[24]), Дружковского и других металлургических заводов. Сюда потянулись безземельные и разорившиеся крестьяне не только украинских губерний — Екатеринославской, Полтавской, Черниговской, но и артели из Воронежской, Костромской, Курской, Орловской, Рязанской, Минской, Могилёвской и других губерний России и Белоруссии. Они размещались в Васильевке и на хуторе Должик. Жилья было крайне мало, поэтому близ села и хутора для приезжающих рабочих спешно строились ряды деревянных бараков и казарм, названные Старой колонией.
Поодаль вырастали каменные кварталы (Административная колония) для семей руководящего персонала, преимущественно иностранцев. Со временем богатые кварталы были объединены в поселение, получившее наименование Новая колония.
Подлинным днём рождения завода стало 26 мая 1896 года, когда в праздничной обстановке после торжественных речей, молебна и освящения была задута первая доменная печь. В том же году ввели в строй вторую домну и первую мартеновскую печь. К концу года завод выплавил 1 миллион 925 тысяч пудов чугуна и 518,5 тысячи пудов стали, а в 1897 году уже 4 миллиона 856 тысяч пудов чугуна и более 738 тысяч пудов стали. В 1898 году на заводе действовали уже три доменные и две мартеновские печи, один за другим были пущены сортовые прокатные станы — 300, 500, 800. Завод превратился в производство с полным металлургическим циклом.
К 1900 году на предприятии трудилось 3,2 тысячи человек. Завод производил чугун всех сортов, ферромарганец, ферросилиций, различные чугунные отливки, фасонное литьё; круглое, квадратное, полосовое, шинное и обручное железо, шаблонное железо для оковки колёс, оси экипажные; листовое и кровельное железо, железо для жнеек, грядильное и лемешное железо для плугов, двутавровые балки, швеллеры, прокатанную болванку и т. д.
Первые годы существования Донецко-Юрьевского завода совпали с периодом промышленного подъёма. В начале XX века все крупные металлургические заводы Донбасса принадлежали иностранным акционерным обществам. Исключение составлял только завод ДЮМО. Ему было трудно противостоять крупным западным корпорациям, он не выдерживал конкуренции с ними. Это привело в период разразившегося в 1900 году острого кризиса к разорению банкира Алчевского. Весной 1901 года Алчевский приехал в Петербург просить у правительства кредит, чтобы избежать банкротства завода. В кредите ему было оказано. Отчаявшись, он 7 мая бросился под поезд на Царскосельском вокзале. Обесценившиеся после гибели Алчевского акции ДЮМО сосредоточились в руках франко-бельгийских компаний[25].
К. Е. Ворошилов вспоминал, что обязанности курьера-рассыльного были довольно просты. Он должен был разносить по цехам приказы и распоряжения заводоуправления и доставлять оттуда сводки о ходе работы. Это было поначалу. Но вскоре основным его занятием стала ежедневная доставка на почту всякого рода деловых бумаг, подготовленных конторой для рассылки по различным адресам как внутри страны, так и за границу. Одновременно с этим он получал на почте письма, пакеты и посылки, адресованные заводоуправлению и отдельным должностным лицам.
Почтовая служба находилась в восьми километрах от завода в селе Лозовая. Чтобы своевременно доставлять пакеты и письма, Климу дали лошадь по кличке Дуська. Это была молодая шустрая кобыла, которая резво бежала по степной дороге. К верховой езде Ворошилов привык с малолетства. Но в последнее время у него часто появлялись головные боли: это были последствия избиения Клима на Голубовском руднике. Особенно сильно чувствовались боли при быстрой езде, приходилось сдерживать Дуську, а иногда и спешиваться.
Однажды ему стало совсем худо. В полуобморочном состоянии он сполз с кобылы у моста через речку, абы как примотал повод уздечки к столбу и впал в забытье. В тот момент из Лозовой в Васильевку проезжал знакомый извозчик. Увидев беспомощного Клима, он помог ему подняться, усадил в фаэтон, а Дуську привязал сзади экипажа. Солнце палило очень сильно, и извозчик поднял кожаный навес. Находясь как бы в полусне, Клим не смог предупредить, что кобылица у него с норовом.
Когда тронулись, Дуська встала на дыбы и обрушилась передними ногами на фаэтон. Клим открыл глаза: около его плеча торчали лошадиные копыта. От неожиданности вскрикнул. Извозчик, резко повернулся: навес смят и пробит, а Дуська застыла в странной позе.
Извозчик успокоил кобылу, убедился, что с Климом всё в порядке, сказал с облегчением:
— Ну, брат, счастливый ты человек, ведь на волосок от смерти был. А если бы конские копыта ударили тебя...
После этого случая Ворошилову дали другую лошадь — старую, степенную...
Ворошилов называет свою курьерскую работу переходной ступенькой от школы к производству. В то же время он по-прежнему был тесно связан с ребятами-подростками, с которыми учился у Семёна Мартыновича Рыжкова, да и с самим учителем и его семьёй. Вместе с тем круг его знакомств расширялся. Появились новые друзья, рабочие Сергей Сараев, Павел Пузанов, Иван Придорожко, Епифан Плуготаренко и другие. Вместе они ходили вечерами на сельские танцы под гармошку, а в субботние или воскресные дни устраивали скромные пирушки на свежем воздухе на берегах прудов. Часто заводили разговоры о положении рабочих, заработках, штрафах, поведении заводских начальников, а также о событиях в стране или за её пределами.
Наряду с Васильевской земской школой открылась новая школа — для детей работников завода ДЮМО и молодых заводчан, желавших получить образование. С помощью Семёна Мартыновича Рыжкова Ворошилов наладил общение с учениками и учителями этой школы. В короткий период педагоги школы вовлекли Клима в свой круг, они снабжали его интересными книгами, помогали лучше понять прочитанное, вели дискуссионные беседы на разные темы. Климент Ефремович в зрелом возрасте так оценит общение с ними: «Всё это не проходило бесследно: я приближался к ним по своему развитию, не стеснялся высказывать собственное мнение, отваживался даже на спор с некоторыми из них»[26].
Работа курьера-рассыльного позволяла Климу детально ознакомиться с заводским и конторским бытом, расширяла его представления о разных гранях производственной и обычной, будничной жизни рабочих. Он видел, в каких невыносимо тяжёлых условиях трудились люди. На заводе почти всё делалось вручную. Рабочий день длился 12 часов. Нестерпимая жара в горячих цехах, сквозняки, антисанитария, отсутствие техники безопасности приводили к массовым заболеваниям, увечьям и гибели металлургов. Пять с лишним тысяч человек (рабочих и членов их семей) обслуживали всего три врача, пять фельдшеров, три акушерки и два аптекаря. 40—50 процентов работников в основных цехах не умели читать и писать, во вспомогательных цехах — и того больше.
В Старой колонии не было ни водопровода (воду привозили в бочках), ни канализации, ни мощёных улиц. Везде копоть, угольная, железорудная и шлаковая пыль, а в ненастье — непроходимая грязь.
Иначе жили иностранцы: администраторы, инженеры, мастера. В Новой колонии всё было добротно устроено, по-тогдашнему, конечно, времени. Климу приходилось часто бывать в двухэтажном доме главного бухгалтера завода Графа. У него была большая семья — восемь детей. Пока Клим ждал, когда их отец подпишет принесённые бумаги, эта детская ватага окружала Ворошилова и старалась вовлечь в свои игры. У Клима с детворой немца-бухгалтера установились дружеские отношения. Но при этом всегда в его душе щемила досада: почему у русских детей нет таких условий жизни?..
Большинство начальников из иностранцев вели себя высокомерно, презирали рабочих и унижали их человеческое достоинство. К их числу принадлежал и Граф.
Но были среди них и хорошие люди. Ворошилов называет начальника механического цеха Ганемана, начальника электроцеха Краузе, мастера чугунолитейного цеха Циммермана, относившихся к рабочим доброжелательно.
Особо нравился Климу начальник заводской лаборатории Блосфельд, культурный и образованный человек с чутким сердцем. Ворошилов нередко заходил к нему, и хотя тот плохо говорил по-русски, они беседовали по душам.
Благодаря работе курьера Клим познавал жизнь завода, его коллектива, у него завязались отношения с влиятельными мастерами и рабочей элитой. И всё-таки рамки конторы тяготили его. Ему хотелось туда, где из руды плавился чугун, варилась сталь, изготовлялись трубы, проволока, листовое железо и другая промышленная продукция. Он понимал, что именно там творится главное дело, ради которого существует и заводская администрация, и всякие вспомогательные службы...
Он стал проситься перевести его в производственную сферу.
Просьба Клима была удовлетворена, его перевели работать на водокачку помощником машиниста.
Что такое водокачка? Специальное здание, в котором располагается оборудование — пародвигатели, насосы и т. п. — для подачи воды потребителям. Именно это знал о водокачке Клим Ворошилов, когда впервые шагал от завода до неё целых четыре километра.
Мрачное кирпичное сооружение на берегу большого пруда не впечатлило его. У входа Клима встретил грузноватый мужчина средних лет, говоривший с сильным польским акцентом.
— Далеко топать, — не то спросил, не то констатировал он длинный Климов путь до водохозяйства. И сразу пояснил: — Вот отсюда мы подаём воду в заводские резервуары, а оттуда она идёт на охлаждение доменных печей и на другие, какие надо, нужды.
Дальше определил Климу условие работы. Дежурить он будет посменно с другим помощником машиниста: неделю — днём, неделю — ночью. Дневная смена начинается в семь часов утра и до семи вечера. Ночная, соответственно, с семи вечера до семи утра. Себя он представил Климу как непосредственного его начальника и велел называть паном Сгожельских, так как рождён поляком; в слове «поляк» он сделал усиленное ударение на «о». Сгожельских не заведовал водокачкой, он был старшим машинистом. Кроме него были ещё два сменных машиниста с помощниками.