазубриной на вершине, к югу от города, вот от этого самого собора, Тодд. Цель – собор. И они придут за мэром.

Он нервно оглянулся на боковую дверь, но я специально говорила тихо:

– Их всего две сотни человек, Тодд, но они полностью вооружены, ружья и бомбы, и план, и их лидер – настоящий дьявол. Она не остановится, пока не свергнет его.

– Виола…

– Они идут, Тодд. – Я снова придвинулась к нему. – Теперь ты все знаешь, когда и откуда, и если эта информация дойдет до мэра…

– Ты не должна была мне говорить. – Он не встречался со мной взглядом. – Я все прячу, но он каким-то образом всегда узнает. Ты не должна была мне говорить!

Я продолжала наступать.

– Значит, теперь тебе придется пойти со мной, так? Ты обязан, а иначе он победит, победит навсегда, и будет править этой планетой, и выйдет приветствовать новых поселенцев…

– Протянув им руку дружбы, – вдруг сказал Тодд очень тихо.

– Что?

Но он просто протянул руку, вытянул ее в пустоту и уставился, будто она не его.

– Выйдет вместе со своим сыном.

– Ну, этого мы тоже не хотим. – Я оглянулась на парадные двери: Ли просунул голову внутрь, стараясь выглядеть непринужденно… перед крыльцом как раз проходили солдаты. – У нас очень мало времени.

Тодд так и стоял с протянутой рукой.

– Я тоже делала плохие вещи, – сказала я. – И хотела бы, чтобы все было по-другому, но оно так, как есть. У нас только «здесь» и «сейчас», Тодд, и ты должен пойти со мной, если существует хоть какой-то шанс на благополучный исход для нас.

Он стоял, протянув руку, глядя на нее, и я подошла и взяла ее в свою.

– Мы еще можем спасти мир. – Я постаралась улыбнуться. – Ты и я.

Он посмотрел мне в глаза, ища, пытаясь прочесть меня, понять, почувствовать, здесь ли я на самом деле, правду ли я говорю… он искал и искал, и…

…и не находил меня.

О, Тодд…

– Собрались куда-то? – спросили с другого конца холла.

Спрашивал мужчина.

Мужчина с пистолетом.

Другой, не тот, который меня впустил. Я его никогда раньше не видела.

Лишь однажды, у Тодда в Шуме.

– Ты как вышел? – Изумление подернуло этот самый Шум рябью.

– Ты же не уйдешь без этого? – Во второй, свободной руке у него был дневник Тоддовой мамы.

– Дай его мне, сейчас же! – приказал Тодд.

Тот оставил приказ без внимания и помахал пистолетом, веля Ли войти внутрь.

– Двигай сюда, или я с радостью пристрелю нашего общего друга, Тодда.

Я оглянулась. У Ли по всему Шуму звенело «бежать», но потом он посмотрел на наставленный на Тодда ствол, посмотрел мне в лицо и зашагал к нам. Шум так громко сообщал, что он меня здесь одну не бросит, что я на секунду чуть не позабыла про пистолет.

– Бросай.

Это было про ружье в руках у Ли. Тот бросил; ружье загремело по каменному полу.

– Врун, – бросил мужчине Тодд. – Трус.

– Ради блага города. – Он лишь пожал плечами.

– Все это нытье, – голос и Шум Тодда полыхали огнем, – весь этот скулеж про то, как он тут все уничтожает… и после этого ты – еще один его шпион.

– Сначала нет. – Мужчина медленно пошел к нам. – Сначала я был просто бывший мэр, опальный и оставленный в живых, несмотря на все свое неудобство. – Он миновал Тодда и двинулся дальше, ко мне, засовывая книгу под мышку. – Давай сюда рюкзак.

– Чего?

– Рюкзак, говорю, давай. – Он выбросил руку назад и наставил дуло на голову Тодда.

Я сбросила лямки, уронила со спины рюкзак и протянула ему. Он даже открывать его не стал – сразу ощупал дно, там, где потайной карман… карман, в котором, если правильно надавить, можно нащупать пистолет.

Улыбка.

– Вот он где. Ответ все тот же, а? Да и зачем им меняться-то.

– Только тронь волосок на ее голове, – процедил Тодд, – и я тебя прикончу.

– А я добавлю, – вставил Ли.

– Кажется, у тебя появился соперник, Тодд. – Улыбаться мужчина не перестал.

– Да кто ты такой? – Все эти защитники вызвали у меня только досаду, и от нее я расхрабрилась.

– Кон Леджер, мэр Убежища, к твоим услугам, Виола. – Он даже чуть поклонился мне. – Ведь это у нас ты, правда? – Он обошел Тодда по кругу. – О, президент очень интересовался, что показывает твой Шум во сне, мальчик мой. О чем ты думаешь, когда спишь. Как тоскуешь по своей Виоле… как сделаешь что угодно, лишь бы найти ее.

Тодд начал наливаться краской.

– И вдруг он стал со мной куда добрее. Просил меня подкидывать тебе всякую информацию… изучал, как бы нам заставить тебя делать, что ему нужно.

Выглядел мэр Леджер, надо сказать, совершенно нелепо: пистолет в одной руке, рюкзак в другой, книга под мышкой – и при всем при этом пытался казаться грозным. – Но, должен признать, оно того стоило. – Тут он подмигнул мне. – Учитывая, что теперь я знаю, когда и где Ответ планирует атаковать.

Шум Ли взмыл стрелой; парень яростно шагнул вперед.

Мэр Леджер взвел курок. Ли замер.

– Классный, да? – заметил мэр. – Президент дал мне его вместе с моим собственным ключом от башни.

Он снова довольно улыбнулся и тут увидел, как мы все на него смотрим.

– Ой, да прекратите мне это. Если президент победит Ответ, все безобразия разом закончатся. Бомбардировки, ограничения, комендантский час. – Улыбка, правда, слегка пригасла. – Вам надо научиться, как работать на перемены изнутри системы, молодежь. Когда я стану его заместителем, я приложу все усилия, чтобы всем стало лучше. – Он коротко кивнул мне. – Да и женщинам тоже.

– Лучше пристрели меня. – Шум хлестал из Тодда, как лесной пожар. – Потому што тебе не жить, если ты опустишь этот ствол.

Мэр Леджер тяжело вздохнул.

– Я ни в кого не собираюсь стрелять, Тодд, если только не…

Распахнулась боковая дверь.

Физиономия и Шум того мужика, что меня привел, так и заалели от удивления.

– Что тут у вас про…

Мэр Леджер прицелился в него и трижды спустил курок. Тот ввалился обратно в проем и прочь с наших глаз. За порогом остались только ноги.

Мы трое стояли столбом, не в силах двинуться от потрясения. Эхо выстрелов каталось по мраморным полам.

В Шуме мэра Леджера маячила отчетливая картина: он сам, с фингалом под глазом, с разбитой губой… человек, што лежал теперь на полу, его колотит.

Он оглянулся на нас, увидел наши лица.

– Ну что еще?!

– Мэру Прентиссу это не понравится, – ясно произнес Тодд. – Он знал мистера Коллинза еще по старому Прентисстауну.

– Уверен, Виола и информация об атаке Ответа искупят любые недопонимания. – Он оглянулся, ища место, куда бы свалить лишний багаж, и, в конце концов, просто бросил книгу Тодду, словно она ему была больше не нужна. Тодд поймал, уронил, но снова поймал, не дал упасть.

– Писатель из твоей матери никудышный, – поделился мэр Леджер, нагибаясь и расстегивая рюкзак одной рукой. – Едва писать умела.

– Ты за это заплатишь.

Тодд воззрился на меня – тут только я поняла, что сама сказала это вслух и громко.

Мэр Леджер тем временем рылся в рюкзаке.

– Еда! – Он просветлел лицом, вытащил плод сосны гребенчатой с самого верха и мигом отправил к себе в рот.

Порылся еще, нашел хлеб, еще фрукты, все понадкусывал.

– Ты что, сюда надолго собиралась? – полюбопытствовал он с набитым ртом.

Тодд начал медленно скользить вперед.

– Не думай, что я тебя не слышу, – предупредил мэр, помахивая стволом и продолжая копаться в сумке – уже до самого дна докопался.

Вдруг он замер с рукой по локоть там и поднял глаза.

– А это что еще такое? – Он немного пошуровал и потащил наружу што-то крупное.

Я решила было, что это пистолет, но тут он вытащил добычу наружу.

Выпрямился.

И с любопытством поглядел на трассирующую бомбу у себя в руке.

Примерно секунду это просто не могло быть правдой. Мои глаза наотрез отказывались видеть то, что они видели, а мозг – верить, что он в курсе, как выглядит настоящая трассирующая бомба. У него в руке была какая-то вещь, хорошо, ладно, но эта вещь ровным счетом ничего не значила.

А дальше у меня за спиной ахнул Ли, и все быстренько обрело смысл – причем самый, мать его, худший из всех, на какие у меня только могло хватить фантазии.

– Нет, – сказала я.

Тодд посмотрел на меня.

– Што? Што это такое?

Время решило замедлиться – почти остановиться совсем. Мэр Леджер повертел ее туда-сюда, и бомба запикала, быстро, как явно должна была, как только кто-то полезет ко мне в сумку и найдет ее, как только пульс у него в руке запустит обратный отсчет… Бомба, которая убьет тебя, как только ты ее отпустишь.

– Это же не… – начал мэр Леджер, поднимая на меня глаза.

Ли уже искал на ощупь мою руку…

Чтобы схватить и дернуть меня бегом к наружной двери…

– Бежим! – проорал он…

Но я рванулась не назад, а вперед…

Отбрасывая Тодда в сторону…

И ломясь туда, где на полу лежал труп…

Мэр Леджер даже не пытался нас пристрелить…

Он просто стоял столбом, а на лице у него разгоралось понимание…

И когда мы уже влетали в дверной проем…

И спотыкались о мертвеца…

И катились по полу и сворачивались клубком вокруг друг друга…

Мэр Леджер попытался избавиться от опасного предмета…

Выпустив его из рук…

И…

…предмет разнес его на тысячу кусочков а заодно стену за ним и большую часть комнаты в которую мы упали и жар от взрыва опалил нам одежду и волосы и сверху посыпалась щебенка мы попытались забиться под стол но что-то крепко ударило Тодда по затылку а мне на лодыжки упала длинная балка и я почувствовала как они сломались обе сломались но вопя от немыслимой боли я думала только одно она предала меня предала меня предала меня предала меня это была миссия не спасти Тодда а убить его и мэра с ним заодно если повезет…

Она предала меня…

Она опять меня предала…

А потом настала тьма.

Потом, через какое-то время, пришли голоса, голоса среди пыли и щебня… они приплыли в мою разрывавшуюся от боли голову.

Один голос.

Его голос.

Сверху, надо мной.

– Так-так, – сказал мэр. – Поглядите, кто это у нас тут.

Часть VI