Далеко пройти по торгу мы не смогли, услышали громкие крики, выбивавшиеся из общего гомона.
Переглянувшись с Димитром, мы направились в сторону криков. Возле одного из прилавков собралась куча народа.
— Ты видел это зерно, что нам продал, половина порченого, сеять такое нельзя, — надрывался бородатый мужик в простой одежде из некрашеного сукна. Группой поддержки выступали четверо мужчин, чем-то похожих на него. Скорей всего, родичи близкие.
— Я вам хорошее зерно продал, зернышко к зернышку. Может, вы не уследили да намочили, а теперь меня обвиняете, — отбивался торговец. — Вы посмотрите, люди добрые, что среди бела дня-то творится, лжу наводят.
— Это ты лжу наводишь, в половине мешков доброе зерно было, а в другой половине оно чернеть начало спустя два дня. Это кто из нас лжу говорит, еще посмотреть надо.
— Сколько я торгую, никогда такого не было, ты почто мое честное имя позоришь, словесы такие говоришь, а? — и торговец вцепился в покупателя. Тот же его просто оттолкнул.
А торговец вновь взвыл белугой.
— Люди добрые, вы видите, что творится-то среди белого дня, убивают, моё честное имя позорят.
А народ стоял во круге и комментировал да подначивал обе стороны. Но тут явилась стража и под белы рученьки увела обоих, заканчивая этот цирк с конями. Причем со стражами никто не спорил и не пытался вырваться или еще как-то качать права, а пошли не сопротивляясь, а вслед за ними и их поддержка с любопытными. Один из стражей остался следить за товаром, чтобы в отсутствие торговца он не сделал ноги.
— И куда это их? — не удержался я от вопроса.
— Так известно куда, к торговому голове, он разберет их спор, да и вынесет решение, — ответил на мой вопрос рядом стоящий мужик в белой рубахе с вышивкой, на поясе которого болтался здоровый нож.
— И что, все споры торговый голова решает? — поинтересовался у него Димитр.
— Бывает, что сами спорщики и решат, а бывает и голова, — пожал он плечами.
— А если голова не может разрешить спор или заинтересован? — продолжил расспросы Димитр.
— Бывает и такое, конечно, тогда городские головы решают, а бывает посадник или вовсе князь, а если торговый голова заинтересован в споре и люди это видят, то ему легче отказаться от решения этого спора, а то и слететь можно с этого места, — с ухмылкой ответил новгородец.
— Благодарим, мы не ведали этого, — я склонил немного голову.
И развернувшись, с Димитром мы пошли дальше по рынку. А в голове крутилась мысль, что неплохо система выстроена, есть спор, какой сами не могут решить, и тогда торговый судья его решает. Неплохо.
— Интересно, пошлины с торговли, наверно, тоже торговый голова собирает, да и споры решает, не маленькая должность, однако, — прокомментировал Димитр услышанное.
— Ну да, ну да, — я был с ним полностью согласен. — Нам шкатулку надо еще найти, что не зазорно будет князю преподнести.
— Пойдем поищем, я видел, кажется, такой товар, — и Димитр повел меня. И спустя минут двадцать он привел меня к прилавку бондаря. Где продавались бочки, ведра, кадки и корыта, в том числе и деревянные шкатулки, и сундуки, украшенные резьбой.
— Видел еще пару мест, но здесь выбор побольше, — произнес Димитр. И действительно, выбрать было из чего.
К нам тут же подскочил торговец и начал расхваливать товар, заливаясь соловьем.
Я же не обращал на него внимания, рассматривая шкатулки. Необходимо выбрать не особо большую, но подобающе украшенную.
И парочка подходящих была, выполненных со всем тщанием. На одной были какие-то лесные мотивы с изображением рыси, на второй то ли сеча, то ли бой, как в схватке сходятся двое бойцов. А на третьей был изображен вроде как бог Велес. Возвышающийся над лесной чащей, в одной руке он держал посох, а над головой простиралась оскаленная пасть медведя, из головы же бога росли турьи рога, а на левом плече уместился ворон. Все эти шкатулки были покрыты чем-то, напоминающим лак. Придавая дереву темный и блестящий оттенок.
— Вот эта сколько стоит? — поднял я шкатулку с Велесом.
— Четыре серебра или сменять можно? — торговец прошелся по нам алчным взглядом.
— Два даю, и без торга, — выдал я, прервав уже открывшего рот Димитра, готового погрузиться в торговлю.
И, развязав тесёмки на кошельке, висящем на шее, выудил оттуда две серебряные монеты и сунул под нос продавцу.
— Добре, — он смахнул их с моей ладони и протянул мне шкатулку.
Отойдя от него чуть подальше, заговорил Димитр:
— Яромир, ну так же нельзя, раз уж я заведую торговыми делами, то будь добр, оставь это мне, — с укоризной проговорил мой товарищ.
— Димитр, ты бы торг сейчас устроил, на не пойми сколько задержал бы ради этих медяков, а нам помыться еще надо, не грязными и вонючими же к князю идти. Дары подготовить, да и другие дела найдутся.
Всю оставшуюся дорогу до ладьи я ловил на себе недовольные взгляды Димитра и про себя тихонечко посмеивался.
К нашему приходу уже вернулась Ирина с Апфией и детьми, а также сопровождением.
Выгрузив покупки в ладью, я разделил всех на две группы, не забыв про Керона. Одна группа останется охранять ладью с товаром, а другая пойдет мыться, а после наоборот.
Захватив с собой ромейское мыло и чистую одежду, мы прошли вверх по течению, мимо Новгорода, да и где народа было меньше, спустившись по пологому берегу к воде, устроили себе помывку.
Женщины же отошли чуть подальше, за кусты и деревья, их не видно, да и, если что, мы рядом.
Вода хоть и была прохладная, но мыться было комфортно. Был вариант помыться еще в бане, что имелась при корчме, но после ромейских бань лезть в нашу, плохо проветренную, с запахом дыма и полную сажи, как-то желания не было. К тому же на улице было тепло и пригревало солнышко. Понятно, что со временем придётся, но раз сейчас можно этого избежать, почему бы и нет, да и помыться в реке можно бесплатно.
Возвращаясь обратно, я размышлял о том, что имеющееся мыло рано или поздно закончится, а с ним помывочные процедуры все же приятнее.
— О чем задумался, Яромир? — отвлек меня Филипп.
— О мыле, ведь оно рано или поздно закончится, а здесь его взять негде, — как на духу ответил я.
Неожиданно к нашему разговору подключился Фома.
— Так я могу изготовить, читал об этом, это несложно, можно на египетский манер с маслами, а можно более простое, — произнес парень.
И под моим взглядом нервно добавил:
— Только золы много надо будет, вот!
— Димитр, Фома говорит, что мыло изготовить сможет, а ты переживал за торговлю, его и можно будет продавать, — окликнул я друга, который шел немного позади и не слышал наш разговор.
Догнав нас в пару шагов, он вопросительно глянул на Фому и, получив от него кивок, спросил у меня:
— Думаешь, будут брать его здесь? — в его голосе слышался скепсис.
— Смотря как продавать будешь. Если здесь не купят, так в Киеве возьмут, там все же к Царьграду поближе, явно наслышаны, или еще в каком месте.
— Надо подумать, да и Фому подробней расспросить, что надобно, — вынес он вердикт.
— Это само собой.
Оставшаяся часть дня пролетела в хлопотах. В том числе и спорах с Димитром о том, сколько монет положить в шкатулку для князя. В итоге остановились на пятнадцати золотых и семидесяти серебряных.
Вроде и немного, но и немало, самое то, чтобы князю было приятно и он не посчитал себя оскорбленным, а вкупе с другими дарами вообще хорошо.
Утром проснувшись пораньше, я надел заранее заготовленную шелковую рубаху и портки, и сапоги, на поясе застегнул воинский ремень с большой бляхой, подаренный мне прадедом. Не забыл присовокупить кинжал и топор, ну все, красавец, можно на прием идти.
Перекусив в корчме жареным зайцем и дождавшись Димитра, мы в сопровождении Гостивита, Далена и Филиппа направились к ладье. Мои друзья упросили взять их с собой, очень уж они хотели увидеть князя. А я был не против.
А возле ладьи меня ждал сюрприз в виде связанного мальчишки, с болезненной худобой, в каких-то обносках и с синяками под глазами, а так же разбитыми губами.
Глава 5
Скрестив руки, я поглядывая на мальца. Насчет обносков я даже поспешил и сделал его одежке комплимент, это скорее рвань полная. О его возрасте я даже и не гадал, из-за худобы мальцу могло быть как девять, так и двенадцать, а может, даже все четырнадцать. Он сидел в ладье и исподлобья бросал на всех затравленные взгляды, словно звереныш, хоть не завывал, и то хорошо.
— Это что за диво дивное и чудо чудное? — обратился я к дежурящим сегодня в ночь.
— Воренок это, ночью к ладье подобрался, так, что и не слышно было, да рукой за борт и полез шарить, — ответил Пан.
— Керон слыш-шал, — сообщил мне синекожий, глядя из-под капюшона.
— А, да, его Керон и словил, а этот заверещал, как будто его убивают, я даже удивлен, что никто не прибежал, — добавил Пан.
— Увидь Керона в темноте и не ожидая, я, быть может, тоже заверещал бы, — с улыбкой добавил я. А Керон оскалился довольно. — Понятно, давайте этого воренка сюда. — И его, подхватив за шиворот, поставили ко мне в ноги. И вокруг него сразу образовалась толпа, Ирина и Апфия стояли чуть в стороне и с жалостью посматривали на мальчишку.
— И кто же ты, добрый молодец? — я нагнулся и обратился к мальчику, который все так же смотрел на всех исподлобья. И сжимал разбитые губы. — О как, даже отвечать не хочешь, как по чужим вещам лазить, так пожалуйста, а я тебя даже к ответу за это еще не призываю, — строгим голосом проговорил я.
И вновь ответа не дождался.
— Ты же понимаешь, что я тебя сейчас могу в Волхов кинуть, и все, не будет тебя. Али стражу кликнуть, так легче в Волхове будет утопнуть, чем им в руки попасть.
А парень только сидел и зыркал.
— Некогда мне с тобой возиться, эй, Керон, хватай его да забрось подальше в воду, — отдал я приказ.
Ирина и Апфия ойкнули и зажали себе рты, закрывая глаза Денису и Римме. Да и на лицах своих людей я тоже не видел одобрения.