Решил тогда для начала сделать временную небольшую печь, чисто под нужды добывания патоши да светильного газа. А уже с их помощью получим и белую глину, и металл. Главное — начать.
— Мужики! — крикнул я, собирая вокруг себя работников. — Слушайте внимательно!
Собрались все, кто был на берегу — человек пятнадцать, не меньше. Среди них я заметил и Захара со своими служивыми. Те держались чуть в стороне, но внимательно слушали.
— Пока мы будем возиться с глиной для печи и добычей металла, — начал я, указывая на кучи красной глины, что уже лежали на берегу, — вы будете делать саман и начнёте возводить стены для кузни.
— Саман? — переспросил Петька, почесав затылок. — Это как, Егор Андреевич?
— Это кирпичи из глины с соломой, — пояснил я, беря в руки ком глины. — Сейчас покажу.
Я смешал глину с соломой, которую заранее припас, добавил немного воды и тщательно размял руками. Получилась вязкая однородная масса. Затем я взял приготовленную деревянную форму — простой прямоугольник без дна, и заполнил его этой массой, плотно утрамбовав.
— Вот так, — сказал я, переворачивая форму и осторожно вытряхивая получившийся сырой кирпич на землю. — Такие кирпичи нужно сделать и выложить сушиться. Когда высохнут — из них и будем стены ставить.
Мужики с интересом рассматривали мой образец. Потом кто-то из них спросил:
— А почему с соломой, а не просто из глины?
— Солома не даёт глине трескаться при высыхании, — объяснил я. — Да и стены из такого материала и теплее, и крепче.
Захар, внимательно следивший за моими действиями, одобрительно кивнул:
— Дельно придумано, барин. В походах мы так печи в землянках делали — долго служили, не разваливались.
Работа закипела. Мужики намешивали глину с соломой, заполняли формы и выкладывали сырые кирпичи рядами для просушки. Дело спорилось — к полудню они наделали их столько, что пройти на пятачке, где решили ставить кузню, было уже невозможно.
Я с удовлетворением наблюдал за работой, когда заметил, что Гришка и ещё пара ребят с любопытством крутятся возле вагонетки, которую мы недавно сделали для моста.
— А ну, хватит бездельничать! — крикнул я им. — Грузите глину в вагонетку и везите на другой берег. Чем больше запас, тем лучше.
Парни с радостью взялись за дело — видать, им не терпелось опробовать новинку. Они наполнили вагонетку красной глиной, которую насобирали на том берегу, и дружно толкнули её. Вагонетка покатилась по направляющим плавно, без рывков. Гришка с товарищами восторженно засвистели, глядя, как ловко катится их груз.
Весь день вагонетку использовали на полную мощь — возили и доски, и глину, и инструменты. Всем очень понравилось, что она катится чётко по направляющим, нигде не застревает и не падает. А ещё удобно — толкать было легко, пару человек справлялись. В итоге катили с одного берега, а на другом уже ждут и разгружают.
Тут я заметил, как Гришка, оглянувшись по сторонам и убедившись, что на него никто не смотрит, забрался в пустую вагонетку и толкнулся ногой от помоста. Вагонетка покатилась по мосту, а Гришка, сидя в ней, размахивал руками, словно управлял несущейся повозкой. На его лице застыло выражение детского восторга.
— Гришка! — окликнул я его, подходя ближе. — А ну, вылезай оттуда!
Парень смутился, но вылезать не спешил — видать, слишком уж ему понравилось кататься.
— Да я только попробовать, Егор Андреевич, — попытался он оправдаться, когда вагонетка замедлила ход.
— Смотри у меня, — я строго погрозил ему пальцем, но не мог сдержать улыбку. — Упадёшь в реку с такой высоты — и разобьёшься, и утонешь. Как тебя искать потом будем?
Мужики, наблюдавшие эту сцену, дружно загоготали. Гришка окончательно смутился и поспешно выбрался из вагонетки. Но по его глазам я видел — при первой же возможности он снова полезет кататься.
К вечеру я заглянул проверить, как идут дела у Прохора с клетками для кроликов. Тот уже поставил каркас из крепких жердей и теперь прибивал к нему дощечки, формируя отделения.
— Добро, — похвалил я, осматривая его работу. — Только смотри, чтоб щели не слишком большие были — крольчата маленькие, могут выскочить.
— Не извольте беспокоиться, Егор Андреевич, — Прохор вытер пот со лба тыльной стороной ладони. — Все как надо сделаю. Ни один не выскочит!
— А загородка для поросят как? — спросил я, оглядываясь в поисках новой постройки.
— Уже готова, — с гордостью ответил Прохор. — Ту, что была расширил. Да с засовом сделал, чтоб эти озорники больше не выбрались.
Я пошёл посмотреть на его творение. Загородка вышла на славу — крепкая, основательная, с высокими стенками из плотно пригнанных досок. Внутри, мирно похрюкивая, копошились в соломе наши поросята, даже не подозревая, что их дни безудержной свободы окончательно минули.
— Хорошо, Прохор, очень хорошо, — я похлопал его по плечу. — Теперь можно спать спокойно, зная, что утром не придётся всей деревней гоняться за беглецами.
Он заулыбался, довольный похвалой, и с новым рвением взялся за работу над клетками. А я направился к дому, где меня, верно, уже ждала с ужином моя Машка.
Почти весь следующий день, пока мужики продолжали делать саман, я находился в некой прострации. Сидел на берегу Быстрянки, подобрав камешек, и бездумно чертил на влажном песке схемы и формулы, тут же стирая их, когда выходило не то. В голове крутился ПЛАН — нужно было всё сделать чётко и правильно, без права на ошибку. Материалов у нас не так много, а времени и того меньше.
Как же я жалел, что уроки химии и физики в школе часто прогуливал! Если бы не кружки, в которые меня пихали родители, сейчас бы и думать о том, что я хочу сделать, не мечтал бы. Особенно вспоминался кружок по минералогии, куда отец отвёл меня, когда мне было лет двенадцать. Скучный сначала, он открыл мне позже целый мир металлов и камней. А потом был ещё и технический, где мы собирали разные механизмы…
Семён, проходивший мимо с охапкой веток для костра, остановился, глядя на меня с беспокойством.
— Всё ли ладно, Егор Андреевич? — спросил он, переминаясь с ноги на ногу. — Вы с утра ни крошки не съели, всё чертите что-то.
Я поднял на него глаза, не сразу возвращаясь из своих мыслей в реальность.
— А? Да, Семён, всё хорошо, — я отмахнулся. — Думаю просто. Задача сложная.
— Может, поесть принести? — он не унимался. — Машка ваша вон сколько снеди собрала утром еще, а вы и не притронулись.
— Нет, — я покачал головой. — Мне нужно решить одну загвоздку. Потом поем.
Семён пожал плечами и пошёл дальше, бросив через плечо:
— Глядите, барин, как бы дума не доконала. Голодный ум — не самый острый.
Я невольно улыбнулся — народная мудрость, как всегда, проста и точна. Но аппетита всё равно не было — слишком уж был поглощён размышлениями.
Нарисовав в очередной раз схему на песке, я наконец кивнул сам себе — да, так должно получиться! Теперь пора было действовать.
Сначала нужно было подготовить реторту — специальный глиняный горшок для нашего эксперимента. Я поднялся и направился к куче красной глины, которую насобирали мужики. Выбрал самую жирную, без песка — такая не должна трескаться при обжиге.
— Петро! — позвал я, заметив его неподалёку. — Найди-ка мне немного соломы и навоза конского, свежего.
Петр удивлённо вскинул брови, но перечить не стал — привык уже к моим странным просьбам. Через четверть часа он вернулся с тем, что я просил.
— Зачем вам навоз-то, барин? — не выдержал он наконец.
— Глину армировать, — ответил я, начиная месить глину с навозом и соломой. — Чтоб горшок крепче был, не лопнул при нагревании.
Я взялся за дело с таким рвением, будто всю жизнь только тем и занимался, что лепил горшки. Начал с большого комка глины, смешанной с соломой и навозом, и постепенно стал придавать ему форму. Горшок должен был быть большим — примерно в полметра диаметром, с толстыми стенками, чтобы выдержать жар печи.
Работа спорилась — глина была податливой, легко принимала нужную форму. Я лепил стенки, постепенно наращивая их высоту, следя за тем, чтобы они были одинаковой толщины. Мужики, заметив моё необычное занятие, собрались вокруг, с интересом наблюдая.
— Никак кашник лепите, Егор Андреевич? — спросил кто-то из них.
— Не кашник, а реторту, — ответил я, не отрываясь от работы. — Сосуд особый, для химических опытов.
— Для каких-таких опытов? — поинтересовался другой, но я только отмахнулся:
— Увидите, когда время придёт.
Закончив с основной частью горшка, я принялся за крышку. Она должна была быть особенной — плотно прилегающей к горшку, но с отверстием посередине для отвода газов. Я долго возился, придавая ей нужную форму, делая бортики, которые должны были плотно садиться на горшок.
— А отверстие-то зачем? — спросил Петр, когда я пальцем проделал в крышке круглую дыру.
— Чтоб пар выходил, — пояснил я. — Иначе горшок взорвётся от давления.
Мужики переглянулись с некоторым беспокойством — слово «взорвётся» им явно не понравилось. Но я успокоил их:
— Не бойтесь, если всё правильно сделаем, ничего не взорвётся.
Закончив с крышкой, я взялся за самую сложную часть — нужно было сделать глиняную трубку, через которую газ будет проходить в ёмкость с глиной. Я скатал длинный жгут из глины и аккуратно проделал в нём канал, используя тонкую палочку. Трубка получилась не очень ровной, но для наших целей должна была подойти.
— Теперь всё это нужно обжечь, — сказал я, оглядывая своё творение. — Причём до красно-оранжевого каления. Печь нужна горячая.
— У Ильи печь хорошая — в прошлом году только сложили, — подсказал Семён. — Он иногда сам горшки лепит, когда время есть.
— Пошли к нему, — я бережно поднял ещё сырую реторту, мужики помогли поставить ее на вагонетку, а на другом берегу перегрузить на телегу.
Илья встретил нас на крыше будущего дома Фомы с некоторым удивлением, но, выслушав мою просьбу, согласился помочь. Его печь была небольшой, но жар давала хороший — как раз то, что нам было нужно.