Тайна
64
Ребекка сидела рядом с Фрэнком Трэвисом в тени маяка и смотрела, как полицейские приближаются к острову по воде. Пока это были только пять точек на горизонте: по словам Трэвиса, то были суда, предоставленные береговой охраной, одно из которых везло две патрульные машины и машину скорой помощи, а также мобильную криминалистическую лабораторию.
Сейчас Трэвис молчал, словно чувствовал, что Ребекке не до разговоров. После того как он застрелил Лиму на лесопилке, он отвел ее подальше от мертвого тела, обратно к «джипу чероки». Сидя в своей машине, Ребекка держалась какое-то время, но когда он позвонил в службу 911 по своему мобильному телефону, она больше не смогла сдерживаться и начала плакать. Несмотря на то что Трэвис еще не закончил разговор, он вернулся, распахнул дверцу машины и положил руку ей на плечо. А потом сообщил ей, что полицейские уже в пути, и остался рядом с ней, позволяя ей выплакаться.
Через некоторое время Ребекка спросила, может ли он дать ей свой мобильный: ей вдруг отчаянно захотелось позвонить домой. Он вручил ей телефон и сказал, что оставит ее на время и вернется туда, где лежало тело Лимы. Сначала Ребекка просто сидела, глядя на телефон, и не могла поверить, что прямо сейчас она позвонит и никто не попытается ее остановить. «Мне нужно поговорить с дочками. Больше ничего. Я так долго этого ждала!» – подумала она. Это была ее вторая попытка – первая состоялась в домике у Калеба и была неудачной. На сей раз некому было встать у нее на пути. Ей оставалось только набрать номер.
Вот только она не знала, что скажет своим дочкам.
Как она сможет объяснить свое пятимесячное отсутствие двум девочкам, которые еще слишком малы, чтобы осознать происшедшее? Ведь для Киры и Хлои никаких полутонов и нюансов пока не существовало.
Пока они знали одно – их мать оставила их и не вернулась домой.
Но Ребекка решила, что сейчас ей будет достаточно просто услышать их голоса, а объясниться с ними она сможет позже.
Трудности начались сразу же: она не смогла вспомнить номера мобильных телефонов Ноэллы и Гарета. Так же в отношении бывшего мужа ее продолжал грызть червь сомнения: она никак не могла забыть о письме, которое нашла в электронной почте Карла Стелзика. Ребекка оторвала взгляд от экрана телефона и увидела Трэвиса, пробирающегося обратно к ней через высокую траву. В отставном детективе было что-то такое, что заставило ее поверить ему безусловно и безоговорочно. «Он защитит меня от Гарета, если есть от чего защищать. Точно также как он остановил того, кто пытался меня убить», – подумала она.
Ребекка решительно взяла в руки телефон, набрала свой домашний номер и нажала на клавишу «Позвонить».
Соединение не сорвалось, звонки шли и шли, но ответа не было.
У Ребекки защемило сердце. Сразу же подумалось о чем-то плохом, но она постаралась собраться и позвонила в справочную, чтобы узнать номер телефона Ноэллы. Оператор соединил ее, но Ребекка попала на автоответчик.
– Привет, это Ноэлла, – раздалось в трубке. – Оставьте сообщение, и я обязательно с вами свяжусь.
Услышав голос Ноэллы, Ребекка опять начала плакать и отключилась перед гудком о начале записи на автоответчик. Ей не хотелось сообщать лучшей подруге о том, что она жива, таким способом. Ребекка вновь позвонила в справочное и попросила соединить ее с рекламным агентством «Мендельсон», в котором работал Гарет.
– Извините, но я не могу вас соединить с ним, мэм, – ответила секретарша в агентстве.
– Почему?
– Такого сотрудника у нас здесь больше нет.
– Что случилось?
– Гарет Руссо больше у нас не работает. Он уволился в конце февраля.
– Куда он перешел? Как я могу его найти?
– Боюсь, больше я ничем не могу вам помочь.
Ребекка нажала на клавишу отбоя. Ее голова горела, от волнения ее затошнило. Почему Гарет поменял работу? А если он уехал из Нью-Йорка? Взял ли он с собой девочек? Ребекка судорожно попыталась вспомнить название фирмы, где работала Ноэлла, постаралась понять, с кем ей еще стоит экстренно связаться.
– Как вы? – участливо спросил Трэвис, возвращаясь к машине.
– Не могу ни до кого дозвониться.
Ребекка не хотела снова плакать при нем. Да, пять месяцев одинокой жизни на острове и сражение с убийцами ее закалили, но теперь, когда она была так близка к тому, чтобы вернуться домой, вновь обнять своих дочерей, она оказалась вся во власти ужасных предчувствий и ощущения странной неопределенности.
– Все будет хорошо, – успокоил ее Трэвис.
– Я просто хочу поговорить с ними, – прошептала Ребекка.
– Конечно.
– Я не могу связаться ни со своим бывшим мужем, ни с лучшей подругой.
– Не переживайте. Мы их для вас отыщем.
– У Гарета на работе сказали, что он уволился. Вдруг он переехал и взял девочек с собой?
– Ребекка, послушайте меня! Успокойтесь и просто дышите. А то у вас сейчас будет приступ паники, а это никуда не годится. Сегодня же вечером будете дома.
«Я возвращаюсь домой, но одна, без любимого брата…» – пронеслось у ней в голове.
– Вы нашли Джонни?
– Нет, – ответил Трэвис. – Пока нет.
Казалось, он хочет что-то добавить к сказанному, дать ей хотя бы крохотную надежду увидеть брата живым, но не решается ей лгать. В течение всех пяти месяцев Ребекка позволяла тешить себя этой надеждой, но прекрасно осознавала ее несбыточность.
Ее брат никогда не бросил бы ее одну. Даже если он думал, что она мертва, он бы обязательно вернулся за ней. Он всегда возвращался.
И причина, по которой он этого не сделал, была очевидна.
65
Трэвис сказал Ребекке, что они должны забрать его машину с того места, где он ее оставил – на объездном шоссе, к северу от лесопилки, – а затем они вернутся к маяку, куда по просьбе Трэвиса должны были прибыть полицейские силы. Когда они ехали назад, у края дороги им бросился в глаза «додж рам» со смятым капотом и разбитым лобовым стеклом. Увидев пустое водительское кресло, Ребекка ощутила сильнейший приступ тревоги.
– А где Хайн?
– Пропал.
– И вы не знаете, где он?
– Его точно не было в пикапе, когда я проезжал мимо.
Действительно, преследователя Ребекки не было, но остались его следы. Слабые отпечатки ног, запятнанные кровью, вели от водительской дверцы через дорогу в направлении маяка. Трэвис с Ребеккой подъехали туда, и бывший детектив осмотрел здание, ничего не нашел внутри, но обнаружил еще один кровяной след снаружи, шедший мимо маяка к кромке воды.
– Не было ли здесь пришвартованной к причалу лодки или катера? – спросил он Ребекку, явно подозревая, что Хайн мог воспользоваться каким-то маломерным водным транспортом, но Ребекка не могла вспомнить. Она много раз проезжала мимо маяка, но либо никогда не видела никаких лодок или катеров, либо просто не обращала внимания, помня о своих провалившихся попытках покинуть остров по воде.
Некоторое время они напряженно вглядывались в горизонт в том направлении, куда мог бы направиться Хайн, но море в той стороне было огромным, серым и совершенно пустым.
– Он все еще может быть на острове, – сказала Ребекка, содрогнувшись от одной этой мысли.
– Если да, то его найдут, – утешил ее Трэвис. Он указал на идущие в их сторону полицейские катера. – Если он ранен, ему далеко не уйти. А если спрячется, то его поищут с собаками. Его запаха в салоне пикапа достаточно, чтобы ищейки взяли след.
При упоминании о собаках Ребекка вспомнила о Рокси, о том, как заперла ее в комнате в общежитии, и ее сердце упало. Сбивчиво и торопясь, она рассказала Трэвису историю собаки и где она находится, а Трэвис заверил ее, что они вернутся за Рокси, как только прибудут представители власти. «Мы должны дождаться указаний полицейских, когда они здесь появятся», – добавил он.
Какое-то время они оба молчали, но без ощущения неловкости, а потом возобновили разговор, и Ребекка поймала себя на том, что вдумчиво и неторопливо рассказывает Трэвису, что произошло на острове, и то, как она выживала здесь совершенно одна. Поговорили они и о той ночи, когда Хайн и Лима сошли на берег в поисках ее тела, чтобы его спрятать, а затем речь зашла о Калебе, и Ребекка вспомнила, что оставила капитана порта раненым в его домике. Трэвис позвонил одному из руководителей прибывающей группы полицейских и попросил отправить скорую помощь прямо в Хелену. Вскоре после этого Ребекка и Трэвис увидели, как одно судно отделилось и направилось в сторону гавани.
– Как меня могли оставить на острове, Фрэнк? Забыть, как ненужную вещь?
Трэвис сокрушенно покачал головой, как будто ожидал этого вопроса, и пустился в разъяснения:
– Я сделал несколько звонков, и вот что мне удалось выяснить. По идее, в порту должны записывать номера всех автомобилей, которые съезжают с парома на остров и которые возвращаются на материк, чтобы знать, кто тут остается. Нормальная практика для уединенного клочка земли, куда по пять месяцев в году нет доступа. Но оказалось, что несколько последних лет эти записи вести перестали. В основном на острове живут рыбаки из экипажей судов, ведущих лов, и эти же суда их отсюда забирают. Вот местные власти и расслабились.
Ребекка закрыла лицо руками.
– Мне очень жаль, что вам пришлось столько пережить, – добавил Трэвис.
– Вам не за что извиняться. Вы-то как раз меня нашли. Как вам это удалось? – спросила Ребекка.
– Вы слышали о женщине по имени Луиза Мэйсон?
Она вспомнила коридор общежития, листы бумаги на стене, отрезки бечевки, скреплявшие их. Когда Ребекка писала имя Луизы, она не знала ее фамилии. Та никогда не была в списке подозреваемых, но от нее тянулись нити к Кирсти и к Джонни.
К ее брату!
– С ней встречался Джонни?
– Верно. Она исчезла еще в сентябре.
– Боже мой, она тоже пропала?
Трэвис снова кивнул:
– Ваш брат был одним из последних, кто видел ее живой. Скажу честно, в какой-то момент я даже решил, что Джонни может быть каким-то боком причастен к ее исчезновению. Как раз в тот момент в участок кто-то позвонил с намеками на вину вашего брата. Мы так и не узнали, кто проявил инициативу, но я начал повторную проверку и узнал, что и он, и вы с тридцатого октября числитесь пропавшими без вести. Все три исчезновения имели четкую и очевидную связь. Я начинаю думать, что тот, кто нам позвонил, мог быть одним из ваших преследователей. Не знаю, по какой причине он это сделал, но, возможно, почувствовал, что я слишком близко подобрался к разгадке. Может быть, кое-кому понадобилось переложить вину на Джонни, чтобы защитить себя.
После этого Трэвис рассказал Ребекке о данных пеленга сигналов их мобильных телефонов вышками сотовой связи:
– Мне с самого начала показалось, что тут что-то не так. Почему вы двое оказались в Коннектикуте? У вас, насколько я знал, не было никаких связей с этим штатом. Никто не сообщил, что видел ваш «джип чероки» в Стэмфорде или его окрестностях, и дорожные камеры ваш автомобиль не зафиксировали. Когда я уже ушел в отставку, но вернулся в полицию в качестве внештатного работника, то есть в феврале и марте, я снова связался с полицией Коннектикута, и они не смогли меня ничем порадовать. Я понял, что был прав в своих подозрениях относительно того, что Коннектикут – это ложный след, когда мне попалось видео с камеры видеонаблюдения в гавани Монтаук, снятое тридцатого октября. На нем четко видно Лиму за рулем «шевроле», принадлежащего Стелзику, когда автомобиль съезжает с парома на материк. Негодяй взял оба ваших мобильных телефона и отправился с ними в Коннектикут, чтобы сбить с толку полицейских, которые решат покопаться в деле. Он прекрасно знал, что сигнал телефонов будет запеленгован на всем протяжении этого маршрута. Судя по тому, что вы мне рассказали, Хайн хотел, чтобы Лима отогнал под Стэмфорд вашу машину, но тот забыл забрать у вас ключи, прежде чем попытался убить вас. И решил, что тогда имеет смысл избавиться от «шевроле» Стелзика. План направить полицейских на ложный след в другом штате остался в силе и был реализован с помощью другого автомобиля.
Трэвис с горечью усмехнулся, словно извиняясь за собственную нерасторопность и халатность своих коллег, а затем продолжил:
– Я посмотрел ту самую запись из гавани Монтаука неделю назад, после чего ждал первого парома на остров. Клянусь, эта неделя показалась мне длиннее целого года. Даже не могу себе представить, каково приходилось вам. Если бы я все еще работал в полиции, я бы сразу распорядился послать сюда катер с полицейскими, чтобы узнать, что произошло. Но поскольку я теперь внештатник, то сначала решил предупредить свою бывшую напарницу – она по-прежнему работает в полиции Нью-Йорка – но возникли разные обстоятельства…
Трэвис смущенно замолчал.
– Фрэнк, продолжайте, пожалуйста, – попросила Ребекка.
– Извините, мне просто неловко, что я сразу не решился организовать для вас помощь. Понимаете, моя бывшая напарница замолвила за меня словечко перед начальством в Нью-Йорке, чтобы меня взяли внештатником, и я многим ей обязан. Если бы не она, мне вообще не удалось бы добыть эту видеозапись из Монтаука, понимаете? Вот поэтому мне и не хотелось втягивать ее в это.
Трэвис замолчал, и Ребекке показалось, что Трэвис что-то не договаривает. Но он продолжал:
– И вот я сижу как на иголках всю неделю в ожидании этого чертова парома, чтобы наконец-то получить ответы на свои вопросы, и можете представить себе, что я вижу, въезжая на стоянку перед паромом в порту Монтаука?
Ребекка покачала головой.
– Я вижу Лиму собственной персоной. Сижу в машине в ожидании парома, а тут появляется эта парочка на пикапе и тащит за собой автоприцеп. А когда один из них выбирается из машины, чтобы отлить, он оборачивается, и я вижу его лицо и понимаю, что это – тот самый человек, которого я видел на записи за рулем машины Стелзика.
– Значит, вы последовали за ними?
– Да, но пришлось сделать все, чтобы не попасться им на глаза. Я подумал, что если в участок по поводу Джонни звонил один из них, то они знают, как я выгляжу. Мое фото появлялось в газетах, когда я еще служил в «убойном», поэтому я не хотел рисковать. По машине они бы меня не смогли опознать, потому что я ее арендовал, а вот в лицо бы точно узнали. Поэтому я заехал на паром последним и все время оставался в автомобиле, не поднимался на палубу для пассажиров. Оказавшись на острове, эти двое направились на восток, к месту раскопок. Изначально я хотел пойти к капитану порта, чтобы навести справки о вас с Джонни, но таков был мой план еще до того, как Лима появился на причале в Монтауке. Пришлось сменить тактику. Я последовал за ними и ждал их над лощиной Симмонса, спрятавшись за старым зданием. Они вернулись часа через полтора с вашим «чероки» на автоприцепе. У меня сердце упало. Я подумал, что раз они избавляются от вашей машины, вы с Джонни мертвы. И тут эти двое начали спорить. Они орали так громко, что даже оттуда, где я прятался, можно было понять, что у них все идет не по плану. К этому времени они начали сомневаться в том, что им удалось вас убить. Именно поэтому Лима отправился к капитану порта и показал ему вашу фотографию. Хайн хотел заправиться, поэтому он высадил Лиму на главной улице, а затем развернулся и поехал обратно. Потому-то Лима и был один. Я не мог поехать за Хайном, потому что на дорогах совсем не было транспорта, и он бы сразу же понял, что за ним следят. Так что оставалось только одно: сидеть в своей машине в Хелене и ждать, что предпримет Лима. Я понятия не имел, что вы были с капитаном порта в его домике, иначе пришел бы туда тотчас.
– Не сомневаюсь, что вы бы так и поступили, – сказала Ребекка.
Трэвис сокрушенно покачал головой, понимая, что принял тогда неверное решение.
– Хайн и Лима не могли покинуть остров, пока паром не ушел, – продолжал он, – поэтому я знал, что время у меня есть. Перед тем как прибыть на остров, я поговорил с коллегой Карла Стелзика в Музее естественной истории по имени Гидеон Берроуз. Именно этот человек в свое время сообщил о пропаже Стелзика, он же рассказал мне, что на острове Стелзик остановился в общежитии на северном побережье. Поэтому я решил, что отправлюсь туда и хорошенько осмотрюсь. Я был совершенно уверен, что Стелзик погиб и его тело спрятано где-то здесь на острове. По тому, что вашу машину убийцы погрузили на автоприцеп, я решил, что вы с вашим братом тоже мертвы. Но у меня до сих пор не было ничего, что помогло бы разгадать загадку исчезновения Луизы.
– Вы что-нибудь нашли в общежитии?
– Нет, не успел до него доехать. Я двигался по объездной и находился к северу от лесопилки, когда услышал совсем рядом страшный грохот. Развернулся и вскоре оказался на месте аварии – там, где машина с Хайном и Лимой врезалась в дерево. Впрочем, сейчас все это уже не имеет значения. Думаю, сейчас вам важнее вот это.
Трэвис протянул Ребекке свой мобильный и взглядом постарался ее подбодрить.
– Я написал сообщение своей бывшей напарнице, о которой вам говорил, и попросил узнать для меня несколько телефонных номеров.
Ребекка взяла телефон. На экране было сообщение от женщины, которую Трэвис занес в контакты как «Эми». И в нем два номера мобильных телефонов.
Один Гарета. Другой Ноэллы.
– Бьюсь об заклад, двум маленьким девочкам нужно как можно скорее услышать новости об их маме, – проговорил Трэвис.
У Ребекки задрожали руки, когда она нажала на номер Гарета.
Телефон начал звонить, и она посмотрела на время. Еще не было четырех часов, и Гарет вряд ли дома. Девочки наверняка еще в детском саду или с няней, если Гарет для них ее нанял. А вдруг он решил начать жизнь сначала и куда-то переехал? Например, к той женщине, с которой у него был роман? Может быть, она уже сумела заменить девочкам их мать?
– Алло, я слушаю! – раздалось в трубке.
66
Время для Ребекки остановилось.
– Алло! – снова произнес голос в трубке.
– Гарет?
Долгая, мучительная пауза.
– Бек! Бек, это ты?
– Да, – ответила Ребекка. Она не понимала, что чувствует, не знала, что говорить. Телефон звонил так долго, что казалось, никто не ответит.
Но Гарет ответил, и теперь она не знала, что сказать.
– Бек? Это ты? Ты меня слышишь?
– Конечно. Я здесь.
– Где ты была, черт возьми?! – голос Гарета дрожал, в нем слышалось не только облегчение, но и гнев. – Мы думали, что тебя нет в живых. Ты не звонила, никак не давала о себе знать…
– Меня пытались убить.
– Что?!
– Меня пытались убить, – хрипло повторила она, пытаясь сдержать рвавшиеся из глаз нахлынувшие слезы. – Мы с Джонни прибыли на этот проклятый остров, и за нами начали охоту. Я до сих пор не знаю, что с Джоном, и я осталась на острове совсем одна. Я не могла вернуться домой.
Она замолчала, вытирая слезы.
– Бек?!
– Я провела здесь одна все пять месяцев.
– На острове?!
– Да, у берегов Монтаука.
– Черт возьми, Бек. С тобой все в порядке? – Гарет явно понял, какой это глупый вопрос, сразу после того, как его задал. – То есть ты не ранена? Мне звонить в службу спасения?
– Со мной все в порядке. Здесь полиция.
Она взглянула на Трэвиса. Они проехали около мили по берегу в направлении Хелены, где причал вдавался в океан. Это была ближайшая к маяку точка, до которой могли добраться полицейские катера так, чтобы не сесть на мель при выгрузке автомобилей с оборудованием. Трэвис оставил Ребекку в арендованном автомобиле и спустился вниз к самой воде, чтобы встретиться с полицейскими.
– Черт возьми, – снова сказал Гарет. – Бек, я… У меня даже слов нет. Поверить не могу…
– Не переживай, – проговорила она.
– Мне к тебе приехать? Тебя нужно откуда-то забрать?
– Нет, все нормально. Ничего не нужно. Я скоро буду дома. – Она опять заплакала, потому что все пять месяцев борьбы за жизнь не позволяла себе поверить в это. – Позвонила на всякий случай, хотя и не знала, вдруг ты на работе, – пробормотала она, и всхлипнула от нормальности и обыденности этой фразы на фоне всего того, что с ней случилось.
– Все хорошо, Бек. Я перешел в другую фирму и теперь по полдня работаю из дома. Надо было что-то придумать после того, как ты… исчезла… – Он пока не понимал, как облечь в слова то, что она ему только что рассказала. – Ну, то есть с ноября прошлого года. По утрам отвожу девочек в детский сад, а потом они здесь со мной. Мой босс и коллеги уже хорошо знают их голоса, потому что часто слышат их во время наших рабочих созвонов. Пока претензий у них нет, – по голосу Гарета можно было понять, что теперь он улыбался. – В общем, я справляюсь, и довольно неплохо, – добавил он и замолчал, словно понял, насколько бесчувственно это могло прозвучать.
Ребекка подумала об электронном письме, которое Гарет отправил Стелзику, о том, что так и не вычеркнула своего бывшего мужа из списка подозреваемых, о вопросах, на которые она жаждала получить ответы, но все это отошло на второй план:
– Могу я поговорить с девочками? – проговорила она.
– Да, – ответил Гарет. – Да, конечно.
– Они рядом с тобой?
– Да, они здесь.
Но теперь в голосе Гарета прозвучала нерешительность.
– Да, – снова сказал он. – Одну секунду.
Она услышала, как он положил трубку и прокричал: «Кира! Кира, иди сюда, малышка!» А потом она услышала слабый отзвук шагов, скрип старых ступенек под ногами Гарета, поднимавшегося на второй этаж, и после этого наступила тишина.
И в этой тишине она кое-что поняла.
«Он сказал им, что я умерла!»– с пугающей ясностью пронеслось у нее в голове.
Вот почему он оставил мобильный телефон внизу вместо того, чтобы взять его с собой наверх. Вот откуда взялась нерешительность в его голосе. В конце концов, его можно было понять. Месяца через два-три, не имея никаких вестей от нее или Джонни, никаких указаний на то, куда они исчезли и почему не вернулись домой, Гарет понял, что должен сказать Кире – потому что Хлоя была еще слишком мала – правду или одну из возможных версий этой самой правды. Он должен был объяснить ей, почему ее мама не живет с ними, почему она не кормит их завтраком утром и почему не укладывает их в постель вечером.
И тогда он сказал им, что она умерла.
– Алло?
Голос Киры появился из ниоткуда.
– Кира?
Молчание.
– Кира, это ты, детка?
В ответ гробовая тишина.
– Кира?! Кира?!
«Почему она не ответила? – пронеслось в голове Ребекки. – Она не отвечает, потому что не понимает, кто я. Я для нее чужая. Она не помнит мой голос».
– Кира, малышка, все в порядке, это я – твоя мама.
Еще более долгое и пугающее молчание.
– Кира, – всхлипнул Ребекка, – ты ведь помнишь маму?
В трубке не было слышно ни звука, ни даже дыхания дочери, и на этот раз Ребекка сломалась. Она скорчилась с трубкой в руке и залилась всеми невыплаканными до этого слезами. Ее плач был неистов, как зимние штормы, бушевавшие над островом, горек, как жестокость ее одиночества, мучителен, как каждый порез, каждый синяк и каждое растяжение мышцы или связки, которые она претерпела за все эти дни. Трэвис вернулся с пристани и смотрел на нее, но ничем не мог ей помочь.
Никто ничем не мог ей помочь…
– Боженька послал тебя обратно? – раздался в трубке голос дочери.
Сердце Ребекки остановилось.
– Кира!
Ребекка тотчас вытерла глаза, высморкалась.
– Бог послал тебя обратно? – повторила Кира тихим, сдержанным голосом, с несвойственной ей застенчивостью. Но это точно была она. Это был голос, который Ребекка жаждала услышать каждый день в течение последних ста пятидесяти двух дней.
– Да, детка, – ответила Ребекка. – Боженька отпустил меня обратно к вам.
– Папа сказал, что ты теперь на небесах.
– Знаю, детка, знаю.
– Так ты все еще на небесах?
– Нет, дорогая, – тихо сказала Ребекка и решительно вытерла глаза. – Нет, на небесах мне больше делать нечего. Я возвращаюсь к вам. Я скоро буду дома.
67
Полицейские развернули свой штаб в помещении магазина, служившего одно время пристанищем Ребекке. Теперь там поставили столы, несколько стульев и оборудование для записи допросов. Крыша магазина протекала, и ведро, подставленное Ребеккой под протечку, переполнилось. Местные сказали полицейским, что владелец магазина обычно возвращался на остров не раньше мая, и Ребекка услышала, как кто-то из сотрудников разговаривает с ним по телефону, сообщая о необходимости использования его магазина. Позже пришел кто-то из рыбаков, чтобы починить протекающий потолок. Все время, пока он работал, он с любопытством поглядывал на Ребекку.
Она сидела за столом с бутылкой воды перед собой и одеялом на плечах и наблюдала через дверь, как на улице Фрэнк Трэвис разговаривает с детективами из полиции округа Саффолк. Прошло четыре часа с тех пор, как он нашел ее возле лесопилки, три часа после ее разговора по телефону с Кирой и Гаретом и два часа после того, как полицейские решили отвезти ее в Хелену для допроса. Трэвис рассказал ей, что эксперты все еще находятся у маяка, собирая улики внутри пикапа и вокруг него в оранжевом сиянии заката, а поисковые группы прочесывают остров в поисках Хайна.
Никаких его следов они пока не нашли.
Сейчас Трэвис разговаривал с женщиной-детективом по имени Баунерс – стройной, привлекательной женщиной лет сорока. Казалось бы, Трэвис внешне был ее полной противоположностью: старше ее как минимум на десять лет, погрузневший, с сединой в темных волосах и бороде. Во время разговора с Баунерс он достал блокнот и надел очки для чтения. Но ни этот жест, ни его внешность не делали его старым в общепринятом смысле слова. В нем была энергия, жизненная сила. Ребекка вспомнила, что такое часто случалось с врачами, вышедшими на пенсию: когда их приглашали консультировать или читать лекции, в них как будто что-то загоралось. Словно бы им удавалось сбросить груз прожитых лет и выбраться из ловушки времени.
Трэвис и Баунерс прервали разговор и скрылись из виду. Через пару минут Трэвис вернулся.
С ним была Рокси.
Ребекка радостно воскликнула. Как только собака услышала голос Ребекки, она начала рваться на поводке. Трэвис улыбался, из последних сил пытаясь сдержать порыв Рокси, а Ребекка выскочила из-за стола и кинулась навстречу своей любимице. Женщина и собака прижались друг к другу, и долгое время Ребекка не отворачивала лица от горячего влажного языка Рокси.
Через некоторое время в помещение штаба вошла Баунерс.
– Здравствуйте, Ребекка, – сказала она, садясь рядом с Трэвисом. – Я знаю, как сильно вам хочется вернуться домой. Пять месяцев одна в этом диком месте… – Женщина-детектив замолчала. – Проблема в том, что мы находимся в ста милях от материка, на острове, где есть только одна вышка сотовой связи, нет ни интернета, ни нормального полицейского участка. Когда мы вернемся в Монтаук, драгоценное время будет упущено. Поэтому я хочу прямо сейчас допросить вас, прежде чем вы отправитесь на материк. Это возможно?
– Думаю, да, – ответила Ребекка.
– Давайте я запишу нашу с вами беседу на камеру. Так будет проще всего, – сказала Баунерс. Получив утвердительный кивок Ребекки, она снова вышла на улицу и двинулась в сторону гавани, где, как знала Ребекка, был припаркован грузовик с оборудованием, которое полицейские привезли с собой. Она тут же вспомнила о Калебе и спросила Трэвиса, как себя чувствует капитан порта.
– Пока рано говорить, но врачи думают, что с ним все будет в порядке, – заверил ее Трэвис.
Она кивнула, вновь уставилась в окно, и оба они замолчали. Ей нужно было задать еще один вопрос, но она сомневалась, что хочет получить на него ответ. Наконец она решилась:
– Джонни нашли?
– Пока нет. Мне очень жаль, Ребекка.
Но это было еще не все.
Взгляд Трэвиса был прикован к предмету, который Баунерс принесла с собой и оставила лежащим между ними. Ребекка никак не мог разобрать, что же это было. Когда Трэвис вновь поднял на нее глаза, он выглядел очень огорченным.
– Они нашли только это, – сказал он и положил на стол между ними прозрачный пластиковый пакет с надписью «Вещественное доказательство». Внутри был бумажник.
Плечи Ребекки поникли.
– Это вещь Джонни? – спросил Трэвис.
Она кивнула.
– Где его нашли?
– На маяке.
– На маяке? Как бумажник Джонни там оказался?
– Мы пока не знаем, – сказал Трэвис.
– Но его тела там нет?
Даже сейчас она с трудом могла выговорить это слово по отношению к Джонни. Ребекке подумалось, что вряд ли она могла не заметить бумажник брата во время своего посещения маяка, но потом сама себе ответила, что она даже не думала искать там что-то подобное.
– Нет, – тихо ответил Трэвис. – Мы его еще не нашли. Извините, Ребекка.
После этого они некоторое время молчали.
– Знаете, – нарушил тишину Трэвис, – я не рассказывал вам раньше, но, когда мне было восемь лет, мои родители привезли меня сюда. Я помню Мейн-стрит в годы процветания, – он с грустью посмотрел в окно. – Посмотрите на меня и представьте себе, как давно это было. Я ведь уже человек немолодой. Вообще-то в шестидесятые Вороний остров был тем местом, куда ездили отдыхать только богатые и знаменитые, но мой старик в кои-то веки решил удивить нас с мамой. Посадил нас в нашу ржавую тачку и повез в Монтаук, а там мы заехали на паром. Мы с мамой дар речи потеряли. Правда, остановились в самом дешевом отеле на острове, потому что другого мы себе позволить не могли. Но какое это имело значение, раз отец смог отвезти всю семью в отпуск на Вороний остров?
– И мы были такими, я имею в виду – бедной, но сплоченной семьей.
– Правда?
– Я вам говорила, что мой отец тоже был полицейским?
– Нет, вы не рассказывали, но я это знал. Когда я разговаривал с Джонни в прошлом году, он сказал, что ваш отец служил в 68-м участке.
После упоминания Джонни в их разговоре наступила короткая пауза.
– Ну, в любом случае, – продолжала Ребекка, – можете себе представить, как жила семья с тремя детьми на зарплату полицейского. Я до восемнадцати лет находилась в Англии, но, когда я возвращалась на летние каникулы, мы обычно ездили в одно и то же место: на пляж Юнион. По-другому у отца вывезти нас к морю не получалось, но нам там очень нравилось.
Трэвис кивнул.
– Ваш отец умер пару лет назад, верно?
– Да.
– А еще один ваш брат?
– Майк? – Ребекка горько усмехнулась. – Его тоже больше нет с нами. Погиб.
Они снова замолчали, оценивая сложившуюся мрачную картину. Отец Ребекки в могиле, Майк мертв, а теперь и Джонни…
От всей семьи Мерфи осталась только она, Ребекка.
– Хотите услышать от меня сегодня еще кое-что странное? – спросил Трэвис. Он помрачнел и внезапно стал казаться старше. – Когда сегодня утром я оказался в Монтауке, у меня возникла какая-то совершенно неуместная ностальгия по детству и желание немедленно вновь оказаться на Вороньем острове. И хотя меня трясло от страха и охотничьего азарта, когда я увидел Лиму перед паромом, в голове у меня теснились воспоминания о том, как мы с мамой строим замки из песка на местном пляже. Но, знаете, как только паром отошел от причала, все изменилось. Я понял, что в моей жизни начался какой-то новый этап. Дело было не только в том, что я узнал Лиму и понял, что они с Хайном что-то замышляют. И не в том, что я чувствовал, что между исчезновением вас, вашего брата и Луизы есть какая-то связь, хотя и не мог этого доказать. Тогда на пароме я решил, что вы с Джонни лежите где-нибудь в могиле на затерянном в океане острове, а негодяям, за которыми я следил, это снова сойдет с рук, как и в случае с Луизой. Мне казалось, что я подвел вас точно так же, как подвел Луизу.
Он взглянул на Ребекку, и что-то неуловимое появилось в его взгляде. Сначала Ребекка подумала, что это печаль по пропавшей художнице, и, возможно, так оно и было. Отголоски чувства утраты, возникшего, когда Трэвис уверовал в то, сколько еще печальных открытий готовил ему остров.
Но дело оказалось не в этом.
– Не далее как сегодня утром, когда я ехал в Монтаук, я и не думал, что найду вас живой. Но то, как упорно вы боролись за жизнь, цеплялись за каждую возможность, чтобы выжить и вернуться домой, – это, наверное, самое впечатляющее, что я видел в своей жизни. Самый храбрый поступок! – теперь Трэвис смотрел прямо в лицо Ребекке и глаза его сверкали. – Понимаю, что чертовки многого у вас прошу, гораздо больше, чем следует. Знаю, как вам хочется прямо сейчас оказаться дома и обнять своих дочек, но я прошу еще немного вашей храбрости, Ребекка, вашей отваги.
Детектив Баунерс вернулась.
– Вы – наш ключ, Ребекка! – произнес Трэвис.
– Ключ?
– Я не знаю, почему убийцы хотели вашей смерти. Я до сих пор понятия не имею, что случилось с Луизой. Но есть одна вещь, которую я знаю точно, – со значением произнес Трэвис.
Он наклонился к ней поближе:
– Где-то в вашей голове спрятан ключ ко всей этой печальной истории.
Смена личности
Она ехала домой в такси, когда Тиллман позвонил ей на мобильный. За день до этого он дал ей номер своего нового предоплаченного телефона, и он моментально отложился в ее тренированной памяти. Она прекрасно знала, что он никогда не позвонит без причины.
Она приняла звонок со словами:
– Сейчас два часа ночи!
– Знаю, но нам нужно кое-что обсудить.
– В два часа ночи?
– У нас могут быть проблемы.
– И это не может подождать до утра?
– Речь идет о Трэвисе.
У нее перехватило дыхание:
– Что с ним?
– И Акселя это тоже касается.
Она постаралась сохранить самообладание:
– Я слушаю!
– Может, нам лучше встретиться?
Значит, проблема действительно серьезная. Она стала лихорадочно выбирать место такой встречи.
Она не хотела, чтобы Тиллман приходил к ней домой. Она всячески избегала любых ситуаций, когда их могли бы видеть вместе, особенно сейчас. Слишком многого стоила ей ее новая работа. Ей меньше всего хотелось, чтобы кто-то обсуждал ее решения и предпочтения, пока она окончательно не освоилась в своей должности. Она сказала:
– Я думала, что все вопросы решены.
– Я сразу предупреждал, что легко нам из этой истории не выбраться, – Тиллман был на взводе. Она поняла это по его голосу. – А сейчас я узнаю, что Трэвиса допустили до пересмотра нераскрытых дел. Неужели не ясно, насколько это глупо и опрометчиво?
– Дело Луизы Мэйсон давно умерло и похоронено.
– Помяни мое слово, раз Трэвис снова в полиции Нью-Йорка, он возьмет след.
– Я проверила все старые дела, которые ему всучили, и там ловить нечего.
– Да ты просто не врубаешься. Трэвис не идиот. Он умный и упертый мужик. И еще он отличный коп! А вы только что взяли и предоставили ему доступ к системе. – Она услышала панику в его голосе. – Я еще раньше говорил, что добром это не кончится. Из-за того, что Аксель сотворил в тот вечер, нам пришлось что-то экстренно придумывать, а теперь угроза вполне реальна. Пойми, Аксель – большая проблема. Он всегда был проблемой.
Она закрыла глаза. Она знала, что этот день наступит, вспомнила, как Тиллман предупредил ее о неизбежном в последний раз, когда они встречались, когда сидели вместе на скамейке в конце 15-го пирса. И хотя тогда она просила об отсрочке и Тиллман выполнил ее просьбу, она знала, что следующей отсрочки быть не может.
Когда она снова открыла глаза, то в окне такси мельком увидела свое отражение. Очерк лица с прижатым к уху телефоном, лишенный цвета, за исключением отсвета копны волос. «Я – словно призрак, – подумала она. – Бесприютный, неприкаянный…»
– Трэвис знает обо мне? – спросила она.
– Нет.
– Ты уверен? А про тебя он знает?
– Нет, совершенно точно.
– Ты правда в это веришь?
– Да, потому что сразу же после благотворительного ужина пришлось пойти на смену личности.
Она взглянула на таксиста, внезапно осознав, что тот может услышать ее реплики и сделать выводы. Потом, понизив голос, произнесла:
– Ты никогда не говорил мне об этом. Ты сделал это сразу после того дурацкого мероприятия? Почему?
– А ты как думаешь?
Да, с ее стороны это был глупый вопрос.
Они оба знали, что произошло той ночью.
– Имя «Ник Тиллман» отправилось на помойку в ту же минуту, когда твой драгоценный Аксель нарисовался в этом деле, – произнес ее собеседник и погрузился в убийственное молчание, впитавшее в себя тяжесть всех последних шести месяцев. – Аксель – вот причина, по которой мы месяцы спустя мечемся как дураки, пытаясь заткнуть пробоины в корпусе этого тонущего корабля. Вся проблема в Акселе.
Она смотрела вперед через лобовое стекло кабины в темноту туннеля, куда въезжало такси.
Еще секунда, и мрак их поглотит.
– Тиллман, я знаю, что без этого не обойтись, но…
– Хайн, – последовал быстрый ответ. – Отныне я Хайн.
68
В течение следующего часа Ребекка рассказала Баунерс все. К тому времени, когда она закончила, на городок опустилась темнота, паром отплыл. Активность полиции также пошла на убыль. С того места, где сидела Ребекка, она видела пару полицейских автомобилей, но их проблесковые маячки были выключены.
– Мне очень жаль, что вам пришлось пройти через все это, – медленно проговорила Баунерс, подводя черту под своими записями в блокноте. Несмотря на камеру, она делала заметки в течение всего рассказа Ребекки. – Я имею в виду, у меня самой есть дети. Должно быть, вам пришлось пройти через ад.
Ребекка только кивнула. Так оно и было. Больше сказать по этому поводу ей было нечего.
– Хайн все еще на острове? – спросила она.
– Нет, – ответила Баунерс. – Мы считаем, что он сбежал.
Ребекку затошнило от страха.
– Думаем, он угнал какой-нибудь катер. – Баунерс успокаивающе подняла руку, увидев побледневшее лицо Ребекки. – Не переживайте, мы найдем его. А пока он в бегах, возьмем вас и вашу семью под защиту. Я поговорила с детективами из полиции Нью-Йорка, и у вашего дома уже организовано дежурство.
Полицейские у дома, где спят ее девочки, – раньше о таком и подумать было нельзя. Такое прежде случалось с другими людьми и никогда с нею. А теперь это казалось даже не самым худшим из того, через что ей пришлось пройти.
– «Лима» и «Хайн», – продолжала Баунерс, – это псевдонимы. По Хайну нам удалось найти некоторые связи с украденной личностью человека по имени Ник Тиллман. Настоящий Тиллман умер десять лет назад, поэтому Хайн – каким бы ни оказалось его настоящее имя – просто использовал ее. А вот кто такой Лима, мы смогли выяснить. Его звали Лоренцо Селестино, и он родился в городе Лиме, столице Перу. Поэтому и выбрал себе такое прозвище. Мы еще не прошли до конца по всем наводкам, но одно известно точно – у Лимы была судимость и он отсидел в тюрьме Райкерс пять лет за нападение. Мы думаем, что и на Хайна найдется нечто подобное. Конечно, не совсем понятно, почему они обращались друг к другу, используя ненастоящие имена, даже когда считали, что они одни, как явствует из вашего пересказа их подслушанного вами разговора. Прямо какая-то маниакальная конспирация…
Баунерс замолчала, просматривая свои записи.
– Есть еще одна вещь, которую я не могу понять, – продолжала она. – И Фрэнка это тоже беспокоит. Почему Лима прибыл на остров один, чтобы расправиться с вами и вашим братом? Мы просмотрели записи камер в Монтауке и не нашли никаких доказательств присутствия Хайна в тот день.
Ребекка пожала плечами:
– Не имею ни малейшего понятия.
– По вашим словам, из подслушанного вами осеннего разговора между вашими преследователями у вас сложилось впечатление, что Хайн был главным?
– Да, мне так показалось.
– Если так, то почему он в первый раз отправил на остров одного только Лиму? – Баунерс уже скорее рассуждала сама собой, забыв о Ребекке. – Если бы Хайн его сопровождал, риск провала для них был бы меньше. Вы точно никогда раньше не встречали ни одного из них?
– Нет, никогда.
– И с Луизой Мэйсон вы не были знакомы. Так?
– Нет, лично мы не встречались, но я слышала о ней.
– Значит, вы узнали о Луизе от Джонни?
– И еще от Кирсти Коэн.
– Точно! – взмахнула ручкой Баунерс. – А с Кирсти вы дружили со студенческих лет. И она решила познакомить Луизу и Джонни?
– Да.
– А Джонни решил, что Луиза больше не хочет с ним встречаться?
– Я только знаю, что он отправил ей пару сообщений после того, как оставил ее на благотворительном ужине, возможно звонил, но так и не получил ответа. Он мало говорил об этом.
– То есть не хотел распространяться о своих отношениях с Луизой? Разве это не странно?
– Вовсе нет. Джонни был очень скрытен во всем, что касалось его личной жизни. Он бы, конечно, познакомил меня с Луизой, если бы их отношения продолжились, но не раньше. – Ребекка вспомнила о том признании, которое ее брат сделал ей ночью в Лондоне после драки в баре. – Джонни боялся, что в нем разочаруются, не хотел этого. Но я думаю, что Луиза ему нравилась.
Ребекка замолчала. У Джонни и Луизы могла начаться другая жизнь, новая, совместная. Но этому не суждено было сбыться.
Паузу в допросе заполнил неожиданно возникший в помещении Трэвис.
– Вот что я знаю о той ночи, когда исчезла Луиза, – сказал он, держа перед собой блокнот. Каждый дюйм каждой его страницы был заполнен, включая пометки на полях, схемы, номера телефонов. – Двадцать третьего сентября прошлого года она отправилась с вашим братом на сбор средств в отель «Роял-Юнион» в Ист-Виллидж. Это мероприятие проводила детская благотворительная организация «Одна жизнь, второй шанс». Луиза состояла в попечительском совете и предложила выставить на аукцион заказ на портрет, который бы она нарисовала с победителя. Теперь представьте себе: Луиза и Джонни благополучно отправляются на вечер, и тут вашему брату звонят из больницы и сообщают, что у вашей подруги Ноэллы аппендицит и она госпитализирована. Пара в это время уже входит в отель, поэтому Джонни оставляет Луизу на ужине – проследив, что она точно попала на мероприятие, – и возвращается в Бруклин. Она заходит внутрь… – Трэвис сделал паузу и тяжело вздохнул. – А к концу вечера она исчезает, словно бы растворившись в воздухе.
– И никто ее не видел? – спросила Ребекка.
– Многие видели Луизу на самом мероприятии, но никто не помнит, как она уходила. Максимум из того, что мне удалось получить – это запись с камеры наблюдения в баре отеля.
Трэвис раскрыл блокнот на последней странице, куда был вклеен кармашек для записок, раскрыл клапан и вытащил сложенный лист. Это была глянцевая распечатка фото, нечеткая и темная.
– Вообще-то камера у них установлена не в самом баре, а в коридоре у входа в него, и это – единственный четкий кадр. Но это точно Луиза, хотя здесь от нее видно только полголовы. – Трэвис указал на расплывчатое изображение половины женского лица. Остальное было скрыто головами посетителей и открытыми дверями бара. – Она с кем-то разговаривает.
Палец Трэвиса переместился с Луизы на физиономию ее собеседника у самого края кадра, еще более затемненную. Это был мужчина, белый или латиноамериканец, и он широко улыбался, и больше Ребекка ничего не смогла разобрать, поскольку кадр с видеозаписи был сильно увеличен.
– Вы знаете, кто это? – спросила Ребекка.
– Это может быть Хайн, – предположил Трэвис.
Ребекка склонилась над снимком:
– Или Лима…
Трэвис взял еще один сложенный лист бумаги, развернул его и положил перед собой:
– Вот второй снимок, который сделан прямо перед исчезновением Луизы, – сказал он и подтолкнул второе фото к Ребекке. – Больше у нас ничего нет.
Это был еще один кадр с той же камеры. На нем был лучше виден вестибюль отеля, а вход в бар просматривался только у левого края снимка. Должно быть, камера видеонаблюдения, которой он был сделан, медленно поворачивалась по ходу съемки. По всему пространству слонялись гости, кто-то стоял в очереди на стойке регистрации, кто-то входил или выходил.
Снимок казался засвеченным и очень зернистым.
Внимание Ребекки привлекла группа мужчин в левой его части. Они находились внутри бара, ближе к двери, и их было человек пять. Понять, сколько именно, было трудно, так как на плохом фото группа выглядела бесформенным скоплением чьих-то рук и ног. Один из мужчин держался за ручку двери, словно собирался уходить. Невозможно было разглядеть, кто он такой, потому что виднелся только рукав куртки, а сам человек находился за полуоткрытой дверью. Остальных тоже было сложно идентифицировать, потому что их смокинги и темные костюмы сливались в одну однородную массу. Из лиц Ребекка смогла ясно разглядеть только официанта на переднем плане…
…и еще одного человека.
Она взглянула на Трэвиса:
– Кто это?
Она указала на одного из мужчин в группе. Из-за расстояния между ним и камерой черты его лица казались немного смазанными, но он точно был белым и темноволосым, а также выделялся среди остальных своим высоким ростом. Он был одет в серый костюм и белую рубашку с галстуком-бабочкой. Судя по его строгой одежде, он, скорее всего, пришел в бар с благотворительного ужина. Из-за плохого качества фото его глаза казались темными провалами.
Трэвис наклонился над снимком:
– Не могу вам сказать с точностью. Невозможно было точно определить, кто находился в отеле в тот вечер, потому что хотя у меня и был полный список гостей благотворительного мероприятия, бар был открыт для широкой публики. Туда любой мог забрести прямо с улицы, – Трэвис повернул голову, стараясь получше рассмотреть объект внимания Ребекки, и спросил: – Почему этот человек вас заинтересовал? Вы его знаете?
Баунерс быстро сдвинула оба снимка – с Луизой и улыбающимся незнакомцем, и с группой посетителей бара – и повернула их так, чтобы Ребекка могла их сравнить.
– Не торопитесь, – нарочито спокойно произнесла женщина-детектив, но Ребекка почувствовала, что спокойствием здесь и не пахнет. Назревало нечто важное!
– Я не уверена, но мне кажется, – забормотала Ребекка, пристально вглядываясь в лицо мужчины.
И тут ее словно ударила молния.
Осознание того, что и кого она видит, лавиной обрушилось на нее.
Ранее
Одевшись, Ребекка вышла из ванной и обнаружила, что хозяин дома – и ее случайный знакомый на одну ночь – заправляет постель. Он стоял к ней спиной, склонившись над кроватью, одетый в белую майку и серые спортивные штаны. Мужчина ее не замечал, и Ребекка замерла в дверях, не зная, что делать. Она оглянулась по сторонам, осматривая его дом: обстановка была красивая и стильная, на стенах фотографии старого Нью-Йорка. Из кухни слева доносился запах кофе и бекона, а гостиная, в которую открывалась дверь спальни, была залита ранним утренним солнцем. Кровать стояла у стены из красного кирпича, на которой была закреплена плоская витрина, а в ней футболка с автографом и с именем «АНРИ» и номером 14.
– Любишь футбол?
Он вздрогнул, обернулся, увидел Ребекку, вслед за ней посмотрел на стену и улыбнулся:
– Да, так и есть, я настоящий фанат, а Тьерри Анри[15]всегда был моим кумиром.
Ребекка только кивнула в ответ, не зная, что еще сказать.
Она снова подумала о том, как ее случайный знакомый хорош собой. Ей было тридцать девять, а он был по крайней мере на пятнадцать лет старше нее, в волосах пробивалась седина, но она ему шла. И он был в хорошей форме, спортивный, подтянутый и ухоженный.
– Послушай, – сказал он, – я хочу еще раз извиниться.
Он замялся, но потом решился:
– Похоже, вчера мы серьезно перебрали. Настолько серьезно, что даже не помним имен друг друга. Мне надо срочно исправиться! – Он улыбнулся и протянул ей руку, явно надеясь, что Ребекка ответит на рукопожатие. – Позволь представиться, меня зовут Даниэль.
Ребекка на мгновение заколебалась, а потом протянула свою руку в ответ.
– А я Ребекка, – просто сказала она.
Они смотрели друг на друга, не зная, что еще добавить, чтобы заполнить неловкую паузу. А потом оба рассмеялись и сразу почувствовали себя более уверенно.
– Знаешь, мне надо кое в чем признаться, – сказал он, и Ребекке вдруг стало не по себе. – У меня кое-кто есть, да и у тебя, наверное, тоже…
Ребекка усмехнулась:
– У меня в жизни все немного сложнее.
– Ну и ладно, – ответил мужчина, и она успокоилась, почувствовав, что он не попросит о продолжении. – Я уже говорил и повторюсь, что такие ситуации для меня в новинку.
Понимаешь, мы с ней сейчас… Не знаю, как лучше сказать… У нас, как говорится, все сложно, но это не оправдание. Честное слово, вчера вечером я странно себя повел.
Почему-то, хотя Ребекка почти ничего не знала о нем, кроме его имени, она ему поверила. Он казался таким искренним, таким серьезным. Внезапно она захотела рассказать ему о Гарете, об их расставании, потому что избитая формулировка «все сложно» как нельзя лучше описывала ее отношения с бывшим мужем в настоящий момент. Да, они разъехались, но мысль о его неверности до сих пор причиняла ей боль, и они находились в странном состоянии равновесия, из которого оба не хотели выходить, потому что так им было удобно.
– Скорее всего, я ей ничего рассказывать не буду, – признался Даниэль, и голос его предательски дрогнул.
Она не знала, что ответить, потому что пока не определилась, что она скажет Гарету, но чувствовала, что, скорее всего, промолчит. Не стоит усугублять и без того непростую ситуацию. Поэтому она покачала головой и произнесла:
– Не волнуйся, я тоже болтать не настроена. Это слишком… – она замялась в поисках слова и остановилась на том же банальном «сложно».
Он улыбнулся в ответ, и оба опять погрузились в неловкое молчание. Они просто смотрели друг на друга, не зная, что еще сказать.
– Думаю, что мне лучше уйти, Даниэль, – наконец вымолвила Ребекка.
– Помнишь фильм «Полицейский из Беверли-Хиллз»?
Она нахмурилась, ошеломленная сменой темы разговора.
– Не волнуйся, – он успокоительно помахал рукой, видя ее замешательство – я не просто так о нем вспомнил. В восьмидесятых, когда я был старшеклассником, мы все по нему с ума сходили. Постоянно вставляли в речь лучшие реплики Эдди Мерфи и чувствовали себя безумно крутыми. А я вдвойне, потому что носил ту же фамилию, что и тот герой, которого он играл.
Она все еще не понимала, куда он клонит.
– Ну и что с того? – довольно резко ответила она.
– Извини, я просто пытаюсь сказать, что моя фамилия Фоули, и если когда-нибудь в будущем твоя ситуация станет менее сложной, может быть, мы с тобой…
Он в очередной раз замолчал, и Ребекка поняла, что он намекает на возможное продолжение их так странно начавшихся отношений.
Она посмотрела на него и подумала, какой он привлекательный, вежливый и тактичный, и спросила себя: «А почему бы и нет?»
Было в нем что-то, что ей нравилось.
Но потом она решительно отбросила эту идею. Сейчас ее жизнь и так шла наперекосяк и лишние проблемы ей были ни к чему.
– Что ж, я пойду, – сказала она.
– Ладно, так и быть, – согласился он и улыбнулся. – По крайней мере, ты знаешь, где я живу.
Она кивнула.
– И ты знаешь мое имя.
– О, да! – ответила она. – Мистер Даниэль Фоули.
– Аксель Фоули!
– Как?
– Так звали персонажа Эдди Мерфи в фильме «Полицейский из Беверли-Хиллз», – объяснил он. Ребекка только кивнула, а он продолжил: – И с самой юности многие меня так называют. Во всяком случае, для друзей, а их у меня много, я – Аксель.
На заднем сиденье
На парковке никого не было.
Хайну явно сопутствовала удача.
Он вышел из лифта и начал взглядом искать «лексус». Задача оказалась несложной – у этой модели капот был заметно длиннее, чем у автомобилей в ряду по обе стороны от него, и поэтому нужная ему машина казалась хищником, высунувшим морду из укрытия. Хайн еще раз огляделся вокруг, убедился, что на этом уровне паркинга больше никого нет, и поспешил вниз по пандусу. Пока он шел, он начал в уме воспроизводить историю, придуманную им для человека по имени Стюарт Лоуренс Хайн. Теперь это было его именем, поскольку жизнь в качестве Ника Тиллмана закончилась. С этой личностью пришлось расстаться. Он принял это решение в то самое мгновение, когда ему позвонил Аксель. Даже с учетом всех мер предосторожности имя «Тиллман» могло привести тех, кто пойдет по следу, к цели. А вот с Хайном такого не случится. Хайн – это тупик. Новый псевдоним, новая жизнь…
В поле его зрения попало переднее сиденье «лексуса».
Аксель сидел со стороны водителя, руки на руле, рубашка расстегнута, бабочка развязана и болтается на шее. Их взгляды встретились через лобовое стекло.
Потом Аксель отвел глаза.
Хайн зашагал быстрее, внимательно оглядывая остальную часть паркинга, примечая, не выйдет ли кто из лифта, не слоняется ли кто-нибудь между машин, болтая по телефону, не курит ли в темном углу. Никого! Когда Хайн подошел к «лексусу» вплотную, Аксель опустил стекло окна со стороны водителя, но Хайн не стал ждать, а просто рывком открыл дверь.
– Вылезай, – прошипел он.
– Спасибо, что смог прийти.
– Вылезай нахрен!
Аксель подчинился.
– А теперь застегни рубашку и повяжи эту идиотскую бабочку. – Пока Аксель следовал его указаниям, Хайн еще раз оглядел парковку. – Тебя кто-нибудь здесь видел?
Аксель покачал головой:
– Нет.
– Уверен?
– Абсолютно.
Хайн заглянул внутрь «лексуса».
– Что мне теперь делать? – спросил Аксель.
– Говори тише.
– Что мне делать? – повторил Аксель, на этот раз шепотом.
– Ничего. Ты уже сделал все что мог. Отличился, нахрен!
Аксель вздрогнул:
– Что ты имеешь в виду?
Хайн оторвал взгляд от «лексуса» и повернулся к Акселю, его лицо пылало. Он был готов избить этого урода до полусмерти, задушить, испепелить свой яростью. Вместо этого он вздохнул, выдохнул и тихим ровным голосом произнес:
– Я имею в виду, ты ничего особенного сейчас делать не будешь. Просто поднимешься наверх и будешь вести себя так, как будто ничего не случилось. Понял?
Они уставились друг на друга.
Хайн нахмурился:
– Я что, непонятно объяснил?
– Нет, просто я не готов.
– Был не готов. А сейчас пойдешь наверх как миленький.
– Не знаю, что говорить им всем, как себя вести.
Хайн бросил на Акселя долгий, испепеляющий взгляд:
– Ты что, издеваешься?
– Нет, я только…
– Ты, мать твою, самый большой лжец, которого я когда-либо встречал в своей дерьмовой жизни. Ты врешь как дышишь. Собственно, ты только врать и умеешь. Поэтому пораскинь мозгами и выдай свое очередное шоу, да так, чтобы тебе поверили. Уж постарайся!
– Ладно, – пробормотал униженный Аксель.
– Весь тамошний сброд должен поверить, что ты – отличный парень и классно проводишь время.
Так что ступай и прикинься душкой Акселем, или Даниэлем, или кем ты еще себя называешь сегодня вечером.
– Хорошо.
– И постарайся выглядеть нормально.
Аксель поправил одежду, пригладил волосы.
– Если ты не будешь убедителен, мы с тобой окажемся в полном дерьме. И не только мы.
Аксель не ответил.
Хайн подошел ближе:
– Понял?
Аксель кивнул.
Стремительным движением Хайн схватил его за горло:
– Ты что, не слышал, что я тебе сказал? – он цедил слова сквозь зубы, выплевывая их в лицо Акселя. – Меня не проведешь, понял?
Аксель попытался кивнуть, но не смог пошевелить головой.
– Так ты понял?
– Да понял я тебя, понял, – прохрипел он.
Хайн напоследок прижал Акселя к машине, впившись ногтями ему в горло, а потом отпустил хватку и отошел в сторону.
И снова заглянул внутрь «лексуса».
Оттуда на него смотрели остекленевшие глаза мертвой Луизы Мэйсон.