— Хорошо, всяко лучше, чем в больнице быть, — я пожал плечами.
Весь оставшийся вечер Евсей был задумчив, даже жене отвечал невпопад, и лишь когда на руки взял сына, на его губах проскользнула улыбка.
Утром мы с Евсеем отправились в больницу, где врачи вместе с настоятелем, сгорбленным дедушкой с благородной сединой, облаченным в одежды христианских иерархов, устроили совет. На котором решили, что врачи так же пытаются лечить людей. А на обход по домам в бедных районах, ведь почти все заболевшие оттуда, отправятся ученики в сопровождении нескольких монахов.
И сейчас я стоял и с грустью смотрел на двоих учеников, которые глядели на меня с презрением. Ведь меня назначили старшим в этой компании. Ну, хоть монахи нормально смотрят и недовольства не выказывают. Чувствую, мне придется быть нянечкой для детишек. Хотя я ненамного старше этих юношей, на год, может, на два, но не больше. Один из них темненький, его вроде Тервин зовут, а другой светленький, его Варон, у обоих классическая греческая внешность, хоть картину пиши.
Пару минут шли в тишине. Сзади раздался юношеский ломающийся голос, полный превосходства:
— А ты не знаешь, отчего его главным поставили? Он же дикарь, да еще и ученик ненастоящий.
Оп-па, приплыли, мальчики-красавчики. Разворот, и я смотрю на двоих юношей, у которых на лицах усмешка, а глаза полны дерзости.
— А, пожалуй, я отвечу, потому что я умный и красивый. А еще потому, что я могу тебя избить и вылечить. А потом снова избить, — на лицо у меня рефлекторно вылез оскал.
— Ну попробуй, — Варон процедил слова, да еще и нижнюю губу выпятил, а в глазах насмешка.
Что ж, проучим этого малолетнего дебила и золотого мальчика.
Размах, и я впечатываю ладонь в его лицо. Его сносит от оплеухи, на лице даже появился красный след от моей руки.
— Да как ты посмел меня ударить, дикарь, да ты знаешь, кто мой отец? — со злостью и вызовом проговорил парень. А его дружочек сделал шаг назад и вмешиваться не спешил, смотря во все глаза.
— Знаю, тот, кто породил такого тупого долбоклюя, как ты. Я тебя ладошкой ударил, а ты уже и на земле растянулся. Так что закрой свой вонючий рот и молчи, открывай его только по делу.
— Да я тебя… — и парень бросился на меня. Новая оплеуха, и он снова на земле. Молодёжь здесь какая-то непуганая, лениво подумалось мне. Я наблюдал, как он вскакивает в третий раз, но уже не так резво, и головой трясет. И снова бросается на меня.
Нет, с кулака бить нельзя, убью же дурака.
Размах и удар. Парень отлетает еще дальше. И уже с трудом поднимается, размазывая кровавые сопли по лицу.
— Все, идем дальше, — и, развернувшись, направился вперед.
Ни монахи, ни дружок побитого мне слова не сказали, но всю дорогу я чувствовал на спине взгляд, полный злобы.
Дойдя до ворот, мы повернули налево. И вот он, район, где проживают бедняки, он тянется вдоль всей крепостной стены в городе. Из-за заборов видны старые обветшалые домики, кто-то даже ремонтировать пытался. На улице грязь и вонь.
Действительно, не самое лучшее место для жительства.
— Сначала идем по одной стороне улицы, а после обеда по другой, чтобы не скакать туда-сюда, все, вперед, — и я направился к ближайшему дому.
— Бум, бум, бум — раздаются мои удары в калитку. Но никто не спешит открывать, ладно, к следующему дому, и я вновь долблюсь в калитку, спустя минуту она открывается. И за ней стоит женщина в возрасте, с уставшим видом. В простом и старом платье, но чистом.
— Вы что-то хотели?
— Здравствуйте, да, нас врачеватели города отправили узнать, не заболел ли кто в доме, все ли хорошо?
— Да вроде никто не болеет, — удивилась женщина. — Но, если хотите, можете посмотреть, — и она отошла в сторону, пропуская меня. Остальные остались снаружи, монахи по-прежнему были безучастными, а вот у ученичков вновь на лицах появилось презрение.
Небольшой дворик, одно название. И я направляюсь в дом, две небольшие комнаты скудно обставлены, но в доме никого нет.
— Спасибо, все хорошо, — я кивнул женщине. И направился к следующему дому. На стук никто не вышел. Идем дальше, и все вновь повторяется.
— А ну, не колоти, кто там приперся? — из-за калитки раздался старческий голос.
— Врачеватели, надо проверить, есть ли в доме заболевшие.
— Нет таких, пшли отсюда, хех, тоже мне врачеватели.
— Так, старик, либо открываешь сам, и мы проверяем, либо я вышибаю эту дверь, и посмотрим, как у тебя сегодня ночь пройдет без двери, — мой голос приобрел угрожающие нотки.
— Ну давай, давай, я стражу позову.
— Ага, и стража же тебя и скрутит за то, что ты препятствуешь нам, понял? — в моем голосе по-прежнему звучала угроза. — Открывай давай по-хорошему, — и я вновь ударил по калитке.
— Сейчас открою, чуть что, стража, а я, между прочим, законы соблюдаю.
Калитка открылась, а за ней стоял худой и лысый дед в какой-то грязной рубахе. Он сначала напрягся, увидев меня, но, заметив монахов неподалеку, расслабился.
— Ты один дома? — оглядывая дворик, спросил я у старика.
— Нет, с внуком, — развел руками дед.
— Не знаешь, никто на улице не заболел?
— Только об Агафье слышал, напротив живет, но она еще вчера сама в больницу ушла, а так больше вроде и никто.
— Понятно, — и я, отодвинув деда, направился в дом. Обстановка как и в предыдущем. Хоть деньги начинай терять.
В одной из комнат по грязному полу ползал малыш лет двух, который с любопытством на меня уставился.
А старик стоял позади меня и сверлил взглядом. Не удержавшись, я потрепал мальчишку по голове и незаметно выпустил свою силу жизни в него.
— Все в порядке, — я обернулся к старику.
— А как иначе-то, — пробормотал он.
И спустя пару мгновений мы идем к следующему дому. Громкий стук, но никто не открывает. И так пару домов подряд.
Подходя к очередному дому, я почувствовал еле уловимое ощущение гнили и грязи.
Стук в ворота, но из дома никто не выходит, я подпрыгнул и перевалился через забор.
— Эй, ты что творишь, — раздалось с той стороны забора. Но я не обращаю внимания. Мой взгляд прикипел к открытой двери, от которой веет не самыми лучшими для меня ощущениями.
Пара шагов вперед, и я захожу в дом. Возле одной из стен стоит кушетка, на которой лежит уже немолодая женщина. Она в забытье, а все руки усыпаны черными точками.
Значит, я действительно могу чувствовать и ощущать это. Вернувшись назад, я открыл калитку, и на меня уставились четыре пары возмущенных глаз.
— В доме больная, надо забирать, она без сознания, — и я вновь направился в дом.
— Господь обязательно поможет этой бедной женщине, — произнес монах глядя на больную и перекрестил ее.
Расстелил на полу кусок прямоугольной ткани с отверстиями по углам, этакие носилки. Вполне удобные и практичные, места занимают мало, нести удобно.
Я вместе с одним из монахов переложил женщину на носилки.
— Вы относите ее в больницу, — я посмотрел на монахов, — после возвращайтесь, а мы двинем дальше.
— Хорошо, Господь нам обязательно поможет, — произнесли они и постарались взять аккуратно носилки. И неспешным шагом направились в больницу.
Я же обратился к мальчишкам:
— Что стоите, выходите, мне еще калитку закрывать.
Дождавшись, когда парни выйдут, я закрыл калитку на защелку и перелез через забор.
На меня смотрели с неким интересом и любопытством.
— Как ты узнал, что там кто-то есть, да еще и больная? — пересиливая себя, спросил Варон.
— Ага, — поддакнул ему Тервин.
— Я же лекарь, а хороший лекарь должен чувствовать такие вещи, в том числе, когда нужна его помощь. Без этого никак, — с усмешкой произнес я.
А парни, судя по лицам, загрузились изрядно.
И обход продолжился, в итоге к вечеру мы смогли отправить в больницу около семнадцати человек, кто-то ушел своим ходом, а кого-то пришлось нести. Да и чуйка на эту гадость мне пригодилась.
Так что вечером я был измотан в моральном плане. А общее количество больных было за сотню и стало сто семнадцать, ведь не только мы делали обход. Но и сами зараженные приходили за помощью.
Вроде сто семнадцать человек в масштабах города — это немного, но страх прихода новой эпидемии все кардинально менял.
Следующий день прошел точно так же в обходе и поиске больных. Вот только атмосфера в городе менялась. Люди начали шушукаться по углам.
И к вечеру количество больных перевалило за полторы сотни.
Так еще вечером за ужином Евсей сообщил, что настоятель был у префекта. Возле больницы теперь стоит десяток стражников наготове, да и по вечерам стража города не расходится по домам, а ночует в казарме. И что направлено письмо в крепость к Андросу, с просьбой привести людей под стены города. Префект опасается, что могут случиться беспорядки и погромы.
М-да уж, не самые лучшие новости.
А от обходов нас освободили, так как больных стало гораздо больше. А на обходы и поиск больных была направлена стража.
Находиться в окружении больных, которым я не мог ничем помочь, и делать участливый вид у меня не получалось, да еще и постоянное ощущение гнили и грязи давило.
Так что просто ушел развеяться и погулять.
На одном из перекрестков вновь пришло ощущение гнили и грязи, видимо, от этого не сбежишь. И веяло с одной из центральных улиц, что само по себе было удивительно, ведь все зараженные были бедняками. И чем дольше я шел по улице, тем больше нарастало это ощущение. Пока оно не привело меня к одному из богато украшенных домов. Вот только чувство было, что я нахожусь в больнице и вокруг меня сотня зараженных. А не один-единственный человек.
Из соседнего дома вынырнул юноша с плетеной корзиной в руках. И когда он проходил мимо меня, я его окликнул:
— Не подскажешь, чей это дом?
— А тебе это зачем? — с подозрением он на меня посмотрел.
— Дом понравился, красивый. Вот и хочу узнать, что за уважаемый человек здесь живет.