Плевать, я продолжаю в исступлении наносить удары. Пока не чувствую смерть от рыжего. На который откликается моя магия жизни, и от этого меня начинает мутить.
С трудом я поднимаюсь, меня всего потряхивает. Взглядом пробегаюсь по площади, все в полной тишине смотрят на нас.
— Я победил, — шепчу.
Но мой голос прекрасно слышен. Толпа же горожан начинает бесноваться. Крики летят со всех сторон, как и оскорбления норманнов. Кажется, еще немного, и горожане пойдут в бой, начав их рвать.
— Трофим, топор, — даю я команду, подходя к краю площадки, протягиваю руку и ощущаю в ней тяжесть моего верного топора.
А толпа успокаивается и вновь устремляет ко мне свои взоры. Я медленно подошёл к телу норманна и попытался снять с него шлем. Не вышло, я хорошо постарался.
Три мощных удара топором по шее мертвого норманна, и его голова отделена от тела.
Подняв его голову, я развернул ее изуродованным лицом к ропщущим норманам, которые смотрели на меня как стая побитых собак.
— Он хотел мести, мести за убитого брата. Который напал на свободных людей, которые защищались. Он вызвал меня на суд богов, говоря, что мы сойдёмся честным железом. Он одаренный и воспользовался своим даром, чтобы убить меня. Наплевав на то, что мы бьемся под взглядом богов и людей. Он клятвопреступник и убит моей рукой. Рукой, что вели сами боги. Пусть его имя будет проклято, а его мертвый дух скитается по земле, не зная покоя.
И я, подцепив мертвое тело, спихнул его вниз под ноги норманнов. Кто-то был в ужасе, и на лице у них отражался страх. У кого-то был гнев в глазах, и они поглаживали рукояти оружия, но молчали и принимали мою победу.
Развернувшись, я подошел к краю площадки и протянул отрубленную голову Трофиму.
— Выкинь эту падаль подальше в море.
— Да, клятвопреступник, проклятый, — неслось со всех сторон от горожан.
Развернувшись к норманнам, я взглядом принялся рыскать по их рядам здоровяка, что отправил бойцов за моими людьми. Я искал его, вглядываясь в лица северян, и не находил. Сбежала тварь. Хотелось зарычать, но я сдержался.
Мой взгляд упал на молодого норманна, что по-прежнему стоял рядом с помостом.
— Ты вчера назвал меня злым колдуном. Да и сегодня я слышал от тебя оскорбления мне и моему роду, я вызываю тебя на суд богов здесь и сейчас, — проговорил я, глядя ему в глаза.
— Hvad? — и он замотал головой и сделал шаг назад. Однако его соплеменники схватили его и выкинули на помост, ко мне под ноги. Молодой весь измазался в крови рыжего.
Он трясся от страха, но он смог совладать с собой и подняться на ноги.
В его глазах плескался паника.
— А-а-а-а-а, — он с закрытыми глазами бросился на меня, но поскользнулся на окровавленных досках и рухнул к моим ногам.
Я смотрел в его глаза, полные первобытного страха, и бледное от ужаса лицо.
Мне даже стало жалко этого боящегося меня паренька. Да, я хочу отомстить за смерть Октавия. Только у меня не поднималась рука вскрыть так удобно подставленную глотку.
Я поднял меч к его лицу. Норманн скосил на него взгляд и даже перестал дрожать, а после прикрыл глаза и что-то забормотал на своем языке.
Кончик меча прикоснулся к его щеке, и я провел по ней острием. Металл легко резал мягкую и податливую плоть, а из пореза мигом хлынула кровь.
Выпрямившись, я вытер меч об одежду норманна и заговорил:
— Помни, что сегодня тебя пощадили. А отметина будет тебе напоминать, что взявший в руки оружие должен быть готов умереть. В любой день, даже такой прекрасный, как сегодняшний, — под конец я возвысил голос, и меня было слышно не только норманну, но и всем собравшимся на площади.
— Люди тому свидетели, победил Яромир, — раздался зычный голос посадника.
А следом и волхв Триглава выкрикнул:
— Боги видели, победил Яромир, правда за ним.
Развернувшись, я спрыгнул с помоста и неспешным шагом подошел к своим людям, что по-прежнему стояли близ посадника.
Адреналин, гуляющий в крови, требовал выхода, да и не отошел я еще от боя и иногда мои движения были резкие и дерганые.
— Посадник, надеюсь, ты не забудешь о своем слове, — проговорил я, прямо глядя ему в глаза.
— Не сумлевайся, не забуду, — со смешком проговорил он, а после немного склонил голову, видимо, признавая мои заслуги. Следом за ним так поступил и глава стражи, и родич посадника.
— Пойдемте, — коротко бросил я. И, не дожидаясь, направился на толпу, что перегораживала выход с площади. Мне не пришлось продираться среди нее, люди отступали, давая пройти. Кто-то степенно кивал мне, кто-то смотрел со злой усмешкой и вызовом в глазах, но никто не перегородил мне дорогу. Чувствую, запомнят меня теперь в этом городе, и молва пойдет обо мне. Только, думается мне, что и норманны не забудут этого, да еще и неизвестно, как их ярл на все это прореагирует, да и о здоровяке не стоит забывать.
Мы вышли с площади, и я направился в сторону причала, где стояла моя ладья.
— Яромир, — со мной поравнялся Зорен. — Я и не знал, и даже не думал, что ты настолько сильный вой, рассказал бы кто, я бы даже и не поверил, если бы сам не узрел, — с каким-то благоговением произнес дядька. — Как ты бился, любо-дорого смотреть, побил этого рыжего, а потом другого норманна пощадил.
Я же, слушая речь Зорена, проматывал события боя и понимал, что мне чертовски повезло, и не один раз.
— Глупый я, Зорен, глупый, — со вздохом поделился я.
— От это правильно говоришь, сильно рисковал ты в конце боя, — раздался чуть сзади голос Рознега.
Я чуть замедлил шаг, чтобы прадед поравнялся с нами, и склонил голову, признавая его правоту.
— Мне повезло, что на мне эта броня. Да и щит у меня ромейский был, и он оказался весьма крепкий. Все-таки рыжий весьма сильным воем был. — Тяжко вздохнув, я продолжил: — После мне повезло, что он не сразу ударил по мне своей силой, этим водяным хлыстом, а заговорил, давая время прийти в себя и подумать. И в третий раз я был на волосок от смерти, когда кинулся в бой, мне надо было бить силой ветра и плевать на все.
— Я рад, что ты понимаешь, — с горьким вздохом произнес Рознег.
— Все-таки он выродок, сам одаренный, а тебя обвинял в колдовстве злом. Да еще нарушил свое слово под взглядом людей и богов, истинно клятвопреступник, — выдал сурово Зорен.
— Агась, — кивнул я.
— А о чем ты с посадником сговорился-то, о чем говорил, чтобы он не забыл? — с интересом спросил дядька.
— Да пообещал он мне, коли одержу победу, то семь годин в Волине ни я, ни мои родичи не будут платить десятину с торговли.
— Вот оно как, — протянул Зорен, а в его глазах появился алчный блеск.
Остальной путь до ладьи я прошел задумчиво, остальные же иногда перебрасывались фразами.
— Яромир, живой, — ко мне кинулся Прокоп, да и остальные бойцы на ладье выдохнули с облегчением.
— Живой, живой, — я вяло от него отмахнулся.
— Расскажи, что случилось-то, а то эти выбежали как дикие варвары. Все взлохмаченные, одежда в крови, только и сказали, что ты биться собираешься. А Октавия убили, чтобы мы спрятали тела, а сами схватили мешок с твоей броней и унеслись.
Кратко обрисовав случившееся и сказав, что надо быть настороже и беречься норманнов, я поинтересовался, где тела. Тело мертвого Октавия лежало в ладье, а от трупов норманнов он избавился, отойдя на ладье от города, просто выкинул в реку.
— Хорошо, ты верно поступил, — кивнул я Прокопу. Так что можно его старшим ставить или помощником к Филиппу. — Трофим, выкинь ты эту падаль уже, — и я указал на отрубленную голову, которую он прижимал к себе, как самое дорогое сокровище.
— С удовольствием, — произнес он и осклабился в злой усмешке. Размахнувшись как следует, он швырнул трофей на добрый десяток метров в реку.
Чпоньк — раздался звук того, как трофей поглотила вода.
— Зорен, у тебя найдется пара добрых лопат? Надо Октавия схоронить, он был христианином.
Дядька кивнул и отдал приказ одному из своих холопов, и через полчаса тот приволок нам две деревянные лопаты, которые были обиты тонкими листами железа.
— Все в ладью, — распорядился я. Следом за мной все взошли на борт и, отвязав ладью от причала, оттолкнулись, и она понеслась по волнам.
Спустя десяток минут я приметил хорошее место, пологий берег, в нескольких метрах от которого рос сосновый лес.
Пристав к берегу, мы высадились и на опушке леса начали копать могилу. Я же распорядился подобрать две прямые ветки и связать из них крест.
Деревянными лопатами все же было сложно копать, так что сначала приходилось рыхлить землю мечами и топорами. Через час все было готово.
И я, взяв тело Октавия, опустил его в землю. Бронь с него не снимал, он был воином и достоин того, чтобы быть похороненным с оружием.
— Покойся с миром, Октавий, твоя смерть была не напрасна, — и, нагнувшись, я взял горсть земли и кинул на тело.
Многие смотрели на меня с удивлением, включая ромеев. Видимо, у них нет такого ритуала, но тем не менее все повторили мой жест, включая Рознега и Зорена. После могилу быстро закидали землей и поставили крест.
Приняв из рук Прокопа мех с медом, я отхлебнул и передал следующему. Мех ходил по кругу, пока не был полностью опустошен.
Мои же думы меня не радовали. Я схоронил первого из людей, который за мной пошел, сколько их будет? Всегда тяжело хоронить товарищей.
Немного постояв, мы вернулись в Волин. Захватив с собой четырех бойцов, включая Криста, мы направились в дом к Зорену.
Периодически заглядывали соседи и пытались напроситься в гости к Зорену, чтобы со мной познакомиться, но у меня не было настроения.
С утра пораньше явился человек от посадника и передал мне пять больших круглых медальонов, выполненных из серебра, на них была изображена ладья с надутым парусом и какие-то руны и зарубки.
При виде этих медальонов у Зорена зажглись глаза. Еще бы, право торговать без пошлины в Волине. И один из медальонов я сразу отдал ему. Он его чуть ли не нюхал и даже на зуб попробовал.