— Боги мои, — воскликнула Белла, закрыв рукою рот. — Что тут произошло?
— Ожидание, — ответил ей Кропоткин, прикоснувшись к черепу одного из сидящих скелетов. — Слишком долгое ожидание.
Собственно, совершенно сохранный скелет был только один, и он сидел ближе всего к несуществующей теперь перегородке. На нём оставались полуистлевшие обноски, по которым можно было предположить, что принадлежали они индейцам, не то майя, не то ацтекам, а, может быть, и инкам. Большая часть костей оказалась раздроблена и лежала кучей в стороне.
— Их пожрали те твари? — поинтересовалась Катерина, хотя по её виду можно было точно сказать, что ответ ей знать не хотелось.
— Нет, — Кропоткин покачал головой, из последних сил пытаясь скрыть правду, но она из него выплеснулась вопреки его желанию. — Следы зубов на костях — человеческие. Они слишком долго ждали, и в итоге один пожрал всех.
Вслед за этим последовало долгое молчание, которое прервал Марио.
— Это во многом суть человечества, — сказал он, вытирая глаза. — Иногда мы ничем не лучше тех тварей, с которыми боремся. А иногда даже хуже.
— Я с тобой не согласен, — ответил я, беря его за плечи. — Лишь у человека сострадание развито достаточно, чтобы вид развивался, несмотря ни на какие внешние угрозы. А частные случаи в экстремальных условиях не показатель. Они показывают нутро отдельных представителей. Поэтому никогда нельзя судить обо всех по нескольким экземплярам.
Он кивнул мне, и я почувствовал, что смог повлиять на его мнение. Хоть и не сильно.
Так как я был увлечён разговором с Марио, я не сразу заметил, что что-то неладное творилось с Архосом. Хотя должен был бы догадаться.
Он привалился к стене, но не так как остальные, хоть и устало, но всё-таки с уверенностью в том, что сейчас отдохнут. Он рухнул практически кулём и откинулся на стену, закрыв глаза. Лоб его покрывала испарина.
Белла, сидевшая рядом с ним, наполнила крышку от термоса горячим глинтвейном, подогретым благодаря стараниям Вали, и подала его Архосу. Для того, чтобы он заметил, что о нём пытаются заботиться, бабушке пришлось несколько раз ткнуть его в плечо.
Только тогда он открыл глаза и попытался принять горячее питьё. Но руки его настолько дрожали, что он не мог взять кружку без риска расплескать всё её содержимое.
Тогда Белла решила напоить его самостоятельно. Попутно отметив крупные капли пота, выступившие на лбу.
— Что с тобой, дорогой мой друг? — спросила она, когда Архос сделал несколько глотков и с благодарностью кивнул ей. — Ты выглядишь не очень хорошо.
— Чувствую себя, как герой русских сказок, только с иной последовательностью, — он попытался улыбнулся, но вместо этого на его лице вышла только вымученная гримаса.
— У тебя, кажется, бред начинается, — проговорила Белла, с озабоченным лицом стирая своим платком пот со лба Архоса. — Я сейчас Никите скажу.
— Да нет, — он всё ещё пытался скрывать, насколько ему на самом деле плохо, — это я просто шутить не умею. Имел в виду, что «кипящее» молоко было ещё ничего, ледяной холод — терпимо, а вот сейчас такое ощущение, что я медленно варюсь в кипящем эфире, и с меня потихоньку слезает кожа. Но это и к лучшему, готовлюсь помолодеть для вас, несравненная Белла.
Но бабушка юмор не оценила, а позвала меня.
— Никита, Никита! — я как раз только что закончил с Марио, поэтому поднялся и подошёл к ней. — Архосу плохо. Мы что-то не предусмотрели.
И, как только я склонился к нему, так сразу понял, в чём дело. Архос — порождение магии аэрахов, которая находится в постоянном конфликте с эфирной магией. Другое для меня осталось загадкой: почему он до сих пор ничего не сказал мне и хорохорился, делая вид, что всё нормально.
Что делать? Времени на то, чтобы примирять Архоса с эфиром, сейчас не было. Но у меня уже была магия, которая не входила во внутренний конфликт.
Я обмотал своего наставника эфирными зеркалами, и ему на глазах полегчало. Но я решил перестраховаться и подвесил на зеркала уменьшающие линзы, чтобы воздействие эфира, попадающего в непосредственную близость к Архосу, было бы минимальным.
— Что же ты мне ничего не сказал, друг? — спросил я порозовевшего Архоса. — Зачем испытывал все эти мучения, когда можно было быстро всё предотвратить?
— Да я почему-то думал, что привыкну, — с неловкой улыбкой отозвался тот. — Воспринял это, знаешь, как испытание.
— Только больше так не делай, — попросил я, а затем встал и заявил так громко, чтобы слышали все: — Не бойтесь, пожалуйста, просить о помощи, если она вам нужна! Иногда быстрее что-то предпринять заранее, а не ждать, когда будет нанесён непоправимый ущерб. Понимаете?
Все кивнули, давая понять, что понимают.
Нас и зелёную полянку разделяла тонкая, почти прозрачная плёнка. Я решил, что она обеспечивает безопасность, представляя что-то вроде шлюза.
Что ж, ничего сложного тут нас ждать не должно. Однако всегда лучше быть уверенным на сто процентов, а не на девяносто девять.
Легко преодолев плёнку, я оказался на другой стороне. Тут и правда было тепло, пригревало солнышко, и вообще вокруг струились нега и спокойствие. На середине полянки возвышался то ли обелиск, то ли путевой камень, то ли что-то на них сильно похожее. Вопросы вызывало только копьё, воткнутое в этот самый обелиск.
— Идите сюда! — я махнул друзьям рукой. — Тут относительно безопасно.
Олег приложил руку к плёнке с той стороны, но она даже не шелохнулась. Штопор пытался продраться сквозь неё, но с тем же нулевым результатом.
— Мы не можем, — ответил мне Олег, разведя руками. — Она нас не пускает. Возвращайся.
Но вернуться уже не мог я.
Глава 2
В глазах моих друзей читалась паника. Они пробовали пробиться сквозь тонкую плёнку, но, несмотря на всю свою кажущуюся призрачность, она оказалась непреодолимым препятствием.
Меня же тянуло к обелиску, стоящему посередине поляны.
Но оставить всё, как есть, я тоже не мог. Следующий выброс просто сметёт моих друзей, и всё остальное будет уже неважным.
— Ты хочешь поставить передо мной выбор между друзьями и долгом? — пробормотал я себе под нос, ощущая непривычную пустоту в сознании, где за долгое время не было никого, кроме меня. — Но меня это не устраивает.
Я попробовал закинуть линзу через перегородку, и у меня это вполне себе получилось.
— Сгруппируйтесь, — попросил я друзей. — И встаньте так, чтобы выброс не бил по вам в лоб.
Они послушались и встали совсем рядом с неприступной для них плёнкой прохода, но отойдя с предполагаемой траектории эфирного потока. Я накрыл их зеркальным куполом. И он должен был справиться с любой напастью, потому что я его накачал всей энергией, которую смог собрать. Поверх него я поставил уменьшающие линзы, чтобы любое воздействие, которое вдруг до них доберётся, было ничтожным.
— Только никуда не уходите, — попросил я, указывая в ту сторону, где притаился скелет и куча костей. — Если не хотите повторить судьбу наших предшественников.
Никто не хотел, поэтому мои спутники замерли небольшой группой и принялись переговариваться между собой.
Однако любопытство взяло своё, и скоро они всё равно оказались возле перехода на полянку, внимательно наблюдая за мной.
— Марио, — обратился я к Сан-Донато, рассудив, что он будет самым серьёзным из всей группы. — Внимательно следи за временем, и на период выбросов отходите на прежнее место. Хорошо?
— Будет сделано, — кивнул итальянец и проверил время по наручным часам.
Сделав несколько шагов к обелиску или к тому, что выглядело, как обелиск, я огляделся. С той точки, где я находился, стало видно, что проход на полянку был не единственным. Моему взору предстали ещё три прохода, подобных тому, через который прошёл я. Упругие плёнки в них стояли незыблемо, как влитые.
За первым росла зелёная растительность. Причём, я мог поклясться, что она сильно отличается от той, к которой мы привыкли. Мои предположения вскоре подтвердились. Вдалеке, сминая лапами примитивные кусты, двигался огромный пернатый ящер, больше всего похожий на тираннозавра.
За второй плёнкой неспешным потоком текла раскалённая лава, заливающая некую долину вдали. Я не мог сказать, есть в том мире жизнь или нет. Но, если даже была, я ей не завидовал, так как всё небо было закрыто тучами из вулканического пепла. А это означало, что мир на долгие века будет погребён под толстым слоем снега и льда.
В третьем мире оказалось всё значительно прозаичней. Или наоборот. Не знаю. Картина, открывшаяся мне, была давно привычна всем любителям фильмов про постапокалипсис. Величественные развалины небоскрёбов, заросшие лианами и другой ползучей растительностью. И пускай архитектура развалин была непривычна моему глазу, я чувствовал большое сходство с теми, кто в незапамятные времена покинул эти города, обрекая их на смерть и забвение.
Но, кроме стационарных проходов, насчитывалось ещё несколько мерцающих. Это было похоже на то, что дверь появляется, а затем просто стирается из реальности. А затем снова. Так что никакое другое слово, кроме «мерцающие», я подобрать не смог.
В исчезающих «окнах» выбор происходящего за отгораживающей плёнкой был гораздо шире. В том числе и потому, что мерцающие проходы могли открываться в разные миры. Я заметил джунгли, саванны, дно высохшего моря, а, может быть, и океана. А за другой плёнкой, наоборот, угадывалась тёмная толща воды с кем-то огромным, плавающим внутри.
Но больше всего меня поразило масштабное космическое сражение, происходящее совсем рядом и в то же время невероятно далеко. На моих глазах подбили огромный космический линкор, который теперь полыхал и заваливался на бок. Проход мигнул, и в следующий миг за плёнкой уже куда-то в неизвестность держало путь перекати-поле.
Рассматривать всё это многообразие можно было ещё долго, но я на этой полянке совсем по иному поводу. Так что пришлось взять себя в руки и подойти к обелиску.