[3] Декабрь.
Глава 15
Взгляд выхватывает стоящего за воротами бородатого мужика, который щерится наглой улыбкой.
А мой кулак уже летит в это мерзкое рыло. Тело напитано силой жизни, удар должен выйти на славу. В глазах у мужика успевает мелькнуть удивление, и он отлетает в сугроб после встречи с моим кулаком, а с его головы сносит шапку. Беглый взгляд, оценка обстановки, передо мной стоят двое мужиков и держат носилки, даже не пытаясь дернуться в мою сторону. Плевать на них, не лезут — и хорошо.
— Убью холопа, на смерть запорю собаку, как посмел? — мужик еще не до конца оклемался, но приподнялся на локте и вовсю дерет горло. Он меня что, за холопа принял, вот дурачок какой.
Прыжок в его сторону, и, как заправский футболист пинает мяч, так и я бью с ноги ему в голову, хорошего удара, к сожалению, не вышло, он откинул немного голову, и я смазал. Его отбрасывает назад, и мягкая белая перина из снега принимает его в объятья. Добавляю ему еще раз с ноги в живот и ставлю ногу на грудь.
— Ты на кого брехать вздумал, шавка, кого убить да запороть собрался, ущербный, — злость я выплеснул, и на ее месте осталась холодная ярость. Ну вякни только что-то, давай.
— Яромир, — я услышал голос Снежаны, что стояла в воротах, а над ней, словно два летающих фонарика, парили светлячки, окутывая округу своим синим светом. А на улице и так все видно, звезды горят, ярко отражаясь в белом снеге.
— Иди в прорубь нырни, да успокой свой гнев. А то убьешь ненароком, ты почто его так?
— Он меня собакой назвал, да запороть обещал, насмерть.
— Понятно, — Снежана протянула со смешком, — оставь этого сдергоумка[1].
— А вы чего встали, а? Чего у вас там? — Снежана обратилась к застывшим мужикам.
— Вот значится, — и они развернули носилки с телом, Снежана откинула шкуры, и я увидел мертвенно бледное лицо Валуя.
Вот и свиделись наставничек.
— Хм, ладно, заносите, Яромир покажет куда, а потом этого во дворе где бросьте, — лекарка указала на поверженного мной противника, который был без сознания, — неча за оградой оставлять. Яромир, проследи.
Отвернувшись, она направилась в свой дом.
Чую, ночь будет длинной.
Разместили Валуя на лавке у меня в избе.
Я вернулся за побитым мужиком, он все еще был без сознания, видать, крепко ему вдарил, перетащив его на подворье и оставив возле ворот.
А мужики сопровождали меня словно тени, шли они почти бесшумно, лишь иногда скрип снега выдавал их.
Охотники, что ли?
Зайдя в избу, первым делом вновь поджог лучину.
— Здравствуй, Яромир, — раздался слабый голос наставника.
— И ты будь здрав, наставник Валуй, не думал, что так с тобой свидимся.
— Не наставник я тебе более, да я тоже не думал, видишь, как вышло, — и он слабо улыбнулся.
— Но были же мои наставником. Что случилось-то?
— Глупость, Яромир, глупость, надо было сразу, думал, так пройдет, не прошло, — его голос звучал все тише, а в конце он слабо закашлялся.
— Все, отдыхай, все будет хорошо. Снежана настоящие чудеса творит, да и я помогу.
В этот момент в избу вошла старушка, и в избе сразу стало светло, мерное сияние светлячков разогнало полумрак.
— Ну, сказывайте, — и Снежана посмотрела на молчавших мужиков.
Я тоже к ним пригляделся, охотники, точно, одежда их выдавала и движения, значит, не ошибся. Оба с растрепанными бородами, лица обветрены, у одного борода была вся седая да лицо в морщинах. Так что про себя я их назвал молодой и старый.
— Медведь-шатун завелся, в лесу мужика задрал, вот, — старый переступил с ноги на ногу и продолжил: — Рожон на медведя поставили, да приманку, он вроде и застрял. Тут и колоть его начали с разных сторон. Рожон Валуй держал.
Старый охотник затих, и подхватил рассказ молодой:
— Да только медведь соскочить смог, Валуй отпрыгнул, но медведь его зацепить успел. А там и мы медведя добили. Вроде медведь всего лишь кусок мяса содрал. Так мы мазью намазали, да замотали, вот и все.
Валуй ходить даже начал на следующий день, а потом занемог, мы посмотрели, гной сочиться начал. Вот и прибыли сюда, сутки в пути без роздыха.
— А ты Тихомиру в морду, устали и спешили, вот он и разошелся, — вздохнув и с неудовольствием взглянул на меня молодой.
Мне даже неудобно стало под их взглядами, ведь действительно мужики сутки на ногах, товарища несли, спасали.
— Ясно все, — подвела итог Снежана. — Несите вашего Тихомира в избу, а то околеет, поди, лечи потом его.
Охотники отправились за побитым, а мы со Снежаной аккуратно начали разворачивать Валуя, он был завернут в шкуры хоть и неаккуратно, но со всем старанием.
И как только мы с этим закончили, в нос ударил запах немытого, потного тела и подгнивающего мяса. Часть ноги ниже колена, голень имела черно-синюшный оттенок, а из раны сочился гной, мертвая плоть, она же гангрена.
— Твою-то душу, — у меня вырвалось сквозь зубы.
А Снежана села на лавку, горестно вздохнула и всплеснула руками.
— Остолопы, как есть остолопы.
Затащив своего товарища, охотники аккуратно положили его на свободную лавку.
— Вы остолопы, — лекарка сразу поставила вердикт умственным способностям охотников, — сразу надо было идти сюда, дотянули.
— И что делать-то?
— Ногу ему рубить надо, может, жив тогда останется, — припечатала Снежана.
От Валуя донесся полувсхлип, полустон, я слышал, как скрипят его зубы, и увидел, как по лицу бежит слеза.
— Чего встал, кали топор, я сказала, — Снежана обратилась уже ко мне.
— Снежана, — я начал говорить.
— Чего, Снежана, кали, я сказала.
— Снежана, а если попробовать спасти ногу?
— Да как же спасти-то. Че-то здесь богов не вижу, да и у тебя живой воды не найдётся, — она вновь сплеснула руками, показывая свое отношение к моим словам.
— Не найдётся, — я согласился с ее словами, — зато есть это, — я пустил силу жизни в руку, и зеленый свет засиял над моей ладонью.
— А ежели не сдюжишь, сил не хватит, помрет он, — Снежана грозно на меня уставилась, словно на врага.
— Прадеда позову, сдюжим вместе, да и ты не будешь в сторонке стоять. Справимся втроем, он будет жить и ходить. А ежели не выйдет, то сделаем, как ты и говоришь.
Свалился на мою голову ученичок, такое под силу только богам.
— Богам, — я кивнул, соглашаясь с ней, — и они сделают это нашими руками.
— Тьфу, мелишь тут всякое, да как у тебя язык повернулся сказать такое, окаянный.
— А разве я неправ? Разве худого хочу? — я тяжко вздохнул, меня начал утомлять этот спор.
— А делай как знаешь, — и Снежана махнула рукой, признавая мое право на попытку.
— Яромир, — в тишине раздался тяжелый хрип Валуя.
Я наклонился к нему и он продолжил:
— Спаси ногу, мне без нее никак, я не смогу, удавлюсь. Я у тебя до самой смерти в должниках ходить буду. Спаси или дай умереть.
Вот же ж задница.
— Постараемся спасти.
— Снежана, — я обернулся к учительнице.
— Чего тебе, обормот? — старушка была не в настроении.
— Начнем с настоя твоего, из конопли.
— Так ты ж его усыпи, и вся недолга.
— Усыплю, только давай его лучше напоим.
— Ишь, приказы раздает, прям как Рознег, важна птица, — а после переключилась на охотников: — А вы тут чего расселись, быстро очаг разжечь уличный, да воды нагреть нам не с руки будет этим заниматься. Пошли, пошли, — Снежана замахала руками.
Я вышел вслед за ними на улицу, охладиться и собраться с мыслями.
А ведь я хотел Валую в морду дать за то, что он мне пальцы сломал в тренировочном бою, обиделся я на него тогда сильно.
А сейчас от меня зависит его жизнь, превратности судьбы. И, видя его состояние, мне было его жаль. Тем более он отчетливо понимает, каковы его шансы на благополучный исход, но все равно верит и надеется. Вера — сильная вещь.
Немного еще постояв на морозном воздухе, я основательно продрог и вернулся обратно.
Я смотрел в глаза Валуя и видел в них боль и надежду. Надежду на меня, что я справлюсь. И мне было неловко от этого.
Второй раз передо мной лежит человек, словно на хирургическом столе. Только я не хирург, да и неизвестно, смогли бы хирурги спасти его ногу.
Плевать. Я смогу.
Когда я прикасался к ноге наставника, пытаясь понять, где живая плоть, а где уже мертвая, он смотрел на меня словно с укором, лишь крепче стискивая зубы.
Силен, я уверен, что у него сейчас такая боль, что с ума сходишь и выть хочется. А как иначе, если у тебя полноги мертво, еще и гниет к тому же.
Гной и гангрена, у него явно кровь порченая, а ее не очистишь, капельницу никакую не поставишь и антибиотик не вколешь, только надежда на магию жизни. Сейчас только на нее и надежда.
За прошедшее время и активную практику у меня вырос размер резерва с магией, не на порядок, конечно, но, как я чувствую, на добрую треть. Это хорошо, больше сил я с могу влить в Валуя.
Услышав шум на лавке, я повернул голову и увидел, как поверженный мной Тихомир принял сидячее положение, держась за голову.
Пришел в себя бедолага.
Лицо все в крови, да, неплохо я его оприходовал.
— Это ты меня, что ли? — он сверлил меня взглядом, но в драку не спешил бросаться.
— Да, — просто ответил и вновь повернулся к Валую, пытаясь прикинуть, каким образом лучше действовать.
— Давай выйдем, ежели не забоишься, — Тихомир, шатаясь, начал подниматься с лавки.
Да е-мое, мужик, ты серьезно? Вот тебе это надо? Может, я ему последние мозги выбил?
— Тихомир, — раздался еле слышимый голос Валуя.
Этот-то куда лезет. Не дав продолжить раненому:
— Оно тебе надо? Или тебе мало досталось за слова твои? Али ты думаешь, будет иначе? Тебя сейчас и Снежана клюкой забьет. Вы Валуя сюда зачем тащили? Так что иди и помоги своим друзьям и не мешай мне. Сам виноват, думать надо кому и что говоришь
— Я думал, ты холоп, — растерялся охотник.
— Не холоп я. Оттого и взъелся. Не мешай.