Рогов расплатился, они вышли на улицу.
– Прощаемся, – сказал Рогов. – Счастливо.
– До свидания, – грустно сказал маленький.
– До свидания, – как эхо повторил высокий.
Рогов вошел в телефонную будку, позвонил, но по-прежнему никто не отвечал. Может, с телефоном что? Хоть сейчас беги, взлети через три ступеньки, возникни на пороге: "Это я!"
Но нельзя, риск, можно только в назначенное время. Угораздило тебя влюбиться в замужнюю. Так ведь и ты готов жениться, за тобой дело не станет. А она? Неизвестно. Поэтому приходи вечером, будем одни. Все у тебя на вечер, на ночь, на сезон, на пять сезонов, весь ты на время, а что у тебя навсегда? Навсегда?!!
Он почувствовал мимолетный страх – кольнул, пропал. Рогов медленно побрел по улице, дошел до знакомого дома. Подняться? Нельзя. Вот ведь как просто – третий этаж, взбежал, позвонил. И все дела. Он постоял, повернулся в досаде и быстро пошел к машине. Мальчишки вприпрыжку бежали следом. Он шел, погруженный в свои мысли, не замечая, что они, толкаясь, вьются рядом и заглядывают ему в лицо. Наконец он их заметил:
– А, это вы… Ну хватит, хватит… Довольно. Гуляйте.
Они отстали, он дошел до машины, сел и поехал на вторую тренировку.
Когда он вошел, в раздевалке стоял гомон голосов и дружный хохот.
– Папаша пришел, – пропищал Грунин детским голосом. – Детки, несите отметки!
Все засмеялись, Рогов стал переодеваться.
– Леша, не дозвонился? – спросил Надеин.
– Так, кожет, дать телефончик? – живо подхватил Грунин. Он изобразил руками гитару и пропел жестоким романсом: – Я вам звоню печаль свою… Потом сделал Рогову "козу". – Папаша…
– Слушай, ты!.. – Рогов стянул рубаху на его груди в кулак. В раздевалке все умолкли и застыли.
– Пусти. – С лица Грунина исчезла улыбка. – Пусти, – повторил он с горечью. Рогов отпустил. – Я же вижу, как ты маешься. Я хотел… а ты… Он махнул рукой и отошел.
В молчании Рогов натянул тренировочный костюм и вышел в зал. Два помоста, шведская стенка, низкие гимнастические скамьи, станки со штангами… Здесь проходила атлетическая подготовка, но пока в зале было пусто. Рогов сел на скамейку, вытянул ноги, откинулся к стене и закрыл глаза.
Он не двигался, не имел ни сил, ни желания, и стрясись что-нибудь, пожар или землетрясение, не тронулся бы с места. Не было точки опоры, какой-то твердой определенности, принадлежащей только ему, где было его начало и продолжение, – заповедного места, куда он мог вернуться, что бы с ним ни случилось и где бы он ни был – отовсюду. А человек должен иметь еще где-то часть себя – землю, людей, дела…
Послышался глухой топот ног, стукнула дверь, зал наполнился голосами и смехом. Сначала все разогревались, потом постепенно голоса и смех умолкли, и слышалось лишь натужное дыхание, грохот и звон штанг; по всему залу сгибались и разгибались игроки, цветные рубахи потемнели от пота. Рогов лежа отжимал от груди штангу. Надеин тронул его и показал глазами на окно: к стеклу были прижаты два лица. Стекло от дыхания быстро запотевало, и тогда появлялась ладонь и протирала его. Тренер тоже посмотрел туда и сказал:
– Ты меня удивляешь.
– Он их по хозяйству использует, – засмеялся кто-то.
– Мог бы получше найти, их же ветром сдует, – добавил другой.
– Теперь ты от них не отделаешься, – заметил Надеин.
"Действительно, прилипли", – подумал Рогов, выжимая штангу.
– Зачем они тебе? – спросил тренер. – Эти раззвонят, другие прибегут. Их столько набьется, не протолкнешься.
– Шпана, – сказал Надеин.
– Ты таким не был? – спросил Рогов, уложив штангу в козлы.
– Я? Нет. Я играть хотел, цель имел.
– Какой ты у нас целеустремленный! Ну и что ты теперь за ценность?
– Понимаешь, Алексей, – сказал тренер медленно, – разница между любым из вас и большинством людей в том… – он сделал паузу и посмотрел, все ли слушают, что вы их работу, худо-бедно, сделаете. Подучитесь и сделаете. А они вашу вряд ли… Тут, как говорится, все от Бога: если есть, то есть, а нет, ничем не поможешь.
"Пожалуй, так", – решил про себя Рогов и успокоился.
После второй тренировки все испытывали усталость. На улице их поджидал большой автобус, один за другим они поднимались на подножку и садились – каждый на свое место. Сейчас автобус тронется, шофер погасит в салоне свет и включит приемник, они будут долго ехать по городским улицам, лежа в креслах, как авиапассажиры, сонливо будут смотреть в окна, слушать музыку, слишком уставшие, чтобы разговаривать. Потом они выедут за город, автобус прибавит скорость, и они понесутся по вечернему шоссе мимо далеких и близких огней, пробивая корпусом темноту. Так они ездят день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем, а кто выдерживает – год за годом, и вдруг – стоп, сойди, твое место в автобусе занимает другой.
Вместе со всеми Рогов вышел из раздевалки и направился к выходу. На столе дежурного зазвонил телефон.
– Рогов, к телефону!
– Только недолго, – напомнил тренер.
Рогов подошел к столу и взял трубку.
– Слушаю… Ты! – Он задохнулся и подержал трубку на весу, чтобы прийти в себя, потом снова приложил к уху. – Я тебе звонил.
Она произнесла только одно слово, но и этого было достаточно, чтобы он почувствовал нестерпимое желание бежать к ней – без раздумий, сейчас, сию минуту. Она сказала "приезжай", и он уже чувствовал жгучее нетерпение, лихорадку, озноб, до него не сразу дошел смысл сказанного.
– Сейчас? – переспросил он и тут же понял, насколько это безнадежно.
– Рогов, веселее! – уже с недовольством крикнул тренер, стоя в дверях.
– Я попробую… – неуверенно сказал Рогов в трубку. – Ты одна? спросил он, сразу понял неуместность вопроса и добавил твердо: – Сейчас я приеду. – Он положил трубку и приблизился к тренеру. – Мне нужно остаться. Я приеду утром.
– Что еще? – холодно спросил тренер. – Команда находится на сборе. Через день игра. Все едут на базу. И ты мне режим не путай.
– Могут же быть обстоятельства…
– Знаю я ваши обстоятельства! Каждый из них, – тренер мотнул головой в сторону автобуса, – так и шарит глазами по сторонам. Дай только волю. Удержи их потом в узде. Чем ты лучше? Будешь тренером – поймешь.
– Я понимаю…
– Ничего ты не понимаешь! Ладно… Ночевать в городе не разрешаю, приедешь на базу к отбою. Все!
Автобус осветил переулок, тронулся с места и, мягко покачиваясь, понес тяжелый корпус вперед. Вскоре его красные стоп-сигналы исчезли за поворотом. Рогов направился к машине. Спеши, тебя ждут, каждая минута в счет свидания. Он открыл ключом дверцу и вдруг заметил мальчишек. Они стояли рядом и смотрели на него.
– Вы? – спросил он раздраженно. – Что еще?
– Ничего, – растерянно ответили они.
– Что вы за мной ходите? Что вам надо? Целый день шляетесь! Привыкли бить баклуши!
Они стояли, держа руки в карманах и горбясь от холода. Было видно, как они замерзли, зуб на зуб не попадал.
– А ну марш отсюда! И чтоб я вас больше не видел! – крикнул Рогов.
Они попятились, лица у них стали испуганными. Он сел в машину. Торопись, не теряй времени, не так много отпущено.
Возле машины уже никого не было. Он сидел в полумраке. Медленно, будто с великим трудом, он выжал сцепление, включил первую передачу и тронулся с места. Так на первой передаче он ехал вдоль тротуара, проехал несколько домов, прежде чем их увидел. Они быстро шли впереди, держа руки в карманах брюк и втянув головы в плечи; некоторое время он медленно ехал сзади, потом остановился и сидел неподвижно, уткнувшись в рулевое колесо. Они скрылись из виду, он догнал их через квартал. Машина поравнялась с ними и дала сигнал; они испугались, шарахнулись в сторону и застыли, вцепившись друг в друга. Он открыл дверцу и сказал:
– Ну и пугливые… Садитесь.
Они поняли, но страх еще не прошел и лица оставались напряженными.
– Садитесь, садитесь, подвезу, – повторил Рогов. Они все еще смотрели недоверчиво. – Лезьте в машину!
Медленно и оцепенело они сели на заднее сиденье и настороженно застыли.
Машина шла по пустынному шоссе, было темно в поле по сторонам дороги, и только изредка появлялись и исчезали вдали огни; позади, где остался город, светилось небо.
– Вы и работаете там или только живете? – спросил Рогов.
– Работаем, – ответил высокий.
– А когда заканчиваем, переезжаем на новое место, – добавил маленький.
– Значит, вы путешественники, – усмехнулся Рогов.
– Какие мы путешественники… – махнул рукой маленький. – А вы за границей часто бываете?
– Приходится…
– Вот бы поездить, – вздохнул высокий.
– Поездите, вся жизнь впереди, – успокоил его Рогов.
– Да где нам, – снова махнул рукой маленький.
– Мы в отпуск в деревню свою ездим, – сказал высокий. – То крышу починить, то огород вскопать… Дело всегда находится.
Рогов подумал об этой давно забытой жизни. Она по-прежнему шла вокруг за какой-то чертой его существования – без аплодисментов и свиста, без постороннего одобрения или негодования, тихо текла и заполняла собой все время людей.
– Жаль, наши все уже спят. Никто не поверит, что вы нас привезли, огорченно сказал маленький.
– И не докажешь, – подтвердил высокий.
– Докажете, – ответил Рогов, – я вам сувениры подарю. – Он показал на маленькие конек и клюшку, висящие на ветровом стекле. – Из Канады.
– Да? – не поверили они и в избытке чувств толкнули друг друга.
– Вы местность знаете? – спросил Рогов. – Где сворачивать?
– Там башня, мы покажем, – ответил маленький.
Разговор оборвался, мальчики зевали, сонно терли глаза, потом он услыхал сзади сопение и в зеркале увидел, что они спят. Они спали в неудобных позах, привалившись друг к другу, рты их были приоткрыты, и лица выглядели совсем детскими.
Рогов доехал до поворота, притормозил, погасил фары и вылез, тихо прикрыв дверцу, чтобы не разбудить мальчишек. Он стоял, слушая тишину; вокруг была такая кромешная темнота, что, казалось, глубокая ночь окутала всю землю. Постепенно глаза привыкли, он различил далекие огни. Где-то лаяли собаки, доносились звуки гармони. Потом вдали запели девушки, пели протяжно, по-деревенски. Песня и гармонь удалялись в непроглядную черноту ночи. Рогов стоял и слушал, словно вспоминая то, что знал когда-то, но давно забыл.