Перу Нигмата Аминова принадлежат книги юмористических рассказов и повестей "Дутая слава", "Подорванный авторитет", "Сорок третий зять", "Сквозняк" и другие.
И. Аминов член СП СССР.
ЗНАКОМЫЙРассказ
Поместили меня в пятьсот двадцать шестом номере на пятом этаже ташкентской гостиницы "Россия". Номер, рассчитанный на двоих, удобно обставлен, есть и ванная. Комфорт, одним словом. Только вот неизвестно, какой сосед попадется.
Вживание в комфортабельную обстановку столичного отеля решил начать с ванной. Благо времени сегодня у меня было — девать некуда.
Едва успел раздеться, слышу — стучат в дверь. Негромко так стучат, деликатно. Ладно, думаю, что в ванну еще не влез! Натягиваю брюки, отворяю.
На пороге — гражданин с багровым, пышущим здоровьем лицом. Столь же жизнеутверждающего цвета было и пальто, плотно сидевшее на широченных плечах. И лишь пестрый, сбившийся на бок галстуку несколько нарушал монументальность явившегося мне образа, как бы подтверждая известную истину, что все мы — человеки.
— А вот и я! И здесь не оставлю вас в покое, — шутливо, бодрым, компанейским тоном произнес он.
— Рад, что моим соседом будете именно вы, земляк, — отвечаю, тоже сразу вспомнив, что летели мы одним самолетом. Правда, голоса я его там не слышал: будущий мой сосед как сел в кресло, так и проспал до самого Ташкента.
Взял я у него из рук чемодан, внес в помер. Моя предупредительность, видимо, понравилась соседу, который, быстренько сняв пальто, принялся вспоминать обстоятельства нашего совместного полета, а также то, как мучительно долго тащился трамвай до гостиницы. Несомненно, беседа эта должна была сблизить нас. Когда же я узнал, что соседа-земляка зовут Исламджаном Акиловым и что живет он в одном из отдаленных районов пашей области, я счел возможным предложить поочередно принять душ.
— Не имею ничего против, — согласился со мной Исламджан. — Я, между прочим, прибыл по вызову министерства просвещения… Удалось приехать вот на денек раньше: хочется Ташкент посмотреть.
— А я, — отвечаю, — на совещание каракулеводов приехал. И тоже на день раньше.
— Прекрасно! — обрадовался за меня сосед. — Тоже, значит, сможете культурно провести время…
Когда я вышел из ванной, Исламджан, как был одетый-обутый, так и лежал на кровати, легонько похрапывал.
"Здорово, однако, устал, бедняга", — думаю, и принимаюсь за только что купленную книгу, стараясь не шелестеть страницами. Через час примерно сосед проснулся. Блаженно потянувшись, зевнул, пожаловался:
— Ужасно устаешь в этих самолетах!
Взяв чайник, я отправился за кипятком. К моему возвращению Исламджан успел принять душ.
— Домла[22], — пригласил я, — пожалуйста, выпейте со мной пиалушку чаю.
— Хоп[23], хоп, — ответил он. Взял протянутую пиалу, отхлебнул.
— Не знаю, как пройдет беседа в министерстве, — лицо его, на котором после сна и душа багрянец сделался еще более жизнеутверждающим, изобразило беспокойство напополам с гордостью.
— Все обойдется благополучно, домла, — вежливо откликнулся я, и, не желая углублять содержательность нашей с ним беседы, не стал спрашивать о цели вызова моего соседа в столь высокую инстанцию. Однако сосед не дожидался моего вопроса:
— Лет восемь назад работал я заведующим районо. Должность, сами понимаете, ответственная. А чем выше человек, тем больше у него и недоброжелателей… В общем, новый председатель райисполкома освободил меня. Под предлогом того, что не имею я высшего образования. У меня и правда был тогда только диплом учительского института. Теперь уже, заочно, окончил педагогический. А тут как раз и председатель исполкома сменился — выдвинули на этот пост товарища Хашимова…
— А, это тот, который работал в тресте совхозов? — припомнил я, услыхав знакомую фамилию.
— Да, да — он самый, — обрадовался Исламджан. — Уткурджан-ака доводится нам… Близкий, одним словом, человек. И вот вызывает меня к себе и, конечно, спрашивает: "Домулла, хотите на свою прежнюю должность?"
Ну, что я мог ответить близкому, уважаемому человеку! Помолчал минуты две-три, подумал, а потом, конечно, говорю: "Если вы считаете нужным…" Да, знает Уткур-ака цену людям, не разбрасывается кадрами!
— Верно, — вежливо поддержал я, — товарищ Хашимов — хороший организатор.
— Рад за вас, — похвалил меня. Исламджан. — Приятно слышать, что и вы, оказывается, можете оценить настоящего руководителя. А ведь Уткурджан-ака действительно имеет громадные заслуги. Особенно в благоустройстве райцентра. Так что отказываться мне было просто неудобно. Да и не имел я права отказываться! — Исламджан допил пиалу и закончив значительно:
— Потому-то я и вызван в министерство. Очень может быть, что это — идея нового министра…
Я тоже допил чай и, взяв книгу, прилег на койку. Исламджан нагнулся, пытаясь прочесть название на обложке, спросил:
— Что за книга у вас?
— "Черные очи".
— Небось, про черноглазых девочек?
— В общем-то, да, — не совсем уверенно подтвердил я.
А он уже продолжал:
— Непременное качество настоящего руководителя — эрудиция и, если хотите, бойкость языка. А для этого надо читать и читать! Я, например, успел прочесть "Тысяча и одну ночь", "Гур-оглы", "Авазхон"… Всех названий просто не упомнить. Как удается встретить в книжных магазинах что-нибудь такое же интересное, обязательно покупаю. Теперь придется поискать специально: надо читать, повышать уровень… А то ведь придется выступать на собраниях, заседаниях.
Исламджан до капли выцедил в пиалу кок-чай из чайника, выпил, подошел к окну. Глянув на открывавшийся вид столицы, произнес — негромко, чувственно: "Красота какая! Как все благоустроено…" Опять сел на кровать и сказал, чуть громче уже, о беспокойством:
— Что бы это значило: не приходит никто из министерства?
— А там знают, что вы здесь?
— Как не знают, если человек оттуда встречал меня. Этот парень и в трамвай посадил, и до гостиницы довез.
Исламджан пошуршал старой газетой, потом накрыл ею лицо и сразу же захрапел.
Парень из министерства пришел к вечеру. Был он высокий, худощавый, с приятным добрым лицом… Протянул мне руку, представился: "Анвар Шамспев". Обменялись несколькими фразами, и Анвар спрашивает:
— Исламджан-ака, что если сегодня мы вместе сходим в театр?
Исламджан, подбоченясь левой рукой, ответил с достоинством:
— Литература, искусство, театр, концерты — моя слабость.
Анвар вынул из кармана три билета:
— Так я и думал, Исламджан-ака! Тогда предлагаю сходить на "Гамлета".
— На "Гамлета", значит? — переспросил Исламджан.
— Да, в театр имени Хамзы, — подтвердил Анвар, кладя билеты на стол.
— А песен в этом спектакле много?
Анвар оторопело посмотрел на моего соседа. Исламджан стоял все так же подбоченясь. жизнеутверждающего цвета лицо его выражало озабоченность. Но, увидев удивление во взгляде Анвара, домла торопливо улыбнулся:
— Все, все! Идти — так идти…
По дороге успели поужинать и, конечно, немного выпили.
В театре все шло поначалу нормально: смотрим, слушаем. Все трое. И вот уже Гамлет начал свой знаменитый монолог. Тут-то я, заметил, что Исламджан ерзает в кресле, вздыхает и даже, кажется, постанывает.
— Что с вами, домла? — спрашиваю шепотом.
— Плохо себя чувствую что-то, — отвечает Исламджан. — Выйду-ка я, пожалуй, в фойе…
Делать нечего: поднимаюсь, выхожу следом. Домла Исламджан стоит у степы и щелкает фисташки. Теперь он не испускает ни вздохов, ни стонов, однако во взгляде — страдание.
— Так что же случилось? Что болит у вас?
— Что, что! Вы лучше скажите, что это за театр — ни песен, ни танцев! — с сердцем отвечает Исламджан. — Подумаешь, "жизнь или смертью! Хе, хочешь умирать — умирай, — какое мне дело…
— Не могу не согласиться с вами, домла. Только как бы парень из министерства не обиделся.
— Вы думаете? — забеспокоился он и, не дожидаясь моего ответа, направился в зал. Во взгляде его была решимость. После спектакля Исламджан долго и с восхищением говорил о фехтовальном мастерстве принца Датского. Даже тогда, когда мы остались вдвоем в номере и улеглись в постель.
Следующий день я провел на совещании и вернулся в гостиницу часам к семи вечера. Домла Исламджан сидел мрачный — ждал, как выяснилось, меня.
— По раздевайтесь! — в голосе его прозвучала требовательность. — Сейчас же идем на "Аптик Гериб Шах-сенам". Вот билеты. Товарищ Шамсиев встретит нас у входа.
Всю дорогу до театра домла, сокрушаясь, пересказывал мне эпизоды из прочитанной им книги, но которой мать Гериба была слепа, а песни самого Гериба до того тоскливы, что лучше б опера оказалась совсем без музыки.
И хотя я несколько раз обмолвился, что тоже читал "Ашик Гериб", умолк он только при виде поджидающего нас Анвара. Едва успели занять свои места, как за дирижерским пультом появился кудрявый молодой человек, хвостик черного фрака делал его похожим на ворона, а белой крахмальной грудью он одновременно напоминал пингвина. Раздались звуки оркестра.
Когда окончилась первая сцена, Исламджан просидевший ее с видом мрачным и решительным, оживился, предложил неожиданно:
— Давайте, товарищи, подойдем к сыну Закира-дутариста. — Пояснил: — Закир в нашем доме пионеров учителем музыки, а сын…
Встав с места, домла подвел нас к кудрявому молодому человеку, спускавшемуся с высоты дирижерского места. Тот сразу признал в Исламджане земляка, поздоровался почтительно, стал расспрашивать о своих родных, о районных новостях. Домла Исламджан сжато изложил положение дел в родном районе и сам спрашивает:
— Выходит, Тахирджан, слухи эти, что вы работаете в театре, соответствуют действительности?
— Выходит, соответствуют, — отвечает дирижер.
— А что, Тахирджан, — голос домлы зазвучал задушевностью, — вы и петь или, там, танцевать можете? Или, — он вскинул по-дирижерски руки, — или только это?
Я взглянул на Анвара — он смеялся. Я, кажется, тоже.
Только дирижер, растерянно глядя то на нас с Анваром, то на Исламджана, лицо которого было почти скорбным, ничего не понял:
— Так ведь для меня и этого, Исламджан-ака, хватит… А поют, танцуют другие.
Исламджан положил руку на плечо дирижера:
— Не обижайтесь, Тахирджан, но я хочу сказать вам как учитель…
— Пожалуйста, пожалуйста, домла! Буду вам только благодарен.
Домла обвел рукою зал с уходящими в перспективу рядами кресел:
— Видите, мой молодой друг, какой зал! Сколько людей? А ведь среди них есть ровесники и вашего дедушки и вашей бабушки. Так можно ли стоять к ним спиной и еще помахивать палочкой!
Тут уж, кажется, и Тахирджан все понял. Во всяком случае, смеялись мы все трое. Вслух смеялись, громко.
Домла, как видно, из вежливости, присоединился к нам, а потом все-таки сказал с отеческой интонацией:
— Подумайте над моими словами Тахирджан: ведь существуют же в конце концов нормы приличия! Может быть, делать эти движения стоя лицом к народу?
Прозвучал третий звонок, и погас свет. Мы заняли свои места.
А рано утром я попрощался с Исламджаном и уехал домой.
Прошло около месяца, и мне случилось быть в том районе, где жил мой сосед по номеру в гостинице "Россия". Вспомнился он в тот момент, когда в местном книжном магазине я услышал знакомый бодрый голос, обращенный к продавщице:
— Девушка, покажите мне "Гулихироман"!
Оглядываюсь — вижу: домла Исламджан. Поздоровались.
— Ну, так как, домла, прошла тогда ваша беседа в министерстве? — спрашиваю я.
— Беседа прошла на уровне! — не без гордости ответил Исламджан. — Да вот, приехав в район, передумал я — отказался от должности заведующего: слишком уж хлопотно. Да и недоброжелатели… Вы меня понимаете?
Я его понимал, а потому сказал, как тогда, в фойе театра:
— Не могу не согласиться с вами, домла… Действительно, всё ясно.
Перевод В.Лещенко