— Мне почему-то кажется, что бегемотов у вас тут не продают.
— Нет, товарищ, здесь продают велосипеды.
— Вот и отлично. У нас и так дома полно бегемотов, больше просто ни к чему. А вот велосипеда у нас нет ни одного.
— Тут их сколько угодно.
— Ну, пока нам хватит и одного. Но, уж конечно, нужен самый лучший.
— Для кого?
— Для одного человека.
— Скажите, пожалуйста, точнее.
— Вы его всё равно не знаете. Положим, зовут его Раду.
— Раду или Рэдуку?
— Рэдуку.
— Рэдуку или Дуку?
— Дуку.
— Тогда понятно. Могу предложить вам четвертушку, детскую модель, или половинку, подростковую.
— Нет, уж вы дайте нам целую модель. Половинки я видел только в цирке, а на четвертушках и вообще, наверное, невозможно кататься.
— Вы не так меня поняли, товарищ. Я не предлагаю вам четверть или половину велосипеда. Речь идёт о подростковой или детской модели.
— Разве не все одинаковые?
— Нет. Велосипеды бывают трёх моделей: полные для взрослых, половинки для подростков и четвертушки для детей.
— Занятно. Очень занятно. А знаете, в других местах не так. Например, в кондитерских. Там одинаковые пирожные — и для взрослых, и для детей.
— Верно. Но вы же хотите купить велосипед, а не пирожные.
— Кто знает. Может, мы и пирожные купим. Больше всего, к вашему сведению, нам нравятся эклеры. А едим мы аккуратно, ложечкой, стараемся не закапать курточку.
— Это к велосипедам никакого отношения не имеет.
— Извините, но нам лучше знать, имеет или нет. И уж коли на то пошло, так знайте, что имеет самое прямое отношение. Если ковыряешь пальцем пирожное или роняешь крем на куртку, если утром моешь одни глаза и забываешь про шею и уши, или, скажем, заваливаешь бумагами комнату, или бегаешь к пруду без разрешения, или бросаешься на пол, орёшь и чего-то требуешь, не видать тебе велосипеда, как своих ушей.
— Что ж, наше дело сторона, мы продаём велосипеды всем, кто только пожелает.
— И напрасно. Велосипеды не следует продавать всем без разбору. Вот нам можете продать спокойно. Без звонка — не пойдёт, без насоса — тоже, а вот без разбору можно.
— Четвертушку?
— Да, если это называется четвертушкой.
— Какого цвета?
— Ну, скажем, зелёного. Или, скажем, серого. Самый красивый.
— У нас есть и голубые.
— Тогда дайте нам такой, чтоб был немного зелёный, немного серый и немного голубой.
— Надо поискать.
Славно думать о дне, когда у тебя будет новый велосипед со звонком, насосом — словом, всем, что положено новому велосипеду. Об этом можно мечтать каждый вечер. Войдёшь с папой в веломагазин, он пожмёт тебе руку и подмигнёт: мол, давай позабавимся немного. Так и радости прибавится и велосипед покажется красивее.
Но сегодня вечером, лёжа в постели и наблюдая, как гаснут одно за другим окна соседнего дома, он в последний раз думает о новом велосипеде со звонком, насосом — всем, что положено новому велосипеду. В последний раз, потому что завтра велосипед уже будет здесь. Папа был в магазине, заплатил за него, и завтра покупку доставят на дом. Он найдёт её в прихожей, у гардероба. Там был ящик, но его сегодня оттуда убрали, освободили место для велосипеда.
Последний вечер… Хотя нет, последний был вчера. Сегодня он хочет думать о велосипеде, но ничего не получается.
Месяц назад, неделю назад, да что там — вчера вечером всё было так ясно, он хорошо представлял себе, как всё произойдёт.
Вот он входит с папой в многоэтажный магазин, где толпится такое множество людей, что, как говорит мама, иголке и то негде упасть.
— Добрый день.
— Добрый день.
— Велосипеды у вас есть?
— Какие угодно.
— Дайте нам, пожалуйста, кулёк велосипедов.
— Велосипеды не продаются в кульках.
— Но ведь ириски продаются в кульках!
— Велосипеды не имеют ничего общего с ирисками.
— Извините, но нам лучше знать, имеют или нет. И коли уж на то пошло, так знайте, что имеют даже очень много общего. Если вместо того чтобы жевать ириску с закрытым ртом, вынимаешь её то и дело изо рта да ещё начинаешь тянуть её или если не хочешь угостить девчонку с первого этажа, то велосипеда не видать тебе как своих ушей.
— Наше дело сторона. Мы продаём велосипеды всем, кто только пожелает.
— И напрасно. Велосипеды не следует продавать всем без разбору. Но нам можете продать спокойно.
— Пойдёмте на склад, там и выберем.
Или входят они в магазин, где продают одни велосипеды да мотоциклы и детали к ним.
— Привет!
— Привет.
— Нам нужен велосипед для мальчика, который сам одевается и обувается, который помогает бабушке лущить горох и ложится спать до окончания телевизионных передач, а не канючит: «Я ещё посижу, спать неохота…» Есть у вас такие велосипеды?
— Есть.
— И вам совсем не интересно знать, какая связь между велосипедом, одеждой, обувью, горохом и телевизором?
— Не интересно.
— Жаль. А то бы вы узнали, что связь самая прямая. Дайте нам зелёный велосипед с жёлтым насосом, красным сиденьем и звонком наполовину серебряным, наполовину золотым.
— Таких велосипедов у нас нет.
— Нам-то какое дело! Чтоб был!
Месяц назад, неделю, да что там — вчера вечером всё выглядело так забавно. А вот сегодня ничего в голову не приходит. Велосипед уже куплен. Его ещё нет в доме, но он уже принадлежит ему.
Теперь придётся мечтать о чём-нибудь другом. А жаль. И никому ведь не скажешь, что жаль. Никто не поверит. Тебе покупают велосипед, тебе покупают ве-ло-си-пед, а ты сидишь и вздыхаешь…
Тудор АргезиСКАЗКА ПРО ОВЕЧЕК
Самая чудесная игрушка на свете та, что соткана из слов. Богатый выдумкой рассказ всегда ребятам по душе. Хорошая сказка может сразу же угомонить расшалившуюся детвору. Стоит только сказать: «Хотите, расскажу сказку», — и малыши тотчас оставят все игрушки.
Для Мицуры, моей дочки, любая сказка, ярко раскрашенная её воображением, становится дороже всех кукол, а моего сына Баруцу мечта уносит дальше любой машины.
Дочка усаживается поудобней. Её глаза лучатся, как звёзды, блестящие и неподвижные.
Баруцу может сидеть часами, заворожённый событиями сказки. Его непоседливость и озорство сразу же исчезают. Как только начинается сказка, Баруцу становится самым послушным мальчиком на свете.
Вчера после ужина родилась сказка про осла и его подругу — кошку.
Долгие годы кошка ухаживала за ослом, готовила ему еду, и он жил себе припеваючи, как ленивый барин, пока ни с того ни с сего, а может быть, от старости кошка не захворала…
Она повязала разболевшуюся голову кружевной косынкой и легла в постель, укрывшись кукольным одеяльцем. Подушка у неё была пуховая, с наволочкой из тонкого голландского полотна. А на наволочке были вышиты кошкины инициалы и вырезана ножницами бабочка.
Кошка слегка кашляла да и видеть стала хуже, а очков для чтения у неё не было.
— Я тебя много лет кормила, — вздохнув, сказала она ослу. — Теперь твоя очередь приносить всё в дом.
Ведь друзья и братья должны помогать друг другу…
Осёл вышел из дому, немного подумал, но ничего путного не придумал и поплёлся куда глаза глядят. Вскоре он набрёл на старого пастуха, который играл на дудке своим волшебным овечкам.
— Я бедный и несчастный, — сказал осёл, — у меня заболела семья. Моя семья — это кошка.
— Перестань болтать чепуху, — перебил его пастух, — и пойди к овцам, а то мой осёл куда-то запропастился.
— Не могу, меня ждёт кошка: я должен принести ей обед.
— Не перечь мне, а то поколочу! Видишь эту дубинку?
Осёл потащился за пастухом. Пастух погнал его вместе с овцами на пастбище, взвалив ослу на спину поклажу.
Шли они так и шли целых пятнадцать дней.
Как-то раз пастух уснул в лесу ещё до заката солнца. Осёл, увидев, что хозяин храпит, широко разинув рот, тут же убежал от него и на третий день добрался домой.
— Разве так поступают? — упрекнула его кошка. — С тех пор как ты ушёл, у меня маковой росинки во рту не было!
— А ты погляди, что я тебе принёс.
И они стали есть и пить, потому что нашли в перемётных сумах на спине у осла и творог, и мамалыгу, и сало, и даже две тыквы, полные сладкого молока.
На рассвете кошка, вертясь перед оконным стеклом, как перед зеркалом, и причёсывая пушок между ушками, увидела вдруг, что весь двор забит белыми и чёрными овцами.
— Не пугайся, — успокоил её осёл. — Это мои друзья. Они останутся жить у нас. Теперь у тебя всего будет вдосталь. Овцы за меня постараются, потому что я лодырь п люблю спать по пятнадцать часов в сутки.
Баруцу зевнул. Дремота пушистой кисточкой щекочет его длиннющие ресницы.
— А теперь я тебя познакомлю ещё с одним новым членом нашей семьи, — сказал осёл, — с Барбосом. Вот он, приплюснув нос к стеклу, заглядывает к нам в окно. Видишь?
— Но ведь кошки и собаки — смертельные враги, — напомнила кошка.
— Всё это выдумки. С этим пора покончить раз и навсегда. Отныне ты будешь для него верной и любящей сестрой.
И отправились они в путь все вместе — осёл и кошка, пёс и овцы.
Пёс доил овец, а кошка торговала на базаре молоком, готовила ряженку и простоквашу. Ночевали они в чистом поле и никого не боялись: ведь у Барбоса очень острые клыки.
И вот как-то раз кого, вы думаете, они встретили? В пустынном месте на пеньке сидел старый-престарый дед. Тот самый пастух.
— Ах ты разбойник! — закричал он. — Украл моих овец!
— Разве я вас украл? — спросил осёл у овец.
Овцы помотали головой — нет, мол, не крал.
— А хорошо ли вам у меня? — снова спросил осёл.
Все овцы и бараны весело заблеяли и застучали копытцами.
— Вот видишь? — сказал осёл. — Ты неправ!
— Дай мне поесть, — попросил старик. — Я очень голоден.
— Сунь руку в эту котомку и бери, — сказал осёл.
Пастух сунул руку в котомку, но тотчас выдернул. Его поцарапала кошка, которая, пригревшись, спала там.