ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
Мансарда с окном на крыше высоко над городом. В комнату входит Эста в вечернем платье; из передней слышен голос Дианы: «Ты лучше смотри за своей любимицей!» Эста приоткрывает окно, откуда виден город сверху, весь в лунном сиянии, с золотым блеском крестов. Возвращается хозяйка Серафима Ефимовна, Фима, няня Эсты.
- Простудишься ты, Эста. Схватишь насморк. А ангел прилетит, его увидишь и так; вся горница засветится!
Эста с недоумением:
- О чем ты, няня? Ты меня пугаешь.
- Ты нынче вся сияешь, как невеста. Лишь нет фаты. Уж сняли с головы? Жди нареченного теперь со страхом, то будет ангел или бес, кто знает?
Эста, закрывая окно:
- Ну, няня, напророчишь мне беду.
- О, Боже, упаси!
- Ты мне не рада?
Фима улыбается:
- Тебе всегда я рада, ты же знаешь. С театра ты заедешь - прямо праздник. Но в чем, голубушка, ты провинилась?
- Ни в чем. Все это козни Афродиты. Теперь она поссорилась и с сыном. - Переодевается для сна.
Фима с усмешкой:
- Лукавый ангелочек с крылышками, он всюду сеет похоть и разврат…
- Да, да, ты об Амуре говоришь, с его иным прозваньем Купидона… Но он на самом деле не такой, и имя настоящее – Эрот!
Фима без обиняков:
- Амур, иль Купидон, или Эрот – один ведь черт соблазнов и греха!
Эста, укладываясь в постели:
- Ну, это у него такая слава.
Фима, перекрестив барышню, уходит на кухню, где обыкновенно спит в холодную пору.
Поверх коротких занавесок видны белые облака в лунном сиянии. И вдруг, как птица с вышины, снаружи у окна является Леонард.
Эста, вскакивая и открывая окно:
- Как вы меня нашли? И почему на крыше вы?
Леонард, весьма сердитый:
- Вас увезли. Куда? Отправившись по крышам, видя город, как на ладони, я увидел вас, ваш образ, как из света… О, Психея!
- И вправду я Психея? Это сон! Ночь бракосочетания Психеи с неведомым еще ее супругом? - Словно вовлекается в сказку.
Психея не видела его, но осязать руками, губами, ногами не только могла, а стремилась невольно, желая понять, с кем же пребывает на брачном ложе; по всему, сомнений нет, юноша, прекрасно сложенный, с нежнейшей кожей, трепетный, влекомый к ней любовным томлением, все более разгорающимся до страсти.
- О, как прекрасна, как прелестна ты в сияньи глаз и женской красоты!
- Меня ты видишь? Ах, и я тебя! Как! Это не во сне? Не сказка это?
Фима за дверью:
- Да, с кем ты разговариваешь, Эста?
Эста, вскакивая на ноги, шепотом:
- Беги! - Громко. - Да, что такое? Я сейчас! - Открывает окно.
Леонард, поспешно одеваясь и вскакивая на подоконник:
- Меня ты гонишь, испугавшись няни?
Эста с ужасом:
- Что было здесь? О, Боже!
Фима, вбегая в комнату:
- С нами Бог! Прочь! Изыди, сгинь, Сатана!
Леонард скатывается и падает с крыши.
2
Квартира, в которой живет Леонард. Комната с камином. Леонард лежит на черном диване с высокой спинкой. Стук в дверь. Входит Аристей, одетый, как англичанин.
- Приветствую тебя, мой друг. Ты жив!
Леонард, словно бы сонный:
- Откуда вы? И кто? Из-за границы? Английский лорд?
Аристей смеется:
- Нет, милый мой, я принц. Рассказывать не стану, не поверишь. Я рад тебе. Но что еще случилось? На гребне счастья новая беда?
Леонард, словно просыпаясь:
- Ах, как я рад! Я знал, увижусь с вами. Присутствие здесь ваше ощущал и прежде я, а ныне зримо видел еще со сна, и вы мне улыбнулись. Что, вам открыта жизнь моя?
Аристей, прохаживаясь по комнате: - Не знаю. Но иногда, в просвете бытия я вижу что-то, словно бы виденья в сиянии небес иль тихих вод.
Но о тебе я слышал от княгини. Как ты в окно вломился, будто спьяну, до смерти напугав старушку с Эстой, и вдруг скатился с крыши и пропал.
Леонард, расхохотавшись превесело:
- Ах, даже так! И непременно спьяну?
- Ну, значит, все-таки не Сатана из преисподней прилетал, а некто, кого страшатся люди, даже боги?
- О, Феб! В кого ты превратил Эрота пророчеством своим?
Аристей, схватывая новую мысль:
- Иль он предвидел, как в мире христианском первосущность Эрота претерпеет измененья?
Леонард с интересом:
- Он в мире христианском Люцифер? Не мог поверить я!
- Скажи, как Эста?
- Упавши с крыши, я унесся в гневе, низринутый, казалось, в самый Ад. Бог весть, когда, вернувшись, я зашел к Ефимовне. Но Эсты не застал. Записку от Дианы мне вручили. - Показывает.
Аристей читает: «Ради всего святого, если это для вас не пустой звук, прошу оставить в покое Эсту. Когда она придет в себя и ежели пожелает объяснений от вас, я дам вам знать. Диана».
Леонард в тоске:
- Свиданье символическое было задумано. Но Эсту увезли! С отчаянья унесся я куда-то и вижу вдруг ее в окне мансарды…
Старушка приняла за Сатану!
И Эста испугалась с нею, словно я превратился тут же в Люцифера!
Аристей, утверждаясь в своей догадке:
- Эрота первосущность претерпела метаморфозы в мире христианском. Ты Люцифер, мой друг, не Сатана, ведь это темное начало, зло, в тебе же свет, как от Венеры в небе!
Леонард с сомнением:
- Но Люцифер-то вы, я Ариман, так по природе и Эрота будет…
Аристей, рассмеявшись:
- То христианская традиция, а есть классическая, да еще, ты знаешь, ренессансная, - не станем мы замыкаться ни в одну из них. Но мне пора. Увидимся еще.
Леонард, задумываясь о новой напасти, в какой оказался:
- Я рад, что вы вернулись. Буду вашим я спутником, как бес растленья, или сам Люцифер, несущий свет познанья…
Аристей церемонно раскланивается и уходит.
ГЛАВА ВТОРАЯ
1
1
Дом Легасова. Кабинет. Легасов, входит Аристей.
- Ах, это вы! Нетрудно вас узнать. А говорят, какой-то англичанин из Индии, с кем я веду дела.
Аристей деловито:
- С какой бы стороны ни подойти, у нас есть общие дела, выходит. Приветствую я вас, мой компаньон!
- Боюсь, обрадовать мне нечем вас.
- Лишен я прав и состоянья, да? Но вы-то процветаете, надеюсь. Поговорим однако о делах мы позже. Как Диана?
Легасов важно:
- Что Диана?
- Здорова?
- Так себе. Благодарю.
- А Эста?
Легасов, оживляясь:
- Не слыхали?
- Что такое?
- Беднажка! Боже! Все Эрот, Эрот. Да ныне все у нас перевернулось… Эротика туманит всем мозги. Ну, это понимаю. Но свихнуться такой хорошенькой - на этом самом?
- Скажите толком, что еще случилось?
Легасов, выйдя из-за стола:
- Представьте: в кабачке с его угаром дается представленье о Психее, все ищущей Амура по столетьям и странам, - есть у нас такая пьеска.
Как водится, ей нужен идеал, какого на земле и не бывает. Романтика с эротикой в придачу.
В разгаре представленья входит в зал гречанка в белой тунике из шелка, в сандалиях, в плаще пурпурном, словом, красавица, богиня красоты со взором неземным, - все замерли в испуге словно, в сладостном волненьи.
Она же спрашивает, как нарочно, не видел ли Эрота кто? И в слезы! Идет, пошатываясь от конвульсий, от встрясок в теле, будто бы пьяна, уж явно не в себе.
И смех, и ужас по залу пронеслись: «Психея! Боже!» И шутки, и аплодисменты с «Браво!»
Она ж в испуге пригрозила местью Эрота за обиды ей, Психее, в гримасах диких в бешенство впадая.
Там оказался, к счастью, наш знакомый, он дал нам знать и Эсту сам привез, притихшую от слабости и боли - не тела, а души в ее тревогах, что вынести, пожалуй, тяжелей.
Аристей, вздохнув:
- Позвольте свидеться мне с Эстой.
- Нет. Я б не желал, чтоб вы искали встречи с Дианой тоже.
- Понимаю вас. Но все же свидеться я должен с ними. От них узнаю, как мне быть, что делать.
Легасов, вынимая часы:
- Простите, все дела. Мне надо ехать.
Выходят из кабинета; на площадке лестницы Эста. Взглянув на Легасова, Аристей раскланивается.
Эста, рассмеявшись:
- Не уходите, Аристей! Диана и я, вы знаете, мы рады вам.
Легасов поспешно уходит.
- Вестей от вас мы долго не имели. Боялись худшего.
Входят в гостиную.
- Диана в церковь вдруг зачастила; мы молились Богу о всех, кто страждет в тюрьмах и скитаньях.
- Скажите, Эста, что случилось с вами по вашему, конечно, разуменью?
- Боюсь, вступила я в игру Эрота всерьез, ну, и попалась, как девчонка, на радость Сатане, как говорится, - с откровенной улыбкой. - Да вы с Дианой не скучали, а?
Нет, нет, шучу; на языке все гадость двусмысленная вертится и пуще, как будто вывалялась вся в грязи. - Выбегает в смятеньи.
Аристей, достав блокнот с брелком:
- Ну, что такое?
Даймон шепотом:
- Можешь ты спасти Психею, воссоздав чудесный образ.
- Но почему Психею, а не Эсту?
- Нет, девушку спасти уже нельзя, в безумье впав, она Психеей стала, и этот образ, как спасенье, ей.
Аристей усомнился:
- Как мой рисунок может воссоздать и плоть, и кровь, и память поколений?
Даймон рассудительно:
- Гармония частей дает эффект, - как в жизни, и в искусстве, - красоты, феномен, как в цветке, материальный и эстетический, уже духовный, что в идеале образ человека, из света сотканный его венец.
- Так, это личность проступает в свете, как на картинах, и она жива? Что если, как принцесса?
- Опыт, знаешь, не завершен. Но спящая принцесса, как «Спящая Венера» Тициана или Джорджоне, что-то ведь и значит? - Замирает с возмущенным видом.
Бесшумно входит Эста и зачарованно глядит на нэцкэ.
Аристей, набрасывая на листе блокнота карандашом:
- Возможно, Эста, видели рисунок с античной группы: нимфа и сатир, - она столь хороша, как Афродита, сатир же тянется рукою к ней?
Эста с телодвижением, словно готова сейчас скинуть с себя все:
- Нужна ведь обнаженная модель!
Аристей с крайним смущеньем:
- Нет, нет, просить о том не смею я. Да вижу я, угадываю ясно, ведь грация во всех изгибах тела, как танец, обнажает естество…
Эста, пребывая по всему в чудесном настроении:
- Ну да, потом проверить можно будет, насколько вы все угадали верно.
Аристей удивленно:
- А в козлоногом вижу я Эрота!
- Конечно.
Аристей, отрывая лист:
- Дело сделано? - Передает Эсте, та весело смеется. - Рисунок, как вещь разоблачительную, лучше, пожалуй, уничтожить?
Эста с веселым любопытством:
- Нет! Но что имело место здесь? Иль волшебство с участьем старца со светящим взором? Сеанс леченья? Я пришла в себя! В чем заключается участье старца? Он водит кончиком карандаша?
Аристей, уверовав нежданно в силу даймона:
- Рисунок мой, со всею гаммой мыслей и чувств при восприятии модели, что для него проект для воссозданья живого образа из нитей света.
Эста, догадываясь:
- Воссоздана я как Психея?
- Да.
- И нечто уж случилось и с Эротом?
Аристей с удивлением:
- Похоже, да.
- Прекрасно! Но теперь в нем видят ведь скорее Люцифера? Переродился он? А как же я?
Входит Диана, одетая, как всегда, изысканно и нарядно.
- Прекрасно! Неужели, Аристей, у вас нет больше дела, чем возиться с мальчишкой, что чинит уже разбой?
Эста, весело и легко завертевшись:
- Диана, не поверишь, я здорова!
Диана, разглядывая рисунок:
- А это что? Как! Вы с нее писали?
Аристей:
- Диана, здравствуй!
Эста смеется:
- Объясню все позже. - Уходит с рисунком.
Аристей в досаде:
- Рисунок с древнегреческой скульптуры. Я лишь придал вакханке и сатиру черты влюбленных наших - им на счастье. Здесь красота, веселость - как катарсис.
Диана, порывисто обнимая его и целуя:
- Я снова вся люблю тебя. Но это надолго ли? Я все теряю силы; ты возвращаешь к жизни на мгновенье, чтоб лишь продлить мне муки бытия.
- Я должен завершить портрет, Диана.
- Нет, нет! Ведь я почти призналась в том, что увлеклась тобой. Теперь что делать? Признаться, пала я? Мне ничего не будет, но тебя опять упрячут без всякой видимой вины, ты знаешь.
Аристей, поднимая голову:
- Я никого на свете не боюсь. Лишь смерти я, небытия боялся во веки вечные. Не быть всю вечность, как будто не было меня на свете?
Будь мотыльком с сознаньем мирозданья, творения безвестного творца, и то бы возроптал; я человек и равен буду познанной Вселенной. И это не бахвальство, если б знала! – Усмехнувшись вдруг. - Да мне ведь друг теперь сам Сатана.
Диана, отходя от него:
- Вы все еще не наигрались, Боже! Так знай, на исповеди я была, с раскаяньем я обрела смиренье без страха и упрека смерть принять.
И снова ты смутил мне душу счастьем любви безумной - Сатане на радость.
- Что слышу я от Евы просвещенной? Какой в России нынче век идет?
- О, не смущай мне душу, Аристей! Чего ты хочешь от меня?
Аристей с мыслью в глазах:
- Любви и счастия, сказал бы я, но это не цель для высшей жизни и стремлений, во что мы ныне все вовлечены в России, устремленной в мир грядущий в оковах и порывах небывалых, впервые впереди Европы всей, клонящейся, как Древний Рим, к закату, с рожденьем новым в красоте...
- Увы!
Аристей сосредоточен:
- Взыскуя совершенства, как бессмертья, в бореньях, в неустанном восхожденьи достиг вершин, где свет творит идеи и образы земного бытия, наверное, недаром и хранит.
Поверить трудно, я в сомненьях тоже...
Причастный к тайнам, я обрел бессмертье и дар творить живую жизнь из света.
- В смиренье впала я, а вы - в гордыню. Великий грех.
- Да, Люциферов грех. Монахиней заговорила Ева. Вступайте в монастырь. Я вас найду...
- Чтоб душу погубить мою?
- Спасти! - В досаде выбегает вон.
- Творец небесный!
2
Аристей с головой ушел в работу и не заметил, как прошла весна, и настало лето красное, душное и пыльное в городе, и с опозданием засобирался на поиски дачи, не уверенный, по какой из линий железной дороги выехать. В дверь постучали, и прислуга сказала, что его спрашивают.
- Кто?
- Дама.
- Какая дама?
- Молодая, красивая, богатая.
Он уже отвык от посещений тех, кто связан с революцией, но потаенную жизнь, дорожа уединением, продолжал.
- Проси.
Вошла Диана с независимым видом, одетая, как всегда, изысканно и нарядно, и Аристей тотчас забыл, где он находится, словно повстречал ее на людях, и его могут не заметить, поскольку есть все основания считать, что им недовольны. Не выражая ни удивления, ни смущения, соответственно, как и она, он поклонился. Дверь за нею затворили, Диана огляделась .
- Мы одни, - сказал Аристей. - Какими судьбами?
- Здравствуй! - глаза ее заблестели. - Ну, во-первых, портрет мой не окончен. Если вам все равно, мне - нет. Вы забыли о нем? Покажите мне его.
- А во-вторых? - Аристей прошел за стол, за шкаф в поисках холста. - Ну, а во-вторых, проезжала мимо.
- Как кстати!
- Просто я собираюсь уехать в Савино.
- Надолго? - он вынул холст.
У Дианы чуть не вырвалось с языка: «Навсегда!»
- Как! Портрет готов?
- Готов? Как я мог работать над ним без вас? А, впрочем, - Аристей сам удивился, - чего же здесь недостает, кроме фона? Мне не хотелось воспроизводить кресло, на котором вы сидели, и часть интерьера, всю эту излишнюю роскошь... Я предполагал сделать фон нейтральным. Но с какой стати? Представим: вы сидите на террасе сельского дома, а за вами открытые пространства реки, леса, неба, откуда вы собственно родом. Вы весьма кстати проезжали мимо.
- Рада слышать! - улыбнулась молодая женщина, однако тут же деловито заметила, что пригласить его на дачу она не может. - Я должна оберегать Эсту от вас и от Леонарда. Надеюсь, вы меня понимаете? - вдруг спросила она с вызовом.
- Нет, - покачал головой Аристей. - Садитесь. Нам необходимо объясниться.
- Да-а?
- И это, конечно, единственная причина, почему вы решились на наше свидание, за которое я бесконечно благодарен вам. Милая, милая Диана! Я давно влюблен в вас, и вы прекрасно это знаете, - с этими словами он подошел к ней, протягивая руки и ожидая, что она бросится ему на шею.
Взволнованная донельзя, Диана все же не потеряла самообладания и, прищурив глаза, сказала с вызовом:
- Вы ошибаетесь. Я приехала не на свидание. Если бы было так, я бы не стала играть в прятки, как вы любите.
- Значит, я один играл в прятки, а вы не при чем? - рассмеялся Аристей. - Ах, да, Эрот!
- Что Эрот?
- Он-то разыграл нас.
- Нет, говорят о Люцифере, - невольно рассмеялась Диана, вспомнив сцену в Эдеме.
- И правда! - Аристей тоже рассмеялся и взял ее за руку.
Диана выдернула руку и проговорила тихо:
- Дьявол. Зачем ты с Эсты, видя, что она не в себе, писал нимфу?
- Боже правый! Да это рисунок с древнегреческой скульптуры. Я воспроизвел его, придав нимфе и сатиру черты Эсты и Леонарда, что весьма забавляло Психею. Здесь красота и греческая веселость в чистом виде. Если угодно, катарсис, что излечивает от отчаянья и безумия. Вы удовлетворены?
Диана впервые, как вошла к нему, смутилась и, пряча лицо, приласкалась.
- Могу ли я быть удовлетворена, - шепотом проговорила она, - если я еще ничего не получила после стольких головокружительных порывов и решений - ни портрета, ни... Я потеряла голову. Но это ненадолго. Как хорошо! Я теряю силы, а ты возвращаешь меня к жизни.
- Я приеду к вам на дачу с портретом, - целуя молодую женщину, Аристей деловито сказал.
- Невозможно. Мы там будем у всех на виду. Скажу больше: муж заподозрил нечто относительно нас и поддразнивает меня. Правда, похоже, он думает, что я ни на что не решаюсь. Поэтому я и не скрываю, что немножко увлеклась тобой.
- Немножко?
- Как я должна была сказать? Я люблю тебя, как самую жизнь, что оставляет меня ежечасно? Это я прервала сеансы, чтобы ты ничего не заметил или не вообразил. Как видишь, я играю в открытую.
Аристей покачал головой.
- Когда он поймет, что я пала, я и в этом признаюсь, и вся вина падет на него же самого, поскольку сам взял на себя обязательство перед Богом и людьми руководить мною во всем. Мне ничего не будет. Зато с тобой он может посчитаться как-нибудь. Берегись.
- Я никого не боюсь, - серьезно отвечал Аристей. - Ты знаешь, теперь мне сам черт друг.
- Что-о?
- С Леонардом происходят дивные вещи.
- Он еще не наигрался в Эрота?
- Он не играл, - возразил Аристей. - Или играл, как и ты, в открытую. И знаешь, почему ему не везет?
- Почему?
- Потому что он пребывает в чуждом для него мире. Эрот - божество языческое, или, лучше сказать, как Платон, демон, связующее начало между людьми и богами. А вокруг христианский мир, где Эрот пребывает в изгнанничестве, униженный и оклеветанный, ибо все, что с ним связано - грех, начиная с первородного греха. Словом, в сем мире он изначально есть тот, кого именуют Сатаной.
- Неужели это правда? Вы серьезно? - Диана испуганно вздрогнула и отпрянула от Аристея. - То-то он до смерти напугал Фиму. Это ужас что такое. Мне давно пора.
- Так и уходишь, - с сожалением вздохнул Аристей.
- А что же делать? Я теперь и любви боюсь, как и смерти. Лучше, чем в Эдеме, вряд ли уже будет.
- Диана, не бойся смерти. Я верну тебя к жизни, - невольно произнес Аристей, взглядывая на нэцкэ на столе. Даймон весь засветился, словно ожил и задвигался.
- Что это? Это и есть ваш талисман, о котором Эста рассказывает чудеса? Мне пора. Мы увидимся, когда портрет будет кончен, с фоном, какой вам заблагорассудится запечатлеть.
- Когда вы уезжаете?
- Ближе к осени, - Диана задумалась. - Или со дня на день.
- В таком случае, я приеду с портретом в Савино.
- Нет, прошу вас, - забеспокоилась Диана. - Лучше пусть портрет останется у вас, - на ее глазах показались слезы, и она испуганно прижалась к нему. И он понял, что она приехала увидеться с ним на прощанье.