Вновь сходятся в бою, и Будимир бьет параллельно земле, отмахиваясь от приблизившегося Говши. И топор уходит чуть в сторону. Вот только Говша пошел на сближение, я бы сказал, даже в клинч, он ловит под топорище орудие Будимира, блокируя его и оставляя в стороне. А сам, приблизившись, ударил щитом как бы в сторону, так, что щит Будимира откидывает, и кажется, что он раскинул руки, топор в одной стороне, щит в другой. И Говша воспользовался этим, сделав шаг назад, и, не тратя времени, не разворачивая чекан, бьет со всего маха обухом, где есть выступ в виде заостренного молоточка.
И бьет в голову, Будимир не успевает защититься, только откидывает голову назад, но небольшой шаг вперед от Говши, и его удар проламывает висок. У Будимира слабеют ноги, он падает на колени, он мертв, я это чувствую. Всем своим даром я чувствую случившуюся смерть. А Говша так и застыл соляным столбом, в левой руке щит, а в правой окровавленный топор.
— Пред ликом богов суд состоялся, правда за Говшей, — произносит прадед.
— Пред ликом людей свершился суд, правда за Говшей, все то видели, — произносит посадник Никей.
— Деда, — трогаю за рукав Рознега.
— Чегось тебе еще?
— Давай Говшу с собой возьмем? — и я вопросительно смотрю на него.
— Зачем он тебе?
— Воин справный, вон как за правду-то встал, нам такой пригодится, да и идти ему, видимо, некуда, а у нас местечко найдётся.
— Хм, он чужак, — прадед задумчиво посмотрел на стоящего Говша и начал поглаживать бороду, — ну, ежели пойдет отчего бы и не позвать в гости, он птица вольная, захочет уйдет, захочет новое гнездо совьет.
Я же глянул на помост, Говша так и стоял соляным столбом, а вот к Будимиру начали подходить его люди, еще чутка, ухватят за ноги и утащат.
Выскочил на помост и шикнул на них. На что они разразились бранью в мою сторону, плевать. Откинув в сторону Говши щит и топор Будимира, я начал раздевать его. Стянул безрукавку и золотую цепь с каким-то медальоном, следующий идет пояс с ножом и сапоги, все летит в сторону Говши, это его по праву.
Теперь пусть забирают своего. На помост также поднялся варяг, который дал свой щит, аккуратно подхватил свой щит и даже помахал рукой перед глазами Говши. Никакой реакции, он тяжко вздохнул и ушел.
Я же подошел к победителю и внимательно на него всмотрелся, взгляд потухший, видно было, он не в себе. Еще бы, наверняка последнее время жил местью, грезил ей, засыпал с ней и просыпался, а теперь все, он отомстил, ни семьи, ни сыновей одна, пустота. Видел я такое, перегорел, но ничего, это проходит. Мы это поправим, да и его подлечим.
[1] Рис.
[2] Динарий серебрянная монета, ходящая в Священной Римской империи. Один золотой, (Солид, Безант, Везант,) равнялась 12 серебряным монетам.
За два солида можно было приобрести корову. За эти же деньги можно было приобрести щит и копье.
Глава 13
В родном селении я прошел мимо больших ворот и толкнув калитку, оказался во дворе родного дома, наконец-то.
Двор оказался пуст, ни отца, ни родительниц, так это и понятно, никто меня не встречает, все при деле, все при работе.
Пройдя чуть вперед, я услышал всхлипы и плач за одним из сараев.
— О, и что это за диво, что плачешь, маленькая, кто же тебя обидел? — скрестив руки на груди, обратился к сестричке, которая сидела на скамейке, уткнувшись в колени, и лила слезы. Она резко подняла голову, я даже заметил, как у нее меняется выражение лица.
— Братик, братик, — раскинув руки, в мою сторону ломанулось неумытое чудовище.
И, уткнувшись меня и обняв, начала хлюпать носом.
— Ну, ну, чего разрыдалась рева? — я начал поглаживать ее по голове.
— Братик, братик, спаси, ты сможешь, уа-а-а, а-а-а-а, ты сильный, ты как прадедушка, ты сможешь вылечить, уа-а-а-а, — и вновь слезы из глаз, которая она размазывала.
После слов сестренки я весь напрягся.
— С отцом что случилось? — я внимательно посмотрел на сестричку.
— Нее, — и вновь растирает сопли и слезы по лицу.
— С матерями все хорошо?
— Да, спаси его, братик, а-а-а ты сможешь, — и снова в сопли.
— Да что же ты за плакса такая, сказывай нормально, что случилось-то? Кого спасти?
— Крист, он… Он меня от волка спас, а сам умирает, а-а-а. А мне тятя со двора одной запретил уходить, а вдруг Крист умер уже, а-а…
— А сам отец где?
— Отец, они со вчера еще ушли на охоту, вдруг еще волки есть рядом.
— Хм, понятно. Получается, на тебя напал волк, а Крист тебя спас, и он ранен. Где же ты волка нашла-то?
— Я его не находила, он сам нас нашел. В лес пошли по грибы и ягоды, я на край поляны отошла, а волк из леса. Я ничего и не успела, а он как прыгнет. Я думала, все, а там Крист, а-а-а, — и сестренка опять разревелась. Они сцепились, у него нож был, и он волка убил, но сам умирает, братик, спаси его, ты сможешь, я знаю.
— Я постараюсь, ведь он спас мою маленькую сестренку. И вытер рукавом ее мокрое лицо.
— А маменьки где?
— За домом, плетут меня прогнали, сказали, что я мешаюсь, а от моих слез все нитки испортятся, вот.
— Ты здесь посиди, я пока до них схожу.
И, сделав шаг от нее, точно с этой истерикой забыл.
Порывшись в мешке, я достал приготовленные для сестры гостинцы, деревянную шкатулку, в которую и положил статуэтку коня, а сверху еще и наполнил сухофруктами.
— Это тебе, — я протянул подарок сестренке.
— Благодарю, братик, — она открыла шкатулку и подняла глаза, — но ты все равно спаси Криста, — и, шмыгнув носом, добавила: — Только спаси, и мне ничего больше не надо и я не буду безобразничать, правда-правда, братик.
И в этих детских зеленых глазенках было столько надежды и веры в меня, словно я одним прикосновением смогу его излечить.
— Я же говорил, что постараюсь, — и, чмокнув в щечку, отправился к родительнице.
Пройдясь по подворью и обойдя дом, обнаружил маму вместе со Смиляной возле уличного очага, где, как и сказала сестренка, они пряли пряжу из льня.
— Здравствуйте.
— О, Яромирушка вернулся, — мама отложила прялку и подскочила с лавки, обняла меня и поцеловала.
— А мы гадали, когда ты вернешься, у нас здесь волк объявился, чуть Варну в лесу не задрал, да холоп ее оттолкнул, вот его волк и подрал, но он его убить смог. Ужас.
Смиляна, после того как поздоровалась со мной, на рассказе мамы сжала губы.
— Слышал, Варна уже рассказала все.
— На подворье сидит? — подала голос Смиляна.
— Да, там ее встретил.
— Вот, вам гостинцы из Щецина привез, — и отдал им отрезы ткани.
— Спасибо, сынок, мама меня вновь поцеловала, — пользуется, пока отец не видит.
— Для вас и выбирал. — Женщины развернули ткань и начали ее осматривать.
— А отец скоро вернётся?
— Они вчера ушли, как окрестности обойдут, так и вернётся, думаю, что к обеду должен.
— Понятно, мы с Варной тогда в холопскую сходим, Криста глянем. Варна переживает.
— Да, что этому холопу сделается-то? Покусал волк, ничего страшного, — и Смиляна махнула рукой.
— Конечно, сынок, сходите, — кивнула родительница.
Отходя, я был несколько удивлен, знал, что для Смиляны большинство людей делятся на несколько категорий, семья и все остальные, но чтобы настолько прохладное отношение, я бы даже сказал, пренебрежительное к человеку, который спас твоего ребенка, нет, я этого совсем не понимаю. Да статус холопа, ну и что? Он закрыл ее своим телом и сейчас при смерти, должна же быть благодарность, но её нет.
Вернувшись к сестре, я поинтересовался, а заботится ли кто о раненом?
— Тятенька Неждане вроде велел за Кристом смотреть.
— Понятно, ну, пойдем посмотрим, как твой заступник себя чувствует.
Взяв за руку сестренку, мы двинулись.
Холопская фактически поселок в поселке, и почти у каждой семьи так. Непритязательные домики, стоящие рядом с другими хозяйственными постройками.
Подойдя к домику Криста, Нежданы я рядом не обнаружил, да и вообще никого, хотя по пути я видел наших работников.
— И где же Неждана, что-то не видно? Она же должна следить, или Крист вовсе не здесь?
— Она, она, я слышала, как тятенька ей говорил присмотреть.
Распахнул дверь, и мне в нос ударил запах крови, пота и мочи.
Увидев Криста, только и смог выдать:
— Ну, ни хрена себе.
Он лежал на лавке, ничем не укрытый, такое ощущение, что его как положили, так он и лежал, в окровавленной одежде, которая уже покрылась корочкой и присохла к ранам.
— Крист, — рванула сестренка.
— Куда, — спустя шаг я успел ее ухватить за плечо и дернуть немного назад. Не хватало, чтобы она его растормошила, ему и так пришлось несладко.
— Отпусти меня, отпусти, — сестрёнка начала вырываться из моих рук и всячески лягаться, не слушая моих слов.
Подхватив ее, вытащил из домика и захлопнул дверь.
— Ты что творишь, егоза мелкая, ты его добить хочешь, не ты ли просила его спасти, а? — раздражение так и плескалось у меня. Ты видишь, он ни жив ни мертв, дух еле в теле держится, иди подергай его, чтобы раны открылись!
Сестра замерла и даже не знала, что сказать, а спустя мгновение у нее вновь полились слезы.
— А-а-а-а, братик, прости, прости, спаси его, братик.
— Цыц, — я прикрикнул на нее.
— Сейчас идешь до дому, приносишь кувшин прохладной колодезной воды и небольшую чистую тряпочку. Ну, что замерла, — и я подтолкнул ее.
Дождавшись, когда сестра унесётся, я вновь открыл дверь и взглянул на Криста.
— Ну, Неждана, ну, тварь и скотина, — с раздражением зарядил кулаком по двери.
Никакой заботы о Кристе я не видел, его просто бросили умирать. Распну сучку.
Продышавшись, я успокоился и шагнул внутрь. Нащупал пульс у Криста, уже хорошо, жив. Весь бок ему разворотили, и рука разорвана. Досталось бедолаге.
Положив ему руки на грудь, я пустил силу жизни, помещение озарил зелёный свет, направил в Криста свою силу, его тело начало жадно ее впитывать, словно губка.