Упрямые шерпы вылезают из кухни, как любопытные суслики. Возвращающиеся носильщики смеются над удивительной забавой сахибов, особенно когда кто-нибудь из них съезжает «на пятой точке».
И вот уже шерпы пристегивают лыжи, и только вмешательство врачей спасает шерпов от переломов берцовых костей.
Начинается всеобщее веселье, и на следующий день экспедиция преодолевает перевал Шиптона.
К сожалению, друзья уже не друзья!
Ледорубы и пуховые спальные мешки, так же как пуховые куртки, свитера, фланелевые рубашки из Вимперка и ботинки с подошвой вибрам, сделанные фабрикой «Ботана» в Скутче или же кооперативным предприятием «Подтатран» в Попраде, шерпы продают в Катманду за приличные деньги. Деньги, деньги и снова деньги. Они скрываются даже за дружбой шерпов, которые некогда отдавали жизнь за альпинистов, сносили выбившихся из сил восходителей с гималайских вершин и отогревали их отмороженные ноги теплом собственного тела.
И мы спрашивали себя, может ли существовать дружба там, где между людьми возникают отношения, — которые политическая экономия называет товарно-денежными.
Там, где индийская низменность постепенно переходит в горы, раскинулся край джунглей. Буйная зелень пальм, тиковых деревьев и лиан наполнена пением невидимых тропических птиц и воплями обезьян, похожими на человеческий крик. Говорят, ночью здесь раздается глухой рев тигра, вышедшего на охоту. Его самого можно поймать, заплатив за лицензию в твердой валюте, так же как медведя в Любочанской долине.
Дхаран-Базар — крупнейший город восточного Непала — расположен на самой границе джунглей и первых цепей хребта Сивалик, предгорья Гималаев. Главная улица города карабкается вверх по склону недавних горных отложений, до сих пор поднимающихся вместе с Гималаями. Потоки и речушки, сейчас пересохшие, во время дождей размывают мягкие породы холмов и уносят их в могучие воды Ганга. Всё завершает свой путь в Ганге: реки, горные отложения и человеческий пепел, находящий упокоение в нирване океана.
Не помню уже, кто посоветовал нам в Дхаран-Базаре (или, как мы называли город сокращенно, в Даране) обратиться за помощью в размещении и устройстве экспедиционного перевалочного пункта к руководителю так называемого British Military Camp, военного лагеря британских гуркхов.
Полковник, блестящий молодой джентльмен, идеально выбритый, постриженный и причесанный, одетый в отлично выглаженный тропический мундир, заставил меня ждать в приемной белого-командирского бунгало ровно столько времени, сколько предписывается церемониалом аудиенции у наместника ее величества королевы.
Его ответ, несмотря на вежливый тон и великолепное английское произношение, был отрицательным.
— Я могу вам только посоветовать, где разместиться: на том месте, где недавно стоял лагерь японской экспедиции, которая неделю назад отправилась к подножию Канченджанги. Это все, что я могу для вас сделать.
Даже мой безупречный костюм, сшитый на швейной фабрике в Тренчине, и аккуратно свернутый зонтик, который я по английскому образцу держал на левой руке, не заставили полковника изменить решение. И наши мечты о купании в прозрачной воде старательно вычищенного бассейна, о лагере, разбитом на таком же сочном газоне, как в Уимблдоне, испарились под лучами полуденного солнца, превращающего траву дхаранских окрестностей в охристую пустыню.
Мы отправились дальше, оставляя позади аллеи британского лагеря, ухоженный газон, бассейн, белые бунгало английских офицеров, площадку для игры в крикет и теннисные корты. Мы поехали на окраину города, где нашли убежище во владениях индийского военного атташе, майора по имени К. С. Малл, который не путал Чехословакию с Югославией. Оказалось, что у нас одинаковая точка зрения на англичан, и майор Малл пригласил нас на ужин, жгучий от самых острых непальских пряностей. Ужин нам подавали при свете керосиновой лампы на веранде бунгало, более скромного, чем жилища английских офицеров.
Наш лагерь обнесен забором, здесь есть водопровод, и все довольны. Шерпы мигом оборудуют кухню. Отвергнув бензиновые плитки, они покупают твердое красное дерево, редкое и дорогое, и вот уже горит первый шерпский костер, уже варятся рис и чай. Вскоре экспедиция отходит ко сну под жарким небом тропической ночи; Полярную звезду, стоящую низко над линией горизонта, скрывают темные очертания хребта Сивалик.
Экспедиция: грузовики и водители, запасные водители и экспедиторы, ученые и альпинисты, кинооператоры и врачи и руководитель экспедиции, девять тонн оборудования, продуктов, лекарств, альпинистского снаряжения — все это спит под сводом восточнонепальской ночи и предается заслуженному отдыху.
Автомашины отправились в дальний путь со склада на Страгове 2 февраля. Их ждала дорога по равнинам Украины и России до Баку, потом морем до Ирана, снова дорога до афганской столицы Кабула, затем через Пакистан до Индии. Ровно через три недели экспедиция в первый раз собралась вместе в Дели, куда 20 февраля прибыла группа, вылетевшая из Праги. Потом руководство экспедиции отбыло в Катманду, а остальные на автомашинах поехали на восток Индии к непальской границе. Все снова встретились на аэродроме в Биратнагаре, находящемся в нескольких километрах от индийско-непальской границы. Тут произошло знакомство с шерпами, которые с руководителем экспедиции прилетели из Катманду.
Как ни удивительно, все обстояло благополучно и с людьми и с транспортом; как по маслу прошли переговоры с таможенниками, с представителями министерства иностранных дел его величества непальского короля и с чиновниками министерства внутренних дел, которое дает разрешение на использование коротковолновых радиопередатчиков. Несколько затянулись только переговоры с «Гималайским обществом» в Катманду, которое обычно стремится обеспечить каждую экспедицию как можно большим количеством шерпов: высокогорных носильщиков, вспомогательных носильщиков, поваров, помощников поваров, почтовых скороходов и т. д. Их число значительно превышало то, которое заказала наша экспедиция. Понадобились долгие дебаты, прежде чем мы пришли к соглашению. Имена шерпов, выполняемые обязанности, их возраст и место рождения приведены в конце повествования о восхождении 1973 года. Первое имя — Анг, Мигма, Дава — обычно название дня, когда новорожденный шерпа увидел свет у подножия Эвереста, Гауризанкара, Чамланга, Кангтеги. К нему присоединяется имя, например Темба, Намиал, Пхурба, Норбу. Это напоминает Робинзонова Пятницу, но наши шерпы действительно звались Понедельник, Вторник, Среда. Дата собственного рождения их не заботила, и обычно они сами не знали точно, когда родились. И некоторые, невзирая на возраст, который они называли, выглядели намного моложе или наоборот.
К 4 марта все наконец готово к походу. Свыше трехсот носильщиков из окрестных деревень взваливают на спину порученный им груз, закрепив его при помощи ремней, накинутых на голову. Некоторые носильщики пользуются корзинами из прутьев, расширенными вверху так, чтобы максимальный вес находился выше уровня головы. Они несут кухонную посуду, рис и цзампу, палатки и еще множество вещей, в большей или меньшей степени безусловно или относительно необходимых экспедиции, как, например, газовая печь для приготовления хлеба, проделавшая далекий путь из Оломоуца до третьего полюса Земли и сохранившая способность своими изделиями возбуждать иллюзию свежего домашнего хлеба, которого так не хватает всем экспедициям.
Для экспедиционной кассы выделен специальный носильщик. На его спине стандартный алюминиевый ящик, до краев набитый мелкими непальскими банкнотами для выплаты носильщикам. Там же лежит магнитофон. Однажды несущий кассу Анг Цзеринг поскользнулся на мокром иле по дороге через рисовые поля, ящик стукнулся о камень, и магнитофон, в котором случайно оказалась пленка, включился. Носильщик шагает дальше, а из внутренностей кассы доносятся шлягер за шлягером, песня за песней.
Экспедиция преодолевает первый перевал (он называется Шангли Ла) и спускается в долину. По камням и утоптанному сухому илу идут не только наши носильщики, их жены и дети. Тропинка — главная транспортная артерия края, и поток носильщиков в обоих направлениях нескончаем. Мы разбиваем лагерь на высохшем рисовом поле или же на выжженной солнцем и засухой траве, спим в палатках, а носильщики располагаются вокруг чадящих костерков, дым которых вызывает кашель. Все — женщины, мужчины и детвора — курят сигареты, получаемые с дневным пайком, и сухую траву, завернутую в листья, или ивовую кору, подсушенную над костром и закрученную в туалетную бумагу, которую мы даем им в качестве самой тонкой папиросной бумаги.
И снова вверх, преодолевая стометровые и тысячеметровые перепады высоты, из глубокой долины реки Тамур, протекающей на северо-восток от Канченджанги, по выжженным склонам на хребет следующей горной цепи. Горы заселены людьми до самых вершин, высохших в ожидании муссона. Сухие рисовые поля высоко на холмах ждут полива и вспашки.
Но сейчас поля не возделаны. Непал превратился в страну, где все жители в пути, все носят грузы по тропкам, которые без всяких проектов проложили ноги народа. Страна в пути. Она ждет, когда гигиена, современные транспортные средства и промышленность перейдут в наступление, жертвой которого станут тропы, и храмы, и сильные, выносливые человеческие ноги, а вместе с ними туберкулез, амебная дизентерия, и холера, и — веселое пение носильщиков.
Но время, когда победит цивилизация, культура ожирения и невротическая философия современной эпохи, еще далеко. Чехословакия построила в непальской низменности Терай электрическую мельницу, мелющую муку белее снега Гималаев. Однако припасы носильщиков состоят из мешочков с грубой мукой из ячменя, раздробленного на каменной мельчичке вместе с сором и песком, который скрипит на зубах. А еще они едят цзампу — дробленое жареное зерно с привкусом солода, содержащее больше витаминов, чем самые сложны таблетки знаменитых западных фармакологических фирм.