Гриня медленно вошел в комнату, прикрыв за собой дверь. Осмотрелся и, присев на табурет, с легкой полуулыбкой спросил у жрицы любви, кто ее сюда прислал.
— Не знаю, мой победитель, — прожурчала она обворожительно, словно невзначай поглаживая свое обнаженное бедро с тоненькими цепочками вместо одежды. — Мне было велено прийти сюда и выполнить все твои пожелания, мой победитель.
— А еду кто принес, видела?
— Видела. Мужчины, те, что сопроводили меня сюда. Они приказали мне ждать тебя, все поставили на стол и ушли. А что, что-то не так, мой победитель? Тебе не нравится еда? Или я не в твоем вкусе? — при этих словах она чуть привстала, изогнувшись и потянувшись словно кошка. — Я многое умею, — мурлыкнула она, облизнувшись. — Ну иди же ко мне!
Гриня сглотнул, пытаясь промочить пересохшее горло, и, смахнув со лба выступивший пот, судорожно выдохнул.
Он оставался на месте, не сводя глаз с прелестницы, но боковым зрением держал под наблюдением все помещение. На первый взгляд все было как обычно, постороннего наблюдения он не чувствовал. Противоречивые мысли метались в его голове, устроив там целое сражение. Одни твердили, что он параноик, и надо брать и драть, пока есть кого. А другие орали о том, что это ловушка. Наступив на горло своему желанию, Григня приказал девушке убираться, на что она слезно молила не прогонять ее, а позволить ей отработать заплаченные Мадам деньги. Иначе та самая Мадам крепко накажет неумеху, от которой отказался клиент. Причитая и слезно умоляя, девушка поднялась с кровати и сделала пару не решительных шагов к мужчине. Она сложила в умоляющем жесте руки на груди, подбитой ланью заглядывала в глаза и приближалась. Робко, осторожно, шажок за шажком. Милая, нежная, такая беззащитная, что сердце сжалось бы от этой слезной тирады у любого, у кого оно есть. Гриня дрогнул, засомневался, тоже шагнул ей на встречу. И в этот момент поймал, буквально миг, ее взгляда. Взгляд не запуганной овечки, а расчетливой волчицы, ждущей удобного момента для смертельного броска. Хлоп ресницами — и вновь перед ним несчастная милая глупышка. От такой перемены образа он аж проморгался и словно отрезвел. Остановился, не дойдя до не пару метров. Посмотрел на нее зло, с раздражением.
Постельная утешительница смекнув, что уговорами она желаемого не получит. И вообще, кажется, она прокололась, решила идти вабанк. Это ее последний шанс. Она должна успеть. Мелькнул предмет, зажатый в хрупкой руке девчонки. И… неожиданно для Грини, она буквально бросилась на него.
Гриня отреагировал молниеносно. Подобно удаву, он зажал девушку так, что она не могла не то что пошевелиться, но даже пискнуть была не способна. Однако краткого мига хватило ей, что бы уколоть своего противника в бедро странным предметом. Этот предмет тут же выпал из перехваченной руки. Звонко брякнув об пол, он разбился на мелкие осколки. Целыми остались лишь игла и незнакомые Грине детали. Пятно на полу говорило о том, что этот предмет содержал в себе жидкость, и она не была введена в его тело. Либо была, но не вся. По крайней мере, пока он не чувствовал, что умирает. Напротив — его обуяла волна агрессии и силы.
— Вот теперь, милая, давай поворкуем с тобой по душам, если не хочешь, чтобы я сейчас стал выкручивать тебе сустав за суставом, — зло прошептал он ей в самое ухо, и в довесок к словам слегка придавил. Лицо исказилось гримасой беззвучного крика, глаза девчонки вытаращились — в них отразились адские муки. По щекам побежали теперь уже настоящие слезы.
— Ну, рассказывай, — ослабил он хватку. — Вздумаешь орать или брыкаться, пожалеешь.
— Они убьют меня! Пощади! — сипло всхлипнула девица.
Гриня вновь придавил ее. Девчонка болезненно заскулила.
— Скажу-у-у. Все скажу-у-у, — Глотая слезы, начала она говорить после того, как хватка вновь ослабла. — Ты убил их Молота, и тебя хотят на его место. Мне приказано усыпить тебя и сделать первый укол. Потом с тобой будет говорить хозяин. Соглашайся, Тень. Они серьезные люди…
Не успела она договорить, дверь в комнату распахнулась без предварительного стука. Гриня, швырнув на кровать девчонку, встал в боевую стойку, готовый биться насмерть, рвать всех голыми руками. Но драться с ним никто не собирался. Один из вошедших парней грубо схватил за руку девушку и поволок в коридор, откуда послышался звонкий шлепок и женский вскрик. Двое других остались у прохода, прикрыв двери. Третий же, подняв опрокинутый на пол стул, не спеша уселся на него и, облокотившись на стол, с интересом вперся взглядом в Гриню.
Выглядел мужчина солидно. В дорогом темно-сером костюме, на шее повязан шелковый белый платок. В руках трость с серебристым набалдашником в виде оскаленной головы иглотигра. Закрытые черные туфли, очень дорогие. Гриня видел такие у хуманов — те мастерили их по особым, древним заветам — на продажу в столицу. Аккуратно стриженная темная борода довольно выгодно подчеркивала статус немолодого, лет пятидесяти, мужчины. Он обратил внимание на темное пятно, что расползлось по доскам, тронул носком своей дорогой обуви осколки, наступил на них, нажал. Звонко хрустнуло.
— Уколола? — глаза его хищно сузились, пробежали по лицу Грини и заметив его расширенные зрачки, продолжил довольным тоном. — Уколола. И много эта шлюшка тебе рассказать успела?
— Нет. Кто ты, и что тебе от меня надо? — Гриня тяжело дышал. Ярость буквально бурлила в его крови. Стоять не было сил. Хотелось действий, движений, все крушить, ломать, убивать. И это желание — убивать его пугало больше всего. Гриня делал глубокие вдохи и протяжные выдохи, пытаясь контролировать свое уплывающее сознание.
— Ты знаешь, кто такой Вильям? — прорычал он севшим голосом, — и то, что я его боец?
Гость кивнул.
— Этот уважаемый господин заключил со мной взаимовыгодную сделку. Ты хочешь стать непобедимым и попасть в историю государства? Я дам тебе такую возможность. И еще многое другое могу дать. Как насчет этой крошки, что была у тебя? Хочешь ее на каждую ночь? Или, если желаешь, девочек будет много. Разных. А если тебя другие утехи интересуют, то и это достанем, не вопрос. Ешь что пожелаешь, пей сколько хочешь — не жизнь у тебя будет, а рай. И всего лишь два боя в месяц. — Мужчина сидел вальяжно, закинув ногу на ногу покачивая своим дорогим туфлем. Снисходительно улыбаясь он цепко смотрел Грине в глаза, рассматривая, изучая.
— Непобедимых не бывает. Как видишь, я побил твоего напичканного снадобьями бойца голыми руками. Он у тебя так разжирел, что не смог удержать собственный вес. Его бросало в пот еще до начала боя, а ты мне тут про рай толкуешь? Да ты вообще ничерта в этом деле не смыслишь! Иди ты знаешь куда…
— Погоди, не торопись с выводами. — Усмехнулся мужчина. — Подумай. Выбора у тебя все равно не много. Не глупый, вижу, понимаешь же все. А оно и к лучшему, что понимаешь. Будешь принимать снадобье перед боем. Все остальное время ты волен делать что хочешь. Ну, за маленьким исключением — не советую гулять днем. Это снадобье не любит солнца. Тебе будет… неприятно, — ехидная ухмылка исказила его холеное лицо.
— А ночью?
— Да пожалуйста, сколько угодно.
Гриня сузил глаза. Усмехнулся.
— И по какой-то причине я не уйду от тебя? Не сбегу? Так?
— Верно. — Кивнул мужчина. — Это еще один маленький недостаток — нужны повторные уколы, иначе ты погибнешь. Сам достать это снадобье ты, нигде не сможешь. А процесс смерти от его нехватки в твоем теле довольно длительный и мучительный. Поверь, тебе не захочется такого конца.
Гриня молчал, сжав кулаки так, что костяшки на пальцах побелели. Челюсть сводило от напряжения. Сердце тяжело, гулко ухало о грудную клетку. Волна ярости потихоньку откатывалась, унося с собой и силы. Бисерины пота выступили на лбу.
— Чувствуешь это да? — Довольно заулыбался незнакомец, заметив состояние Грини. — Ты получил первую дозу. Теперь тебе деваться некуда, Тень. Теперь ты весь мой. — Лучился мужчина превосходством и довольством. — Но, сейчас я тебя держать не стану. И докучать тебе, сегодня, тоже. Пока что, ты свободен. Отдыхай. Наслаждайся жизнью, боец. Можешь проваливать на все четыре стороны, — Гость встал. Довольный, он направился к выходу и, не оборачиваясь, добавил. — Но через неделю ты сам будешь меня искать. — И не прощаясь, ушел.
На краю стола остался лежать туго набитый монетами, увесистый кошель.
Гриня устало опустился на кровать, бессильно свесив руки. Взгляд его упал на небольшое пятно крови, расплывшееся по штанине на правой ноге. По спине пробежал озноб. Все тело мелко трясло.
— Сука… — в бессильной злобе процедил он, стиснув зубы. — Сука… — схватился за край кровати, стараясь не упасть.
Глава 3
Полумрак. И такой же густой, тяжелый воздух, как и свет, коего недоставало в должной мере в этом неопрятном помещении. Грязный пол, деревянные столы и лавки, запах пота и перегара — обычная обстановка для дешёвой забегаловки. Дюжина пьяных моряков гуляли сегодня в этой таверне, наводя ужас на местных пьянчуг.
Фальшивый смех портовых шлюх, гомон и мужской хохот звучали сегодня в этих стенах как никогда громко. Моряки шумели и откровенно борзели, хватая взмыленных официанток за непотребные места, и грубо донимали обычных, каждодневных посетителей. То им не понравилась троица работяг, тихо ужинавших за соседним столом, то одиноко прикорнувший за барной стойкой мужичок оказался интересен. Люди потихоньку покидали таверну, предчувствуя неприятности. Официантки в слезах наперебой жаловались хозяину заведения и отказывались обслуживать этих дикарей. Одну из ночных бабочек разложили прямо на столе и, подняв подол пестрого цветастого платья, пользовали по назначению под всеобщее улюлюканье, советы и одобрение.
— Северяне… — печаль на лице Ксандро, хозяина таверны, была вселенского масштаба. Он скривился так, словно у него в одночасье заболели все зубы разом.
Тут оставалось только одно — ждать, когда они ужрутся и отчалят восвояси, и молиться, чтобы попойка не перешла в откровенный грабеж. Можно было вызвать отряд стражников, но горький опыт подсказывал, что лучше этого не делать. Драки тогда точно не избежать — разгромят весь зал. А по утру еще и показания давать, да и вообще, протаскают и промурыжат несколько дней по допросным. Всю душу вымотают, а эти дикари один черт откупятся. И в довесок ко всему, в тот день, когда их жуткое, с черепами, судно отчалит от берега, полыхнет ярким пламенем его заведение. Проходил он уже через это. Чуть не разорился. Благо, кубышки прикопанные отрыл на пепелище, с них и поднялся вновь.