- Я же женщина, как ты меня затмишь? - очевидно, без тени шутки заявила девчонка.
“Логика?!” - кажется, подумал Цетон, но промолчал, он вообще умел мастерски промолчать, когда не стоило говорить или адресату не стоило знать некоторую часть базовой информации.
Розалинда, склонив рассеяно голову набок, рассматривала работу Цетона, а тот уже предлагал завтрак, только девушка ответила небрежно:
- Не, подожди… Продолжай, презабавное зрелище. Так все-таки, кто ты мне? Слуга или наоборот?
Цетон неоднозначно улыбнулся, сверкнув своими бесцветно зелеными глазами, выдержав паузу, ответил загадочно:
- Это уж как выберет Ворон. Кто-то предпочитает быть слугой, кто-то господином, скажу прямо - слугой намного веселее. Впрочем, какая вам разница? Кем бы я ни был, между нами пропасть, однако…
- Ты так и не сказал о цене, - оборвала девушка, но тут же, как будто и сама не желая знать ответ, продолжила торопливо и властно: - Сегодня мы продолжим расследование. И не забудь о моей сестре. Вообще, поторопись с этими ботинками.
- Немедленно завершаю, - послушался Цетон и заработал с такой стремительностью, что, кажется, его рука с щеткой просто исчезла, превратившись в неровный круг. В любом случае Розалинда потеряла к этой забаве интерес, прошла, босая, в пустующую закрытую детскую - мишка все еще лежал на прежнем месте, там, в пыльном углу. Она, преодолев неприятные ощущения несбывшегося прошлого, подняла его, отряхнула от пыли, вернулась в свою спальню, прижала к себе, да так и заснула, не отвечая на осторожные вопросы слуги, который понял, что напрасно поторопился с завтраком.
========== Часть 7 ==========
Но все-таки настало пробуждение, она помнила, что наверняка видела сон, она и не подозревала, скольких людей ее возраста мучила боль в статусе вопроса, поэтому считала себя всегда особенной, несчастной, а вот сны ей виделись обыденные, пустые мультфильмы, картонная реальность…
После всего церемониала с новым завтраком, Цетон, наконец, услышал приказ отправляться в путь, выяснилось, что раздавленная машина принадлежала матери хозяйки, как и квартира. Что творилось в офисе, предстояло выяснить.
- Возьмем такси… - рассеяно припоминала, что есть в человечьем внешнем мире, Розалинда, понимая, что порядком отвыкла от него за текущие три года. Игрушечного медведя она отчего-то взяла с собой.
- Возможно, для наших целей неплохо взять машину напрокат, впрочем, я уже обо всем позаботился, не утруждайте себя такими мелочами, - поклонился Цетон, расправляя воротник нового, теперь нежно фиолетового, пальто госпожи, но, очевидно, мыслил об ином, повторяя раз за разом, контракт за контрактом: “Да-да, мелочи. Но именно мелочи делают нашу жизнь, точнее, их жизнь, людей. И как легко они продают и разменивают вечность ради мелочей”.
Новая машина тронулась, на лице слуги порой проскальзывали следы этой его извечной мысли. Он, как и накануне, поглядывал на хозяйку в зеркало заднего вида, та, как и накануне, сползла киселем вдоль сидения, смотрела, неудобно вывернув шею, с праздно-безразличным любопытством, как в телевизор, в окно, ныне прижимая к груди запыленную старую игрушку. Цетон заинтриговано поинтересовался:
- Сия вещь, которую вы имеете удовольствие держать в руках, имеет для Вас некое символическое значение?
- Да, - коротко, как будто испуганно, отозвалась Розалинда, добавив тихо: - Она еще моя, из моего детства. Я была уверена, что они избавились ото всех моих вещей, дабы не печалиться при взгляде на них. Я, наверное, как будто умерла для них. Обо мне, наверное, старались как можно меньше говорить, а если и говорить, то, видимо, вполголоса. Да и что они могли сделать… А я за мертвенный покой на земле продала ведь вечность?
Цетон деликатно отмалчивался, все еще не раскрывая страшной тайны, словно боясь, что сорвется его некий план, который иногда сверкал отражениями волчьих зрачков в застывшей памяти веков его неподвижных глаз, пока что предоставлял госпоже свободу для измышлений о своем конце.
- Впрочем, вы не знаете наверняка, что послужило причиной развода ваших высокоуважаемых родителей, и тем более не можете знать, как о вас отзывались в последнее время, - вскоре заметил водитель, выбравший на этот раз извилистый путь по одному ему ведомым закоулкам.
- Наверное, я чувствую. Хотя… Они были так всегда добры… - размышляла девушка, созерцая свое отражение в стекле. Казалось, она пыталась восполнить все то бегство от своих изображений, которое причиняло столь много страданий в прошлом, прошедшем, а теперь вдруг табу оказалось снятым, сломленным, и оказалось не запрещенным смотреть подолгу, не мигая. А вот зачем уже смотреть… Вот ведь вопрос.
Достигли предполагаемого адреса. Цетон предусмотрительно, догадываясь о принадлежности вчерашних врагов к конкурентам фирмы, прочесал сначала все коридоры. Никого. И это никого оказалось главной загвоздкой.
- Что бы это ни было, но офиса здесь уже нет, - констатировал Цетон, с досадой качая головой, - опоздали. Наверняка вчера они скрывали последние улики.
На пустых этажах полностью обчищенного здания оставались только какие-то обрывки упаковок, сломанная мебель. Из стен торчали огрызки проводов и уже трепыхались птицами в шторм баннеры об аренде помещения. Розалинда неторопливо и задумчиво обвела многозначительным взглядом одну из обширных комнат, затем буквально впилась взглядом в слугу, проговорив:
- А нельзя было спросить напрямую у отца о деятельности матери и его темных делах? Почему ты убедил психологов, а обычного мужчину средних лет как будто специально обошел стороной?! Цетон, что ты от меня скрываешь? Это ведь не только мои враги, так?
- Давайте попробуем найти здесь улики, - торопливо пробормотал, словно оглохнув, молодой человек, усердно разбирая какие-то бумажки на полу.
- Цетон!.. - начала Розалинда, но ее настойчивая буря хладнокровного негодования оказалась сорвана одним-единственным, жалящим, подобно раскаленной лаве, звонком посреди трех пустых этажей.
- Что это? - похолодела кровь в жилах Розалинды, с учетом того, что она помнила о ликвидации всей офисной техники, вдвойне. - Они зовут…
Цетон, подхватив без церемоний на руки госпожу, подскочил к телефону, преодолев за считанные секунды как минимум три лестничных пролета, вместо «алло» он просто снял трубку, приготовившись слушать, лицо его приобрело леденяще-бледный, как будто черный, оттенок предельного напряжения и ярости, как показалось Розалинде, а голос в трубке сипло проговорил:
- Прекратите расследование немедленно, уважаемый, иначе сестра вашей госпожи поплатиться жизнью этим же вечером.
- Алина! Алина! - прошептала, оцепенев, имя сестры Лилия. Сестра и брат - единственные, за кого она боролась на самом деле, они не могли предать и являлись еще более беззащитными, чем она в свои семь и пять лет. И вот теперь Алине, застенчивой молчаливой девочке, всегда прятавшей в детстве личико возле маминых коленей, Алине, которая так звонко порой умела смеяться, когда эта ужасно никчемная старшая сестра Лилия с ней играла, Алине, которая не могла выслушать всю боль души Лилии, но могла привнести в нее хотя бы толику живительной радости, ненаглядной сестре Алине теперь ни за что, за чей-то корыстный интерес, угрожала смертельная опасность. Лед давал трещины, прорастая болью, сковывающим ужасом и безмерной искренней любовью.
- Если мы прекратим расследование, вы отдадите Алину? - четким голосом, выразительно подчеркивая интонацией необходимые слова, спросил Цетон. На другой стороне трубки послышался неприятный смех, как, в общем-то, и ожидалось:
- Много же вы хотите, а где тогда будет гарантия вашего полного повиновения?
- Каковы ваши условия? - поинтересовался Цетон.
- О! Совсем пустяк. Даже приятный для вас пустяк. Итак, вы прекращаете расследование и за двадцать четыре часа убираетесь из страны. Разве так сложно с такими-то средствами? Дом в Паланге все еще не продан. Получив подтверждение вашего отправления, мы, может быть, вышлем вам эту дрянную девчонку.
- А каковы ваши гарантии? - невозмутимо вел беседу Цетон.
- Маленькая ведьма! - вдруг послышалась брань по другую сторону проводов, спустя секунду раздался детский истошный крик, переходящий в плач. - Не пытайся сбежать, зараза.
- Алина! - закричала не своим голосом на все три этажа Лилия.
- Да, вот моя гарантия, вы ее слышали, не выполните условия - она умрет завтра утром. За вами следят, не думайте, что все это совпадения. Вас именно ведут, так что прощайте, пока-пока. Да-да! Да! Алина, скажи пока-пока своей ненаглядной сестренке, если вдруг она не выполнит наши условия.
Раздался смех, и голос в трубке оборвался гудками, нет ничего более зловещего и напоенного ядом отчаяния, чем такие вот оборванные все короткие гудки в пустоте телефонной трубки.
Розалинда выглядела чересчур спокойной, после своего истошного возгласа она словно угасла, словно все живое выплеснулось первым прошлогодним снегом, девушка обошла вокруг Цетона, спросила тихо, цедя сквозь зубы, с каким-то отвратительным наслаждением томно и делано беззаботно поправляя рыжие волосы:
- Так кто наши враги?
Цетон молчал, тогда по телу девушка прошла судорога, глаза наполнились неисчерпаемым гневом, безумным гневом, пальцы рук согнулись подобно когтям, она одним прыжком оказалась вплотную возле слуги, яростно вцепившись в лацканы его пиджака, едва не отрывая их, безумно глядя прямо в пустые глаза, шипя и восклицая:
- С кем, с кем мы воюем, я спрашиваю? С кем мы воюем, Цетон?
- Простите, госпожа, это мой величайший провал, - проговорил заученную скороговорку слуга, не давая взглянуть прямо в глаза, умея смотреть прямо, не отводя взгляда, и в тоже время, не давая разглядеть его, словно топя в вязком тумане. - Я не предполагал, что все сложится по самому худшему сценарию…
С этими словами он как будто ожил на миг, алчно и лживо блеснули его полуслепые глаза нетопыря, и чувства Розалинды оказались вновь замороженными, словно иногда Ворон намеренно позволял льду прорости весенним подснежником, как будто подбирая наилучшее сочетание, баланс… Баланс чего?