Тут виден общий недостаток отечественных историков — невнимание к аналогии — на самом деле основному методу исторического исследования. У истории нет сослагательного наклонения, зато есть многовариантность. В очень значительной степени российская политика по отношению к евреям была калькой с политики Австрии, самой близкой к России (не дипломатически, а культурно) страны Европы. Это касается и рекрутского набора, и кагального самоуправления, и черты оседлости, и борьбы с шинкарством. Многие обвинения Солженицына в «самодурстве царской администрации» и «экспериментировании не по уму» отпали бы при корректном сравнении. Не нужно преувеличивать историческую самобытность России, до семнадцатого года типично европейской страны даже в смысле национальной символики. Сколько написано о «русском двуглавом орле». Но ведь двуглавый орёл вовсе не воспринимался в Европе как символ специфически русский или даже византийский. Двуглавый орёл был государственным гербом всё той же Австрийской монархии.
Но всё это частности. На мой взгляд, рассматриваемая книга есть лучшее произведение Солженицына после «Архипелага». Провал «Красного колеса», где автор сел между двух стульев, сильно повредил его престижу и как писателя и как историка. «Двести лет» показали, что Солженицын сделал из произошедшего соответствующие выводы. Теперь его творческий метод это не показ в картинках готовых концепций, а фактическое доказательство своей точки зрения, и доказательство, снабжённое соответствующим научным аппаратом. Остаётся поразиться мощи таланта 85-летнего (!) автора, вдруг показавшего, что что он не только писатель или публицист, но ещё и настоящий учёный-историк.
И всё же… Всё же Солженицын историк «но ещё и». Пищевая пирамида фактов, только и делающая умозрительные спекуляции действительно историческим исследованием, у него безупречна. Но далее. Над этим, на самой вершине притаился главный зверь, ну никак не связанный со сказанным Солженицыным, и даже сказанному противоречащий.
В этом смысле структура рассматриваемой книги вполне… еврейская. Работают крестьяне Ивановы, мастеровые Петровы, а наверху в замке сидит вместо родного паразита Сидорова, «не мышонок, не лягушка, а неведома зверюшка» Мордехай Каценелленбоген, оглашающая окрестности хулой на неведомо куда исчезшего предшественника. Рулады — виртуозны, антисидоровские аргументы заслушаешься. Только Сидоров не просто хищник. Иногда, при большой оказии, и Сидорову приходится работать. Да так, что иногда оный Сидоров и живот свой на алтарь отечества кладёт. Случись беда, кинется народ к неведомой зверушке: «Защити, отец родной, совсем от бусурман проклятых житья нет», да не родной г. Каценелленбоген, а если бы и родным был, не смог бы всё равно защитить. У него вся сила в гудок ушла, в многодесятилетнее объяснение почему он хорошой, а Сидоров плохой, или если совсем конкретно — почему он здесь — чужой — работает министром, а родной Сидоров — в Париже шофёром.
Солженицын начинает с дотошного изложения истории еврейской общины России. Надо признаться очень удачного по тону и хорошо аргументированного. Но по мере приближения к роковому часу Х, изложение начинает вихлять на американских горках. Уже окончание царствования Николая I венчается следующим «выводом»:
«…завершилось первое 60-летие массового пребывания евреев в России. И надо признать, что такая древняя, проращённая и сложно-переплетённая проблема — пришлась не по подготовке, не по уровню и прозорливости российских властей того времени» (с.134).
Однако изложенные в книге Солженицына факты свидетельствуют совсем о другом. Перед читателем разворачиваются спокойные действия европейской администрации, решающей вопросы по мере их поступления и без суеты, малой кровью, постепенно играющей на повышение, по мере сил, именно посильно (любимое слово Солженицына) способствующей цивилизации одной из азиатских народностей российской империи.
Так же развивались взаимоотношения с поляками, финнами, грузинами, татарами, армянами, прибалтами и другими подданными Империи. Везде многодесятилетнее, как называет Солженицын, «экспериментирование», а на самом деле рутинная практика нормального государственного управления. Капля камень точит.
За «бессмысленные» шестьдесят лет русское еврейство сделало большой шаг в общеимперской ассимиляции. Русскому правительству удалось перетянуть евреев на свою сторону от польской общины, нейтрализовать влияние Германии и Австро-Венгрии. В кагалах была создана разветвлённая система осведомителей. В еврейской среде появились первые русскоязычные просветители — проводники культурной руссификации. Всё это заслуга русского правительства, его профессиональной, европейской работы. Что-то не удалось, конечно. А что может вообще УДАСТЬСЯ в национальном вопросе? Для этого его надо решить «окончательно». Всё остальное, как сама жизнь на Земле, — компромисс.
И мудрое и опытное царское правительство не решало еврейский вопрос, а просто жило рядом с евреями под одним солнцем и пыталось как-то это существование и той и другой стороне облегчить. Судя по успехам еврейской общины и русского государства того времени, вполне удачно.
Этот вывод сделает любой читатель, прочтя первые главы «Двухста лет». Я мог бы выписать по этому поводу десятки цитат. Но вместо «Сидорова», у Солженицына на горе фактов сидит абсурдный «Каценелленбоген»: «Неправильно, неверно, всё плохо, бездарно».
Такое впечатление, что автор просто не понимает самого ТОНА нормальной работы государственного аппарата.
Решали раньше в России проблемы по мере появления, потихонечку, по-европейски, без татарских взвизгов. Как смеялись сразу всё понявшие русские чиновники после февральской революции. Стали интеллигентские гении работать «по 16 часов в сутки». Не так, дурачок монгольский. Утром встань. сделай гимнастику, прими душ. Потом лёгкий завтрак, кофеёк, утренняя газета. Затем в департамент работать. Тоже без ударных взвизгов. И пообедать, и сигару выкурить, и в уборную сходить. На работе не засиживайся. Вечером хорошо почитать художественную литературу, а то и сходить в театр отдохнуть. Татарский замарашка за первый день даст 300 % «плановой работы», а европеец 100 %. Во второй-пятый татарин — 150 %, а европеец — 100 %. В шестой-десятый татарин — 100 % и европеец — 100 %. В одинадцатый-двадцатый татарин даст 75 %, а европеец 100 %. В двадцатьпервый-сороковой татарин — 50 % и нервное истощение, а европеец — 100 % и хорошее настроение. На пятидесятый татарин — 25 % и инфаркт миокарда, а европеец — 100 % и венок на могилу азиатскому «гению». Так в Эсесере и кувыркались аж до 1953 года, пока не приняли наконец закон «о нормализации рабочего дня». Не прошло и сорока лет, да попутно несколько десятков миллионов соотечественников в гроб уложили.
Солженицын обвиняет русских в отсутствии ударного, окончательного решения еврейского вопроса. Нет, у евреев были века истории, и у русской администрации тоже были не «всенародно избранные гаранты», а века. По правопреемственности с римской-то империей не поменьше опыта. Кофеёк, газетка, департамент, кофеёк, газетка, департамент. А ну-тка ПОСПОРЬ. Людей-то нет, есть СИСТЕМА. СИСТЕМА сожрёт всё. Анонимно, так что и мстить некому. И никакие арабские «шариаты» и «шулхан-арухи» здесь не помогут.
Так же пилили РУССКО-НЕМЕЦКИЕ дворяне и другие народы. И споткнулись не на финнах, поляках или евреях, споткнулись на основном колониальном народе русских.
Солженицын много пишет в своём исследовании о неудаче еврейской земледельческой колонизации, когда на протяжении десятилетий царское правительство делало всё мыслимое и немыслимое, чтобы приучить евреев к производительному труду, а евреи предпринимали не менее героические усилия чтобы никогда и ни при каких условиях не жить в нижних девяноста шести процентах социальной пирамиды.
С сарказмом автор описывает как евреи-земледельцы ломали сельскохозяйственные орудия, морили скот, бежали куда глаза глядят, занимались чуть ли не членовредительством. Картина мягко говоря впечатляющая, особенно если сопоставить её с параллельным идеологическим визгом по поводу того, что евреям запрещают работать, мешают работать, не дают работать. Это блестящие, прямо-таки хрестоматийные страницы солженицыновского исследования.
Но подлинной грандиозности картины происходящего автор тем не менее не понимает. Даже не видит в упор. Не видит, как в то же самое время русские крестьяне, дикие примитивные люди, находящиеся на уровне чуть ли не подсечно-огневого земледелия Африки, ломали плуги, сопротивлялись любым улучшениям своего быта, убивали врачей и агрономов, да и грабили и разрушали хозяйства колонистов-европейцев в Новороссии, основном районе и еврейской земледельческой колонизации. Кто был основной социальной базой большевиков во время гражданской войны на Херсонщине и в Крыму?
Русские крестьяне. Сквозь русские деревни белогвардейцы проходили как сквозь строй. Вдогонку неслась матерная ругань, плевки. Отставших и раненых добивали кольями, рубили топорами. Кто из народной толщи поддержал белое офицерство? Да немецкие колонисты, сначала дочиста ограбленные, а потом почти полностью вырезанные русскими крестьянами и евреями. И какая интеллигенция, не аристократия — «малый народ», а разночинная интеллигенция могла появиться от такого народа, каким были не евреи, а русские даже в конце XIX века?
Солженицын сам не понимает сути своего сопоставления еврейского и крестьянского вопроса, когда пишет:
«К моменту вступления на престол Александра II уже столетие как перезрел и неотклонно требовал своего разрешения в России — крестьянский вопрос. Но вдруг выступило, что не с меньшей настойчивостью требовал себе решения и вопрос еврейский — не столь давний в России, как застарелое и дикое крепостное право, и до сих пор не казавшийся столь масштабным для страны. (А отныне — весь XIX век насквозь, и в Государственной Думе до самого 1917 года — вопросы еврейский и крестьянский будут то и дело оказываться смежны, состязаться, так они и переплетутся в соревновательной судьбе.)» (с.135)