Воспоминания о прошлом Земли. Трилогия — страница 9 из 16

Заклинание

Восьмой год эры КризисаРасстояние между трисолярианским флотом и Солнечной системой: 4,20 светового года

Фредерик Тайлер в последнее время стал нервным. Несмотря на осложнения, идея роя москитов в конце концов получила одобрение СОП. Началась разработка космического истребителя, но дело шло медленно из-за недоступности высоких технологий. Человечество продолжало улучшать свои топоры и дубины каменного века, совершенствуя химические ракеты. Вспомогательный проект Тайлера – исследования Европы, Цереры и различных комет – был настолько необычен, что некоторые подозревали его в ведении этих работ исключительно для того, чтобы добавить загадочности основному, весьма прямолинейному плану. Но поскольку эти исследования можно было вписать в основную оборонную программу, ему их разрешили.

Так что Тайлеру оставалось лишь ждать. Он вернулся домой и впервые за пять лет работы Отвернувшимся зажил жизнью обычного человека.

Все Отвернувшиеся находились в центре внимания общества. Хотелось им того или нет, но люди смотрели на них как на спасителей. Возник культ Отвернувшихся. Сколько бы объяснений и опровержений ни издавали ООН и СОП, легенды об их сверхъестественных способностях не только не думали умирать, но даже становились еще более изощренными. В фантастических фильмах их изображали сверхлюдьми, и в глазах многих они были единственной надеждой человечества. Это давало Отвернувшимся огромный политический капитал и безусловную поддержку народных масс, что будет отнюдь не лишним, когда Отвернувшиеся возьмут под свой контроль значительные ресурсы.

Ло Цзи был исключением. Он оставался в уединении, никогда не показываясь на людях. Никто не знал, где он и чем занимается.

* * *

Однажды к Тайлеру пришел посетитель. Дом Тайлера, как и дома других Отвернувшихся, находился под усиленной охраной, и все посетители должны были проходить тщательную проверку. Но увидев этого человека в своей гостиной, Тайлер понял, что тот без труда прошел бы сквозь любые заслоны.

С первого же взгляда становилось ясно, что этот и мухи не обидит. Несмотря на жару, на чужаке был мятый костюм, такой же мятый галстук и – что раздражало больше всего – шляпа-котелок, каких давно уже никто не носил. Очевидно, он хотел придать своему виду возможно большую формальность, только не знал как – похоже, ему еще никогда не доводилось наносить официальные визиты. Бледный и тощий, гость производил впечатление вконец изголодавшегося человека. Он носил очки в тяжелой оправе; его тонкая шея с трудом выдерживала вес головы, а мешковатый костюм болтался как на вешалке. Будучи политиком, Тайлер сразу понял, что посетитель относится к одному из тех неприятных кругов общества, которые бедны не столько материально, сколько духовно – совсем как гоголевские мелкие чиновники, которые, невзирая на свой низкий социальный статус, не перестают заботиться о поддержании этого самого статуса и проводят жизнь за рутинной, утомительной работой, исполняя ее строго и аккуратно. Что бы они ни делали, они больше всего боятся ошибиться; кого бы они ни встретили, они боятся не угодить; и они никогда не осмеливаются даже бросить взгляд на тех, кто выше по положению. Ничтожные, отвратительные людишки. Тайлеру было неприятно осознавать, что в мире, который он пытался спасти, таких людей большинство.

Посетитель робко прошел в гостиную, но двинуться дальше не решался – казалось, он боится наследить на ковре. Он снял шляпу и, глядя на хозяина дома сквозь толстые линзы очков, принялся отвешивать бесконечные поклоны. Тайлер решил выставить гостя вон после первой же произнесенной тем фразы. Как бы ни были слова посетителя важны для него самого, для Тайлера они не могли иметь никакого значения.

И вот жалкий человечек слабым голосом произнес свою первую фразу. Она поразила Тайлера, как разряд молнии; он зашатался и едва удержался на ногах. Каждое слово было словно удар грома:

– Отвернувшийся Фредерик Тайлер, я ваш Разрушитель.

* * *

– Кто бы мог подумать, что однажды мы будем стоять перед вот такой картой поля боя! – воскликнул Чан Вэйсы, глядя на огромный, с киноэкран, монитор, демонстрирующий карту Солнечной системы в масштабе один к триллиону.

Карта, почти вся черная, за исключением маленького пятнышка в центре – Солнца, – доходила до середины пояса Койпера. Когда ее показывали целиком, она изображала Солнечную систему с расстояния 50 астрономических единиц над плоскостью эклиптики. На карте были точно обозначены орбиты планет и их спутников, а также положение известных астероидов; она могла отобразить любой участок Солнечной системы в любой момент ближайшего тысячелетия. Сейчас, когда метки координат небесных тел были отключены, карта позволяла увидеть Юпитер – если как следует присмотреться. Планета выглядела лишь невзрачной крохотной точкой, но в таком масштабе другие семь планет были и вовсе не видны.

– Да, перемены налицо, – согласился Чжан Бэйхай.

Только что закончилось совещание по оценке первой космической карты; в просторном штабном помещении оставались лишь он и генерал.

– Командующий, мне любопытно, обратили ли вы внимание на взгляды наших товарищей, когда они увидели эту карту? – спросил Чжан Бэйхай.

– Конечно, обратил. Дело понятное. Они воображали себе космическую карту такой, какой ее подают в научно-популярной литературе: несколько разноцветных бильярдных шаров, вращающихся вокруг огненной сферы. И только увидев карту в истинном масштабе, они осознали гигантские размеры Солнечной системы[94]. Из авиации они к нам пришли или из флота – их самолеты и корабли неспособны пересечь даже один пиксел этого огромного экрана.

– Похоже, картина будущего поля боя не пробудила в наших офицерах ни уверенности в своих силах, ни жажды битвы.

– И мы возвращаемся к проблеме пораженчества.

– Командующий, я не хотел бы сейчас разговаривать о пораженчестве. Это серьезный вопрос и больше подходит для официального заседания. То, что я хотел бы обсудить, это… – Чжан Бэйхай замялся и улыбнулся. С ним редко случалось, чтобы он не мог с ходу подобрать правильное слово.

Чан Вэйсы отвернулся от карты и улыбнулся в ответ:

– Похоже, ты хочешь сказать что-то очень необычное.

– Да. Во всяком случае, прецедентов этому еще не случалось. У меня есть предложение.

– Выкладывай.

– Да, командующий. За последние пять лет было сделано слишком мало и в деле защиты планеты, и в разработке космических кораблей. Технологические предпосылки этих двух программ – управляемая термоядерная реакция и орбитальный лифт – топчутся в самом начале пути, без каких-либо надежд на продвижение вперед. Работы по производству более мощных химических ракет столкнулись с трудностями. Если дело пойдет так и дальше, то я опасаюсь, что космический флот – даже на уровне низких технологий – навсегда останется научной фантастикой.

– Ты, товарищ Бэйхай, сам выбрал уровень высоких технологий. Тебе положено знать, по каким законам развиваются научные исследования.

– Разумеется, я знаю. Исследования – процесс скачкообразный: качественные перемены происходят только после долгого накопления количественных. Прорывы в теории и технологии обычно происходят одновременно и помногу… Но, командующий, многие ли понимают эту проблему так, как я? Очень вероятно, что через десять, двадцать, пятьдесят лет или даже через столетие мы по-прежнему не достигнем существенного прорыва в науке или технологии. Насколько к тому времени разовьется пораженческое мышление? Какое состояние духа, какое состояние психики воцарится среди персонала космических войск? Хотя, возможно, я заглядываю чересчур далеко?..

– Бэйхай, больше всего меня в тебе восхищает то, что ты всегда в своей работе задумываешься о перспективе. Это редкое качество среди политработников в наших войсках. Давай, продолжай.

– Я, конечно, могу судить только в масштабах своей собственной работы. С какими трудностями и под каким давлением придется работать нашим товарищам, политработникам космических сил будущего, если мои предположения окажутся верны?

– Куда более страшен вопрос, сколько идеологически стойких политработников останется в войсках? – добавил Чан Вэйсы. – Чтобы бороться с пораженчеством, прежде всего нам самим нужно верить в победу. Но в твоем гипотетическом будущем сохранить эту веру намного труднее.

– Именно об этом я и беспокоюсь, командующий. Когда наступят такие времена, политическая работа в космических силах просто недотянет до нужного уровня.

– Что же ты советуешь?

– Послать подкрепление!

Чан Вэйсы несколько секунд смотрел на Чжан Бэйхая, а затем повернулся обратно к большому экрану с картой. Двигая мышкой, он увеличивал масштаб до тех пор, пока свет Солнца с экрана не заиграл на его погонах.

– Командующий, я имел в виду…

Генерал остановил его движением руки.

– Я понимаю, что ты имеешь в виду.

Чан Вэйсы стал уменьшать масштаб, пока на экране не появилась вся карта. В зале совещаний потемнело. Затем генерал снова приблизил Солнце… удалил… приблизил, удалил… Наконец он сказал:

– Уже сегодня политическая работа в космических силах чрезвычайно сложна. Осознаешь ли ты, что она станет еще труднее, если мы погрузим наших лучших политических офицеров в гибернацию и отправим в будущее?

– Осознаю, командующий. Я просто вношу предложение. Всестороннее рассмотрение этого предложения будет, разумеется, прерогативой руководства.

Чан Вэйсы встал и включил в помещении полный свет.

– Нет, товарищ Бэйхай, теперь это задача для тебя. Бросай всю остальную работу. Завтра же начнешь с политотдела космических сил, затем поработаешь над другими родами войск. Как можно скорее подготовь черновик доклада Центральной военной комиссии.

* * *

Тайлер приехал, когда солнце уже начало скрываться за горами. Выйдя из автомобиля, он узрел райскую картину: мягчайший солнечный свет, заливающий горные вершины, озеро, лес и Ло Цзи с семьей, наслаждающихся этим неземным вечером на поросшем травой берегу. Сначала он заметил мать – совсем юную, так что ее можно было принять за старшую сестру годовалого ребенка. Дитя было трудно разглядеть на расстоянии, но когда Тайлер приблизился, он был поражен. Если бы он не видел малышку собственными глазами, то не поверил бы, что такие прелестные крохи вообще бывают на свете. Стволовая клетка красоты, зародыш всего самого прекрасного, что есть в этом мире…

Мать и дочь что-то рисовали на большом листе белой бумаги; Ло Цзи стоял рядом и с интересом наблюдал. Приблизившись, Тайлер увидел бесконечное блаженство в его глазах, счастье, которое, похоже, заполняло в этом саду Эдема все пространство, от гор до озера.

Тайлеру, который только что прибыл из мрачного мира, сцена, развернувшаяся перед его глазами, показалась картинкой из сказки. Он был женат дважды, но сейчас ходил в холостяках. Семейное счастье его интересовало мало – в отличие от погони за мирской славой. Сейчас же он впервые в жизни почувствовал, что прожил жизнь впустую.

Ло Цзи, поглощенный наблюдением за женой и дочкой, заметил Тайлера, только когда тот оказался совсем близко. Из-за психологического барьера, созданного их положением, Отвернувшиеся до сих пор не поддерживали личных контактов. Но поскольку Тайлер предупредил о своем прибытии по телефону, Ло Цзи не удивился и встретил гостя с вежливой теплотой.

– Мадам, прошу извинить за вторжение, – сказал Тайлер, слегка поклонившись Чжуан Янь, подошедшей вместе с дочерью.

– Добро пожаловать, мистер Тайлер. У нас редко бывают гости; нам приятно, что вы смогли нас навестить. – Она говорила по-английски не вполне свободно, но ее голос все еще звучал по-детски мягко, а улыбка сохраняла свою весеннюю свежесть. Тайлеру показалось, что его усталую душу приласкала рука ангела. – Это наша дочь, Сяся.

Ему хотелось обнять ребенка, но он побоялся утратить контроль над своими чувствами и просто сказал:

– Сюда стоило приехать лишь для того, чтобы посмотреть на двух ангельских созданий.

– Не будем вам мешать. Пойду приготовлю ужин, – сказала Чжуан Янь, улыбаясь.

– Не надо, в этом нет необходимости. Я только хочу поговорить с доктором Ло. Это не отнимет много времени.

Чжуан Янь мягко настояла, чтобы он остался к ужину, а потом ушла, уведя с собой дочку.

Ло Цзи жестом пригласил Тайлера присесть на белый стул, стоявший тут же, на траве. Как только гость сел, все его тело бессильно обмякло. Долгая дорога закончилась, путник наконец добрался до цели путешествия.

– Доктор, похоже, в последние два года вы совсем отрешились от мира, – сказал Тайлер.

– Да, – согласился Ло Цзи, оставшийся стоять на ногах. Он повел рукой: – У меня все здесь.

– Вы истинно мудрый человек. И как минимум в одном вы более ответственны, чем я.

– Что вы имеете в виду? – спросил Ло Цзи, непонимающе улыбаясь.

– Вы, по крайней мере, не растратили ресурсы понапрасну… Она тоже не смотрит телевизор? Я имею в виду вашего ангела.

– Она? Не знаю. Она в последнее время постоянно с Сяся, так что не думаю, что у нее остается на это время.

– Тогда вы и вправду не знаете, что случилось за последние дни?

– А что случилось? Вы плохо выглядите. Устали? Выпить хотите? Чего вам налить?

– Чего-нибудь, – ответил Тайлер, прищуриваясь на последние золотистые лучи солнца, отражающиеся в озере. – Четыре дня назад ко мне пришел мой Разрушитель.

Ло Цзи прекратил разливать вино и, чуть помедлив, спросил:

– Так скоро?

Тайлер тяжело кивнул:

– Я сказал ему то же самое.

* * *

– Так скоро? – сказал Тайлер Разрушителю. Он старался говорить спокойно, но его голос дрожал.

– Я с удовольствием пришел бы раньше, но мне хотелось собрать побольше доказательств, вот я и задержался, за что прошу простить, – сказал Разрушитель. Он стоял позади Тайлера и говорил медленно, со смирением прислуги. Его последнее заявление прозвучало педантично и взвешенно: так бывает учтив палач со своей жертвой.

В комнате установилось гнетущее молчание. Наконец Тайлер собрался с духом и посмотрел на Разрушителя. Тот вежливо осведомился:

– Сэр, можно продолжать?

Тайлер кивнул, но отвел взгляд. Затем уселся на диван и постарался успокоиться.

– Благодарю вас, сэр. – Разрушитель опять поклонился, продолжая держать шляпу в руке. – Сначала я вкратце изложу тот план, который вы объявили всему миру. Группа, состоящая из небольших космических истребителей, вооруженных супербомбами в сто мегатонн, поможет флоту Земли, осуществив самоубийственную атаку на флот Трисоляриса. Возможно, я чересчур упрощаю, но суть верна, не так ли?

– Не вижу смысла обсуждать это с вами, – отрезал Тайлер. Он подумывал, а не прекратить ли ему этот разговор? Когда Разрушитель назвал себя, интуиция Тайлера – политика и стратега – подсказала ему, что собеседник уже победил. Ему повезет, если противник вообще не выжмет из его мозга все секреты до последней капли.

– Если так, сэр, то я не стану продолжать, и вы можете меня арестовать. Но вам определенно стоит знать, что независимо от того, что произойдет, ваша подлинная стратегия и все факты, доказывающие правоту моих предположений, завтра или, может быть, даже сегодня вечером окажутся во всех программах новостей мира. Я стою перед вами, рискуя остатком своей жизни, и надеюсь, что вы оцените мое самопожертвование.

– Продолжайте, – махнул рукой Тайлер.

– Благодарю вас, сэр. Это воистину огромная честь, и я не отниму у вас много времени. – Разрушитель снова поклонился. Смиренная почтительность, столь редко встречающаяся в наши дни, была, очевидно, у него в крови, и он проявлял ее постоянно. Тайлеру она казалась удавкой, затягивающейся на его шее. – Итак, сэр, правильно ли я сейчас изложил вашу стратегию?

– Правильно.

– Нет, не правильно, – возразил Разрушитель. – Сэр, извините, что я так говорю, но мое изложение неверно.

– Почему?

– Учитывая технологические возможности человечества, самым разрушительным оружием, которое, вероятно, будет нам доступно в будущем, являются термоядерные сверхбомбы. Во время сражения в космосе эти бомбы необходимо взорвать непосредственно возле вражеского корабля, иначе они неэффективны. Космические истребители весьма юркие, и их много. Такой рой определенно будет наилучшей тактикой для самоубийственной атаки. Ваш план хорошо продуман. Все ваши действия, включая поездки в Японию, Китай и даже в горы Афганистана в поисках пилотов-камикадзе, жаждущих самопожертвования, и ваше желание передать флот под ваше прямое управление, когда эти поиски закончились ничем, – все это было вполне разумно.

– Что же в этом не так? – спросил Тайлер, привстав с дивана.

– Все так. Но это лишь стратегия, которую вы представили публике. – Разрушитель наклонился к Тайлеру поближе и продолжал шепотом: – Ваша подлинная стратегия немного иная. Вы надолго поставили меня в тупик. Я мучился, не понимая, и почти готов был признать поражение.

Тайлер вдруг осознал, что изо всех сил сжимает подлокотник дивана. Он попытался расслабиться.

– Но затем вы дали мне ключ к разгадке. Этот ключ так хорошо подходил, что я не сразу поверил своей удаче. Вы знаете, о чем я говорю – о ваших исследованиях некоторых объектов Солнечной системы: Европы, Цереры и комет. Что у них общего? Вода. Они все обладают большими запасами воды! На одних только Европе и Церере больше воды, чем во всех океанах Земли… Страдающие бешенством боятся воды, их трясет от одного лишь упоминания о ней. Я полагаю, вы сейчас чувствуете себя так же.

Разрушитель подобрался ближе к Тайлеру и заговорил прямо ему в ухо. В его дыхании совсем не было тепла; оно походило на призрачный ветер и несло с собой запах могилы.

– Вода, – шептал он словно во сне. – Вода…

Тайлер хранил молчание. Его лицо было недвижимо, как у каменной статуи.

– Продолжать? – спросил, распрямляясь, Разрушитель.

– Нет, – едва слышно ответил Тайлер.

– Но я все равно продолжу. – В голосе Разрушителя прозвучали нотки злорадства. – Я оставлю всю информацию для историков, даже если истории осталось существовать всего ничего. И также объясню все Господу, разумеется. Мало кто обладает таким острым умом, способным распознать целое по маленькой детали, как мы с вами. Господь наш, скорее всего, не сможет понять даже подробного объяснения. – Он поднял руку, как бы приветствуя слушателей на Трисолярисе, и рассмеялся. – Прошу меня извинить.

Мышцы Тайлера расслабились, а вслед за ними, как ему показалось, размягчились и кости. Он бессильно обмяк на диване. С ним было все кончено; он совсем пал духом.

– Итак, продолжим. Отвлечемся от воды и поговорим о рое москитов. Его первой целью будут не инопланетяне с Трисоляриса, а земной флот. Эта гипотеза немного слаба и подтверждается лишь малозначительными фактами, но я настаиваю на ее верности. Вы объехали вокруг света в поисках камикадзе – безуспешно. Вы этого ожидали; но неудача имела два весьма полезных для вас следствия. Первое: человечество потеряло надежду; этого вы добились полностью. А о втором мы поговорим через минуту.

Топор палача полетел вниз.

– Завершив свои путешествия, вы окончательно разуверились в человечестве. Вы также убедились, что космические силы Земли не имеют шансов победить Трисолярис в обычной битве. Поэтому вы придумали более жестокую стратегию. С моей точки зрения, она дает лишь слабую надежду при огромном риске. Тем не менее принципы проекта «Отвернувшиеся» утверждают, что в этой войне риск – самый надежный вариант.

Разумеется, это было только начало. Вы решили предать человеческую расу. Действия по реализации вашего плана заняли бы долгое время, но оно у вас было. В последующие месяцы и годы вы планировали подстроить события, которые укрепили бы ту стену, которую вы возвели между собой и человечеством. Ваше отчаяние и горечь постепенно росли бы; вы все больше и больше отдалялись бы от человеческого мира. Собственно, вы сделали первый шаг по этому пути, когда недавно запросили пощады для ОЗТ на заседании СОП. Это, однако, было сделано не только для вида. Вы и на самом деле хотели, чтобы ОЗТ сохранилось. Вы хотели, чтобы члены ОЗТ стали пилотами ваших истребителей в битве Судного дня. Это был вопрос времени и терпения, но вы бы преуспели, потому что ОЗТ также нуждается в вас. Ему нужны ваша помощь и ваши ресурсы. Было бы несложно передать москитный флот в руки ОЗТ; главное – хранить это в тайне от остального мира. И даже если бы это однажды раскрылось, вы бы сказали, что это часть плана.

Тайлер, похоже, не слушал Разрушителя. Он сидел на диване с полузакрытыми глазами, вид у него был усталый, как будто он уже сдался и напряжение битвы начало спадать.

– Хорошо. Теперь поговорим о воде. По вашей задумке во время битвы Судного дня москитный рой под управлением ОЗТ внезапно нападет на земные корабли, а потом сбежит к флоту Господа. Поскольку члены ОЗТ показали себя противниками Земли, Трисолярис, возможно, позволит им присоединиться к себе. Но Господь не станет торопиться привечать перебежчиков. Чтобы добиться его благосклонности, понадобится весомый и очень полезный подарок. Что в Солнечной системе может иметь наивысшую ценность для Господа? Вода. Флот находится в пути четыреста лет; они уже использовали большую часть воды на кораблях. При приближении к Солнечной системе им потребуется вода для регидрации дегидрированных членов экипажа. Свежая вода для оживающих тел будет намного лучше, чем затхлая, многократно прошедшая через очистные системы корабля. Москитный флот предложит Господу айсберг из воды, добытой на Европе, Церере и кометах. Я не уверен в цифрах – полагаю, вы их и сами еще не знаете, но, скажем, это будут десятки тысяч тонн.

Москитная группа, буксирующая этот гигантский кусок льда, скорее всего, подойдет вплотную к флоту Господа для вручения подарка. И тут вы задействовали бы второй результат вашей неудачи в поиске камикадзе – тот самый, что логически объяснял ваше требование внешнего управления всем москитным флотом. Когда истребители подойдут вплотную к кораблям Господа, вы перехватите управление, переведете истребители в автоматический режим и прикажете им атаковать цели. Сверхбомбы будут взорваны возле вражеских кораблей и уничтожат весь флот Трисоляриса.

Разрушитель распрямился и, оставив Тайлера на диване, подошел к французским окнам, выходящим в сад. Адский ветер, дующий в ухо Тайлера, прекратился, но к этому времени все его тело уже тряс озноб.

– Исключительный план. Это правда. Но некоторые ошибки просто необъяснимы. Почему вы так активно выступали за исследование планетоидов, на которых есть вода? Сегодня нет технологий для добычи и транспортировки такого объема воды, и их разработка может занять годы, если не десятилетия. Даже если вы думали, что должны начать немедленно, почему бы не включить в план несколько небесных тел, на которых нет воды – например, спутники Марса? Если бы вы так поступили, я все равно рано или поздно раскрыл бы ваши намерения, но это было бы намного сложнее. Как мог такой великий стратег, как вы, забыть о подобных хитростях? С другой стороны, я понимаю, как давят на вас обстоятельства.

Разрушитель участливо положил руку на плечо Тайлера. Отвернувшийся уловил проблеск заботливости наподобие той, какую ощущает палач к своей жертве. Тайлер даже сам был немножко тронут.

– Не терзайте себя. Вы хорошо потрудились. Я надеюсь, что история вас не забудет. – Разрушитель убрал руку. К нему, казалось, возвращались силы; на его лице, недавно болезненном и бледном, появился румянец. Он распростер руки. – Что ж, мистер Тайлер, я закончил. Зовите своих людей.

Тайлер, все еще с закрытыми глазами, почти неслышно проговорил:

– Вы свободны.

Когда Разрушитель уже открывал дверь, Тайлер прохрипел последний вопрос:

– Ну, допустим, все, что вы сказали, правда. И что с того?

Разрушитель повернулся к нему.

– Да ничего, мистер Тайлер. Поломал я ваши планы или нет, Господу это безразлично.

* * *

Выслушав рассказ Тайлера, Ло Цзи надолго потерял дар речи.

Когда обычный человек обращался к Отвернувшемуся, он всегда думал: «Это Отвернувшийся, его словам нельзя верить» – и эти мысли выстраивали преграды на пути общения. Но когда разговаривали двое Отвернувшихся, подобные предположения, возникавшие в умах обоих, умножали эти преграды многократно. Любые высказывания, любая беседа становились бессмысленными. Вот почему Отвернувшиеся не общались друг с другом.

– И как вы оцениваете анализ Разрушителя? – спросил Ло Цзи, чтобы прервать молчание. Он понимал, что спрашивать не имело смысла.

– Его догадки верны, – ответил Тайлер.

Ло Цзи хотел что-нибудь сказать, но что? Что можно было сказать? Они оба были Отвернувшимися…

– Такова была моя подлинная стратегия, – продолжал Тайлер. Он, по-видимому, жаждал выговориться, и его не интересовало, верит ли ему его слушатель. – Конечно, все пока остается на стадии предварительной подготовки. Технология сама по себе довольно сложна, хоть я и ожидал, что за столетия решения найдутся. Но, судя по отношению противника к моему плану, это не имело бы значения. Ему на него плевать – и это верх презрения.

– А потом? – Ло Цзи чувствовал себя механизмом, ведущим бессмысленный диалог.

– На следующий день после прихода Разрушителя полный анализ моей стратегии был опубликован в Интернете – все до мельчайших деталей. Большую часть сведений предоставили софоны. Поднялась шумиха. Позавчера СОП созвал слушания по этому вопросу и принял вот такую резолюцию: «Планы Отвернувшегося не должны содержать угрозы человеческой жизни». Если мой план на самом деле существует, его исполнение должно быть сочтено преступлением против человечества. Его разработку следует прекратить, а автора наказать по закону. «Преступление против человечества»! Как они ловко ввернули его сюда! Сейчас этим термином швыряются направо и налево. Но что самое интересное, в конце резолюции говорится: «В соответствии с принципами проекта «Отвернувшиеся» факты, доступные внешнему миру, могут быть частью обманного плана Отвернувшегося, и их нельзя использовать для доказательства того, что Отвернувшийся на самом деле разработал и выполняет данный план». Поэтому меня не отдадут под суд.

– Так я и думал, – прокомментировал Ло Цзи.

– Но на слушаниях я заявил, что анализ Разрушителя был верен и что моя стратегия и в самом деле заключалась в применении москитного роя. Я потребовал, чтобы меня судили согласно национальному и международному закону.

– Представляю себе их реакцию.

– Действующий председатель СОП и все постоянные члены посмотрели на меня с той самой улыбкой Отвернувшегося, и председатель объявил заседание закрытым. Мерзавцы!

– Знаю по себе, что вы чувствуете.

– Я полностью потерял самообладание. Выбежал из зала на площадь и стал кричать: «Я Отвернувшийся Фредерик Тайлер! Мой Разрушитель разгадал мою стратегию! Он был прав! Я собираюсь напасть своим роем москитов на земной флот! Я враг человечества! Я дьявол! Накажите меня, убейте меня!..»

– Что за бессмысленный поступок, мистер Тайлер!

– Больше всего я ненавижу выражение, с которым на меня смотрят люди. На площади меня окружила толпа; дети взирали на меня с восторгом, люди среднего возраста – с уважением, пожилые – с тревогой. И все глаза кричали: «Смотри, это Отвернувшийся! Он работает, но он один во всем мире знает, над чем именно. Гляди, как хорошо у него получается! Он так здорово прикидывается! Как сможет враг узнать, какую стратегию он избрал на самом деле? Его великая, величайшая, замечательнейшая стратегия, известная лишь ему одному, спасет мир…» Какая же это чушь! Какие же они идиоты!

Ло Цзи наконец решил промолчать и просто улыбнулся Тайлеру.

Собеседник смотрел на него не отрываясь; на его бледном лице появилась слабая усмешка, которая мало-помалу переросла в истерический хохот.

– Ха! Вы улыбаетесь улыбкой Отвернувшегося! Один Отвернувшийся улыбается другому! Вы думаете, что я работаю. Вы думаете, что я играю роль; вы думаете, что я спасу мир! – Он снова загоготал. – И угораздило же нас так влипнуть!

– Нам никогда не выбраться из этого заколдованного круга, мистер Тайлер, – ответил Ло Цзи и тихо вздохнул.

Смех Тайлера резко оборвался.

– Никогда не выбраться? Нет, доктор Ло, выход есть. Выход и в самом деле есть, и я приехал, чтобы показать вам его.

– Вам надо отдохнуть. Останьтесь на пару дней, – предложил Ло Цзи.

Тайлер медленно кивнул:

– Да, мне нужен отдых. Только мы, Отвернувшиеся, понимаем боль друг друга. Поэтому я и приехал. – Он посмотрел вверх. Солнце уже давно зашло, и сумерки затопили Сад Эдема. – Здесь просто рай. Можно мне пройтись вдоль берега? Хочу побыть один.

– Делайте, что пожелаете. Не расстраивайтесь. А потом я позову вас к ужину.

Тайлер пошел к озеру, оставив Ло Цзи сидеть и думать о грустном.

Пять лет он плескался в океане счастья. Рождение Сяся заставило его полностью забыть об окружающем мире. Любовь жены и дочери опьяняли его душу. В этом добром доме, вдали от остального мира, он глубже и глубже погружался в иллюзию: ему казалось, что внешний мир, словно частица в квантовом состоянии, не существует, пока не начать за ним наблюдать.

Но он больше не мог оставаться в этом блаженном расположении духа после того, как гнусный внешний мир прорвался в Сад Эдема, чтобы запутать и напугать Ло Цзи. Его мысли вернулись к Тайлеру, последние слова которого по-прежнему звучали в ушах. Могли ли Отвернувшиеся на самом деле вырваться из порочного круга, скинуть стальные кандалы логики?..

Ло Цзи мгновенно пришел в себя и рванулся к озеру. Ему хотелось закричать, но, опасаясь испугать Чжуан Янь и Сяся, он сдержался и стремглав понесся сквозь тихие сумерки; единственным звуком был шорох травы о его ноги. И тут в этот ритм ворвался негромкий хлопок.

Это был звук выстрела, раздавшийся со стороны озера.

* * *

Той ночью Ло Цзи вернулся домой поздно, когда дочь уже крепко спала. Чжуан Янь тихо спросила:

– Мистер Тайлер уехал?

– Его больше нет с нами, – устало ответил он.

– Судя по виду, ему пришлось куда труднее, чем тебе.

– Да. Это потому, что он избрал нелегкий путь… Янь, ты смотрела телевизор в последнее время?

– Нет. Я…

Она замолкла, и Ло Цзи понял, о чем она думает. Внешний мир с каждым днем становился все более жестоким, и пропасть между жизнью здесь и жизнью там росла. Это тревожило Чжуан Янь.

– Скажи, наша жизнь здесь – это правда часть плана Отвернувшегося? – спросила она, глядя на него тем же бесхитростным взглядом.

– Конечно. Почему ты сомневаешься?

– Но можем ли мы быть истинно счастливыми, если все человечество несчастно?

– Любовь моя, твоя обязанность – быть счастливой, когда все остальное человечество несчастливо. С появлением Сяся ты стала еще счастливее, а план Отвернувшегося получил дополнительные шансы на успех.

Чжуан Янь безмолвно глядела на него. Пять лет назад, стоя перед портретом Моны Лизы, они придумали язык мимики и с тех пор неплохо напрактиковались в нем. Все чаще и чаще мог Ло Цзи читать мысли жены в ее взгляде. Сейчас он читал: «Как я могу в это поверить?»

Ло Цзи долго раздумывал и наконец ответил:

– Янь, все на свете когда-нибудь кончается. И Солнце, и Вселенная когда-нибудь погибнут. С какой же стати человечеству надеяться на бессмертие? Послушай, этот мир – мир параноиков. Глупо сражаться в безнадежной войне. Посмотри на Трисолярианский кризис с другой точки зрения и забудь о своих заботах. Забудь не только про кризис, забудь вообще обо всех своих тревогах, даже тех, что были до кризиса. Используй оставшееся время, чтобы наслаждаться жизнью. Это четыре сотни лет! Или, если мы откажемся сражаться в битве Судного дня, почти пять. Немалое время. Человечеству потребовалось столько же, чтобы пройти путь от Ренессанса до века информации. Мы сделали нашу жизнь беззаботной и комфортабельной. Пять идиллических столетий без тревог о будущем, с единственной задачей наслаждаться жизнью – ведь это же просто чудо!..

Он понял, что сказал слишком много. Утверждения, что ее счастье и счастье их дочери были частью плана, добавляли спокойствия в жизнь Чжуан Янь, делая ее счастье ее работой. Только так она могла сохранять душевный покой посреди жестокого мира. Ло Цзи не мог сопротивляться ее вечно невинному взгляду, поэтому не осмеливался смотреть на нее, когда она задавала вопросы. Но сейчас он невольно сказал правду, и причиной тому был Тайлер.

– Вот сейчас ты говорил как Отвернувшийся? – спросила она.

– Да, конечно, – ответил он, пытаясь исправить ситуацию.

Но ее глаза говорили: «А мне показалось, что это твои подлинные мысли!»

Совет обороны планеты при ООН,

проект «Отвернувшиеся», слушания № 89

В самом начале слушаний председатель настоятельно призвал Ло Цзи прибыть на очередное заседание. Он мотивировал это тем, что отказ от участия в слушаниях не может являться частью плана Отвернувшегося, потому что надзорная функция СОП стоит выше, чем индивидуальные программы Отвернувшихся. Это предложение было единогласно поддержано представителями всех постоянных членов СОП. Учитывая появление первого Разрушителя и самоубийство Тайлера, два других Отвернувшихся, присутствовавших на заседании, услышали в словах председателя намек на последствия отказа.

Первым выступил Хайнс. Его план, основанный на нейрофизиологии, был еще в зачаточном состоянии, однако Отвернувшийся рассказал об оборудовании, которое ему понадобится для продолжения исследований. Он назвал его нейронным сканером. Сканер, работающий на принципах компьютерной томографии и ядерного магнитного резонанса, сможет считывать состояние всего мозга одновременно; высокая разрешающая способность каждого сечения будет обеспечивать распознавание внутренней структуры нейронов и других клеток мозга. Несколько миллионов таких сечений будут сканироваться одновременно, и после обработки их компьютером станет возможным создание цифровой модели мозга. Но сложность аппарата не ограничивалась этими требованиями. Для создания динамической модели, способной в реальном времени регистрировать всю активность мозга на уровне отдельных нейронов, понадобится делать двадцать четыре таких объемных снимка в секунду.

Тогда можно будет проследить возникновение мыслей, записать и неоднократно просматривать весь процесс мышления.

Потом выступил Рей Диас и доложил о работах по своему плану. После пяти лет исследований удалось разработать математическую модель звезды для сверхмощной бомбы. Сейчас эту модель тщательно отлаживали.

Следующим пунктом повестки дня был отчет Научного совета при СОП. В отчете рассматривались технические возможности осуществления проектов двух Отвернувшихся.

Научный совет полагал, что проект Хайнса не столкнется с теоретическими ограничениями при постройке нейронного сканера. Однако технические сложности были на данный момент непреодолимы. Современный томограф по сравнению с нейронным сканером был бы как черно-белая кинолента по сравнению с новейшей цифровой видеокамерой высокого разрешения. Обработка данных – вот где камень преткновения, поскольку сканирование и моделирование такого сложного объекта, как человеческий мозг, требовали вычислительных ресурсов, недоступных современным компьютерам.

Проект Рея Диаса столкнется с той же проблемой – недостаточной производительностью компьютеров. Изучив объем расчетов, требуемых для уже написанной части модели звезды, совет пришел к выводу, что даже самому мощному из современных компьютеров потребуется двадцать лет, чтобы смоделировать одну сотую долю секунды процесса термоядерного синтеза. Поскольку разработчикам придется просчитывать модель многократно, она окажется практически бесполезна.

Ведущий специалист по компьютерам Научного совета сообщил:

– В настоящее время вычислительная техника, основанная на традиционных микросхемах и архитектуре фон Неймана, приближается к своему естественному пределу. Закон Мура скоро станет недействителен. Разумеется, нам удастся выжать еще несколько последних капель лимонада из лимонов электроники и технологии. Мы считаем, что даже с учетом замедления прогресса в области высокопроизводительных компьютеров можно достичь такой мощности, какая требуется для осуществления этих двух проектов. Но на это уйдет много времени – по оптимистическим оценкам, от двадцати до тридцати лет. Если мы подойдем к этому уровню, то это будет самым совершенным компьютером человечества, и улучшить его будет очень трудно. Физические исследования заблокированы софонами, поэтому создание компьютеров нового поколения, таких как квантовые, о которых мы мечтали, теперь маловероятно.

– Мы подошли к барьеру, который софоны воздвигли на пути нашей науки, – пояснил председатель.

– Тогда мы ничего не сможем сделать в ближайшие двадцать лет, – сказал Хайнс.

– Двадцать лет – это самый оптимистический прогноз. Вы ученый, вы должны знать, как трудно работать на переднем крае науки.

– Тогда мне остается только лечь в гибернацию и дожидаться появления достаточно производительных компьютеров, – сказал Рей Диас.

– Я тоже решил лечь в гибернацию, – присоединился к нему Хайнс.

– Раз так, тогда я попрошу вас передать привет моему преемнику через двадцать лет, – улыбнулся председатель.

В зале заседаний поднялось настроение. Присутствующие облегченно вздохнули, услышав, что двое Отвернувшихся заснут на много лет. Появление первого Разрушителя и самоубийство Отвернувшегося стали тяжелым ударом по всему проекту. В особенности поступок Тайлера показался всем вопиющей глупостью. Если бы он остался в живых, то никто точно не знал бы, в чем именно заключался его план. Он вырвался из заколдованного круга ценой своей жизни. Его смерть подтвердила подлинность столь ужасного сценария, и в международном сообществе понемногу начал подниматься ропот против проекта «Отвернувшиеся». Общественное мнение требовало больших ограничений на власть Отвернувшихся. Но по самой природе проекта чрезмерные ограничения их власти затруднили бы стратегический обман, и тогда проект потерял бы смысл. Проекту «Отвернувшиеся» сопутствовала такая властная структура, с которой человечество до сих пор не встречалось. Всем требовалось время, чтобы приспособиться, и гибернация двоих Отвернувшихся давала это время.

Через несколько дней Рей Диас и Хайнс прибыли на секретную подземную базу и легли в гибернацию.

* * *

Ло Цзи приснился зловещий сон. Он увидел себя бродящим по залам Лувра. Он никогда раньше не видел этого сна; годы блаженства не вызывали у него потребности вспоминать радости прошедших дней. Во сне Ло Цзи чувствовал такое одиночество, какого не ощущал последние пять лет. Каждый его шаг отдавался гулким эхом в залах дворца, и каждый отзвук, казалось, уносил с собой частичку его «я». Наконец он остановился, не рискуя сделать еще один шаг. Перед ним была Мона Лиза. Она больше не улыбалась; она смотрела на него с сочувствием. Когда его шаги затихли, плеск фонтанов во дворе проник внутрь и постепенно становился все громче и громче. Тогда Ло Цзи проснулся и понял, что шум воды доносится из реального мира. Шел дождь.

Ло Цзи протянул руку, чтобы коснуться своей возлюбленной, и обнаружил, что сон был вещим.

Он не нашел Чжуан Янь рядом с собой.

Он вскочил с постели и побежал в детскую. В комнате неярко светила лампа, но Сяся там не было. На ее аккуратно заправленной кроватке лежала одна из картин Чжуан Янь, их любимая. Она была почти пустой и издали выглядела как чистый лист бумаги. Вблизи можно было рассмотреть тонкие камыши в левом нижнем углу, а в правом верхнем – очертания улетающего гуся. В центре картины виднелись две крохотные человеческие фигурки. Но теперь к картине был добавлен текст:

«Моя любовь, мы ждем тебя на пороге Судного дня».

Рано или поздно это должно было произойти. Разве может такая великолепная, волшебная жизнь продолжаться бесконечно? «Это должно было случиться, так что не паникуй. Твоя психика к этому готова», – твердил себе Ло Цзи. И все же у него закружилась голова. Он взял картину и побрел в гостиную. Ноги его подкашивались, и ему казалось, будто он не идет, а плывет над полом.

Пустая гостиная, погруженная в полумрак, освещаемый лишь мерцающими пепельно-красными углями в камине, казалась призрачной, зыбкой, плыла, словно тающий лед. За окном не прекращался дождь. Под этот же шелестящий звук Она вышла из его мечты в реальность пять лет назад. А теперь вернулась в мечту, забрав с собой их дочь.

Ло Цзи схватился за телефон, чтобы позвонить Кенту, но тут вдруг услышал тихие шаги снаружи. Это были шаги женщины, но не Чжуан Янь. Он бросил трубку и выскочил за дверь.

Ло Цзи сразу же узнал тонкую фигуру, стоявшую на крыльце под дождем, хотя различал лишь нечеткий силуэт.

– Здравствуйте, доктор Ло, – обратилась к нему Генеральный секретарь Сэй.

– Здравствуйте… Где мои жена и дочь?

– Они ждут вас у порога Судного дня, – ответила она, цитируя слова на картине.

– Почему?

– Так решил СОП, чтобы вы могли работать и исполнять свои обязанности Отвернувшегося. Им не причинят вреда; дети переносят гибернацию легче, чем взрослые.

– Вы их похитили! Это преступление!

– Мы никого не похищали.

Сердце Ло Цзи упало, когда он осознал скрытый смысл ответа Сэй. Но, не желая примириться с реальностью, он постарался вытеснить эти мысли из головы.

– Я же сказал, что их присутствие здесь – часть плана!

– СОП провел тщательное расследование и установил, что они не являются частью плана. Тогда Совет принял меры к тому, чтобы вернуть вас к работе.

– Даже если это не похищение, вы забрали моего ребенка без моего согласия. Это незаконно! – Потом он понял, кого подразумевал под словом «вы»; его сердце снова затрепетало. Он бессильно прислонился к колонне позади.

– Мы действовали в рамках допустимого. Не забывайте, доктор Ло, что и этот дом, и все прочие ресурсы, которые вам предоставлены, не подпадают под имеющееся законодательство. Закон оправдывает действия ООН во время кризиса.

– Вы по-прежнему работаете на ООН?

– Да.

– Вас переизбрали?

– Да.

Он хотел сменить тему разговора, чтобы не думать о происшедшем, но не смог. «Что я буду делать без них? Что я буду делать без них?» – вопрошал он снова и снова. Наконец он произнес эти слова вслух и сполз по колонне на пол. Ему казалось, что все вокруг рушится и плавится, превращаясь в магму, – но на этот раз магма стекала прямо в его объятое огнем сердце.

– Они по-прежнему здесь, доктор Ло. Ждут вас в полной безопасности в будущем. Вы всегда трезво смотрели на вещи. Теперь вам нужно смотреть еще более трезво. Если не ради всего человечества, то хотя бы ради вашей семьи. – Сэй взирала сверху вниз на Ло Цзи, балансирующего на грани истерики.

Порыв ветра залил крыльцо дождем. Его освежающая прохлада и слова Сэй немного остудили пламя, бушующее в сердце Ло Цзи.

– Вы с самого начала собирались так поступить, правда?

– Да. Но мы решились на этот шаг только тогда, когда у нас не осталось выбора.

– Значит, она… Когда она приехала, она действительно была просто девушкой, занимающейся традиционной живописью?

– Да.

– Из Центральной академии изящных искусств?

– Да.

– Тогда была ли она…

– Она была всем тем, что вы видели. Все, что вы о ней знали, все, что делало ее ею – ее прошлое, ее семья, ее личность и ее разум, – было правдой.

– По-вашему, она была искренна?

– Да. Неужели вы всерьез полагаете, что она могла пять лет водить вас за нос? Она была именно такой – невинной и ласковой, как ангел. Она не притворялась ни в чем, включая ее любовь к вам; эта любовь была подлинной.

– Тогда как она могла так жестоко обманывать меня? Ни разу за все время не подать даже виду?!

– Вы просто этого не видели. Ее душа была окутана покровом меланхолии, и так было с того самого момента, когда вы встретились с ней дождливой ночью пять лет назад. Она этого не скрывала. Меланхолия оставалась с ней все эти годы, словно постоянная фоновая музыка. Поэтому вы ничего и не замечали.

Теперь он все понял. Почему ему казалось, будто весь мир ополчился против нее и желает ей вреда? Отчего он бросился бы защищать ее даже ценой собственной жизни? Что именно коснулось самых чувствительных струн его сердца, когда он впервые увидел ее? Это была легкая грусть, скрытая в глубине ее чистых, невинных глаз, – грусть, которая, словно огонь камина, исподволь проглядывала в ее красоте. Это и в самом деле была неощутимая музыка, которая незаметно проникла в его подсознание и шаг за шагом затянула его в бездну любви.

– Значит, я не смогу их найти? – спросил он.

– Именно так. Как я уже сказала, это решение СОП.

– Тогда я отправлюсь вслед за ними в Судный день.

– Как вам будет угодно.

Ло Цзи предполагал, что ему откажут, но так же, как и в тот раз, когда он отказывался от должности Отвернувшегося, согласие последовало немедленно; между его вопросом и ответом Сэй не прошло и секунды. Тут явно дело нечисто! Он спросил:

– С этим будут какие-то сложности?

– Нет. На этот раз все в порядке. Проект «Отвернувшиеся» вызывал разногласия в международном сообществе с самого первого дня. Большинство стран, исходя из своих собственных интересов, поддерживали одних Отвернувшихся и выступали против других; поэтому всегда нашелся бы кто-то, желающий от вас избавиться. Теперь же, когда первый Разрушитель показал себя и усилия Тайлера пошли прахом, противников и сторонников проекта стало поровну. Проект зашел в тупик. Если вы сейчас решите лечь в гибернацию до Судного дня, это будет приемлемым компромиссом для обеих сторон. Но, доктор Ло, вы и вправду намерены так поступить, в то время как человечество борется за выживание?

– Политики, такие как вы, чуть что кричат о человечестве, но я не вижу человечества. Я вижу только отдельные личности. Я один из них, я простой человек, и я не могу взвалить на себя ответственность за спасение всей планеты. Я просто хочу жить своей жизнью.

– Ладно. Но Чжуан Янь и Сяся – как раз такие «отдельные» личности. Разве вы не хотите исполнить свой долг перед ними? Даже если ваша жена огорчила вас, я вижу, что вы ее по-прежнему любите. А ваша дочь? С того дня, когда «Хаббл II» получил неопровержимые доказательства трисолярианского вторжения, одно стало очевидно: человечество будет сражаться до последнего. Когда ваши близкие проснутся через четыреста лет, их встретят катастрофа и огонь войны. К тому времени вы уже потеряете свое положение Отвернувшегося и будете бессильны их защитить. Они лишь разделят с вами адские муки в ожидании конца света. Вы этого хотите? Такой жизни вы желаете жене и ребенку?

У Ло Цзи не нашлось ответа.

– Если даже это вас не убеждает, то представьте себе битву Судного дня через четыреста лет и выражение их глаз, когда вы встретитесь! Кого они увидят перед собой? Человека, бросившего на произвол судьбы женщину, которую любил больше всего на свете, а вместе с нею и все остальное население Земли? Человека, который не пожелал спасти всех детей мира? Человека, который даже не захотел спасти собственного ребенка? У вас достанет мужества выдержать этот взгляд?

Ло Цзи уронил голову, по-прежнему не говоря ни слова. Капли ночного дождя, падающего на траву и воду озера, звучали как бессчетные мольбы о помощи из другого времени и пространства.

– Вы на самом деле верите, что я в состоянии что-то изменить? – спросил Ло Цзи, поднимая голову.

– Почему бы не попробовать? Из всех Отвернувшихся у вас самые высокие шансы на успех. Сегодня я приехала сказать вам почему.

– Так говорите же! Почему?

– Потому что из всех людей на Земле вы единственный, кого Трисолярис хочет убить.

Прислонившись к колонне, Ло Цзи уставился на Сэй невидящим взглядом. Он пытался вспомнить.

Сэй продолжила:

– Та авария предназначалась вам. Волей случая под машину попала ваша знакомая.

– Но это и в самом деле был несчастный случай! Автомобиль повернул, чтобы объехать две другие столкнувшиеся машины…

– Нападавшие затратили много времени и усилий, подстраивая все именно так.

– Но я был тогда самым обычным человеком, ходил без охраны. Убить меня было минутным делом. К чему такие ухищрения?

– Они хотели выдать убийство за несчастный случай, чтобы не привлекать внимания. У них почти получилось. В тот день в городе произошла пятьдесят одна авария, пятеро погибли. Но агент, внедренный в ОЗТ, предоставил информацию, что это именно ОЗТ покушалось на вас. Самое тревожное то, что приказ пришел с Трисоляриса и был передан Эвансу софонами. На сегодняшний день это единственное заказанное ими убийство.

– Меня? Трисолярис хочет убить меня? Почему? – У Ло Цзи снова закружилась голова.

– Я не знаю. Теперь никто не знает. Эванс, возможно, знал, но он мертв. По-видимому, именно он и потребовал замаскировать убийство под несчастный случай, что только подкрепляет уверенность в вашей значимости.

– Значимость? – Ло Цзи покачал головой и криво улыбнулся. – Посмотрите на меня. Разве я похож на человека со сверхспособностями?

– У вас их и нет, так что даже не думайте об этом, – отрезала Сэй. – Подобные мысли лишь заведут вас на неверный путь. У вас не было сверхспособностей, когда вы раньше занимались своими исследованиями. Вы не манипулировали сверхъестественными силами, вы не демонстрировали невероятных технических навыков в пределах известных нам законов природы. По крайней мере, такие факты нам неизвестны. То, что Эванс приказал убрать вас незаметно, также подтверждает этот вывод, поскольку доказывает: то, что можете сделать вы, могут сделать и другие люди.

– Почему же вы не сказали мне об этом?!

– Потому что опасались повлиять на эти ваши внутренние ресурсы. Мы слишком мало знаем. Поэтому решили, что будет лучше позволить событиям развиваться естественным образом.

– Однажды у меня возникло намерение поработать в области космической социологии, потому что…

В этот момент слабый голосок внутри Ло Цзи напомнил: «Ты Отвернувшийся!» Он никогда раньше не слышал этого голоса. Он также услышал еще один несуществующий звук: жужжание кружащих вокруг него софонов. Ему даже показалось, что он видит тусклые огоньки, похожие на светлячков. Впервые он повел себя как Отвернувшийся, прервал реплику на полуслове и спросил:

– Это важно?

Сэй покачала головой:

– Наверное, нет. Насколько нам известно, это всего лишь тема исследований, над которой никто не работал, не говоря уж о результатах. Кроме того, если бы вы даже вели исследования, мы не ожидали бы от вас более ценных результатов, чем от других ученых.

– Это еще почему?

– Доктор Ло, раз уж мы говорим откровенно… По моему разумению, как ученый вы не состоялись. Вы ведете исследования не потому, что жаждете открытий, не потому, что ощущаете необходимость этой работы и ответственность за результаты, а просто ради заработка.

– Разве это не обычное явление в наши дни?

– В этом нет ничего плохого, конечно, но вы ведете себя не так, как полагается серьезному, целеустремленному ученому. Ваши изыскания были чисто утилитарными; ваши методы служили лишь вашим интересам; вы стремились к дешевым сенсациям, и вы не раз прикарманивали деньги, выделенные на исследования. По характеру вы безответственный циник, и призвание ученого вызывает у вас лишь насмешку. Нам хорошо известно, что вас не волнует судьба человеческой расы.

– И поэтому вы прибегли к самым низменным методам, чтобы вынудить меня делать то, что вам нужно. Вы всегда презирали меня. Ведь презирали же?

– В обычной ситуации такому человеку, как вы, никогда бы не поручили столь ответственного задания. Но в данном случае есть одна существенная деталь: Трисолярис вас боится. Узнайте почему. Станьте своим собственным Разрушителем.

Сказав все, что хотела, Сэй сошла с крыльца, села в поджидающий автомобиль и растворилась во мгле дождя.

Ло Цзи долго оставался на крыльце, потеряв счет времени. Постепенно дождь прекратился и поднялся ветер. Он прогнал облака с ночного неба, и стали видны горы. Яркая полная луна залила мир серебристым светом.

Прежде чем вернуться в дом, Ло Цзи в последний раз взглянул на серебряный Сад Эдема. Его сердце воззвало к Чжуан Янь и Сяся: «Мои любимые, ждите меня у конца света».

* * *

Чжан Бэйхай стоял в гигантской тени, отбрасываемой космопланом «Высокий рубеж», и смотрел вверх на его массивный корпус. Он невольно вспомнил авианосец «Тан», уже давно разобранный на металлолом, и даже подумал, нет ли в конструкции «Высокого рубежа» парочки стальных листов от «Тана». За тридцать с лишним посадок жар входа в атмосферу оставил свои ожоги на обшивке, и аппарат походил на строящийся «Тан». Корпус космоплана производил то же ощущение изрядного возраста, но два реактивных ускорителя под крыльями были новыми. Подобным образом ремонтировали старинные здания в Европе: свежие заплатки выделялись на фоне старых стен, напоминая посетителям о недавних работах. Если снять ускорители, то «Высокий рубеж» станет похож на старый транспортный самолет.

Космоплан был новейшей разработкой, одним из немногих прорывов в авиакосмической отрасли за последние пять лет и, вполне возможно, представителем последнего поколения космических аппаратов с химическим реактивным двигателем. Идею космоплана предложили в прошлом столетии на замену космическому челноку. Космоплан мог взлететь с аэродрома и подняться в верхние слои атмосферы как обычный самолет, а там включался реактивный двигатель и космоплан выходил на орбиту. «Высокий рубеж» был четвертым эксплуатируемым аппаратом. Множество других находились в процессе сборки. В ближайшем будущем ими воспользуются для постройки орбитального лифта.

– А я-то думал, что нам не придется полетать в космосе – не доживем, – сказал Чжан Бэйхай провожающему его Чан Вэйсы. Он и двадцать других офицеров космических сил – все служащие трех стратегических институтов – летели на «Высоком рубеже» на МКС.

– Ну есть же моряки, которые ни разу не выходили в море? – улыбаясь, ответил Чан Вэйсы.

– Есть, конечно, и довольно много. Некоторые офицеры флота стремятся оставаться на берегу. Но я не из их числа.

– Бэйхай, учти кое-что. Астронавты-военнослужащие по-прежнему считаются персоналом военно-воздушных сил. Вы будете первыми представителями космических сил, полетевшими в космос.

– Как жаль, что у нас нет никакого определенного задания.

– Ваше задание – набираться опыта. Стратег войны в космосе должен чувствовать космос. До появления космоплана это было невозможно – полет одного человека стоил десятки миллионов. Теперь это намного дешевле. Мы попробуем послать в космос и других исследователей-стратегов; ведь мы же космические силы, в конце концов. Сегодня мы больше похожи на институт болтологии, а это никуда не годится.

Объявили посадку, и офицеры стали подниматься по трапу в корабль. Они были одеты в обычную форму, а не в скафандры, и по виду не отличались от пассажиров обыкновенного самолета. Это было еще одним признаком технического прогресса: полеты в космос понемногу становились рядовым делом. По нашивкам на униформе Чжан Бэйхай определил, что среди входящих в космоплан офицеров были служащие и других отделов.

– Да, Бэйхай, есть еще кое-что важное, – Чан Вэйсы остановил Бэйхая, уже взявшегося за свой чемоданчик. – Центральная военная комиссия изучила наш отчет об отправке политических офицеров в будущее в качестве подкрепления. Командование считает, что условия для таких действий еще не созрели.

Чжан Бэйхай прищурился, как будто смотрел против солнца, хотя они стояли в тени космоплана.

– Командующий, мне кажется, что нам стоит при планировании действий учитывать все четыре столетия; и нам нужно четко выделять срочное и важное… Но будьте уверены, пожалуйста, что я не скажу так ни на каком официальном заседании. Уверен – наше руководство видит все.

– Руководство согласно с твоими далеко идущими предложениями и выражает тебе за них признательность. В ответе Центральной комиссии подчеркивается, что сама идея отправки подкрепления в будущее не отклонена. Исследования и планирование будут продолжены. Но сегодня еще нет подходящих условий для реализации этой программы. Я так думаю – и это мое личное мнение, разумеется, – что нам нужно больше высококвалифицированных политических офицеров, чтобы справиться с сегодняшней работой, а уже потом можно будет подумать об отправке кого-нибудь в будущее.

– Командующий, вы наверняка знаете, что означает «высококвалифицированный» в Политическом отделе космических сил и каковы самые минимальные требования. Высококвалифицированные офицеры попадаются все реже и реже.

– Но нам нужно смотреть в будущее. Если произойдет прорыв в двух ключевых технологиях первой фазы – в космическом лифте и в управляемом термоядерном синтезе, – то положение улучшится. Есть надежда, что это случится еще при нашей жизни. Ну ладно, тебе пора.

Чжан Бэйхай отдал честь и ступил на трап. Войдя в салон, он заметил, что тот ненамного отличался от салона гражданского авиалайнера, только кресла, рассчитанные на людей в скафандрах, были шире. При первых полетах космоплана все пассажиры на всякий случай надевали скафандры. Теперь в этом не было необходимости.

Он занял место возле иллюминатора. В кресле рядом расположился, судя по костюму, какой-то гражданский. Чжан Бэйхай поприветствовал его кивком и принялся изучать сложно устроенный ремень безопасности.

Обратного отсчета не было. «Высокий рубеж» запустил атмосферные двигатели и начал рулежку. Из-за своего веса космоплану потребовалось больше времени на взлет, чем обычному самолету. Наконец он грузно оторвался от земли и направился в космос.

– Это тридцать восьмой старт космоплана «Высокий рубеж», – сообщил голос в динамиках. – Мы приступили к полету в атмосфере; он продлится около тридцати минут. Пожалуйста, не расстегивайте ремни безопасности.

Чжан Бэйхай смотрел в иллюминатор на удаляющуюся Землю и думал о прошлом. Учась на капитана авианосца, он закончил летную школу флота и сдал экзамен на пилота-истребителя. Впервые отправившись в самостоятельный полет, он так же смотрел на удаляющуюся водную поверхность и внезапно понял, что любит небо еще больше, чем море. А теперь его тянуло дальше, за пределы неба, в космос…

Ему было предначертано судьбой летать высоко и далеко.

– Прямо как обыкновенный самолет, да?

Он повернулся, взглянул на собеседника, сидящего в кресле рядом, и наконец узнал его.

– Вы, должно быть, доктор Дин И! Я давно хотел познакомиться с вами.

– Но скоро нас поприжмет, правда, ненадолго, – продолжал Дин И, не обращая внимания на слова Чжан Бэйхая. – В первом полете я не снял очки после атмосферной фазы, и они придавили мне переносицу, как кирпич. Во втором полете я их снял, но потом наступила невесомость, и они взяли и улетели. Экипажу пришлось потрудиться, чтобы найти их в воздушном фильтре в хвосте.

– Я думал, первый раз вы летали на космическом челноке. Судя по тому, что показывали по телевизору, это было не очень комфортабельное путешествие, – улыбаясь, ответил Чжан Бэйхай.

– Нет, я говорю о космоплане. Если считать и челнок, то это мой четвертый полет. На челноке они отобрали у меня очки перед стартом.

– Зачем вы летите на станцию на этот раз? Вас только что назначили руководителем проекта управляемого термоядерного синтеза. Третья группа, если я не ошибаюсь?

В проекте были заняты четыре группы ученых. Каждая вела исследования в своем направлении.

Пристегнутый ремнем, Дин И поднял руку и наставил на Чжан Бэйхая палец.

– И что? Если я работаю над термоядерным синтезом, то мне незачем соваться в космос, да? Вы говорите совсем как те типы. Конечная цель наших исследований – двигатели для космических кораблей. Но реальная власть в аэрокосмической отрасли находится в руках производителей химических двигателей. Они твердят, что нам следует сосредоточиться на управляемых термоядерных реакциях на земле и что организация космического флота – не наше собачье дело.

– Доктор Дин, мои взгляды совпадают с вашими. – Чжан Бэйхай ослабил свой ремень безопасности и наклонился поближе. – Требования космического флота нельзя удовлетворить химическими ракетами. Даже космический лифт отличается от современных методов вывода на орбиту. Но вес и влияние авиакосмической промышленности прошлого и сегодня остаются огромными. Ее сотрудники идеологически закостенели и опираются на букву закона. Если дело пойдет так и дальше, осложнений не миновать.

– Ничего нельзя сделать. За пять лет они построили вот это, по крайней мере. – Дин И обвел рукой космоплан. – И на этом они заработали политический капитал, с помощью которого выдавливают всех посторонних.

Заработали динамики в салоне:

– Внимание, мы приближаемся к высоте двадцать тысяч метров. Мы полетим в разреженной атмосфере, возможны воздушные ямы, сопровождающиеся кратковременной невесомостью. Не беспокойтесь. Повторяю: пожалуйста, не расстегивайте привязные ремни.

– Наш полет на станцию на сей раз не связан с термоядерным проектом, – сообщил Дин И. – Нам нужно вернуть на Землю ловушки космических лучей. Они дорого стоят.

– Физические эксперименты с высокими энергиями в космосе прекратили? – спросил Чжан Бэйхай, затягивая ремень безопасности.

– Прекратили. Понимание бесполезности этих работ в будущем можно считать разновидностью успеха.

– Софоны победили.

– Да. У человечества осталось не так уж много теоретического резерва: классическая физика, квантовая механика и теория струн, которая пока что в зачаточном состоянии. Как много практических технологий мы сможем из них выжать, известно лишь Провидению.

«Высокий рубеж» продолжал подъем. Его атмосферные двигатели ревели под нагрузкой, как будто взбирались на крутую гору. Но воздушные ямы не встречались. Космоплан приближался к высоте тридцать тысяч метров – потолку авиации. Посмотрев в иллюминатор, Чжан Бэйхай увидел, что синева неба блекнет и тускнеет, а солнечный свет становится более резким.

– Мы находимся на высоте тридцать одна тысяча метров. Атмосферная фаза полета завершена. Сейчас начнется космическая фаза. Пожалуйста, установите свои кресла в соответствии с иллюстрацией на экране, чтобы легче переносить перегрузки.

Чжан Бэйхай почувствовал, как космоплан слегка поднялся, словно сбросив часть груза и став легче.

– Отделилась сборка атмосферных двигателей. Пуск космического двигателя через десять секунд, девять, восемь…

– С их точки зрения, это и есть настоящий взлет. Наслаждайтесь! – сказал Дин И и закрыл глаза.

Когда обратный отсчет дошел до нуля, раздался оглушительный рев, словно зарычало все небо. Пассажиров медленно сжал гигантский кулак перегрузки. Чжан Бэйхай с трудом повернул голову, чтобы посмотреть в иллюминатор. Он не увидел факела двигателя, но широкая полоса разреженного воздуха светилась красным. Казалось, что «Высокий рубеж» плывет сквозь закат.

Пятью минутами позже отделились ускорители. Еще через пять минут разгона отключился главный двигатель. «Высокий рубеж» вышел на орбиту.

Тяжелая рука перегрузки внезапно перестала давить, и тело Чжан Бэйхая всплыло из глубин кресла. Привязной ремень не дал ему улететь; но, по его ощущениям, он и «Высокий рубеж» уже не были частями единого целого. Раньше их объединяла гравитация, но она исчезла. Он и космоплан теперь летели бок о бок сквозь космос. В иллюминаторе сияли самые яркие звезды, какие он когда-либо видел. Потом, когда космоплан изменил ориентацию, салон осветило солнце, и в его лучах замельтешили мириады светящихся точек – танцующие в невесомости пылинки. Космоплан медленно разворачивался, и перед Чжан Бэйхаем появилась Земля. С этой низкой орбиты он не мог увидеть планету целиком; он видел лишь ее часть, ограниченную дугой горизонта. Но контуры континентов были легко узнаваемы.

А затем в иллюминаторе появилось долгожданное небо, полное звезд. Чжан Бэйхай мысленно произнес: «Папа, я сделал первый шаг».

* * *

Пять лет генерал Фицрой чувствовал себя Отвернувшимся в прямом смысле слова. Стена, к которой он отвернулся, была огромным экраном с картой звездного неба – того его участка, где находилась система Трисоляриса. На первый взгляд экран был полностью черным, но, присмотревшись повнимательнее, можно было заметить светлые точки. Фицрой настолько привык к виду этих звезд, что, когда на одном скучном совещании он нарисовал их по памяти, его рисунок практически совпал с фотографией. Три звезды Трисоляриса, неприметно светившие в центре, при стандартном увеличении выглядели как одна. Но каждый раз, увеличивая масштаб, генерал находил, что их взаимное расположение изменилось. Этот хаотический танец в космосе захватывал его, и он забывал, что, собственно, высматривал. Щетка, обнаруженная пять лет назад, постепенно рассеялась, а вторая еще не появилась. Флот Трисоляриса поднимал волны и оставлял видимые следы, только проходя через облака межзвездной пыли. Земные астрономы подтвердили, наблюдая за поглощением света далеких звезд, что за четыреста лет пути флот пройдет сквозь пять таких облаков. В народе их назвали «снежными заносами», по аналогии с полосками наметенного снега, на которых прохожие оставляют свои следы.

Если флот Трисоляриса поддерживал постоянное ускорение в последние пять лет, то сегодня он должен войти в область второго «снежного заноса».

Фицрой заранее прибыл в центр управления космическим телескопом «Хаббл II». Завидев его, Ринье рассмеялся.

– Генерал, вы мне напоминаете ребенка, который жаждет еще одного подарка вскоре после Рождества.

– Разве вы не говорили, что сегодня они войдут во второй «снежный занос»?

– Это так, но трисолярианский флот продвинулся только на 0,22 светового года. Они в четырех световых годах от нас. Свет, отраженный от их следов на «снегу», дойдет до Земли только через четыре года.

– Виноват, забыл, – смутился Фицрой. – Так не терпится снова их увидеть. На этот раз мы сможем измерить их скорость и ускорение в момент прохода через облако, а это очень важно.

– Мне очень жаль. Но мы за пределами светового конуса.

– Что это такое?

– Так физики называют фигуру, которую рисует свет, распространяясь вдоль оси времени. Наблюдатель снаружи конуса не может увидеть событие, происходящее внутри. Вот подумайте: информация о бог весть скольких важных событиях, происходящих во Вселенной, прямо сейчас летит нам навстречу со скоростью света. Какая-то информация провела в пути сотни лет или миллионы, но мы по-прежнему остаемся вне светового конуса этих событий.

– Судьба заключена внутри светового конуса…

Ринье подумал, а потом одобрительно кивнул:

– Отлично подмечено, генерал! Но софоны снаружи конуса могут следить за событиями, происходящими внутри.

– Значит, софоны изменили судьбу, – многозначительно сказал Фицрой и повернулся обратно к терминалу обработки изображений. Пять лет назад Харрис, молодой инженер, зарыдал при виде щетки. После этого он впал в такую глубокую депрессию, что не смог работать. Никто не знает, где он и что с ним теперь.

К счастью, таких, как он, было немного.

* * *

В последнее время стало быстро холодать. Выпал первый снег. Зелень постепенно исчезла, а на озере появился тонкий ледок. Природа утратила свою яркую раскраску, как цветная фотография, ставшая черно-белой. В этих краях тепло никогда не задерживалось надолго; сейчас же, когда жена и дочь покинули Ло Цзи, Сад Эдема и вовсе потерял для него свою привлекательность.

Зима была сезоном раздумий.

Когда Ло Цзи начал свои размышления, то с удивлением обнаружил, что его мозг уже какое-то время трудился над задачей. Он вспомнил совет, который ему давным-давно, еще в школе, дал учитель литературы: «На экзамене первым делом прочти последний вопрос – тему сочинения. Потом отвечай на вопросы с самого начала. Пока ты пишешь ответы, твое подсознание работает над сочинением, как параллельный процесс в компьютере». Теперь Ло Цзи понял, что его мозг приступил к решению проблемы, как только он стал Отвернувшимся, и никогда не прекращал этого занятия. Процесс проходил в подсознании, и Ло Цзи не отдавал себе в нем отчета.

Он быстро прошелся по цепочке уже готовых умозаключений.

Теперь он был убежден, что все началось со случайной встречи с Е Вэньцзе девять лет назад. Впоследствии он никому не рассказывал об этой встрече, опасаясь неприятностей на свою голову. После смерти Е Вэньцзе секрет был известен только ему и Трисолярису. В то время до Земли добрались лишь два софона, но Ло Цзи был убежден, что в тот вечер они крутились возле могилы Ян Дун и прислушивались к каждому слову. Вибрации их квантовой структуры мгновенно преодолевали четыре световых года; это значило, что Трисолярис тоже подслушивал.

Но что же сказала Е Вэньцзе?

Генеральный секретарь Сэй ошиблась в одном рассуждении: так и не развитая Ло Цзи теория космической социологии, скорее всего, была той причиной, по которой Трисолярис хотел его убить. Еще бы, ведь Сэй не знала, что теория была предложена Е Вэньцзе. Эта идея тогда показалась Ло Цзи всего лишь шансом совместить науку и развлечение. Он и сам подыскивал именно такой шанс. Тогда, еще до Трисолярианского кризиса, исследование космического общества стало бы сенсацией, которая привлекла бы внимание многочисленных журналистов.

Брошенное исследование само по себе не было важно. Важны были указания, которые ему дала Е Вэньцзе. Вокруг них-то и вращались постоянно мысли Ло Цзи.

Снова и снова он вспоминал ее слова:

«Предположим, несметное количество цивилизаций разбросано по Вселенной – столько же, сколько существует видимых звезд. Много, очень много. Математическая структура космической социологии намного очевиднее, чем структура социологии человеческой цивилизации.

Хаос и случайность влияют на устройство любого цивилизованного общества во Вселенной. Но расстояние ослабляет их влияние. Поэтому такие удаленные цивилизации можно рассматривать как точки отсчета, к которым относительно просто применить математические методы.

Первая аксиома: выживание является основной потребностью цивилизации. Вторая аксиома: цивилизация непрерывно растет и расширяется, но объем вещества во Вселенной остается неизменным.

И еще: чтобы из этих двух аксиом вывести базовую модель космической социологии, вам потребуются две важные концепции: цепочки подозрений и технологический взрыв… Впрочем, можете забыть все, что я сказала. В любом случае, я сделала то, что должна была сделать».

Ло Цзи многократно возвращался к этим высказываниям, разбирая каждое предложение и взвешивая каждое слово. Он нанизывал слова, как четки нанизывают на нить, и, подобно благочестивому монаху, перебирал их, рассыпал, перемешивал и нанизывал снова в другом порядке, до тех пор, пока они совсем не истерлись.

Он старался изо всех сил, но не мог найти ответа. Не мог найти причины, почему он стал единственным человеком на Земле, которого Трисолярис хочет убить.

Он бесцельно бродил вокруг, подолгу размышляя над проблемой. Ходил вдоль безжизненного берега озера; прогуливался в сильный ветер, когда становилось еще холоднее, зачастую обходя все озеро и не замечая того. Два раза он даже дошел до подножия заснеженной горы; голые камни, похожие на лунный ландшафт, были заметены снегом и сливались со снежной шапкой наверху. Только тогда, впервые за все время, в его мысли вмешались воспоминания: посреди безбрежной белизны картины, нарисованной самой природой, вдруг возникли глаза Чжуан Янь. Но он уже научился обуздывать свои чувства и становиться машиной для раздумий.

Месяц прошел незаметно, наступила настоящая зима. Но Ло Цзи продолжал размышлять на природе, оттачивая свой разум холодом.

К этому времени большинство четок-слов совсем истерлись, за исключением восемнадцати. Эти, казалось, становились тем новее, чем больше он их перебирал, и теперь испускали мягкое сияние:

Выживание является основной потребностью цивилизации.

Цивилизация постоянно растет и расширяется, но общее количество вещества во Вселенной остается неизменным.

Он сосредоточился на этих двух фразах – аксиомах космической социологии, предложенных Е Вэньцзе. Их сокровенная тайна никак ему не давалась, хотя интуиция подсказывала, что ответ кроется именно в них.

Однако высказывания были слишком просты. Как могли два очевидных правила помочь Ло Цзи и человеческой расе?

«Не отметай простоту. Простота означает надежность. Весь дворец математики возведен на таком же фундаменте бесконечно простых, но логически безукоризненных аксиом».

Уцепившись за эту идею, Ло Цзи окинул окрестности новым взглядом. Все вокруг попряталось от лютого холода зимы, и все же мир бурлил жизнью. Жизнь была в изобилии океанов, земли и неба, такого же безбрежного, как укрытые туманом моря. Но все и везде подчинялось еще более простому правилу, чем аксиомы космической цивилизации, – закону естественного отбора.

Теперь Ло Цзи понял стоящую перед ним задачу. В свое время Дарвин взял мир всего живого и открыл закон, который им управляет. Ло Цзи должен был идти в обратном направлении: взять известные ему законы и вообразить мир, живущий по ним. Это было куда более сложной работой, чем та, которую проделал Дарвин.

Он стал спать днем и работать по ночам. Когда трудности его мысленного пути повергали его в страх, звезды над головой успокаивали его. Как утверждала Е Вэньцзе, расстояние скрывало сложное внутреннее устройство каждой звезды, делая их всего лишь набором точек в пространстве, который описывался математическими формулами. Для такого мыслителя, как он, это был рай. По крайней мере, Ло Цзи казалось, что мир перед ним четче и проще, чем мир Дарвина.

Но в этом простом мире таилась загадка. Галактика была огромной, безбрежной пустыней, однако цивилизация высокого уровня обнаружилась на ближайшей же звезде!

И ему удалось нащупать решение этой загадки.

Постепенно он начал задумываться о двух принципах, которые Е Вэньцзе назвала, но так и не объяснила: цепочки подозрений и технологический взрыв.

В тот день было холоднее, чем обычно. Стоя на берегу, Ло Цзи смотрел в черное небо, и ему казалось, что мороз выстраивает звезды в еще более совершенную серебристую решетку, торжественно демонстрируя ему их математическую структуру. И внезапно его мозг перешел в радикально новое состояние. В его представлении Вселенная остановилась; всякое движение прекратилось; все на свете, от звезд до атомов, оказалось в состоянии покоя. Звезды стали лишь бессчетными холодными, безразмерными точками, отражающими холодный свет внешнего мира… Все замерло в ожидании окончательного пробуждения Отвернувшегося.

Доносящийся издалека лай собаки вернул мыслителя в реальность. Вероятно, то была служебная собака охраны.

Ло Цзи был вне себя от возбуждения. Хоть он так и не достиг полного озарения, он чувствовал, что оно рядом.

Он собрался с мыслями и попытался снова войти в прежнее состояние, но не смог. Хотя звезды оставались на своих местах, окружающий мир теперь мешал ему. Было темно, однако он различал и заснеженные вершины гор, и лес, и луг, и дом у озера; а через полуоткрытую дверь дома виднелся слабый отблеск огня в камине… По сравнению с простотой и четкостью звезд все вокруг было мешаниной и хаосом, неподвластными математике. Тогда он решил вычеркнуть окружающее из своего восприятия.

Он вышел на замерзшее озеро – сначала осторожно, но когда понял, что лед крепкий, зашагал и заскользил быстрее, пока в окружающей темноте не перестал видеть берег. Вокруг него теперь был только гладкий лед. Земной хаос отступил; представив себе, что ледяная поверхность простирается бесконечно во всех направлениях, Ло Цзи оказался в простом, плоском мире, на холодной двумерной платформе для размышлений. Заботы улетели прочь; вскоре он снова ощутил себя в том состоянии покоя, где его ждали звезды…

И тут лед под ногами Ло Цзи с треском проломился, и он провалился в воду.

В тот самый момент, когда ледяная вода покрыла Ло Цзи с головой, он увидел, как недвижимый кристалл звезд раскололся. Звездное небо завертелось в круговороте и распалось на вихрящиеся, хаотические серебряные волны. Жгучий холод, как удар молнии, прострелил туман его сознания, осветив все. Он продолжал тонуть. Вихри звезд над головой сжались в туманное пятно в проломленной им трещине. Вокруг не осталось ничего, кроме холодной чернильной тьмы, как будто он не тонул в воде, а выпрыгнул во мрак открытого космоса.

И посреди этой мертвой, холодной темноты и одиночества Ло Цзи постиг правду Вселенной.

Он быстро поднялся к поверхности и вынырнул, кашляя и отплевываясь. Попытался выбраться на лед у кромки полыньи, но не успел выползти и наполовину, как лед обломился. Он снова и снова карабкался на лед и проваливался, постепенно проламывая себе дорогу к берегу; однако дело шло медленно, и Ло Цзи начал терять силы. Охранники, конечно, поднимут тревогу, но, может статься, слишком поздно, когда он уже утонет или умрет от переохлаждения. Он стянул с себя промокший пуховик, чтобы облегчить движения, и расстелил его на льду, решив, что так будет легче выбраться. Сил осталось только на одну попытку. Он потратил их все, но сумел выползти на лед. Он лежал, распластавшись всем телом, и на этот раз лед выдержал. Он осторожно пополз вперед, осмелившись встать на ноги только на изрядном удалении от полыньи. Тогда он увидел мерцание фонариков на берегу и услышал крики.

Он стоял на льду, и его зубы на холоде выбивали барабанную дробь. Этот холод, казалось, исходил не от озера и не от пронизывающего ледяного ветра, а напрямую из космического пространства. Он склонил голову, сознавая, что с этой минуты звезды уже не такие, какими были раньше. Он не осмеливался взглянуть вверх. Рей Диас стал бояться Солнца, а у Ло Цзи развился сильнейший страх перед звездами. Не поднимая головы и стуча зубами, он сказал себе самому:

– Отвернувшийся Ло Цзи, я твой Разрушитель.

* * *

– Ваши волосы совсем побелели за эти годы, – сказал Ло Цзи Кенту.

– Значит, седины у меня уже больше не прибавится, – смеясь, ответил Кент. В присутствии Ло Цзи он всегда носил подчеркнуто вежливую маску. Впервые Ло Цзи увидел на лице Кента такую искреннюю улыбку. В его глазах он прочел невысказанное: «Наконец-то ты начал работать!»

– Мне нужно переехать в более безопасное место, – сказал Ло Цзи.

– Конечно, доктор Ло. Какие-то конкретные пожелания?

– Никаких, кроме безопасности. Это место должно быть абсолютно безопасным.

– Доктор, абсолютно безопасных мест не бывает, но мы подберем наилучший вариант из всех возможных. Обязан вас предупредить, что такие укрытия всегда находятся под землей. И комфорт…

– Комфорт не важен. Но я предпочел бы, чтобы оно находилось в Китае.

– Безусловно. Я немедленно этим займусь.

Когда Кент уже собирался уходить, Ло Цзи остановил его. Указывая в окно на Сад Эдема, теперь полностью укрытый снегом, он попросил:

– Скажите, как называется это место? Мне будет его не хватать.

* * *

Ло Цзи провел больше десяти часов в дороге, под плотной охраной, прежде чем достиг места назначения. Выйдя из машины, он сразу понял, где находится. Именно здесь, в просторном невысоком зале, похожем на подземный гараж, пять лет назад началась его фантастическая новая жизнь. Теперь, после пяти лет сладких грез, перемежающихся с кошмарами, он вернулся туда, откуда начал.

Его встречал Чжан Сян. Это был тот самый молодой человек, который вместе с Ши Цяном провожал его пять лет назад. Сейчас он, заметно повзрослевший за эти годы, руководил охраной.

Лифт по-прежнему управлялся вооруженным солдатом – не тем же, что раньше, конечно, но все равно у Ло Цзи потеплело на душе. Лифт старого образца заменили новым, полностью автоматическим, не требующим лифтера. Солдат просто нажал кнопку «–10», и лифт поехал вниз.

Подземную базу недавно отремонтировали. Воздуховоды вентиляции в коридорах прикрыли фальшпотолком, стены выложили влагоустойчивой плиткой; все старые лозунги гражданской обороны исчезли.

Квартира Ло Цзи занимала весь десятый подземный этаж. В комфорте она, безусловно, уступала дому, с которым он только что расстался, но зато была оборудована всеми необходимыми средствами связи и компьютерами. В комнате совещаний была установлена система видеосвязи. Ни дать ни взять боевой командный центр.

Администратор привлек внимание Ло Цзи к выключателям в комнате, помеченным изображением солнышка. Администратор объяснил, что это «солнечные лампы» и что их нужно держать включенными не менее пяти часов в день. Первоначально они предназначались для поддержания здоровья шахтеров, подолгу находящихся под землей. Их свет был близок к солнечному и содержал ультрафиолет.

На следующий день по просьбе Ло Цзи десятый этаж посетил астроном Альберт Ринье.

Поздоровавшись, Ло Цзи спросил:

– Это вы первым обнаружили следы трисолярианского флота?

Услышав вопрос, Ринье досадливо поморщился.

– Журналисты приписывают эту честь мне, несмотря на все мои опровержения. Открытие было сделано генералом Фицроем. Это он потребовал, чтобы мы провели наблюдения Трисоляриса во время испытаний телескопа. Если бы не он, мы могли упустить свой шанс, поскольку возмущения межзвездной пыли к тому времени уже бы рассеялись.

– Предмет нашего разговора с этим не связан. Я когда-то занимался астрономией, но неглубоко, а сейчас так и вообще отстал. Мой первый вопрос: если во Вселенной есть другой наблюдатель, кроме нас и Трисоляриса, может ли он определить местонахождение Земли?

– Нет.

– Вы уверены?

– Да.

– Но ведь Земля и Трисолярис обменялись сообщениями!

– Связь на низких частотах может сообщить только приблизительное направление на Землю и Трисолярис внутри Млечного Пути и расстояние между двумя мирами. То есть если имеется третий наблюдатель, то наш радиообмен всего лишь скажет ему, что где-то в Млечном Пути, в рукаве Ориона, есть две планеты на расстоянии 4,22 светового года друг от друга. Наблюдатель не сможет определить точное местонахождение этих миров. Собственно говоря, определить координаты таким методом можно только между близко расположенными звездами, такими как Солнце и Альфа Центавра. Несколько более удаленный наблюдатель, даже если мы станем с ним разговаривать напрямую, наших координат не определит, так же как и мы его.

– Почему?

– Определить координаты звезды во Вселенной для другого наблюдателя не так просто, как люди это себе представляют. Вот вам аналогия. Вы летите на самолете над Сахарой. Одна песчинка внизу кричит: «Я здесь!» Вы слышите крик, но разве вы можете с самолета определить, где она? В Млечном Пути без малого двести миллиардов звезд. Это практически пустыня из звезд.

Ло Цзи удовлетворенно кивнул.

– Я понял. Значит, вот так…

– Что так? – не понял Ринье.

Ло Цзи не ответил. Вместо этого он задал другой вопрос:

– Можно ли, используя наш современный уровень технологии, указать положение звезды во Вселенной?

– Да, при помощи узконаправленного, очень высокочастотного электромагнитного излучения. Частота его должна быть не меньше, чем у видимого света, а то и больше. Затем вы отбираете часть энергии звезды и передаете информацию. Если сказать проще, вы заставляете звезду мигать, как маяк в космосе.

– Это далеко за пределами возможностей нашей сегодняшней технологии.

– Ах, извините. Я забыл об этом условии. При нашей современной технологии будет довольно непросто указать положение звезды наблюдателю на краю Вселенной. Вообще-то способ есть, но расшифровка координат требует такого уровня технологии, который нам недоступен. Я полагаю, что он недоступен и Трисолярису.

– Расскажите мне об этом способе.

– Передается взаимное расположение звезд. Если выбрать объем пространства в Млечном Пути с достаточным количеством звезд – наверное, хватит нескольких десятков, – то их взаимное расположение в трехмерном пространстве будет таким же уникальным, как отпечаток пальца.

– Я начинаю понимать. Мы посылаем сообщение, в котором указываем положение одной определенной звезды по отношению к соседним звездам.

Получатель сообщения сравнивает эти расстояния со своей звездной картой и определяет, о какой звезде мы говорим.

– Правильно. Но все не так просто. У получателя должна быть трехмерная модель всей Галактики, в которой были бы точно отмечены расстояния между всеми ее сотнями миллиардов звезд. Когда он примет наше сообщение, то, чтобы найти группу звезд, подходящую под наше описание, ему надо будет произвести поиск в громадной базе данных.

– Это и в самом деле нелегко. Все равно что записать взаимное положение всех песчинок в пустыне.

– Даже еще сложнее. Млечный Путь все время движется. Координаты звезд постоянно меняются. Чем больше времени пройдет между кодированием и декодированием информации, тем больше ошибка. Это значит, что база данных должна отслеживать движение каждой из ста миллиардов звезд. Теоретически это выполнимо, но практически… боже мой…

– Будет ли нам сложно передать такую информацию о расположении звезд?

– Нет, поскольку нам потребуются координаты небольшого количества звезд. Я вот сейчас прикинул: учитывая невысокую плотность звезд в наружной части рукава Галактики, хватит тридцати. Этот объем информации не так уж велик.

– Хорошо. Теперь я задам третий вопрос. За пределами Солнечной системы есть другие звезды с планетами. Вы открыли несколько сотен. Это так?

– Уже больше тысячи.

– Какая звезда из их числа, помимо Альфы Центавра, ближе всего к Солнцу?

– 244J2E1, в шестнадцати световых лет от Солнца.

– Насколько я помню, нумерация организована таким образом: первые цифры – порядок обнаружения, буквы J, E, X означают планеты типа Юпитера, планеты земного типа и все прочие соответственно. Цифры после букв означают количество планет в системе.

– Правильно. 244J2E1 – звезда с тремя планетами. Две из них юпитерианского типа и одна земного.

Ло Цзи немного подумал, потом отрицательно покачал головой:

– Слишком близко. Как насчет чего-нибудь подальше, скажем… около пятидесяти световых лет?

– 187J3X1, в сорока девяти с половиной световых годах от Солнца.

– Эта подойдет. Вы можете закодировать ее положение?

– Конечно, могу.

– Сколько вам понадобится времени? Помощь нужна?

– Я могу этим заняться прямо здесь, если найдется компьютер, подключенный к Интернету. Вы получите координаты группы из тридцати звезд сегодня вечером.

– А который час? Разве уже не вечер?

– Доктор Ло, я бы, пожалуй, назвал это время дня утром.

Ринье пошел в компьютерную комнату по соседству, а Ло Цзи вызвал Кента и Чжан Сяна. Сначала он сообщил Кенту, что хочет, чтобы СОП как можно скорее собрался для очередных слушаний по проекту «Отвернувшиеся».

Кент ответил:

– В последнее время СОП заседает почти ежедневно. Подайте заявку, и вам наверняка придется ждать не больше пары дней.

– Тогда придется подождать. Но мне очень хотелось бы, чтобы заседание организовали как можно скорее. И у меня есть условие: я не поеду в ООН. Я буду присутствовать на слушаниях по видеосвязи.

Кент растерялся.

– Доктор Ло, вы не считаете, что это несколько неподобающе? Заседание на таком высоком, международном уровне… Это вопрос уважения к участникам…

– Это часть плана. Что получается – все мои прошлые экстравагантные требования были исполнены, а это, значит, уже чересчур?

– Но вы же понимаете… – замялся Кент.

– Я понимаю, что влияние Отвернувшегося уже не то, каким было раньше, но я настаиваю. – Ло Цзи продолжил тихим голосом, хотя и осознавал, что кружащие рядом софоны все слышат: – Возможны два варианта развития событий. В одном случае ничего не изменилось; тогда я не прочь съездить в ООН. Но есть и другой вариант: мне угрожает опасность. В этом случае я не имею права рисковать.

Затем он обратился к Чжан Сяну:

– Вот почему я позвал к себе вас. На нас могут напасть крупными силами. Необходимо усилить охрану.

– Не беспокойтесь, доктор Ло. Мы находимся в двухстах метрах под землей. Территория наверху оцеплена, развернуты противоракетные системы, и установлена самая совершенная система предупреждения для обнаружения подкопа в любом направлении. Я гарантирую – наша охрана непреодолима.

Когда посетители ушли, Ло Цзи стал прогуливаться вдоль коридора. Его мысли непроизвольно вернулись к Саду Эдема, озеру и заснеженной вершине. Теперь он знал, как это место называется на самом деле, но внутренне продолжал называть его Садом Эдема. Он понимал, что, скорее всего, ему придется провести остаток своей жизни под землей.

Он взглянул на «солнечные лампы» на потолке коридора. Их свет был совсем не похож на солнечный.

* * *

В виртуальном мире Трисоляриса две летящие звезды медленно плыли в звездной выси. На земле царила тьма; где-то далеко горизонт сливался с ночным небом. В сумраке звучал шепот бестелесных голосов, как будто говорившие были невидимками, парящими во тьме.

Что-то щелкнуло, и посреди тьмы вспыхнул огонек. В его слабом свете появились три лица: Цинь Шихуанди, Аристотель и фон Нейман. Огонек оказался зажигалкой в руке Аристотеля. К нему склонились несколько факелов. Аристотель зажег один, от него разожгли остальные. Дрожащее пламя осветило пустынную равнину и кучку людей, представлявших разные исторические эпохи. Собеседники продолжали перешептываться.

Цинь Шихуанди вспрыгнул на камень и поднял меч. Толпа притихла.

– Господь приказывает нам уничтожить Отвернувшегося Ло Цзи, – сообщил он.

– Мы тоже получили такое указание. Господь уже второй раз приказывает убить его, – сказал Мо-цзы.

– Но теперь сделать это будет трудновато, – протянул кто-то.

– Трудновато? Да это невозможно!

– Если бы Эванс не добавил то условие в первый приказ, Ло Цзи уже пять лет был бы мертв!

– Вероятно, Эванс поступил правильно. Ведь мы не знаем, какими соображениями он руководствовался. На площади возле ООН Ло Цзи повезло еще раз.

Цинь Шихуанди взмахом меча прекратил дебаты:

– Не лучше ли нам обсудить, как это осуществить?

– Мы ничего не можем сделать. Как можно хотя бы подобраться к укрытию, которое находится в двухстах метрах под землей, не говоря уж о том, чтобы проникнуть внутрь? Его слишком хорошо охраняют.

– А если применить ядерное оружие?

– Это противоатомное убежище времен холодной войны, черт бы его побрал!

– Тогда надо внедрить своего человека в охрану.

– А получится? У нас было пять лет. Мы хоть раз куда-нибудь внедрились?

– Внедритесь к нему на кухню! – Это восклицание вызвало смешки.

– Хватит маяться дурью. Господу следует все нам рассказать, и тогда, может быть, мы придумаем вариант получше.

Цинь Шихуанди ответил последнему говорившему:

– Я просил Господа все рассказать, но он ответил, что это самый важный секрет во Вселенной и раскрыть его нельзя. Господь обсуждал его с Эвансом, полагая, что человечество уже знает ответ, но позже обнаружил, что это не так.

– Тогда попросите Господа дать нам технологию!

Другие голоса поддержали говорившего. Цинь Шихуанди ответил:

– Технологию я тоже попросил. И был удивлен, когда Господь, против обыкновения, не отклонил мой запрос с ходу.

В толпе поднялся шум. Однако следующие слова Цинь Шихуанди поумерили радость собравшихся:

– Но как только Господь узнал, где находится наша цель, сразу же пошел на попятный. Он пояснил, что с учетом местонахождения цели любая технология из тех, что он может нам передать, окажется неэффективной.

– Этот человек настолько важен? – спросил фон Нейман, безуспешно пытаясь скрыть нотки зависти в голосе. Первый Разрушитель, добившийся успеха, он стал влиятельной персоной в ОЗТ.

– Господь его боится.

Заговорил Эйнштейн:

– Я долго размышлял об этом и полагаю, что Господь может опасаться Ло Цзи по единственной причине: Ло Цзи является рупором некоей силы…

Цинь Шихуанди прекратил дальнейшее обсуждение темы:

– Не будем в это лезть. Лучше давайте подумаем, как выполнить приказ Господа.

– Это невозможно.

– Это на самом деле невозможно. Задание невыполнимо!

Цинь Шихуанди позвенел мечом о камень, на котором стоял.

– Это важнейшая миссия. Господу может угрожать опасность. Кроме того, если мы выполним приказ, то авторитет организации поднимется в глазах Господа на огромную высоту! Здесь собралась мировая элита во всех областях жизни; у нас не может не получиться. Отправляйтесь по домам, хорошенько подумайте и пришлите мне ваши предложения по другим каналам связи. Мы обязаны справиться!

Факелы один за другим погасли, и все растворилось во мраке. Но шепот продолжался.

* * *

Заседание СОП по проекту «Отвернувшиеся» удалось созвать только через две недели. После неудачи Тайлера и гибернации двух других Отвернувшихся СОП провозгласил приоритет основного плана обороны.

Ло Цзи и Кент дожидались начала заседания в комнате видеосвязи. Уже установили соединение; на большом экране был виден зал заседаний СОП. За круглым столом, памятным еще со времен Совета Безопасности, пока никого не было. Ло Цзи появился раньше всех, как бы извиняясь за присутствие по видео.

Дожидаясь начала, он беседовал с Кентом. Ло Цзи спросил, нравится ли тому здесь. Кент ответил, что в молодости три года жил в Китае, познакомился со страной еще тогда, и здесь ему хорошо. В отличие от Ло Цзи, ему не нужно было целыми днями сидеть под землей. Он уже начал забывать китайский язык, но теперь снова разговаривал свободно.

– Похоже, вы простудились, – заметил Ло Цзи.

– Всего лишь подхватил постельный грипп, – ответил он.

– Птичий грипп? – испугавшись, переспросил Ло Цзи.

– Нет. Именно постельный грипп. Так его называют журналисты. Эпидемия началась неделю назад в соседнем городе. Он заразен, но переносится легко. Температуры нет, только насморк; у некоторых першит в горле. Пить таблетки не нужно; он проходит сам, надо только дня три полежать в постели.

– Обычно от гриппа так легко не отделаться.

– Не на этот раз. Многие из солдат и персонала в этом убежище уже заразились. Вы не заметили, что вам поменяли горничную? Она тоже подхватила этот самый грипп, но опасалась заразить вас. Меня, как вашего помощника, заменить пока невозможно.

На экране представители стран начали входить в зал. Они рассаживались за столом и тихо вели беседы, как бы не замечая присутствия Ло Цзи. Исполняющий обязанности председателя СОП открыл заседание и сказал:

– Отвернувшийся Ло Цзи, на только что закончившейся специальной сессии Генеральной ассамблеи ООН были внесены поправки в закон об Отвернувшихся. Вы с ними ознакомились?

– Да, – ответил он.

– Тогда вы должны были заметить, что закон накладывает дополнительные ограничения на расходование ресурсов Отвернувшимися и усиливает контроль. Я надеюсь, что план, который вы сегодня представите, будет соответствовать требованиям закона.

– Господин председатель, – ответил Ло Цзи, – три других Отвернувшихся уже привлекли громадные объемы ресурсов для выполнения своих планов. Несправедливо вот так ограничивать мои инициативы!

– Распределение ресурсов зависит от конкретного проекта. Вы должны знать, что планы трех других Отвернувшихся не противоречат основной оборонной стратегии. Иными словами, те исследования и разработки, которые они ведут, были бы выполнены так или иначе, даже без проекта «Отвернувшиеся». Я надеюсь, что ваша стратегическая инициатива тоже вписывается в эту схему.

– Мне очень жаль, но мой план не имеет ничего общего с оборонной стратегией Земли.

– Тогда и мне очень жаль. В соответствии с новым законом вы можете распоряжаться только весьма ограниченными ресурсами.

– Даже при старой редакции закона я не мог оперировать значительными ресурсами. Однако это не беда, господин председатель. Моя идея практически их не требует.

– Как и ваши предыдущие идеи?

Это замечание председателя вызвало смешки в аудитории.

– Даже меньше, чем они. Как я сказал, мой план практически не требует ресурсов, – невозмутимо ответил Ло Цзи.

– Тогда слушаем вас, – кивнул председатель.

– Подробности плана будут изложены доктором Альбертом Ринье, хотя я полагаю, что вы все получили соответствующий пакет документов. Вкратце: мы воспользуемся солнечным механизмом усиления радиоволн и пошлем в космос сообщение. Оно будет состоять из трех изображений и дополнительных данных, доказывающих, что сообщение носит искусственную природу. Эти изображения есть в ваших пакетах документов.

Зал заполнился шорохом бумаг – присутствующие доставали из пакетов три листа бумаги. Изображения также вывели на экран. Они были весьма нехитрыми. Каждое состояло из черных точек, разбросанных, по всей видимости, случайным образом. Все заметили, что одна точка была больше и помечена стрелкой.

– Что это? – спросил представитель США. Он, как и прочие делегаты, тщательно рассматривал изображения.

– Отвернувшийся Ло Цзи, в соответствии с основными принципами проекта «Отвернувшиеся» вы не обязаны отвечать на этот вопрос, – вставил председатель.

– Это заклинание, – объяснил Ло Цзи.

Шорох и шепотки в зале мгновенно стихли. Все присутствующие уставились в одну точку. Теперь Ло Цзи знал, где висит телевизионный экран с его изображением.

– Что? – переспросил председатель, сузив глаза.

– Он сказал, что это заклинание, – громко повторил кто-то из сидящих за круглым столом.

– Заклинание против кого?

Ло Цзи ответил:

– Против планет звезды 187J3X1. Разумеется, оно сработает и против самой звезды.

– И что же оно сделает?

– На данный момент неизвестно. Но несомненно, что действие заклинания вызовет катастрофу.

– Хм, а какая вероятность того, что на этих планетах есть жизнь?

– Я неоднократно консультировался по этому поводу с ведущими астрономами. По данным наблюдений, на них нет жизни, – ответил Ло Цзи, сузив глаза так же, как это делал председатель. Он молился про себя: «Лишь бы они не ошиблись!»

– Как скоро после отправки заклинание сработает?

– Звезда находится примерно в пятидесяти световых годах от Солнца. Заклинание завершит работу как минимум через пятьдесят лет. Пройдет сто лет, прежде чем мы увидим результат. Опять же, это по самой скромной оценке. В действительности может потребоваться намного больше времени.

На несколько секунд в зале установилась тишина. Представитель США первым прервал молчание. Он бросил три бумажных листа с черными точками на стол:

– Превосходно. Наконец-то мы обзавелись богом!

– Богом, прячущимся в подвале! – добавил представитель Соединенного Королевства под раскаты хохота.

– Скорее колдуном, – фыркнул представитель Японии. Эту страну никогда не допускали в Совет Безопасности, но приняли в СОП сразу же после закона о его создании.

– Доктор Ло, вам, во всяком случае, удалось придумать странный и сбивающий с толку план, – выразил свое мнение Гаранин, представитель России, который исполнял обязанности председателя несколько раз за последние пять лет.

Председатель постучал молотком, призывая к порядку.

– Отвернувшийся Ло Цзи, у меня есть к вам вопрос. Учитывая, что это заклинание, почему вы не направите его против вражеской планеты?

Ло Цзи ответил:

– Это всего лишь проверка идеи. Я применю ее в полном масштабе во время битвы Судного дня.

– Нельзя ли использовать Трисолярис как цель для испытаний?

Ло Цзи качнул головой:

– Это абсолютно невозможно. Трисолярис слишком близко. Настолько близко, что заклинание может задеть нас самих. Поэтому я даже не рассматривал звездные системы, расположенные ближе пятидесяти световых лет от Солнца.

– Еще один, последний вопрос. Чем вы собираетесь заниматься в ближайшие сто или сколько там лет?

– Я избавлю вас от своего общества. Лягу в анабиоз. Разбудите меня, когда увидите, как заклинание подействовало на звезду 187J3X1.

* * *

Готовясь к гибернации, Ло Цзи слег с постельным гриппом. Сначала его симптомы не отличались от обычного гриппа – насморк и слабое воспаление горла. Ни он, ни окружающие не придали этому значения. Но через два дня его состояние ухудшилось, температура резко поднялась. Врач счел это необычным и отправил пробу крови в город, на анализ.

Ло Цзи провел ночь в оцепенении лихорадки. Его мучили сны, в которых звезды в ночном небе водили хороводы и танцевали, как песчинки на мембране барабана. Он даже осознавал их взаимное притяжение; только это была система не трех тел, а двухсот миллиардов – всех звезд в Галактике! Затем кружащиеся звезды слились в один гигантский вихрь, а вихрь превратился в огромного серебристого дракона, и этот дракон с ревом начал вгрызаться в его мозг…

В четыре утра Чжан Сяна разбудил телефонный звонок. Звонили из руководства Отдела безопасности СОП. В резких выражениях от него потребовали отчет о состоянии Ло Цзи и приказали объявить на базе чрезвычайное положение. Группа экспертов уже выехала.

Как только Чжан Сян положил трубку, телефон зазвонил снова. Это был доктор с десятого уровня. Он доложил, что состояние пациента резко ухудшилось – тот сейчас в шоке. Чжан Сян поспешил к лифту.

Доктор и медсестра в панике сообщили, что у их подопечного пошла горлом кровь и он потерял сознание. Чжан Сян увидел Ло Цзи, лежащего в постели с бледным лицом и практически без признаков жизни.

Скоро прибыла группа экспертов. В ней были специалисты из китайского Центра инфекционных болезней, врачи из армейского госпиталя и целый коллектив исследователей из Академии военно-медицинских наук.

Они осмотрели Отвернувшегося. Затем эксперт из академии отозвал Чжан Сяна с Кентом в коридор и объяснил, что происходит.

– Мы сразу обратили внимание на этот грипп. Нам показалось, что его происхождение и характеристики крайне аномальны. Теперь ясно, что это генетическое оружие, генетическая самонаводящаяся ракета.

– Самонаводящаяся ракета?

– Это генетически модифицированный вирус. Он крайне заразен, но у большинства людей вызывает только слабые симптомы простуды. Однако в вирус встроен механизм распознавания генетического кода одного конкретного человека. Как только этот человек заражается, вирус начинает выделять в кровь смертоносные яды. Теперь мы знаем, кто этот человек.

Чжан Сян и Кент переглянулись – сначала в изумлении, а потом в унынии. Чжан Сян побледнел и склонил голову:

– Готов нести полную ответственность.

Ученый в звании старшего полковника успокоил его:

– Чжан, прекратите. Против этого оружия нет защиты. Хоть мы и начали подозревать кое-какие странности с этим вирусом, нам самим это даже в голову не приходило. Идея генетического оружия впервые появилась в прошлом веке, но никто не думал, что она когда-нибудь будет претворена в жизнь. Хотя этот вирус и неидеален, он воистину страшное орудие убийства. Нужно только внедрить его поближе к цели. Собственно, вам даже этого не требуется. Дайте вирусу свободно гулять по всей планете; обычных людей он не особо беспокоит, поэтому распространится быстро и в конце концов доберется до намеченной жертвы.

– Нет, я принимаю всю вину на себя, – упрямо повторил Чжан, прикрывая глаза рукой. – Если бы капитан Ши был с нами, этого бы не произошло. – Его рука упала; в глазах стояли слезы. – Когда он ложился в гибернацию, его последнее предупреждение было о том, против чего нет защиты. Он тогда сказал: «Сяо Чжан, на такой работе, как наша, мы должны спать с одним открытым глазом. У нас нет гарантий успеха, и бывают угрозы, от которых не убережешься».

– Что нам теперь делать? – спросил Кент.

– Вирус проник глубоко. У пациента отказали печень, сердце и дыхание на грани остановки. Современная медицина бессильна. Вводите его в анабиоз как можно скорее.

* * *

Много позже к Ло Цзи вернулась крохотная частичка сознания. Его морозило. Холод, казалось, исходил из его собственного тела и распространялся подобно свету, вымораживая весь мир. Он увидел снежно-белое пятно; в нем не было ничего, кроме бесконечной белизны. Затем в самом центре появилась черная точка. Постепенно он начал узнавать знакомые очертания – это была Чжуан Янь, держащая на руках их ребенка. Он с трудом побрел сквозь заснеженную равнину, абсолютно пустую и поэтому полностью утратившую объемность. Чжуан Янь повязала красный шарф – тот же самый, который был на ней семь лет назад, когда он впервые увидел ее. Дочка, раскрасневшаяся от мороза, махала ему ручонками и что-то кричала. Он хотел побежать к ним сквозь сугробы, но молодая мать и ребенок исчезли, будто растворившись в снегу. А потом исчез и сам Ло Цзи; снежно-белый мир сжался в тонкую серебристую полоску. Посреди безграничной тьмы это было все, что оставалось от его сознания. Полоска – нить времени, тонкая и недвижимая – простиралась бесконечно в обе стороны. Его душа, нанизанная на эту нить, медленно ползла по ней в неведомое будущее.

Через два дня мощный поток радиоволн ушел от Земли по направлению к Солнцу. Он проник сквозь зону конвекции и достиг энергетического зеркала в зоне лучистого переноса. Там он отразился, усилился в сотни миллионов раз и со скоростью света помчал в космос заклинание Отвернувшегося Ло Цзи.

Двенадцатый год эры КризисаРасстояние между трисолярианским флотом и Солнечной системой: 4,18 светового года

В космосе появилась еще одна щетка – флот Трисоляриса пересек второе облако межзвездной пыли. «Хаббл II» пристально следил за облаком и поэтому сразу же обнаружил волны, порожденные движением кораблей. На этот раз они выглядели совсем не как щетка. Они скорее походили на траву, внезапно начавшую расти в черной бездне космоса. «Травинки» удлинялись чрезвычайно быстро, вырастая, можно сказать, прямо на глазах. Они были более четкими, чем девять лет назад: за эти годы флот ускорился, и взаимодействие кораблей с пылью было легче увидеть.

– Генерал, посмотрите внимательно вот сюда. Что вы видите? – предложил Ринье Фицрою, указывая на увеличенную фотографию на экране.

– Их по-прежнему около тысячи.

– Нет, посмотрите внимательнее.

Фицрой долго рассматривал изображение. Затем он указал в середину щетки:

– Похоже, что… одна, две, три, четыре… десять щетинок длиннее, чем остальные. Они выдвинуты вперед.

– Правильно. Эти десять волн очень слабые. Их можно увидеть только после дополнительной обработки изображения.

Фицрой повернулся к Ринье. На его лице было то же самое выражение, что и десять лет назад, когда был обнаружен флот Трисоляриса.

– Доктор, значит ли это, что эти десять боевых кораблей разгоняются?

– Они все разгоняются. Эта группа быстрее прочих. Но это не боевые корабли. Количество волн увеличилось; теперь их одна тысяча десять. Анализ структуры этих дополнительных волн показывает, что объекты намного меньше, чем боевые корабли, идущие позади. Они во много тысяч раз меньше – размером с грузовик. Но мы все равно можем видеть создаваемые ими волны, поскольку их скорость очень высока.

– Такие маленькие… Это зонды?

– Да, по-видимому, зонды.

Это оказалось еще одним шокирующим открытием «Хаббла II». Человечество встретится с трисолярианскими объектами раньше, чем ожидалось – даже если это всего лишь десять небольших зондов.

– Когда они достигнут Солнечной системы? – нервно спросил Фицрой.

– Не могу сказать наверняка. Зависит от ускорения; но они однозначно прибудут раньше, чем флот. По консервативной оценке, на полстолетия раньше. Флот, очевидно, идет с максимальным ускорением, но по какой-то причине, которой мы не понимаем, они хотят достичь Солнечной системы как можно раньше. Поэтому они запустили зонды, которые могут разгоняться еще быстрее.

– У них есть софоны; зачем им тогда зонды? – спросил один из инженеров.

Они задумались, но вскоре Ринье сказал:

– Бросьте. Нам все равно не понять.

– Нет, – возразил Фицрой, подняв руку. – Давайте-ка попробуем разобраться хотя бы в части этой загадки. Мы сейчас смотрим на события четырехлетней давности. Вы можете вычислить точную дату, когда флот запустил зонды?

– Нам повезло, что флот запустил их на снегу… я имею в виду пыль… Это позволит нам определить дату по наблюдениям пересечений волн от зондов и волн от флота.

И Ринье назвал дату.

На мгновение Фицрой потерял дар речи; потом сел и закурил сигарету. Наконец он сообщил:

– Доктор, вы не политик. Как я не смог бы увидеть эти десять длинных щетинок в щетке, так и вы не понимаете, что эта дата – важнейший факт.

– Что такого особенного в этой дате? – недоумевал Ринье.

– В этот день четыре года назад я присутствовал на слушаниях СОП по проекту «Отвернувшиеся». На этом заседании Ло Цзи предложил воспользоваться Солнцем, чтобы отправить свое заклинание во Вселенную.

Ученые и инженеры переглянулись.

Фицрой продолжал:

– Как раз в это самое время Трисолярис прислал ОЗТ второй приказ, требуя уничтожения Ло Цзи.

– Уничтожения Ло Цзи? Он на самом деле так важен?

– А-а, вы о том, что он сначала был сентиментальным плейбоем, а потом стал строить из себя колдуна? Ну да, ну да. Мы все так думали. А вот Трисолярис думает иначе.

– Ну… а кто он, по-вашему, генерал?

– Доктор, вы верите в Бога?

Этот неожиданный вопрос на мгновение лишил Ринье дара речи.

– Бог? Сегодня это слово означает много разных понятий, несет много разных смыслов, и я не знаю, что именно вы…

– Я верю не потому, что у меня есть доказательства, а потому, что это относительно безопасно. Если Бог существует, то верить в него правильно. Если Бога нет, то я ничего не теряю.

Слова генерала вызвали у присутствующих смех.

– Вторая половина фразы неточна, – поправил Ринье. – Нам есть что терять, по крайней мере в научном плане… Даже если Бог существует – что с того? Какое он имеет отношение к тому, на что мы сейчас смотрим?

– Если Бог правда существует, то у него может быть представитель в мире смертных.

Все таращились на Фицроя почти целую вечность, прежде чем поняли смысл его слов. Тогда один из астрономов спросил:

– Генерал, о чем вы? Бог не выбрал бы своего представителя из нации атеистов.

Фицрой затушил сигарету и развел руками.

– Когда вы исключили все невозможное, то, что останется, окажется истиной, каким бы невероятным оно ни было. Вы можете предложить объяснение получше?

– Если под Богом вы подразумеваете некую высшую силу, поддерживающую порядок и справедливость во Вселенной… – размышлял вслух Ринье.

Фицрой прервал его, подняв руку, как будто верховная сила, о существовании которой они только что узнали, могла от этих слов ослабеть.

– Так верьте же, все вы. Начинайте прямо сейчас, – сказал он и перекрестился.

* * *

Испытательный пуск «Тяньти III» показывали по телевизору. Сооружение трех космических лифтов началось пять лет назад. «Тяньти I» и «Тяньти II» ввели в эксплуатацию в начале года, поэтому испытания «Тяньти III» не привлекли большого внимания. Все орбитальные лифты строились с одиночным основным тросом, что ограничивало их возможности. Лифты с четырьмя тросами пока что находились на стадии проектирования; но даже уже построенные были огромным шагом вперед по сравнению с химическими ракетами. Если не учитывать стоимость строительства, выход на орбиту стал дешевле, чем полет на гражданском авиалайнере. Это привело к тому, что к уже видимым в ночном небе Земли объектам добавились новые – теперь там сияло множество крупных орбитальных станций.

«Тяньти III» был единственным космическим лифтом, построенным посреди океана. Его основание было закреплено на искусственном плавающем острове в Тихом океане, оснащенном ядерными электростанциями и способном самостоятельно передвигаться, благодаря чему можно было корректировать позицию лифта на экваторе. Подобный остров описал Жюль Верн, поэтому его часто называли островом Верна. На экране телевизора океана не было видно – только металлическое основание лифта в форме пирамиды и окружающий его стальной город. На нижнем конце троса установили цилиндрическую грузовую кабину, сейчас готовую к старту. Трос, поднимающийся в космос, тонул в небе, становясь невидимым, потому что его диаметр составлял только шестьдесят сантиметров. Порой на тросе поблескивало заходящее солнце.

Три пожилых человека – Чжан Юаньчао и его соседи, Ян Цзиньвэнь и Мяо Фуцюань – вперились в экран телевизора. Им всем было уже за семьдесят; никто не назвал бы их развалинами, но они были определенно стары. Их тяготило вспоминать былое; им не хотелось задумываться о будущем; а поскольку с настоящим они не могли ничего поделать, то в это необычное время им оставалось лишь доживать свои дни, ни о чем не думая.

Чжан Вэймин, сын Юаньчао, ввел в комнату Яньяня, его внука. Вэймин нес в руках бумажный конверт.

– Папа, вот твоя продуктовая карточка и талоны на хлеб. – Чжан Вэймин вынул из конверта ворох разноцветных купонов и передал отцу.

– Совсем как в старые времена, – прокомментировал Ян Цзиньвэнь, наблюдая со стороны.

– Они вернулись. Старые времена всегда возвращаются, – с чувством пробормотал Чжан Юаньчао, принимая талоны.

– Это деньги? – спросил Яньянь, разглядывая кусочки бумаги.

– Это не деньги, внучок, – ответил Чжан Юаньчао, – но с сегодняшнего дня, если ты хочешь купить сверх нормы продукты из муки, скажем, хлеб или пирожное, или если хочешь покушать в ресторане, то нужно платить этими талонами вместе с деньгами.

– А вот такого в старые времена не было, – сказал Чжан Вэймин, доставая пластиковую карту с микрочипом. – Это продуктовая карточка.

– Сколько на ней?

– Я получаю двадцать один с половиной килограмм, или сорок три цзинь. Ты и Сяохун получаете тридцать семь цзинь, и Яньянь получает двадцать один цзинь.

– Почти столько же, сколько и тогда давали, – подсчитал старик.

– На месяц должно хватить, – добавил Ян Цзиньвэнь.

Чжан Вэймин покачал головой:

– Господин Ян, вы ведь жили в те времена. Разве вы не помните? В первое время все будет хорошо, но скоро возникнет дефицит всех продуктов, за исключением основных. Вам понадобится записываться в очередь, чтобы купить овощи и мясо. Этого жалкого мучного рациона для пропитания не хватит!

– Да ладно! – Мяо Фуцюань беззаботно махнул рукой. – Мы прошли через то же самое несколько десятков лет назад. С голоду не помрем. Не волнуйся и давай смотри телевизор.

– Да, скоро могут появиться талоны на промышленные товары[95], – вспомнил Чжан Юаньчао. Он положил талоны и карточку на стол и повернулся к телевизору.

На экране цилиндрическая кабина поднималась по тросу. Двигаясь с большим ускорением, она быстро растворилась в вечернем небе. Троса не было видно, поэтому казалось, будто кабина поднимается сама по себе. Она могла разгоняться до пятисот километров в час, но даже с такой скоростью ей понадобится шестьдесят восемь часов, чтобы добраться до причала на геостационарной орбите. Изображение переключилось на камеру, смонтированную под кабиной. Большую часть изображения занимал трос диаметром шестьдесят сантиметров. Его полированная поверхность ничем не выдавала движение кабины; вертикальную скорость показывали лишь мелькающие на экране цифры. Уходящий вниз трос сужался и исчезал, указывая место на экваторе, далеко внизу, где находился остров Верна. Остров был теперь виден полностью, словно гигантская тарелка, висящая на конце троса.

Ян Цзиньвэнь кое-что вспомнил.

– Сейчас я покажу вам настоящую редкость, – заявил он, встал и, неловко переставляя ноги, двинулся к выходу, направляясь, по-видимому, в свою квартиру. Вскоре он вернулся с тонким листом размером с пачку сигарет и положил его на стол. Чжан Юаньчао взял листок и пригляделся. Кусочек пленки был серым, прозрачным и легким как пушинка.

– Вот из этого материала сделан «Тяньти»! – сказал Ян Цзиньвэнь.

– Великолепно. Твой сын стащил стратегический материал из общественного сектора, – указал на листок Мяо Фуцюань.

– Это ненужный обрезок. Сын рассказал, что при сооружении «Тяньти» на орбиту подняли тысячи и тысячи тонн этого материала. Из них сделали трос, который потом спустили к земле… Скоро путешествия в космос войдут в моду. Я уже спрашивал сына про фирмы, которые этим занимаются.

– Ты хочешь полететь в космос? – удивился Чжан Юаньчао.

– А что такого? Я слышал, что при подъеме даже нет перегрузок. Это как спальный вагон в поезде дальнего следования, – отмахнулся Мяо Фуцюань. Работы на его шахтах были давно остановлены, и его семья обеднела. Он продал свою виллу четыре года назад и переселился в квартиру. Ян Цзиньвэнь, сын которого работал над космическим лифтом, в одночасье стал самым богатым из троих приятелей, и старый Мяо ему порой завидовал.

– Я не полечу в космос, – сказал Ян Цзиньвэнь. Он оглянулся по сторонам, убедился, что Вэймин увел мальчика в другую комнату, и продолжил: – Но мои останки полетят. Эй, вы не возражаете против такой темы?

– С какой стати нам возражать? Но почему ты хочешь отправить свои останки в космос? – спросил Чжан Юаньчао.

– Вы знаете, что на конце «Тяньти» находится электромагнитная катапульта. Когда придет время, она разгонит мой гроб до третьей космической скорости, и я улечу из Солнечной системы. Это называется похоронами в космосе. Не хочу после смерти оставаться на Земле, покоренной инопланетянами. Наверное, это разновидность эскапизма.

– А что, если инопланетян разгромят?

– Это практически невозможно. Но если так и будет, то я ничего не потеряю. Хоть на Вселенную посмотрю!

Чжан Юаньчао покачал головой:

– Вечно у вас, интеллигентов, всякие завиральные идеи. И бесполезные. Упавший лист возвращается в дерево. Меня похоронят в желтой почве планеты Земля.

– А не боишься, что трисоляриане раскопают твою могилу?

Заслышав это, Мяо Фуцюань, до того сидевший тихо, заинтересовался. Он жестом предложил собеседникам придвинуться ближе и понизил голос, как будто опасался, что его подслушают софоны:

– Не говорите никому, но мне в голову пришла идея. У меня много пустых шахт в Шаньси…

– Ты хочешь, чтобы тебя похоронили там?

– Нет, нет. У меня небольшие, открытые карьеры. Ну какая там может быть глубина? Но в паре мест они соединяются с крупными государственными шахтами. Если пройти по их заброшенным штольням и штрекам, то можно спуститься до четырехсот метров ниже поверхности. Это достаточно глубоко для вас? А потом мы взорвем выработку. Не думаю, что трисоляриане станут там ковыряться.

– Да ну… Если земляне могут рыть так глубоко, почему трисоляриане не могут? Увидят надгробие и давай раскапывать.

Мяо Фуцюань не мог сдержать смеха, глядя на Чжан Юаньчао.

– Старина Чжан, ты поглупел?

Видя, что собеседник его не понимает, он указал на Ян Цзиньвэня. Тому наскучили разговоры, и он опять смотрел телевизор.

– Пускай тебе объяснит образованный человек.

Ян Цзиньвэнь усмехнулся:

– Лао Чжан, зачем тебе надгробие? Надгробия нужны для того, чтобы на них смотрели люди. А к тому времени людей не останется.

* * *

На всем пути к Третьему термоядерному испытательному центру Чжан Бэйхай вел машину сквозь глубокий снег. Вблизи от Центра снег растаял, дорога раскисла, а холодный воздух стал теплым и влажным, как дуновение весны. На склонах возле дороги цвели персиковые деревья – странное явление посреди суровой зимы. Чжан Бэйхай направился к белому зданию, стоящему в долине, – входу в Центр, который большей частью располагался под землей, – и тут заметил среди деревьев какого-то человека, собирающего цветы персика. Приглядевшись, он понял, что это тот самый человек, к которому он ехал. Чжан остановил машину.

– Доктор Дин! – позвал он. Когда Дин И подошел к машине, держа в руке цветы, Чжан засмеялся и спросил: – Для кого это?

– Для меня, конечно! Они распустились от тепла термоядерной реакции. – Физик просто сиял от удовольствия, восхищенный яркими красками цветов. По-видимому, он все еще был под впечатлением от только что свершенного технологического прорыва.

– Жалко выбрасывать столько энергии на ветер. – Чжан Бэйхай вышел из машины, снял темные очки и оценил климат этой рукотворной весны. От его дыхания не шел пар; даже сквозь подошвы ботинок он чувствовал тепло, исходящее от почвы.

– Нет ни денег, ни времени, чтобы построить электростанцию. Но это неважно. Теперь Земле не нужно ограничивать себя в энергии.

Чжан Бэйхай указал на цветы в руках Дин И.

– Доктор Дин, я так надеялся, что вас что-нибудь да отвлечет. Без вас этого успеха достигли бы позже.

– Без меня они достигли бы успеха даже раньше. На объекте работает больше тысячи ученых. Я просто подтолкнул их в нужном направлении. Я уже давно убедился, что метод токамака[96] – тупик. Если найти правильную методику, то успех гарантирован. А я теоретик. Я не занимаюсь экспериментами. Мои подсказки вслепую, наверное, даже замедлили исследования.

– Не могли бы вы повременить с объявлением результатов? Я говорю серьезно. К тому же это неофициальное пожелание еще и командования космических сил.

– Да как мы можем повременить? Журналюги неотрывно следят за работами во всех трех испытательных центрах.

Чжан Бэйхай кивнул.

– Вот незадача, – вздохнул он.

– Пожалуй, я догадываюсь о причинах вашей просьбы, но все же поясните.

– Если удастся добиться управляемой термоядерной реакции, то сразу же начнется проектирование космических кораблей. Доктор, вам же известно о двух направлениях: двигатели с рабочим телом и двигатели, использующие электромагнитное излучение. Вокруг этих направлений образовались два лагеря. Аэрокосмическая промышленность поддерживает традиционную конструкцию. Космические силы настаивают на электромагнитных двигателях. Эти исследования потребуют огромных вложений. Если оба направления не смогут развиваться бок о бок, одно из них должно выйти вперед.

– Парни-термоядерщики и я сам за электромагнитный двигатель. С моей точки зрения, только он позволит нам совершать межзвездные полеты. Конечно, у аэрокосмической промышленности свои резоны. Двигатель с рабочим телом – это та же химическая ракета; только он разогревает газ не путем сжигания топлива, а за счет термоядерной реакции. Перспективы работы над таким двигателем намного яснее и безопаснее.

– Да о какой безопасности можно рассуждать, говоря о космической войне будущего! Как вы сами сказали, двигатель с рабочим телом – это просто огромная ракета. Две трети поднимаемой ею массы приходятся на рабочее тело, и оно быстро расходуется. Такие корабли смогут летать лишь по Солнечной системе, и им при этом потребуются заправки на орбитах планет. Если мы пойдем по этому пути, то заново разыграем трагедию китайско-японской войны с Солнечной системой в роли Вэйхайвэя[97].

– Превосходное сравнение, – сказал Дин И, салютуя Чжан Бэйхаю букетиком.

– Это факт. Передняя линия обороны флота должна проходить по портам противника. Для нас это, конечно, недостижимо; но нам следует выдвинуть линию обороны хотя бы до облака Оорта. Наш флот должен быть способен к маневру для обхода и окружения противника далеко за границами Солнечной системы. Это азы войны в космосе!

– Силы внутри аэрокосмической промышленности не монолитны, – стал рассуждать Дин И. – Старая гвардия родом из эпохи химических ракет настаивает на двигателях с рабочим телом. Но в промышленности уже появились игроки с иной специализацией. Возьмем, например, нашу термоядерную установку – ее разработчики большей частью выступают за электромагнитный двигатель. Силы сторон равны; всего лишь три или четыре человека, занимающих важные позиции, могут сместить баланс. Их мнение окажется решающим. Но эти три-четыре человека, к сожалению, из старой гвардии.

– Это важнейшее решение во всем плане. В случае ошибки мы построим не тот космический флот и потеряем столетие или два. Тогда у нас уже не останется времени на перемену курса.

– Но ведь ни вы, ни я не можем ничего изменить!

После обеда с Дин И Чжан Бэйхай пустился в обратный путь. Он отъехал совсем недалеко от Центра, а сырая почва уже покрылась мокрым снегом, сияющим белизной в свете солнца. Воздух стал холоднее, и мороз сковал сердце Чжан Бэйхая.

Чжан Бэйхай отчаянно нуждался в корабле, способном преодолеть межзвездное пространство. Все пути к этой цели были для него закрыты, кроме одного. И он пройдет этот путь до конца, невзирая на все препятствия.

* * *

Квартира коллекционера метеоритов находилась в глубине двора, отгородившегося от узкого переулка хутуна[98]. Войдя, Чжан Бэйхай обнаружил, что старую, плохо освещенную квартиру превратили в небольшой геологический музей. Вдоль каждой стены стояли застекленные витрины, внутри которых были разложены профессионально подсвеченные образцы – один непримечательный камень за другим. Хозяин, крепкий мужчина лет под пятьдесят, сидел за верстаком и изучал под лупой небольшой камешек. Заметив посетителя, он радостно поприветствовал его. Чжан Бэйхай сразу понял, что это один из тех счастливцев, у которых есть свой собственный мир любимых увлечений. Что бы ни случилось, он в любой момент может удалиться в этот мир и обрести спокойствие.

Атмосфера старины, обычная для старых зданий, напомнила Чжан Бэйхаю, что в то время, как он и его соратники ведут бой за выживание человеческой расы, большинство людей живут прежней, привычной жизнью. Это согрело и успокоило его душу.

Два громадных достижения – постройка космического лифта и прорыв в технологии управляемого термоядерного синтеза – придали всем уверенности и существенно ослабили пораженческие настроения. Но трезвомыслящие люди осознавали, что это только начало пути. Если сравнивать создание космического флота со строительством океанского, то человечество всего лишь добралось до берега моря, неся с собой инструменты. Еще не были построены даже космические верфи. Кроме изготовления корпуса корабля человечеству предстояло изобрести космическое оружие, замкнутые системы жизнеобеспечения и выстроить несколько космопортов – короче, взять небывалые технологические рубежи. Для создания одной только базовой инфраструктуры может потребоваться целое столетие.

Помимо защиты от угрозы из космического пространства у человечества были и другие заботы. Огромные ресурсы пойдут на создание систем обороны планеты. Эти расходы отбросят качество жизни на сотню лет назад. Это значит, что грядет самый суровый вызов моральному духу человечества. Учитывая эти факты, военное командование начало готовить политработников космических сил к отправке в будущее в качестве подкрепления. Чжан Бэйхая, как разработчика программы, назначили командующим Специальным контингентом поддержки будущего. Он принял назначение и предложил, чтобы все офицеры группы, прежде чем лечь в анабиоз, не менее года обучались работе в космосе. Тогда они будут готовы к действиям сразу после пробуждения. «Кому нужны наземные крысы, боящиеся ступить в космос!» – сказал он Чан Вэйсы. Его предложение без промедления одобрили. Через месяц он сам и его первая группа в количестве тридцати человек отправились на орбиту.

– Вы солдат? – спросил коллекционер, разливая чай. Получив в ответ кивок, он продолжил: – Нынешние солдаты уже не те. Но вы особенный, я сразу заметил.

– Вы тоже когда-то были солдатом, – ответил Чжан Бэйхай.

– Вы наблюдательны. Большую часть жизни я прослужил в Картографическом бюро при Генеральном штабе.

– Как случилось, что вы заинтересовались метеоритами? – спросил Чжан Бэйхай, разглядывая обширную коллекцию.

– Больше десятилетия назад я с группой картографов поехал в Антарктиду искать метеориты под снегом. И втянулся. Метеориты прилетают из внеземного пространства, издалека, этим они и привлекательны. Когда я беру один из них в руки, мне кажется, что я ступаю на новую, чужую планету.

Чжан Бэйхай покачал головой и улыбнулся.

– Это только так кажется. Сама планета Земля состоит из спрессованной межзвездной пыли; по сути, она гигантский метеорит. Камень у нас под ногами – метеорит. Эта чайная чашка у меня в руке – метеорит. Говорят, что и вода на Земле из комет. Так что, – он поднял чашку, – даже этот чай тоже метеорит. В вашей коллекции нет ничего особенного.

Коллекционер ткнул в него пальцем и рассмеялся:

– А вы не промах! Уже начали торговаться. И все же я доверяю своим чувствам.

Хозяин не устоял перед искушением показать Чжан Бэйхаю свою коллекцию. Он даже открыл сейф и достал свою величайшую драгоценность – марсианский ахондрит[99] размером с ноготь. Указав на маленькие круглые ямки на поверхности, он объяснил, что это могут быть следы бактерий.

– Пять лет назад Роберт Хааг[100] хотел купить его; давал золотом в тысячу раз больше, чем его вес. Но я отказался продавать.

– Сколько из них вы нашли сами? – спросил Чжан Бэйхай, указывая вокруг.

– Немного. Большинство купил у частных лиц или выменял у других коллекционеров… Теперь скажите, чего вы хотите. Какой тип вам нужен?

– Ничего особенно ценного. Высокой плотности, нехрупкий и легкий в обработке.

– Понятно. Вы хотите выгравировать надпись.

Чжан кивнул:

– Можно и так сказать. Лучше всего, если его можно будет обработать на токарном станке.

– Тогда вам нужен железный метеорит, – определил коллекционер. Он открыл одну из витрин и вынул темный камешек размером с грецкий орех. – Вот такой. Он состоит в основном из железа и никеля, с примесями кобальта, фосфора, кремния, серы и меди. Вам нужна высокая плотность? У него восемь грамм на кубический сантиметр. Его легко обработать на токарном станке, в нем много металла.

– Хорошо. Только маловат.

Хозяин достал еще один, размером с яблоко.

– А еще больше у вас есть?

Коллекционер взглянул на него:

– Их не продают вразвес. Крупные образцы дорого стоят.

– Ладно, у вас найдутся три таких, как этот?

Коллекционер разложил три железных метеорита примерно одного размера и принялся набивать цену:

– Железные метеориты попадаются нечасто. Они составляют только пять процентов всех найденных метеоритов. Вот эти три – отличные экземпляры. Посмотрите, этот – превосходный октаэдрит. Оцените структуру поверхности в виде насечки; она называется структурой Видманштэттена. А этот – атаксит, он богат никелем. Параллельные линии на поверхности называются линиями Ноймана. Вот этот содержит камасит, а этот – таэнит, минерал, не встречающийся на Земле. Его я нашел в пустыне с помощью металлоискателя; это было похоже на поиск иголки в стоге сена. Моя машина застряла в бархане, полуось треснула… Я тогда чудом выжил.

– Назовите вашу цену.

– На международном рынке экземпляр такого размера и класса стоит порядка двадцати долларов США за грамм. Получается шестьдесят тысяч юаней за каждый, или же сто восемьдесят тысяч за все три[101].

Чжан Бэйхай вынул телефон.

– Номер вашего счета, пожалуйста. Я переведу деньги прямо сейчас.

Коллекционер надолго замолчал. Когда Чжан Бэйхай посмотрел на него, он смущенно рассмеялся:

– Я вообще-то ожидал, что вы начнете торговаться.

– Нет. Я готов заплатить.

– Послушайте. Сейчас любой может полететь в космос. Цены на рынке несколько упали, даже учитывая, что найти метеорит в космосе не так легко, как на Земле. Вот эти, ну, они стоят…

Чжан Бэйхай решительно прервал продавца:

– Нет. Цена меня устраивает. Считайте, что это знак уважения к получателям моего подарка.

* * *

Чжан Бэйхай вышел из квартиры коллекционера и направился в механический цех одного из исследовательских институтов космических сил. Рабочий день уже закончился, и цех, в котором стоял современный станок с ЧПУ, был безлюден. Сначала Чжан специальной фрезой разрезал все три метеорита на цилиндры одинакового диаметра, каждый толщиной примерно с карандаш, которые затем распилил на кусочки одинаковой длины. Он работал аккуратно, стараясь не тратить материал попусту. Таким образом он изготовил тридцать шесть стержней из метеоритного железа. Закончив, он тщательно собрал все опилки, вынул фрезу из станка и вышел из цеха.

Дальнейшую работу он проделал в подвале, в тайной мастерской. Он расставил перед собой тридцать шесть пистолетных патронов калибра 7,62 мм и вытащил из них пули. Если бы это были старые патроны с латунными гильзами, такая работа потребовала бы изрядных усилий. Но два года назад Вооруженные силы перешли на безгильзовые патроны. В них пуля крепилась к пороховому заряду, и ее было несложно отделить. Затем с помощью специального клея он приклеил к каждому заряду стержень, выточенный из метеорита. Клей предназначался для ремонта корпуса космического корабля в вакууме и гарантировал прочность шва при любых экстремальных космических температурах. У Чжан Бэйхая получилось тридцать шесть патронов с пулями из метеорита.

Он зарядил четыре патрона в магазин, вставил его в пистолет и выстрелил в мешок, лежащий в углу мастерской. В небольшом закрытом помещении выстрелы прозвучали оглушительно, и в воздухе появился сильный запах сгоревшего пороха.

Чжан Бэйхай тщательно осмотрел четыре отверстия в мешке, отметив, что они были невелики. Это означало, что метеорит не раскололся при выстреле. Он открыл мешок и вынул большой кусок свежей говядины. При помощи ножа извлек засевшие в нем метеориты. Все четыре «пули» полностью растрескались, оставив после себя лишь маленькую кучку осколков, которую он высыпал себе на ладонь. На осколках не было видно никаких следов обработки. Как раз то, что надо.

Мешок, в котором лежало мясо, был изготовлен из тех же материалов, из которых шили космические скафандры. Чтобы испытание было более реалистичным, Чжан Бэйхай сделал мешок многослойным; в нем были теплоизоляция, пластмассовые трубки и многое другое.

Он аккуратно упаковал оставшиеся тридцать два метеоритных патрона и покинул мастерскую. Ему нужно было подготовиться к полету в космос.

* * *

Чжан Бэйхай висел в космическом пространстве, в пяти километрах от станции «Желтая Река». Она имела форму кольца и, находясь в трехстах километрах над причалом космического лифта, выполняла роль противовеса. Станция была самым крупным объектом, построенным людьми в космосе. На ней могла постоянно жить и работать тысяча человек.

В радиусе пятисот километров от лифта находились и другие станции, но все они были намного меньше «Желтой Реки». На этих станциях, разбросанных в пространстве, как в давние времена вигвамы индейцев по прерии, человечество готовилось к крупномасштабному покорению космоса. Самыми большими объектами были верфи. Их только что начали строить. Со временем они станут в десять раз больше «Желтой Реки», но пока что был собран только каркас, походивший на скелет неведомого исполинского животного.

Чжан Бэйхай прилетел с «Базы № 1» – одной из малых орбитальных станций. Она плавала в космосе на удалении восемьдесят километров и была в пять раз меньше «Желтой Реки». Он, как и другие члены Специального контингента поддержки будущего, жил на этой станции уже три месяца и за это время возвращался на Землю лишь однажды.

Все эти месяцы Чжан поджидал удобного момента, и сегодня он настал. Аэрокосмические промышленники созвали рабочую встречу на высоком уровне и назначили ее на «Желтой Реке». Там будут присутствовать все три человека, которых ему нужно устранить. Как только станцию ввели в эксплуатацию, аэрокосмические магнаты стали с завидной регулярностью созывать на ней совещания, как бы компенсируя тот огорчительный факт, что большинству работников их сектора так и не довелось слетать в космос.

Перед выходом с «Базы № 1» Чжан Бэйхай отсоединил от скафандра модуль навигатора и оставил его в своей каюте. Теперь система наблюдения не узнает, что он покидал базу, и его действия не будут отслеживаться. При помощи реактивных двигателей в ранце скафандра он пролетел восемьдесят километров сквозь космос, прибыл в заранее выбранную им точку и принялся ждать.

Совещание уже закончилось; скоро собравшиеся выйдут наружу, чтобы сфотографироваться.

По установившейся традиции после совещания его участники надевают скафандры, выходят в космос и делают групповой фотоснимок. Для того чтобы станцию позади них было хорошо видно, люди вынуждены занять позицию между Солнцем и станцией и повернуться к Солнцу. Более того, им нужно поднять светофильтры шлемов, иначе на фотографии не будет видно лиц. Солнечный свет будет настолько ярким, что им придется зажмуриться, но даже тогда шлем сильно нагреется изнутри. Поэтому самый подходящий момент для фотографирования наступает тогда, когда Солнце восходит над горизонтом или заходит за горизонт Земли. На геостационарной орбите Солнце всходит и заходит один раз в сутки, но ночь бывает очень короткой. Чжан Бэйхай дожидался захода.

Он знал, что система наблюдения «Желтой Реки» уже обнаружила его присутствие, но был уверен – никто не обратит на это внимания. В прилегающем к станции участке космоса свободно плавали самые различные строительные материалы, как старые и ненужные, так и новые. Мусора дрейфовало еще больше. Значительная часть всех этих объектов была размером с человека. Кроме того, космический лифт и окружающие его станции поменьше напоминали крупный город с жилыми пригородами. Между ними непрерывно курсировали товары и люди. Привыкнув к космосу, рабочие стали путешествовать между станциями в одиночку. Скафандр уподобился космическому велосипеду; реактивный двигатель мог разогнать его до пятисот километров в час. Он стал самым удобным транспортным средством для перемещения в радиусе нескольких сот километров от лифта.

Но в этот самый момент, знал Чжан Бэйхай, космос вокруг него пуст. С высоты геостационарной орбиты он обозревал весь земной шар. Он видел и Солнце, уже потянувшееся своим краем к горизонту планеты. Все остальное пространство, во всех направлениях, зияло сплошной чернотой. Россыпь звезд была лишь мелкой светящейся пылью, неспособной заполнить пустоту Вселенной. Чжан помнил, что система жизнеобеспечения его скафандра рассчитана на двенадцать часов. Прежде чем ее ресурс исчерпается, ему понадобится преодолеть восемьдесят километров до «Базы № 1», а она сейчас виднелась лишь маленькой точкой далеко позади. Впрочем, сама база тоже долго не протянет, если ее оторвать от пуповины космического лифта. Но сейчас, недвижимо вися в пустоте пространства, Чжан Бэйхай почувствовал, как рвется его связь с голубой планетой далеко внизу. Он остался один на один со Вселенной, свободный от любого из миров; его окружал лишь вакуум, и у его пути по Вселенной не было ни начала, ни конца – как и у Земли, и у Солнца, и у Млечного Пути. Он просто был, и ему это нравилось.

Ему даже представилось, что душа его отца разделяет эти чувства.

Солнце коснулось горизонта Земли.

Чжан Бэйхай поднял руку. В перчатке был зажат оптический прицел. Через него с расстояния в десять километров он принялся наблюдать за одним из шлюзов «Желтой Реки». Дверь шлюза, хорошо видимая на выпуклой стене станции, была закрыта.

Он посмотрел на Солнце. Светило уже наполовину зашло – казалось, будто край Земли оседлал сияющий полумесяц.

Чжан Бэйхай вновь прильнул к прицелу. На этот раз он увидел, что сигнальный огонь возле шлюза сменил цвет с красного на зеленый. Это означало, что из шлюза откачали воздух. Открылась дверь, наружу высыпали три десятка человек в белых скафандрах и тут же устремились прочь от станции. Их тени на внешней стенке «Желтой Реки» стали менее отчетливыми.

Им нужно было удалиться от станции на изрядное расстояние, чтобы все сооружение попало в кадр. Но вскоре они затормозили и начали выстраиваться для фотоснимка. К этому времени Солнце зашло на две трети; оставшееся выглядело светящимся серпом, парящим над зеркалом океанов. Одна половина зеркала была синей, другая – красно-оранжевой, а верхушку венчали полыхающие закатным светом облака, похожие на розовый плюмаж.

Солнечный свет постепенно тускнел, и участники совещания начали поднимать светофильтры шлемов, открывая лица. Чжан Бэйхай покрутил кольцо увеличения на прицеле и быстро обнаружил нужных людей. Как он и ожидал, столь высокопоставленные персоны оказались в середине первого ряда.

Он отпустил прицел, оставив его висеть в космосе. Левой рукой повернул металлический замок правой перчатки и отсоединил ее от скафандра. Теперь на его правой руке не было ничего, кроме тонкой перчатки из ткани, и рука немедленно ощутила холод космоса. Чтобы не обморозиться, Чжан подставил ее под гаснущие лучи солнца, а потом полез в карман скафандра и достал пистолет и два магазина. Левой рукой он подхватил плавающий перед лицом оптический прицел и присоединил его к пистолету. Прицел был от винтовки, но Чжан Бэйхай переделал его, добавив магнитное крепление для пистолета.

Практически любое земное огнестрельное оружие может стрелять в космосе. Вакуум сам по себе не создает осложнений – в порохе содержится весь необходимый для выстрела кислород. Но перепад температур в космосе бывает значительным, намного превышающим обычный диапазон температур в атмосфере. Он повлияет и на оружие, и на заряды. Поэтому Чжан Бэйхай опасался надолго доставать пистолет и патроны. Все эти три месяца он неоднократно тренировался быстро извлекать пистолет, присоединять прицел и менять магазины.

Он поймал первую цель в перекрестье прицела.

В атмосфере Земли даже самая лучшая снайперская винтовка не поразит цель, удаленную на пять километров. Но в космосе на такое способен даже обычный пистолет. Пуля летит в безгравитационной среде, не подвергается влиянию внешних сил и идет по абсолютно стабильной траектории прямо к цели. За пределами атмосферы пуля сохранит начальную скорость вплоть до попадания. Гибель жертвы гарантирована.

Он нажал на спуск. Пистолет неслышно дернулся, и на конце ствола мигнуло оранжевое пламя. Чжан Бэйхай выстрелил десять раз по первой цели, быстро сменил магазин и произвел еще десять выстрелов по второй. Снова перезарядив оружие, он послал последние десять пуль в третью цель. Тридцать вспышек. Если бы кто-нибудь на станции «Желтая Река» смотрел в его направлении, то увидел бы маленькую искорку на фоне необъятного черного неба.

Тридцать метеоритов понеслись навстречу своим жертвам. Его пистолет придавал пуле начальную скорость в 500 метров в секунду. Чтобы достичь цели, пуле понадобится примерно десять секунд. Чжан Бэйхай мог только надеяться, что за это время люди не сдвинутся с места. На то были основания – два задних ряда еще не выстроились для съемки. И даже когда все заняли свои места, фотографу потребовалось подождать, пока не рассеется дымка от двигателей скафандров. Поэтому руководству в первом ряду тоже пришлось дожидаться. Но, с другой стороны, они все дрейфовали в невесомости, так что легко могли отплыть в сторону. Тогда пули не просто прошли бы мимо – они могли попасть в невиновных.

Невиновных?.. Три приговоренных Чжан Бэйхаем к смерти человека тоже не были ни в чем виновны. Задолго до трисолярианского кризиса они вложили небольшие, по сегодняшним меркам, суммы в аэрокосмические предприятия, на которых медленно и осторожно создавали космические аппараты вплоть до самого начала космической эры. Устаревшее мышление этих людей закостенело. Их было необходимо устранить, чтобы пришли новые и построили космические корабли для межзвездных путешествий. Смерть этих ретроградов станет их последним вкладом в дело освоения космоса.

Собственно говоря, Чжан Бэйхай нарочно послал пару пуль в сторону от намеченных жертв – чтобы поразить других людей. Хорошо бы, конечно, только ранить их, но ничего страшного, если он и убьет одного-двоих посторонних. Это ослабит возможные подозрения.

Он поднял разряженный пистолет и стал рассматривать фотографирующихся через оптический прицел. Он был готов к неудаче. Тогда он принялся бы хладнокровно подыскивать другую возможность.

Бежали секунды, и наконец появились признаки попадания. Чжан Бэй-хай не видел пробоин в скафандре, но он увидел облако белого газа. И сразу же еще большее облако белого пара вырвалось из промежутка между первым и вторым рядами. Вероятно, пуля пронзила жертву насквозь и попала в двигатель скафандра. Расчеты Чжан Бэйхая оказались верны – метеориты ничуть не потеряли в скорости, и их удар ничем не отличался от выстрела в упор. Внезапно на шлеме одной из жертв появились трещины, и стекло покрылось туманом. Но даже сквозь запотевший лицевой щиток было видно, как шлем изнутри залило кровью. Кровь и воздух били фонтаном из пробитого метеоритом отверстия и сразу же превращались в диковинные снежинки.

Наблюдения вскоре подтвердили, что стрелок поразил пять человек, включая все три намеченные жертвы. В каждую из последних попало не меньше пяти пуль.

Сквозь стекла шлемов он видел, что все участники фотосъемки вопят от ужаса. По губам он прочел ожидаемое:

– Метеорный поток!

Все в группе включили двигатели на полную тягу и полетели к станции. За ними тянулся шлейф белого тумана. Вскоре подвергшиеся атаке скрылись внутри. Чжан Бэйхай отметил, что они унесли с собой тела тех пятерых, которых он застрелил.

Он включил двигатель и начал разгон в направлении «Базы № 1». Его сердце было таким же холодным и спокойным, как и окружавший его космос. Конечно, смерть трех магнатов аэрокосмического комплекса еще не гарантия, что проект электромагнитного двигателя станет основным. Но он сделал все, что мог. Остается только смотреть, как теперь развернутся события. И пусть за ним из Великого Запределья неотрывно наблюдают глаза его отца – он мог теперь позволить себе передышку.

* * *

В то же самое время, когда Чжан Бэйхай возвращался на «Базу № 1», в глубине земного Интернета, посреди пустынной равнины виртуального мира «Трех тел» спешно собралась группа людей, чтобы обсудить случившееся.

– На этот раз мы получили подробный отчет от софонов, иначе не поверили бы, что он решился на такое, – сказал Цинь Шихуанди, беспокойно поигрывая мечом. – Посмотрите только, что он натворил, и сравните с нашими тремя покушениями на Ло Цзи. – Он вздохнул. – Порой мы чересчур церемонимся. Нам бы такого – циничного и хладнокровного.

– Мы что, так и позволим ему гулять безнаказанным? – спросил Эйнштейн.

– Согласно пожеланию Господа, ничего иного нам не остается. Этот человек – непоколебимый упрямец и триумфалист. Господь не желает, чтобы мы без нужды вмешивались в дела таких людей. Нам следует сосредоточиться на эскапизме. Господь считает, что пораженчество опаснее, чем триумфализм, – пояснил Ньютон.

– Мы не можем полностью полагаться на стратегию Господа, если собираемся ревностно служить ему. В конце концов, мнение Господа в этих вопросах не мудрее, чем мнение ребенка, – возразил Мо-цзы.

Цинь Шихуанди звякнул мечом о землю.

– Тем не менее в данном случае верным решением будет именно невмешательство. Пускай они сосредоточатся на разработке электромагнитного двигателя. Физика по-прежнему под замком софонов, а без нее такой двигатель никогда не построить. Этот проект окажется бездонной дырой; человечество истратит на него все время и все деньги, но так ничего и не добьется.

– С этим мы все согласны. Но я считаю, что этот человек – ключевая фигура. Он опасен, – изложил свое мнение фон Нейман.

– Именно! – закивал Аристотель. – Мы думали, он всего лишь солдат. Но разве он ведет себя как солдат, послушно исполняющий приказы?

– Он и в самом деле опасен. Его вера непоколебима, он смотрит далеко вперед, он спокоен и жесток, и он действует с холодной решительностью. В обычной обстановке он точен и серьезен, а при необходимости выходит за рамки правил и действует на свой страх и риск, – произнес Конфуций и вздохнул. – Как уже сказал Первый Император, нам бы такого человека!

– С ним можно легко покончить. Достаточно обнародовать его преступление, – предложил Ньютон.

– Не так все просто! – махнул на него рукавом Цинь Шихуанди. – И это ваша вина! Вы уже несколько лет пытаетесь сеять раздор в космических силах и в ООН при помощи информации, собираемой софонами, и что из всего этого вышло? Те, кого вы разоблачили, стали героями, а сам факт появления компромата воспринимается как знак верности Земле!

– И кроме того, у нас нет надежных доказательств, – подтвердил Мо-цзы. – Он продумал весь свой план самым тщательным образом. Пули рассыпались в песок при ударе; при вскрытии из тел извлекут лишь подлинные метеориты. Все подумают, что люди попали в метеорный поток. Правда настолько необычна, что в нее никто не поверит.

– Хорошо, что он отправляется в будущее. Хоть какое-то время не будет нам мешать.

Эйнштейн тяжело вздохнул:

– Вот и он уходит в будущее. Все уже на пути туда. Кому-то из нас тоже стоит лечь в анабиоз.

* * *

Хоть они и сказали друг другу «быть может, еще встретимся», каждый в глубине души понимал, что это прощание навсегда.

Специальный контингент поддержки будущего вылетал в центр гибернации. Чан Вэйсы и другие высокопоставленные чины космических сил приехали в аэропорт, чтобы проводить их. Чан Вэйсы передал Чжан Бэйхаю письмо.

– Это письмо для моего преемника. В нем я представляю тебя и всячески рекомендую перед будущим командованием. Вы проснетесь не ранее чем через пятьдесят лет, а скорее всего, позже. Вам предстоит работать в сложных условиях. Сначала придется освоиться в будущем, сохраняя при этом воинский дух нашей эпохи. Не забывайте нашего сегодняшнего опыта работы; на месте оцените, какие из методов устарели, а какие достойны применения. Может быть, этот опыт станет вашим главным преимуществом.

– Командующий, впервые в жизни сегодня сожалею, что я атеист. Иначе надеялся бы снова встретиться с вами в ином месте и в иное время, – признался Чжан Бэйхай.

Такое выражение чувств, исходящее от хладнокровного и практичного человека, удивило Чан Вэйсы. Но эти слова отозвались в душе всех присутствующих. Будучи солдатами, они, разумеется, не подали виду.

– Я рад, что нам посчастливилось работать вместе. Передай привет от нас нашим будущим коллегам, – ответил Чан Вэйсы.

Офицеры контингента поддержки отдали честь и взошли на борт самолета.

Чан Вэйсы не сводил глаз с Чжан Бэйхая. От генерала уходил замечательный солдат, и вполне может статься, что он никогда не встретит другого такого. Откуда Чжан черпал свою непоколебимую веру в победу? Этот вопрос все время таился в глубине сознания Чан Вэйсы. Порой он даже завидовал Чжан Бэйхаю. Такая уверенность в победе – удача для любого солдата. В битве Судного дня подобных счастливцев будет немного. Когда высокая фигура Чжан Бэйхая скрылась в двери самолета, Чан Вэйсы признался себе, что он так и не сумел понять своего подчиненного.

Самолет взлетел и вскоре растворился в мутном небе, унося в себе тех, кто, быть может, узнает, выживет человечество или нет. Стоял пасмурный зимний день; солнце вяло светило сквозь пелену серых облаков, и холодный ветер насквозь продувал пустое здание аэровокзала. Казалось, будто воздух никогда больше не потеплеет, будто весна никогда больше не придет. Чан Вэйсы поднял воротник армейской шинели. Сегодня ему исполнилось пятьдесят четыре. В этом тоскливом зимнем ветре ему почудилось предзнаменование конца его собственной жизни и гибели всей человеческой расы.

Двадцатый год эры КризисаРасстояние между трисолярианским флотом и Солнечной системой: 4,15 светового года

Рея Диаса и Хайнса вывели из гибернации одновременно. Появилась технология, которой они дожидались.

– Так скоро?! – удивились оба, узнав, что прошло лишь восемь лет[102].

Им объяснили, что благодаря беспрецедентным инвестициям в последние годы технологии развивались с поразительной быстротой. Впрочем, оснований для особого оптимизма не было; просто человечество сделало последний рывок к барьеру, воздвигнутому софонами. Развивалась только технология. Фундаментальные науки стояли на месте, как лужа затхлой воды, и эта лужа быстро пересыхала. Скоро технический прогресс замедлится, а потом остановится совсем. Никто, правда, пока не знал, когда именно это случится.

* * *

На плохо слушающихся после долгого сна ногах Хайнс вошел в здание, похожее на крытый стадион. Внутри стоял белый туман, но Хайнс не ощутил сырости. Он недоумевал, что же это такое. Туман светился мягким лунным светом. На уровне головы туман был редким, но выше сгущался настолько, что крышу здания было не разглядеть. Сквозь него он увидел вдали тонкую фигурку и немедленно узнал жену. Он побежал к ней; поначалу это походило на погоню за призраком, но в конце концов они встретились и обнялись.

– Извини, дорогой. Я постарела на восемь лет, – призналась Кейко Ямасуки.

– Ты все равно на год моложе меня, – ответил он, рассматривая жену. Он не увидел следов, оставленных временем, но в этой лунно-белой мгле она выглядела бледной и слабой. Он вспомнил о той ночи в бамбуковой роще в их доме в Японии. – Разве мы не решили, что ты ляжешь в гибернацию через два года после меня? Почему ты ждала все эти годы?

– Хотела подготовиться к продолжению наших исследований после пробуждения, но работы было так много… – ответила она, смахивая со лба прядь волос.

– Трудно было?

– Очень. Вскоре после того, как ты заснул, дали старт сразу шести проектам суперкомпьютеров нового поколения. Три из них строились по традиционной схеме, один – не по фон Нейману, один квантовый и один биомолекулярный. Через два года ведущие разработчики сообщили мне, что желательной производительности достичь не удастся. Проект квантового компьютера остановили первым – для него уже не оставалось теоретической базы, поскольку физики уперлись в барьер софонов. Потом прекратили работы по биомолекулярному компьютеру – сказали, что это пустые мечты. Третьим закрыли проект не-фонНеймановской архитектуры. По сути дела, его структура имитировала мозг человека, но они сказали, что это бесформенное яйцо, из которого никогда не вылупится цыпленок. Три проекта с традиционной архитектурой продолжаются до сих пор. Но и там долгое время не было прогресса.

– Вот как… Мне следовало оставаться с тобой все эти годы.

– Это было бы бессмысленно. Ты бы без всякой пользы потратил восемь лет. Только в последнее время, когда мы уже потеряли надежду, нам пришла в голову совершенно безумная идея моделирования человеческого мозга почти что варварским способом.

– И каким же это?

– Мы решили применить микропроцессор для моделирования одного нейрона, а потом дать возможность всем микропроцессорам сообщаться друг с другом и самим динамически устанавливать и разрушать такие связи.

Хайнс поразмыслил над услышанным и понял смысл ее слов:

– Да ведь это означает изготовить сто миллиардов микропроцессоров!

Она кивнула.

– Но это… это практически столько же, сколько их сделали за всю предшествующую историю человечества!

– Я не подсчитывала, но, наверное, еще больше.

– Даже если бы вы изготовили так много микросхем, сколько времени понадобилось бы, чтобы их соединить?

Кейко Ямасуки устало улыбнулась:

– Я поняла, что это невозможно. Во мне просто говорило отчаяние. Тогда мы хорошенько подумали и изготовили так много, сколько смогли. – Она обвела рукой. – Все это – одна из тридцати запланированных сборочных площадок виртуального мозга. Построена, правда, только одна, вот эта.

– Я и в самом деле должен был оставаться с тобой, – взволнованно повторил Хайнс.

– К счастью, у нас все-таки получился компьютер, который мы хотели. Его производительность в десять тысяч раз превышает типичную для того времени, когда ты погрузился в анабиоз.

– Традиционная архитектура?

– Да, традиционная архитектура. Мы выжали еще несколько капель из закона Мура. Мы ошеломили ученых-компьютерщиков, – но на сей раз, мой милый, дорога вперед закрыта.

«Второго такого нам не построить никогда. Права на ошибку у нас нет», – понял Хайнс, но вслух ничего не сказал.

– Как только появился этот компьютер, работа над нейронным сканером пошла намного быстрее… – И тут Кейко внезапно спросила: – Дорогой, ты представляешь себе, как выглядит сто миллиардов? – Когда он отрицательно покачал головой, она улыбнулась и развела руками. – Тогда посмотри вокруг. Вот сто миллиардов.

– Что? – Не находя слов, Хайнс стал вглядываться в белый туман вокруг.

– Мы находимся в центре голографического проектора этого компьютера, – пояснила она, нажимая кнопки на кулоне, висящем на шее. Он решил, что это аналог компьютерной мыши.

Кейко продолжала работать с кулоном, и Хайнс увидел, что туман стал меняться. Он сгустился, показывая небольшую область в увеличенном масштабе. Хайнс заметил, что туман состоит из бесчисленного количества микроскопических светящихся пылинок, причем пылинки сами испускали свет, похожий на лунный, а не отражали лучи от наружного источника. Масштаб продолжал увеличиваться, и пылинки превратились в звезды. Но это было не земное небо – Хайнсу казалось, будто он стоит в самом центре Млечного Пути, где звезд намного больше и где не бывает темноты.

– Каждая из этих звезд – нейрон, – пояснила Кейко. Их с Хайнсом тела серебристо мерцали в свете ста миллиардов звезд.

Масштаб голограммы продолжал расти. Стали видны бесчисленные тончайшие паутинки, отходящие от каждой звезды и образующие сложные соединения. Звездное небо исчезло; вместо него Хайнс оказался внутри бесконечно большой трехмерной решетки.

Изображение опять увеличилось. Теперь каждая звезда выглядела знакомо – как нейроны и синапсы под электронным микроскопом.

Кейко нажала кнопку на кулоне, и изображение вернулось к масштабу белого тумана.

– Вот так выглядит структура мозга, записанная нейронным сканером, одновременно считывавшим три миллиона сечений. Конечно, то, на что мы смотрим сейчас, – это обработанные данные. Для удобства наблюдений мы увеличили расстояние между нейронами на четыре или пять порядков. Может показаться, что мы превратили мозг в газ. Но сохранена вся топология соединений. Давай теперь взглянем на него в динамике…

Туман забурлил, в нем появились сверкающие огоньки, как будто кто-то взял щепотку пороха и бросил в костер. Кейко увеличила масштаб до размеров звездного неба, и Хайнс увидел бушующий прилив в этом океане звезд. Возмущения зарождались повсюду и выглядели по-разному: одни были похожи на реки, другие – на водовороты, а иные – на шторм. Все они постоянно менялись, и возникала ошеломительная картина самоорганизации внутри безумного хаоса. Кейко еще прибавила увеличения, и Хайнс увидел миллионы нервных сигналов, трудолюбиво передающих сообщения сквозь тонкие синапсы. Сообщения выглядели как мерцающие жемчужины в сложной системе труб.

– Чей это мозг? – в восхищении спросил он.

– Мой, – ответила она, с любовью глядя на Хайнса. – Когда записывали это изображение, я думала о тебе.

* * *

Когда загорится зеленый огонь, вы увидите набор из шести утверждений. Если утверждение верно, нажмите правую кнопку. Если утверждение ложно, нажмите левую кнопку.

Утверждение 1: уголь черный.

Утверждение 2: 1 + 1 = 2.

Утверждение 3: зимой холоднее, чем летом.

Утверждение 4: мужчины, как правило, ниже женщин.

Утверждение 5: прямая линия – кратчайшее расстояние между двумя точками.

Утверждение 6: Луна ярче, чем Солнце.

Одна за другой фразы появлялись на небольшом экране перед испытуемым. Каждое утверждение высвечивалось четыре секунды; испытуемый нажимал левую или правую кнопку в соответствии со своим ответом. На его голову был надет металлический шлем – считывающий модуль нейронного сканера. Позднее компьютер обработает запись эксперимента, создаст голографическую картину и динамическую модель нейронной сети.

Это была начальная фаза исследований Хайнса. Испытуемому предлагались лишь простейшие вопросы, на которые имелись краткие и очевидные ответы. Распознать реакцию мозга на такие вопросы было несложно. С этого шага начиналось более глубокое изучение природы мысли.

У групп, возглавляемых Хайнсом и Ямасуки, начали появляться результаты. Они установили, что критическое мышление не сосредоточено в какой-то одной зоне мозга, но опирается на определенный метод передачи нервных импульсов. С помощью мощнейшего компьютера удалось смоделировать этот метод и распознавать его в огромной нейронной сети. Способ распознавания был весьма похож на тот, что астроном Ринье предложил Ло Цзи для указания нужной звезды. В отличие от проекций узора звезд, узор во вселенной мозга существовал лишь краткое мгновение и обнаруживался лишь с помощью математики. Это было так же сложно, как найти небольшой водоворот в безбрежном океане, и на много порядков труднее, чем найти звезду в галактике. Такую задачу можно было решить только на этом вновь созданном компьютере.

Хайнс и Кейко прогуливались по туманной карте мозга внутри голографического проектора. Каждый раз, когда в мозгу испытуемого обнаруживалось ядро критического мышления, компьютер подсвечивал его вспышками красного цвета. Так было запрограммировано просто для красоты, потому что для работы эта подсветка не требовалась. Исследования внутренней структуры нервного импульса велись возле таких ядер – именно там скрывалась тайна разума.

И в этот момент вошел старший медик программы и сообщил, что у испытуемого № 104 возникли осложнения.

Для считывания множества слоев одновременно первый образец нейронного сканера использовал излучение такой мощности, что оно было смертельно для всех форм жизни. Но постепенно аппарат доработали, и теперь его излучение находилось в допустимых пределах, если не сканировать слишком долго. Многочисленные проверки подтвердили, что при умеренном режиме работы нейронный сканер не мог никому повредить.

– У него развилась водобоязнь, – продолжил медик по пути в медицинский центр.

От изумления Хайнс с Кейко остановились. Хайнс воззрился на доктора:

– Водобоязнь? Его что, покусала бешеная собака?

Медик поднял руку, пытаясь привести мысли в порядок.

– Нет, извините. Я неточно выразился. Он ничем не болен; у него не повреждены ни мозг, ни другие органы. Он просто боится воды, как больной бешенством. Он отказывается пить и даже не ест жидкую пищу. Это чисто психологический эффект. Он убежден, что вода ядовита.

– Бред преследования? – спросила Кейко.

Доктор замахал руками:

– Нет, нет! Он не думает, что кто-то отравил воду. Он просто уверен, что вода ядовита сама по себе.

И снова Хайнс и Кейко остановились в недоумении. Медик беспомощно покачал головой:

– Но психологически он совершенно нормален во всех прочих отношениях… Я не могу этого объяснить. Вам нужно увидеть самим.

Испытуемый № 104 был добровольцем, студентом, пришедшим заработать немного денег. У двери в палату доктор сказал:

– Он не пьет уже два дня. Если так пойдет и дальше, ему грозит обезвоживание, и нам придется поить его принудительно. – Стоя в дверях, врач указал на микроволновую печку: – Видите? Он требует полностью высушивать хлеб и любую другую пищу, прежде чем он будет их есть.

Хайнс с женой вошли в палату. Испытуемый № 104 испуганно глядел на них. У него потрескались губы и растрепались волосы, но в остальном он выглядел совершенно нормально. Он потянул Хайнса за рукав:

– Доктор Хайнс, они хотят моей смерти. Я не понимаю почему. – Он указал пальцем на стакан с водой, стоящий на тумбочке возле кровати. – Они хотят, чтобы я пил воду.

Хайнс посмотрел на стакан. Тот был полон чистой воды. Совершенно ясно – у пациента нет водобоязни, иначе он бы трясся от ужаса, лишь увидев воду. Звук льющейся воды свел бы его с ума. Порой больные бешенством ощущают сильнейший страх, даже когда в их присутствии просто говорят о воде.

– Судя по глазам и речи, его психологическое состояние в норме, – по-японски сказала Кейко. У нее была ученая степень психолога.

– Вы и в самом деле верите, что вода ядовита? – спросил Хайнс.

– Что за вопрос? Это так же истинно, как то, что солнце светит, а в воздухе есть кислород. Вы же не станете спорить с основами?

Хайнс положил руку на плечо пациента:

– Молодой человек, жизнь зародилась в воде и не может без нее существовать. Ваше тело на семьдесят процентов состоит из воды.

Глаза испытуемого № 104 потускнели, и он присел на кровать, обхватив голову руками.

– Тоже верно, и потому-то мне так не по себе. Это самое невероятное во всем мире!

– Ну что ж, ознакомимся с журналом эксперимента, проведенного над нашим подопечным? – предложил доктору Хайнс, выйдя из палаты.

Когда они вошли в кабинет медика, Кейко предложила:

– Давайте первым делом посмотрим на заданные ему вопросы.

На экране один за другим стали появляться фразы:

Утверждение 1: у кошек три лапы.

Утверждение 2: камни – не живые существа.

Утверждение 3: Солнце имеет форму треугольника.

Утверждение 4: железо тяжелее, чем пух того же объема.

Утверждение 5: вода ядовита.

– Остановите, – попросил Хайнс, указывая на пункт № 5.

– Он ответил «ложно». – Старший медик уже проверил результаты.

– Проверьте все параметры и режимы работы аппаратуры после его ответа на вопрос номер пять.

Запись эксперимента показала, что после ответа испытуемого на пятый вопрос нейронный сканер повысил точность сканирования обнаруженного ядра критического мышления. Чтобы поднять разрешающую способность, мощность излучения и сила магнитного поля вокруг этого небольшого участка мозга были увеличены. Хайнс и Кейко тщательно изучили выведенную на экран подробную запись эксперимента.

– Проводили ли подобное усиленное сканирование других испытуемых и с другими вопросами? – спросил Хайнс.

Старший медик ответил сразу:

– Такое усиленное сканирование нам не очень понравилось. Поэтому мы его отменили после четырех сеансов, опасаясь чрезмерной радиации. В предыдущих трех сеансах… – он посмотрел на экран компьютера, – …мы задавали безобидные, истинные утверждения.

– Следует установить точно такие же параметры сканирования и повторить эксперимент с вопросом номер пять.

– Но… кто будет испытуемым? – в замешательстве спросил медик.

– Им буду я, – ответил Хайнс.

* * *

Вода ядовита.

Утверждение № 5 – черные буквы на белом фоне – появилось на экране. Хайнс нажал левую кнопку «ложно». Он не почувствовал ничего, кроме легкого тепла в затылке, вызванного усиленным сканированием.

Он вышел из лаборатории нейронного сканирования и сел за стол. За ним наблюдала целая толпа народу, включая и Кейко. На столе стоял стакан с чистой, прозрачной водой. Хайнс поднял стакан, медленно поднес к губам и отпил. Его движения были размеренными, на лице – выражение полного спокойствия. Присутствующие издали было вздох облегчения, но заметили, что его гортань неподвижна и что он не глотает воду. Мышцы лица Хайнса окаменели, а затем слегка дернулись. В его глазах появился тот же самый страх, который они видели в глазах испытуемого № 104, – как будто его воля боролась с некоей мощной безымянной силой. Наконец он выплюнул воду и упал на колени в приступе рвоты, но его так и не стошнило. Лицо его покраснело. Кейко обняла мужа и похлопала по спине.

Хайнс вскоре пришел в себя и протянул руку.

– Дайте мне салфетку, пожалуйста, – попросил он. Получив салфетку, он тщательно вытер капли воды, попавшие на его ботинки.

– Дорогой, ты и в самом деле веришь, что вода ядовита? – со слезами на глазах спросила Кейко. Готовясь к эксперименту, она неоднократно просила Хайнса поменять вопрос на другой – тоже ложный, но более безобидный. Он отказал.

– Да, верю. – Он кивнул и с потерянным видом посмотрел на собравшуюся толпу. – Я верю. Я на самом деле верю.

– Позволь мне повторить твои же слова, – сказала Кейко, кладя руку на плечо мужа. – Жизнь зародилась в воде и не может без нее существовать. Твое тело на семьдесят процентов состоит из воды!

Хайнс наклонил голову и посмотрел на лужу на полу, а потом потряс головой в недоумении:

– Ты права, дорогая, и потому-то мне так не по себе. Это самое невероятное во всем мире!

* * *

Через три года после освоения управляемой термоядерной реакции в ночном небе Земли загорелись новые, необычные звезды. Из каждого полушария можно было видеть до пяти таких звезд одновременно. Их яркость стремительно менялась. На максимуме они светились ярче Венеры и порой быстро мерцали. По временам одна из них внезапно вспыхивала, а через пару секунд угасала. Это были термоядерные реакторы, проходящие испытания на геостационарной орбите.

Электромагнитные двигатели были признаны наиболее перспективными для космических кораблей будущего. Но они требовали реакторов высокой мощности, которые можно было испытывать только в космосе. Эти реакторы, висящие в тридцати тысячах километров над планетой, прозвали «ядерными звездами». Случавшиеся по временам вспышки означали, что произошла очередная дорогостоящая неудача. Большинство населения Земли думало, что реактор взорвался. На самом деле никакого взрыва не было – просто корпус реактора прогорал насквозь от энергии, порождаемой миниатюрной звездой внутри. Жар этой звезды невозможно было сдержать никакими земными материалами – они все плавились, как воск. Поэтому горячую плазму удерживали электромагнитным полем, однако генераторы поля были ненадежны и часто выходили из строя.

Чан Вэйсы и Хайнс стояли на балконе штаба космических войск. Они только что видели одну такую вспышку. В ее сиянии на стене ненадолго появились тени. Хайнс был уже вторым Отвернувшимся, с которым Чан Вэйсы довелось встретиться. Первым был Тайлер.

– Уже третий раз за этот месяц, – прокомментировал Чан Вэйсы.

Хайнс посмотрел на вновь потемневшее ночное небо.

– Эти реакторы производят только один процент от той мощности, которая нужна двигателям, и при этом работают неустойчиво. Даже если нам удастся построить необходимые реакторы, технология двигателей окажется еще сложнее. Наверняка мы встретимся с противодействием софонов.

– Это так. Софоны отрезали нам все пути, – ответил Чан Вэйсы, глядя вдаль. По мере угасания «ядерной звезды» море городских огней засветилось ярче, чем обычно.

– Надежда едва-едва успевает загореться и тут же умирает. Однажды она просто больше не родится. Как вы и сказали, софоны отрезали нам все пути.

Чан Вейсы рассмеялся:

– Доктор Хайнс, я надеюсь, вы пришли сюда не для того, чтобы обсуждать пораженческие настроения?

– Именно для того. На сей раз новый всплеск пораженчества вызван резким падением уровня жизни у общей массы населения. На армии это сказывается еще сильнее.

Чан Вэйсы отвернулся от огней города, посмотрел на собеседника, но ничего не сказал.

– Генерал, я понимаю вашу проблему и хотел бы помочь ее решить.

Чан Вэйсы несколько секунд молча смотрел на Хайнса. Лицо военного ничего не выражало. Затем, не отвечая на предложение, он заговорил:

– Для эволюции человеческого мозга требуется от двадцати до двухсот тысяч лет, если нас интересуют существенные изменения. Но возраст всей нашей цивилизации всего пять тысяч лет. Наш мозг – это мозг пещерного человека… Доктор, я приветствую ваши научные изыскания. Может быть, именно в них найдется ответ.

– Благодарю вас. Мы все, по сути, пещерные люди.

– Но можно ли технологическим путем улучшить умственные способности?

Хайнс воодушевился.

– Генерал, а вы не так уж примитивны – по крайней мере, по сравнению с другими! Я заметил, что вы сказали «умственные способности», а не «интеллект». Умственные способности – это более широкое понятие. Например, недостаточно опираться на интеллект, чтобы побороть пораженчество. Интеллектуал понимает, что блокировка наук софонами делает веру в победу призрачной. Чем выше интеллект, тем меньше вера в успех.

– Тогда просто ответьте – это возможно?

Хайнс покачал головой.

– Что вам известно о моих с Ямасуки исследованиях, предшествовавших трисолярианскому кризису?

– Не так уж и много. Пожалуй, только одно: «Мысли живут не на молекулярном, а на квантовом уровне». Но значит ли это…

– Это значит, что софоны поджидают меня, как мы – их, – ответил Хайнс, указывая на небо. – Правда, на сегодняшний день наши исследования еще далеки от цели. Тем не менее нам удалось получить любопытный побочный результат.

Чан Вэйсы улыбнулся и кивнул, демонстрируя осторожный интерес.

– Я не стану утомлять вас подробностями. Вкратце мы открыли механизм принятия решений в мозгу и заодно обнаружили способ на этот механизм повлиять. Если сравнить, как выносит суждения мозг и как то же самое делает компьютер, то в обоих случаях у нас есть исходные данные, расчет и ответ. Нам удалось обойти этап расчета и сразу же переходить к ответу. Как только некоторая информация попадает в мозг, она нагружает определенную часть нейронной сети, и тогда мы можем заставить мозг вынести суждение – уверовать, что информация истинна, – вообще над ней не думая.

– Это подтверждено экспериментально? – тихо спросил Чан Вэйсы.

– Да. Все началось со случайного открытия. Мы тщательно изучили это явление и теперь знаем, что оно собой представляет. Мы назвали этот эффект «ментальная печать».

– А если суждение – или, если хотите, вера – расходится с реальностью?

– Тогда вера постепенно разрушится. Но это будет мучительным процессом, поскольку ментальная печать держится крепко. Однажды меня таким образом убедили, что вода ядовита. Мне понадобились два месяца психотерапии, чтобы снова самостоятельно пить воду. Это было… не хочу даже вспоминать. Но всем совершенно ясно, что вода не ядовита. Другие же утверждения могут быть не настолько очевидными. Например, существование Бога или победит ли человечество трисоляриан. У таких вопросов нет заранее известного ответа. Когда человек начинает верить во что-то естественным образом, на его разум оказывают влияние самые различные факторы. Но если вера порождена ментальной печатью, то она будет непоколебимой.

– Это и правда замечательное достижение, – задумчиво произнес Чан Вэйсы. – Я имею в виду нейрофизиологию. Но вне науки, в окружающем нас мире, ваше открытие может натворить немало бед. Я бы сказал, что это самое опасное открытие в истории человечества.

– Вы не хотите воспользоваться нашим методом ментальной печати, чтобы создать космические войска, полные непоколебимой уверенности в победе? В армии и так уже есть политкомиссары и капелланы. Ментальная печать – это всего лишь технология, добивающаяся того же самого результата, только быстрее.

– Политическая и идеологическая работа строит веру на фундаменте рационального, научного мышления.

– Но разве можно построить веру в победу в этой войне на рациональном, научном фундаменте?

– Если нет, доктор, то мы предпочтем личный состав, который не верит в победу, однако способен мыслить самостоятельно.

– Весь ум, за исключением одного этого утверждения, останется мыслящим свободно. Мы только лишь вносим небольшое изменение, с помощью технических средств встраивая ответ на один-единственный вопрос.

– Достаточно и одного. Теперь техника может программировать мысли как компьютерные программы. Люди вообще остаются людьми после этого вашего изменения или превращаются в кукол?

– Вы, наверное, читали «Заводной апельсин».

– Это мудрая книга.

– Генерал, именно такой реакции я и ожидал, – вздохнул Хайнс. – Я продолжу работу в этом направлении, как и подобает Отвернувшемуся.

* * *

Хайнс объявил о своем открытии на очередных слушаниях в СОП. Делегаты встретили его выступление весьма эмоционально, что случалось довольно редко. Представитель США выразил мнение большинства присутствующих:

– Исключительный талант доктора Хайнса и доктора Ямасуки открыл человечеству дорогу в ад.

Французский делегат вскочил с места:

– Что хуже для человечества – потерять свободу мысли или проиграть эту войну?

– Разумеется, хуже проиграть войну! – возразил Хайнс. – В первом случае у человечества будет шанс вернуть себе свободу мышления.

– Сомневаюсь! Если вашу машину и в самом деле применят… Отвернувшиеся, что же вы делаете! – воскликнул представитель России, воздевая руки к небу. – Тайлер пытался отнять у людей их жизнь, а вы стараетесь отнять у них разум. Чего вы добиваетесь?

В зале поднялся шум.

Встал делегат от Великобритании:

– Сейчас мы только формулируем предложение, но я уверен, что правительства всех стран единогласно запретят вашу методику. В каком бы положении мы ни оказались, нет ничего хуже, чем программирование мыслей.

Хайнс не согласился:

– Почему все начинают вставать на дыбы при одном лишь намеке на управление поведением? Вас уже программируют разными методами – от рекламы до кинофильмов. Программирование мышления – часть современного общества. Как говорит китайская пословица, вы насмехаетесь над отступившими на сто шагов, когда сами отступили на пятьдесят.

Поднялся представитель США:

– Доктор Хайнс, вы не просто отступили на сто шагов. Вы отступили до самой границы между добром и злом. Вы угрожаете основам современного общества!

В зале опять поднялся гвалт. Хайнс понял, что настал удачный момент, чтобы перехватить инициативу. Он воскликнул:

– Поучитесь у маленького мальчика!

Как он и ожидал, после такого заявления шум утих.

– У какого еще маленького мальчика? – осведомился председатель.

– Я полагаю, что эта притча нам всем хорошо известна. В лесу мальчику прищемило ногу упавшим деревом. Больше никого вблизи не было, а рана кровоточила. Он бы умер от потери крови, если бы не принял решение, которое посрамило бы каждого из вас. Он взял пилу и отпилил зажатую деревом ногу. Потом добрался до автомобиля и нашел больницу. Он себя спас.

Хайнс с удовлетворением отметил, что его никто не попытался прервать. Он продолжил.

– Человечеству угрожает смертельная опасность. Опасность для нашей расы и для всей нашей цивилизации. Почему же в таком случае не поступиться малым?

Раздались два негромких удара. Это председатель постучал молотком, хотя в зале было относительно тихо. Присутствующие вспомнили, что сам председатель, представитель Германии, до сих пор своего мнения не высказывал. Тихо и спокойно председатель заявил:

– Прежде всего я надеюсь, что каждый из вас хорошенько оценит сложившуюся ситуацию. Расходы на создание системы космической обороны постоянно растут, а мировая экономика в это переходное время находится в глубоком упадке. Похоже, что в недалеком будущем оправдаются прогнозы отката уровня жизни на сто лет назад. В то же время работающая на оборону наука уперлась в блокировку софонов, и технологический прогресс начал замедляться. Все это поднимет новую волну пораженчества во всем мире и на этот раз может даже развалить программу обороны Солнечной системы.

После этих слов председателя в зале наступила полная тишина. Помолчав с полминуты, председатель продолжил:

– Когда я услышал о создании ментальной печати, меня, как и каждого из вас, охватили страх и отвращение, словно я увидел ядовитую змею. Но самым разумным сейчас будет серьезно и без криков обдумать это предложение. Когда появляется дьявол, следует оставаться спокойным и трезвомыслящим. На этих слушаниях мы просто предлагаем законопроект.

В душе Хайнса загорелся лучик надежды.

– Господин председатель, господа представители, поскольку мое предложение не предлагается к голосованию, может быть, нам всем стоит отступить на шаг назад?

– Сколько бы шагов назад вы ни делали, управление разумом неприемлемо! – заявил, но уже не так сердито, делегат от Франции.

– А что, если это не управление разумом? Если это нечто между управлением и свободой?

– Ментальная печать и контроль над разумом – одно и то же, – сказал представитель Японии.

– Необязательно. В управлении мышлением есть управляющая сторона и управляемая. Но если кто-то добровольно запечатывает свой собственный разум, то скажите, пожалуйста, кто и кем тогда управляет?

Зал опять притих. Хайнс почувствовал, что успех близок. Он продолжил:

– Я предлагаю открыть доступную всем желающим лабораторию по запечатыванию разума. Она будет запечатывать одно-единственное утверждение – веру в победу. Любой, кто пожелает уверовать в победу при помощи электроники, сможет совершенно добровольно прийти в эту лабораторию. Конечно, все это будет под жестким контролем.

В разгоревшейся дискуссии к предложению Хайнса добавили еще несколько ограничений. Самым важным из них было то, что запечатывание разума можно будет разрешить только военнослужащим космических сил – смириться с единомыслием в армии проще. Заседание продолжалось еще восемь часов, тем самым побив рекорд. Но делегаты выработали законопроект; на следующем заседании его поставят на голосование. К тому времени представители постоянных членов СОП успеют обсудить его со своими правительствами.

– Не следует ли нам придумать название для этой лаборатории? – спросил делегат от США.

– Что, если назвать его «Центр веры, надежды и…» – Делегат от Великобритании вовремя остановился. В зале засмеялись.

– Назовите его просто «Центр веры», – совершенно серьезно предложил Хайнс.

* * *

Возле входа в Центр веры поставили небольшую копию статуи Свободы. Зачем – неизвестно; возможно, напоминанием о свободе пытались отвлечь от мыслей об управлении разумом. Но самым примечательным в ней было слегка измененное стихотворение у подножия:

А мне отдайте из глубин бездонных

Своих изгоев, люд забитый свой,

Пошлите мне отверженных, бездомных,

Утешит их экрана свет златой![103]

Рядом со статуей установили черную гранитную стелу, названную Монументом веры, и на ней выгравировали символ веры на разных языках:

Человечество победит, защищая свой дом от вторжения с Трисоляриса. Враг будет разбит. Земля останется нашей навечно.

Центр веры был открыт уже три дня. Все это время Хайнс и Кейко дожидались посетителей в торжественно оформленном вестибюле. Небольшое здание Центра, построенное недалеко от площади Объединенных Наций, привлекало туристов. Они фотографировали статую Свободы и монумент Веры, но внутрь никто не заходил. Казалось, люди опасались приближаться к дверям Центра.

– У меня такое ощущение, будто мы владельцы едва живой семейной лавки, – пошутила Кейко.

– Дорогая, это здание однажды станет памятником истории, – торжественно заверил Хайнс.

На третий день, в полдень, кто-то наконец вошел в двери Центра. Лысый, угрюмый мужик среднего возраста с трудом держался на ногах, и от него пахло спиртным. Он подошел к Хайнсу с Кейко и заплетающимся языком объявил:

– Я здесь, чтобы поверить.

– Центр веры обслуживает только военнослужащих космических сил. Покажите ваше удостоверение, – поклонившись, попросила Кейко. Хайнс отметил, что она ведет себя как хорошо вышколенная официантка отеля «Токио Плаза».

Мужик покопался в карманах и вытащил удостоверение.

– Я работаю в космических войсках. Гражданский служащий. Сойдет?

Изучив удостоверение, Хайнс кивнул:

– Мистер Вилсон, вы хотите пройти процедуру прямо сейчас?

– Ага, прямо сейчас, – ответил он. – Эта… штуковина, которую вы называете символ веры… я ее записал вот здесь. – Он вынул из нагрудного кармана аккуратно сложенную записку. – Хочу в это поверить.

Кейко уже собиралась пояснить, что по решению СОП ментальную печать можно накладывать только по той формулировке, которая приведена на монументе у дверей. Не дозволялось вносить никаких изменений ни в единое слово. Хайнс мягко остановил Кейко. Интересно узнать, что же написано на этом клочке бумаги. Он развернул записку и прочел:

«Катерина меня любит. Она никогда мне не изменяла и не изменит!»

Кейко еле удержалась от смеха. Разгневанный Хайнс скомкал бумажку и бросил ее в лицо пьяному посетителю:

– Убирайтесь отсюда ко всем чертям!

После ухода Вилсона еще один человек прошел мимо монумента Веры, пересекая невидимую границу, от которой туристы держались подальше. Он стал расхаживать между монументом и входом в Центр и вскоре привлек внимание Хайнса. Хайнс позвал Кейко и указал на посетителя:

– Посмотри на него. Он наверняка солдат.

– Вид у него усталый, как физически, так и психически, – заметила она.

– Но он солдат. Поверь мне, – повторил Хайнс. Он уже собрался было выйти наружу и поговорить с ним, но в этот момент мужчина направился к дверям Центра. Он был того же возраста, что и Вилсон, с красивым восточным лицом, на котором – Кейко не ошиблась – проступали несомненные признаки меланхолии. Его неприятности, однако, были иного рода, чем у бедняги Вилсона. Судя по всему, он уже много лет пребывал в депрессии, но успел смириться со своим душевным состоянием.

– Меня зовут У Юэ. Я хотел бы поверить, – представился вошедший. Хайнс отметил, что он сказал «поверить», а не «уверовать».

Кейко Ямасуки поклонилась и повторила свою приветственную фразу:

– Центр веры обслуживает только военнослужащих космических сил. Пожалуйста, предъявите удостоверение.

У Юэ не полез за удостоверением. Вместо этого он сказал:

– Шестнадцать лет назад я прослужил в космических войсках один месяц, а затем вышел в отставку.

– Вы прослужили один месяц? – заинтересовался Хайнс. – Если вы не против ответить… Почему вы подали в отставку?

– Я пораженец. И мои командиры, и я сам поняли, что я не годен к службе в космических силах.

– Пораженчество – это широко распространенное убеждение. Вы, по-видимому, честный человек и открыто рассказали о нем. Может статься, ваши сослуживцы, продолжившие службу, сомневались в победе побольше вашего, но помалкивали, – сказала Кейко.

– Может быть. Однако на протяжении всех этих лет я чувствую себя не у дел.

– Потому что оставили службу?

У Юэ покачал головой:

– Нет, не поэтому. Я родился в интеллигентной семье и получил хорошее образование. Даже став военным, я продолжал рассматривать человечество как единое целое. Я всегда считал, что для солдата высшая честь – сражаться за всю человеческую расу. И такая возможность появилась. Но эту войну нам суждено проиграть.

Хайнс собирался что-то сказать, но Кейко перебила его:

– Можно спросить, сколько вам лет?

– Пятьдесят один.

– Если даже вы обретете веру и сможете вернуться в космические войска, не поздно ли возобновлять службу?

Хайнс видел, что ей недостает решимости отказать напрямую. Вне всякого сомнения, этот грустный мужчина притягивает к себе женский взор. Но Хайнса это не тревожило. Посетитель был погружен в уныние, и ничто иное его не занимало.

У Юэ затряс головой:

– Вы меня не так поняли. Я не хочу уверовать в победу. Я просто желаю обрести душевный покой.

Хайнс попытался заговорить, но Кейко остановила его.

У Юэ продолжил:

– Я познакомился со своей женой, когда учился в военной академии в Аннаполисе. Она была убежденной христианкой и встречала будущее с такой невозмутимостью, что я ей даже завидовал. Она говорила, что все уже запланировано Богом, от прошлого до будущего. Нам, Божьим детям, незачем понимать Его план. Нам лишь следует искренне верить, что это самый лучший план во всей Вселенной, а затем спокойно жить согласно Господней воле.

– Вы хотите сказать, что пришли сюда, чтобы уверовать в Бога?

У Юэ кивнул.

– Я записал свой символ веры. Вот, посмотрите. – Он полез в нагрудный карман.

И снова Кейко Ямасуки остановила мужа, пытавшегося что-то сказать. Она обратилась к У Юэ:

– Если это все, чего вы хотите, то идите и верьте. Зачем вам прибегать к таким крайним, искусственным мерам?

На лице отставного капитана космических сил появилось нечто вроде кривой улыбки:

– Меня воспитали материалистом. Я убежденный атеист. Вы полагаете, что я способен так просто взять и уверовать в Бога?

– Конечно же нет! – заверил его Хайнс, делая шаг вперед. Он решил поскорее расставить все по местам. – Вы должны знать, что ООН разрешила «запечатывать разум» только одним-единственным утверждением.

Он достал большой, богато отделанный красный альбом, раскрыл и предъявил У Юэ. На черном бархате золотой краской были напечатаны слова с монумента у входа в Центр.

– Это Книга веры. – Хайнс вынул еще несколько альбомов разного цвета. – Это та же самая книга, только в переводе на множество языков. Мистер У, над нашей технологией установлен пристальный надзор. Из соображений надежности и безопасности слова веры не высвечиваются перед добровольцем на экране. Он их зачитывает по этой старомодной книге. Поскольку вся процедура построена на принципе добровольности, каждый кандидат лично раскрывает Книгу веры, а потом сам нажимает кнопку «Пуск» на машине. Прежде чем приступить к запечатыванию разума, компьютер потребует троекратного подтверждения. Перед каждой процедурой Книгу веры осматривает комиссия из десяти человек, назначаемая из членов Комитета ООН по правам человека и стран – постоянных членов СОП. Эта комиссия также присутствует при каждом запуске аппаратуры. Так что, сэр, мы не можем вам помочь. Даже не думайте – религиозную веру вы здесь не обретете. Замена одного-единственного слова в Книге веры будет преступлением.

У Юэ покивал головой.

– Тогда мне очень жаль, что я вас побеспокоил.

Похоже, гость ожидал такого исхода. Он развернулся и направился к выходу. Со спины он выглядел пожилым и неприкаянным.

– Ему будет трудно всю оставшуюся жизнь, – негромко, участливо сказала Кейко Ямасуки.

– Сэр! – окликнул посетителя Хайнс, останавливая его снаружи, за дверями Центра. Лучи заходящего солнца языками пламени горели на монументе Веры и в стеклах здания ООН поодаль. Он прищурил глаза, защищая их от этого пламени, и сказал У Юэ: – Вы, наверное, не поверите, но я чуть было не совершил прямо противоположное.

На лице посетителя выразилось удивление. Хайнс обернулся, убедился, что Кейко не последовала за ним, достал из кармана сложенную бумагу и развернул ее перед собеседником.

– Я хотел запечатать в своем мозгу вот это. Я, конечно, сомневался и в конце концов так и не решился.

На листе бумаги крупными буквами было напечатано:

«Бог мертв».

– Почему? – спросил У Юэ, поднимая взгляд на Хайнса.

– А разве не ясно? Разве Бог не мертв? Наплевать на все его планы. Наплевать, чего он от нас хочет.

У Юэ некоторое время молча смотрел на Хайнса, затем повернулся и зашагал вниз по ступеням.

Когда У Юэ вошел в отбрасываемую монументом Веры тень, Хайнс снова окликнул его:

– Сэр, как бы я хотел скрыть мое презрение к вам! Но у меня не получается.

На следующий день начали наконец появляться те люди, которых Хайнс и Кейко дожидались все это время. Ярким солнечным утром в здание Центра вошли четыре человека – трое европейской наружности и одна женщина-азиатка. Молодые, высокие и стройные, ровно шагающие, они выглядели уверенными в себе. Однако Хайнс и Кейко заметили нечто знакомое в их взгляде – ту же меланхолию, то же замешательство, какое накануне видели в глазах У Юэ.

Они аккуратно разложили свои документы на столе. Главный среди них торжественно заявил:

– Мы офицеры космических войск, и мы пришли, чтобы уверовать в победу.

Наложение печати на разум не занимало много времени. Книги веры раздали десяти членам комиссии. После тщательной проверки содержания книг вся комиссия расписалась на официальном сертификате. Затем под их наблюдением первому офицеру дали одну из Книг веры, и он занял место в кресле нейронного сканера. Перед креслом находился небольшой пюпитр, на который он поставил книгу. Справа располагалась красная кнопка. Доброволец раскрыл книгу, и из динамиков прозвучал вопрос:

– Уверены ли вы, что хотите поверить в это утверждение? Если да, то нажмите кнопку. Если нет, то покиньте помещение.

Вопрос прозвучал трижды; каждый раз кнопка сияла красным. Голову добровольца медленно охватил специальный шлем; он был необходим для точной наводки луча сканера. После этого голос из динамиков сообщил:

– Аппаратура готова к запечатыванию. Прочтите про себя символ веры и нажмите кнопку.

Доброволец нажал кнопку, и она засветилась зеленым. Через полминуты она погасла. Голос сообщил:

– Печать наложена. – Шлем раскрылся, освобождая голову. Человек встал с кресла и вышел.

Когда все четыре офицера прошли процедуру и вернулись в вестибюль, Кейко окинула их внимательным взглядом и отметила, что их настроение явственно улучшилось. Из глаз исчезли меланхолия и замешательство; теперь все четверо были невозмутимо спокойны.

– Как вы себя чувствуете? – улыбаясь, спросила она.

– Превосходно, – ответил один из офицеров, улыбаясь в ответ. – Как и должно быть.

Когда они уже уходили, женщина-азиатка обернулась и добавила:

– Доктор, я и вправду чувствую себя великолепно. Спасибо!

Теперь будущее определилось – по крайней мере, в умах этих четырех молодых людей.

С этого дня военнослужащие космических сил пошли за верой сплошным потоком. Сначала поодиночке, потом целыми группами. Поначалу они приходили в гражданской одежде, но затем большинство стало являться в военной форме. Когда приходили группами больше пяти человек, комиссия наблюдателей удостоверялась, что никого не привели против его воли.

Спустя неделю больше ста военнослужащих, в звании от рядового до полковника, прошли процедуру запечатывания разума и поверили в победу. Для офицеров более высокого ранга процедура была запрещена.

Тем же вечером у залитого лунным светом монумента Веры Хайнс сказал Кейко:

– Дорогая, нам пора.

– В будущее?

– Да, в будущее. Как нейрофизиологи мы ничем не лучше других. Мы уже достигли всего, чего добивались. Мы подтолкнули колесо истории. Теперь давай отправимся в будущее и посмотрим, что из этого получится.

– Как далеко в будущее?

– Очень далеко, Кейко. Очень далеко. До того самого дня, когда трисолярианские зонды войдут в Солнечную систему.

– Прежде чем мы ляжем в гибернацию, давай немного поживем в нашем доме в Токио. Ведь мы навсегда покинем это время.

– Конечно, дорогая. Я тоже по нему соскучился.

* * *

Через шесть месяцев Кейко Ямасуки лежала в саркофаге гибернатора. Температура ее тела медленно понижалась, и холод уже начал успокаивать бушующие в голове мысли. В темноте и уединении ход ее сосредоточенных дум обрел четкую рельефность – точно так же, как десять лет назад сфокусировался разум Ло Цзи, когда он провалился в ледяную воду. Внезапно ее туманные мысли стали необычайно ясными – как морозное небо посреди студеной зимы.

Она попыталась крикнуть: «Остановите гибернацию!» – но было уже слишком поздно. Сверхнизкая температура превратила ее тело в лед, и Кейко была неспособна издать ни звука.

Техники и доктора отметили, что в момент входа в анабиоз глаза пациентки приоткрылись; в них появилось выражение ужаса и отчаяния. Если бы ее веки не замерзли, то глаза открылись бы полностью. Но это было обычным, часто наблюдаемым явлением при гибернации, поэтому никто не придал случившемуся значения.

* * *

На очередных слушаниях проекта «Отвернувшиеся» обсуждали испытание звездно-водородной бомбы.

В последнее десятилетие теоретики работали над математической моделью звезды, возникающей при термоядерном взрыве, названную стелларной моделью. Наконец появились компьютеры, способные эту модель просчитать, и можно было начинать производство таких звездных бомб. Первую бомбу собирались изготовить мощностью в 350 мегатонн, в семь раз мощнее самой большой бомбы, когда-либо созданной человеком. Испытать такую бомбу в атмосфере было невозможно; подземный взрыв на обычной глубине тоже не годился – всю окружающую расплавленную породу выбросило бы из шахты. Понадобилось бы бурить сверхглубокую скважину. Но даже в ней было опасно испытывать настолько мощный заряд. Ударная волна пройдет сквозь всю планету и может спровоцировать землетрясения и цунами. Бомбу такой мощности следовало испытывать в космосе. Взрыв на околоземной орбите тоже был опасен – возникающий при этом электромагнитный импульс разрушит системы связи и линии электропередачи. Самым подходящим полигоном была обратная сторона Луны. Однако Рей Диас настаивал на другом варианте.

– Я решил провести испытания на Меркурии, – объявил он.

Его предложение удивило присутствующих, и они начали задавать вопросы.

– В соответствии с принципами проекта «Отвернувшиеся» я не обязан ничего объяснять, – холодно ответил он. – Испытания следует провести на Меркурии, в литосфере планеты. Мы пробурим сверхглубокие скважины.

Встал представитель России:

– Мы не исключаем испытаний на поверхности Меркурия. Однако скважины обойдутся слишком дорого – раз в сто дороже, чем на Земле. Более того, сведения о том, какими окажутся последствия ядерного взрыва на Меркурии, для нас совершенно бесполезны.

– Испытания на Меркурии невозможны даже на поверхности! – вмешался представитель США. – На сегодняшний день Рей Диас привлек больше ресурсов, чем любой другой Отвернувшийся. Его пора остановить! – Это предложение поддержали делегаты Великобритании, Франции и Германии.

Рей Диас лишь рассмеялся.

– Даже если бы я потратил так же мало, как доктор Ло, вы бы все равно из кожи вон вылезли, чтобы заблокировать мои инициативы. – Он повернулся к председателю. – Прошу главу и членов СОП не забывать, что из всех планов Отвернувшихся мой план наилучшим образом согласуется с оборонной стратегией Земли. Его даже можно рассматривать как часть этой стратегии. В абсолютных цифрах затраты могут представляться высокими, но значительный процент этих расходов работает на оборону. Поэтому…

Его перебил представитель Великобритании:

– Вам все же стоит объяснить, почему вы настаиваете на подземных испытаниях на Меркурии. Если, конечно, вы не просто стараетесь потратить как можно больше денег. Мы не понимаем, зачем это нужно.

– Господин председатель, господа делегаты, – спокойно парировал Рей Диас, – вы, очевидно, заметили, что СОП совершенно не уважает Отвернувшихся и полностью игнорирует принципы проекта. Если мы должны все объяснять, то какой же тогда смысл в проекте «Отвернувшиеся»? – Он одного за другим обводил собравшихся неистовым взглядом, а те прятали глаза.

– Тем не менее, – продолжал Рей Диас, – я согласен дать некоторые объяснения. Взрыв глубоко под поверхностью Меркурия выбьет огромную полость. В ней мы соорудим базу. Очевидно, что это самый дешевый способ построить такое сооружение.

В зале зашептались. Один из делегатов задал вопрос:

– Отвернувшийся Рей Диас, вы собираетесь создать на Меркурии площадку для запуска звездно-водородных бомб?

Рей Диас без колебаний ответил:

– Да. Сегодня стратегические разработки главного оборонного плана делают упор на внешние планеты Солнечной системы. Из этого следует, что на внутренние планеты, не считающиеся полезными для дела обороны, никто не обращает внимания. Я запланировал соорудить базу на Меркурии, чтобы устранить этот стратегический перекос.

– Он боится Солнца, но рвется к самой близкой к нему планете. Немного странно, правда? – отметил делегат США. В зале засмеялись, и председатель сделал замечание.

– Пустяки, господин председатель, – отмахнулся Рей Диас. – Я давно привык к тому, что меня не уважают. Я привык к этому еще до того, как стал Отвернувшимся. Но всем вам стоит уважать факты. Когда падут и внешние планеты, и Земля, база на Меркурии станет последним бастионом человечества. С Солнцем за спиной, залитая жесткой радиацией, она окажется неприступной крепостью.

– Отвернувшийся Рей Диас, значит ли это, что ваш план придает особое значение последнему бою, когда человечество уже проиграло? – спросил французский делегат. – Это так в вашем духе!

– Господа, мы ведь не можем не задумываться о сопротивлении до самого конца, – мрачно ответил Рей Диас.

– Хорошо, Отвернувшийся Рей Диас, – сказал председатель. – Сколько же таких сверхмощных бомб предусмотрено вашим планом?

– Чем больше, тем лучше. Изготовьте сколько сможете. Конкретные цифры зависят от мощности, но, по сегодняшним оценкам, для первой фазы моего проекта потребуется по меньшей мере миллион.

Весь зал покатился со смеху.

– Очевидно, Отвернувшийся Рей Диас не просто хочет зажечь небольшое солнце. Он хочет зажечь небольшую галактику! – громко заявил делегат от США. Он наклонился к Рей Диасу. – Вы и в самом деле полагаете, что все запасы протия, дейтерия и трития в океанах Земли предназначены для вас? Из-за вашего извращенного пристрастия к бомбам нужно сделать из Земли мастерскую бомбистов?

К этому времени Рей Диас остался единственным человеком в зале, который не смеялся. Он спокойно дождался, пока гвалт стихнет, а затем медленно, слово за словом произнес:

– Это последняя война человеческой расы. Запрошенное мною количество зарядов не так уж и велико. Я догадывался, чем закончится сегодняшнее заседание. Тем не менее я продолжу свои усилия. Я буду собирать бомбы. Заверяю вас, я изготовлю столько, сколько смогу. Я буду работать днем и ночью, и ничто меня не остановит.

В ответ на это заявление представители США, Великобритании и Франции выдвинули совместное предложение № Р269. Оно предписывало положить конец стратегической инициативе Отвернувшегося Рей Диаса.

* * *

На поверхности Меркурия властвовали два цвета: черный и золотой. Черной была почва планеты. Ее низкая отражательная способность означала, что почва оставалась черной даже под беспощадными лучами Солнца. А золотым было само Солнце, заполнявшее собой изрядную часть неба. На его диске можно было без труда видеть волнующееся море огня, над которым, как черные облака, проплывали солнечные пятна. По краям диска танцевали вихри протуберанцев.

На этом куске камня, висящем над огненным океаном Солнца, люди собирались зажечь солнце поменьше.

Построив космические лифты, человечество наконец смогло развернуть полномасштабное изучение других планет Солнечной системы. Высадка космонавтов на Марс и спутники Юпитера не вызвала сенсации – люди знали, что у этих экспедиций есть вполне определенная, практическая цель: основать военные базы. Экспедиции летели на химических реактивных двигателях и были только первым шагом к достижению поставленной цели. Поначалу исследовали только внешние планеты; но по мере развития стратегии войны в космосе стали чаще вспоминать о внутренних планетах. Тогда расширили исследования Венеры и Меркурия. А затем СОП с минимальным перевесом голосов одобрил предложение Рей Диаса провести испытание звездно-водородной бомбы на Меркурии.

Бурение скважины в коре Меркурия стало первым крупномасштабным инженерным проектом, проводимым людьми на другой планете. Работать со скважиной можно было только в течение меркурианской ночи. Она длится восемьдесят восемь земных дней; таким образом, весь проект должен был занять три года. Но когда глубина скважины достигла трети от запланированной, бур уперся в необычно твердую породу – в сплав камня и металла. Работы пошли намного медленнее, а их стоимость возросла. Наконец было принято решение остановиться. Если испытывать бомбу на уже достигнутой глубине, то произойдет выброс материала из шахты, образуется кратер, а это ненамного отличается от испытаний в атмосфере. К тому же окружающая скважину порода повлияет на процесс взрыва и осложнит анализ результатов. Тогда Рей Диас предложил возвести над кратером крышу и создать базу под ней. В таком случае уже пробуренной глубины будет достаточно.

Испытание провели на рассвете. Восход Солнца на Меркурии занимает десять часов. Сейчас над линией горизонта лишь начало появляться слабое свечение. Обратный отсчет дошел до нуля, и по почве от скважины побежали кольца взрывной волны. Каменистая кора Меркурия внезапно стала податливой массой. В центре взрыва медленно, как спина просыпающегося великана, начала вздуваться гора. Ее вершина поднялась до трех тысяч метров, а затем гора лопнула. Миллиарды тонн породы взлетели в воздух, как будто земля разгневалась на небо. Сквозь бушующее облако просвечивало пламя пылающего под землей огненного шара. Взметнувшиеся вверх камни светились его отраженным светом, и в черном небе Меркурия расцвел великолепный фейерверк. Взрыв сверхбомбы продолжался пять минут. Светящиеся наведенной радиацией обломки постепенно выпали обратно на поверхность планеты, подземное пламя угасло.

Через десять часов после взрыва наблюдатели отметили, что вокруг Меркурия образовалось кольцо из каменной пыли и осколков самого разного размера, выброшенных из кратера на первой космической скорости и вышедших на орбиту вокруг планеты. Меркурий стал первой планетой земного типа с подобным кольцом. Оно было тонким и сверкало в ослепительном свете Солнца, как будто некое божество обвело планету маркером.

Небольшой процент обломков достиг второй космической скорости и покинул зону притяжения Меркурия. Они стали независимыми объектами, кружащимися вокруг Солнца в составе только что образовавшегося почти невидимого пояса астероидов.

* * *

Рей Диас жил под землей не из соображений безопасности, а из-за своей солнцебоязни. Он чувствовал себя лучше в закрытом помещении, вдали от солнечного света. Сейчас он смотрел прямую трансляцию испытаний звездно-водородной бомбы на Меркурии. Конечно, это была не совсем прямая трансляция, поскольку радиоволнам требовалось семь минут, чтобы добраться до Земли. Когда взрыв закончился и в кромешной темноте осколки коры планеты начали падать обратно, зазвонил телефон. Председатель СОП сообщал, что руководство Совета потрясено мощностью взрыва; теперь они хотят поскорее созвать очередные слушания, чтобы обсудить производство и размещение таких сверхбомб. Председатель повторил, что ранее затребованное Рей Диасом количество бомб недостижимо, но ключевые фигуры в СОП заинтересованы в новом оружии.

Прошло десять часов с момента испытаний. Рей Диас разглядывал на телевизионном экране новое, сверкающее в свете Солнца кольцо Меркурия. Включился интерком, и охранник доложил Рей Диасу, что приехал психиатр.

– Не вызывал я никаких психиатров! Гоните его вон! – Он рассердился, как будто его унизили.

– Не волнуйтесь так, мистер Рей Диас, – послышался другой, мирный голос, очевидно, принадлежавший посетителю. – Я помогу вам снова увидеть солнце…

– Убирайтесь вон! – закричал Рей Диас, но тотчас же передумал. – Нет, схватите этого поганца и узнайте, кто его подослал!

– …потому, что мне известна причина вашего недуга, – тем же ровным голосом продолжал посетитель. – Мистер Рей Диас, пожалуйста, поверьте мне. Во всем мире только мы двое знаем эту причину.

Услышав эти слова, Рей Диас мгновенно насторожился и приказал впустить гостя. Несколько секунд он устало смотрел в потолок, потом медленно встал. Взял с захламленного дивана галстук и тут же бросил его обратно. Потом подошел к зеркалу, поправил воротник и пригладил волосы, как будто готовясь к ответственной встрече.

Он догадывался, что сейчас действительно произойдет неординарное событие.

Посетитель, приятный на вид мужчина среднего возраста, вошел в комнату, но не представился. Он стоял, морщась от царящего в помещении густого запаха сигар и спиртного и дожидаясь, пока Рей Диас закончит его рассматривать.

– Почему-то мне кажется, что я вас где-то видел, – сказал Рей Диас, продолжая вглядываться в вошедшего.

– Ничего странного, мистер Рей Диас. Все говорят, что я похож на Супермена из старых кинофильмов.

– И вы, конечно, считаете себя Суперменом? – сказал Рей Диас. Он сел на диван, взял сигару, откусил кончик и принялся ее раскуривать.

– Из вашего вопроса видно, что вы уже поняли, кто я. Я не Супермен, мистер Рей Диас. И вы не Супермен. – Посетитель сделал шаг вперед и стал прямо перед Рей Диасом, глядя на него сверху вниз сквозь облако табачного дыма. Рей Диас поднялся с дивана.

Посетитель произнес:

– Отвернувшийся Мануэль Рей Диас, я ваш Разрушитель.

Рей Диас мрачно кивнул.

– Можно ли мне сесть? – спросил Разрушитель.

– Нет, нельзя. – Рей Диас неторопливо выдохнул облако дыма в лицо посетителю.

– Не унывайте, – посоветовал Разрушитель, дружелюбно улыбаясь.

– А я и не унываю, – ответил Рей Диас холодным и твердым, как камень, голосом.

Разрушитель подошел к стене и щелкнул выключателем. Где-то загудел вентилятор.

– Прекратите самовольничать, – предупредил Рей Диас.

– Вам не помешает немного свежего воздуха. Более того, вам необходимо солнце. Я хорошо знаком с этой комнатой, Отвернувшийся Рей Диас. Со-фоны часто показывали мне, как вы мечетесь по ней, словно зверь в клетке.

Никто в мире не изучал вас пристальнее меня; и в такие моменты моя работа становилась еще труднее.

Разрушитель посмотрел Рей Диасу прямо в лицо, по выразительности немногим отличающееся от ледяной статуи. Затем продолжил:

– По сравнению с Фредериком Тайлером вы гениальный стратег и отличный Отвернувшийся. Не сочтите за пустое славословие – вы обманывали меня почти десять лет. Ваше маниакальное желание заполучить сверхбомбу – оружие, почти бесполезное для боя в космосе, – замечательно скрывало ваши подлинные намерения. Все эти годы я искал подсказку – и не находил. Я заблудился в выстроенном вами лабиринте; в какой-то момент даже потерял надежду. – Поглощенный воспоминаниями, Разрушитель поднял глаза к потолку. – Потом мне пришло в голову разузнать, чем вы занимались до того, как стать Отвернувшимся. Это было непросто, поскольку софоны здесь не могли помочь. В то время Земли достигло лишь небольшое число софонов; вы, как глава одной из южноамериканских стран, не привлекли их внимания. Мне пришлось прибегнуть к более традиционным методам сбора информации. Я потратил на это три года. В собранном мной досье выделялся один человек – Вильям Козмо. Вы трижды тайно встречались с ним. Софоны не записали вашего разговора, так что мне не суждено узнать, что именно вы тогда обсуждали. Но крайне необычно, что президент небольшой, не особо развитой страны трижды о чем-то говорил с ведущим западным астрофизиком. Теперь мы знаем, что уже тогда вы готовились стать Отвернувшимся.

Вне сомнения, вас интересовали результаты исследований доктора Козмо. Я не уверен, как именно вы о них узнали, но у вас инженерное образование, и вы опирались на опыт вашего предшественника, ярого приверженца социализма, желавшего, чтобы главенствующая роль в нации принадлежала инженерам. Собственно, поэтому вы и стали его преемником. У вас должно было хватить ума и знаний, чтобы понять важность исследований Козмо.

Когда разгорелся кризис вокруг Трисоляриса, группа доктора Козмо приступила к исследованиям атмосферы звезд в трисолярианской системе. Они предположили, что атмосфера образовалась в результате столкновения планеты и звезды. Удар нарушил целостность внешних слоев звезды – фотосферы и тропосферы. Сквозь эту дыру материал звезды выплеснулся в космическое пространство и образовал вокруг нее атмосферу. Поскольку система Трисоляриса хаотична, время от времени звезды оказываются довольно близко друг к другу. Тогда атмосфера вокруг одной звезды развеивается под действием притяжения другой – и возникает снова за счет извержений на поверхности звезды. Эти извержения происходят не постоянно; они больше похожи на подолгу спящие вулканы. Этим и объясняются периодическое сжатие и расширение атмосферы трисолярианских солнц. Чтобы доказать свою теорию, доктор Козмо принялся разыскивать на небе другую звезду, у которой есть атмосфера, образовавшаяся после столкновения с планетой. В третьем году эры Кризиса он нашел, что искал.

Группа доктора Козмо обнаружила планетную систему 275Е1. Она находится в восьмидесяти четырех световых годах от Земли. Тогда «Хаббл II» еще не ввели в эксплуатацию; поэтому они воспользовались методом Доплера. Следя за частотой колебаний звезды и изменениями ее светимости, они определили, что планета находится совсем близко от звезды. Поначалу их открытие не привлекло внимания – к тому времени астрономы уже нашли более двух сотен планетных систем. Однако при дальнейших наблюдениях выявился потрясающий факт: расстояние между планетой и звездой уменьшается, причем все быстрее и быстрее. Человечество впервые получило возможность наблюдать падение планеты на звезду. Через год – или за восемьдесят четыре года до того, в зависимости от точки отсчета – так и случилось. Имеющееся в те годы оборудование могло установить факт столкновения только по гравитационным возмущениям и модуляции яркости. Но затем произошло нечто поразительное. Вокруг звезды стала разворачиваться спираль из какого-то вещества, и эта спираль со звездой в центре начала расширяться и раскручиваться, как в часовом механизме. Козмо и его коллеги поняли, что планета пробила дыру в оболочке далекого солнца и из этой дыры забил фонтан звездного вещества. Вращение звезды сформировало спираль.

В этом рассказе, сэр, есть несколько важных для нас цифр. Звезда принадлежит к классу G2, и она желтая. Магнитуда звезды – 4,3, диаметр – 1,2 миллиона километров. Весьма похожа на наше Солнце. Масса планеты была около четырех процентов от массы Земли – немного меньше, чем масса Меркурия. Спиральное облако, образовавшееся после столкновения, имело радиус до трех астрономических единиц – больше, чем расстояние от Солнца до пояса астероидов.

Это открытие послужило ключом, с помощью которого я раскрыл ваш подлинный план. Теперь, как ваш Разрушитель, я объясню всю вашу стратегию.

Допустим, что вам в конце концов удастся изготовить и разместить на Меркурии, как вы обещали СОП, миллион или даже больше сверхмощных звездно-водородных бомб. Если все эти бомбы взорвать под поверхностью планеты, то они, сработав как реактивный двигатель, притормозят Меркурий. Планета сойдет со своей и без того низкой орбиты и упадет на Солнце. Разыграется сценарий, подобный происшедшему в системе 275Е1. Меркурий пробьет зону конвекции; через эту дыру вещество из зоны лучистого переноса с огромной скоростью вырвется наружу и, следуя вращению Солнца, образует газовую спираль. В отличие от системы Трисоляриса, Солнце не встретится с другой звездой, и поэтому его атмосфера будет безостановочно расширяться, пока не станет даже плотнее, чем атмосфера звезд Трисоляриса. Наблюдения за системой 275Е1 подтверждают эту теорию. Спираль из звездного вещества станет расти; со временем она доберется до орбиты Марса. И вот тогда начнется весьма интересная цепная реакция.

Прежде всего три планеты земного типа – Венера, Земля и Марс – станут тормозиться атмосферой, начнут терять скорость, превратятся в три гигантских метеора и рано или поздно столкнутся с Солнцем. Но задолго до того Земля под напором атмосферы Солнца потеряет свою собственную. Океаны испарятся; Земля станет гигантской кометой; ее хвост протянется вдоль всей орбиты вокруг Солнца. Поверхность Земли снова станет морем огненной лавы, в котором ничто не способно выжить.

Когда Венера, Земля и Марс упадут на Солнце, выбросы солнечного вещества в космос усилятся. Вместо одной спирали будут четыре. Общая масса трех планет в сорок раз превышает массу Меркурия, и они упадут с более высоких орбит, поэтому скорость столкновения будет намного больше. Извержение каждой из новых спиралей будет в десятки раз сильнее по сравнению с падением Меркурия. Солнечная атмосфера, образованная этими спиралями, расширится до орбиты Юпитера.

Торможение в атмосфере окажет незначительное влияние на огромный, массивный Юпитер. Пройдет немало времени, прежде чем атмосфера повлияет на его орбиту. Но трение оторвет от планеты ее спутники, они потеряют скорость и упадут либо на Солнце, либо на Юпитер.

На этом цепная реакция не остановится. Юпитер будет понемногу замедляться в атмосфере спирали, и его орбита вокруг Солнца начнет снижаться. Планета войдет в более плотные слои атмосферы и станет снижаться еще быстрее. Через некоторое время Юпитер тоже упадет на Солнце. Масса Юпитера в шестьсот раз больше, чем у всех ранее упавших планет. Столкновение Юпитера с Солнцем даже в самом благоприятном случае приведет к огромному выбросу вещества звезды. Плотность атмосферы повысится. Это приведет к понижению температуры на Уране и Нептуне. Но очень вероятно, что после падения Юпитера атмосфера станет настолько плотной, что достигнет орбит двух внешних планет системы, и они в свою очередь затормозятся, снизятся и упадут на Солнце. Нам неизвестно, что после всего этого станет с Солнцем и остатками Солнечной системы. Но ясно одно: для цивилизации и для жизни это будет настоящим адом, похуже, чем нападение Трисоляриса.

Солнечная система является для трисоляриан единственной надеждой на спасение, прежде чем их собственная планета будет разрушена одной из звезд. Другого мира, до которого они смогут добраться вовремя, у Трисоляриса нет. Поэтому смерть Солнечной системы означает смерть Трисоляриса.

В этом и заключается ваша подлинная стратегия: уничтожение обеих сторон. Когда все звездные бомбы на Меркурии будут наготове, вы пустите в ход шантаж и добьетесь победы человечества.

Я, ваш Разрушитель, представил вам результаты моего многолетнего труда. Я не прошу вашей оценки или критики, потому что знаю: это все правда.

Рей Диас молча слушал Разрушителя. Сигара в его руке наполовину прогорела; теперь он рассматривал ее тлеющий кончик.

Разрушитель присел на диван рядом с Отвернувшимся и методично пошел дальше, словно учитель, проверяющий работы учеников:

– Мистер Рей Диас, я уже говорил, что вы отличный стратег. По крайней мере, вы превосходно показали себя, придумывая и реализуя эту программу.

К примеру, вы неплохо использовали собственный имидж. Люди до сих пор хорошо помнят, как вас лично и всю вашу страну вынудили отказаться от проекта мирной атомной энергетики и закрыть комбинат «Ориноко», производивший ядерное топливо. Весь мир видел ваше мрачное лицо. Вы воспользовались тем, что мир верил в вашу параноидальную тягу к ядерному оружию, и таким образом отвели подозрения от истинного плана.

Ваш талант виден и в каждой детали вашей задумки. Я приведу лишь один пример. Когда проводили испытания на Меркурии, вы хотели, чтобы обломки почвы выбросило в космос. Но, заглядывая далеко вперед, вы настаивали на бурении сверхглубокой шахты, потому что знали, насколько постоянные члены СОП озабочены стоимостью проекта – они не допустят таких трат. Точность вашего расчета восхищает.

И все-таки вы допустили одну крупную ошибку. Зачем надо было проводить первое испытание именно на Меркурии? У вас и позднее было бы достаточно времени, чтобы разместить там бомбы. Возможно, вам не терпелось увидеть взрыв на этой планете? Вы его увидели. Огромное количество камней выбросило за пределы поля притяжения Меркурия. Возможно, результат даже превзошел ваши ожидания. Вас это удовлетворило, а мне предоставило последнее доказательство моей теории.

Да, мистер Рей Диас, даже с учетом всей предварительной работы без этого последнего штриха я не смог бы разгадать ваши истинные стратегические замыслы. Слишком безумной была идея. Но это воистину грандиозный план, в чем-то даже красивый. Если бы падение Меркурия действительно произошло и запустило цепную реакцию, это было бы великолепным финалом всей симфонии Солнечной системы. К сожалению, человечество увидело бы только самое начало. Мистер Рей Диас, вы – Отвернувшийся с задатками Бога. Это честь быть вашим Разрушителем.

Гость встал с дивана и глубоко поклонился Рей Диасу.

Рей Диас не смотрел на него. Он затянулся сигарой и выдохнул облако дыма, после чего продолжил рассматривать тлеющий огонек.

– Хорошо. Тогда я задам тот же вопрос, какой задал Тайлер, – проговорил он.

Разрушитель легко вспомнил этот вопрос:

– «Если все это правда, то что с того?»

Рей Диас кивнул, не отводя взгляда от дымящегося кончика сигары.

– Мой ответ будет точно таким же: Господу это безразлично.

Рей Диас вопросительно взглянул на Разрушителя.

– Вы выглядите недалеким человеком, но у вас острый ум, – продолжал Разрушитель. – Тем не менее в глубине души вы остаетесь варваром. Такова ваша природа – дикая грубая сила. Эта грубость видна и в основе вашего стратегического плана. Он ненасытный. Человечество не в состоянии изготовить столько звездных бомб. Даже если истратить на них все ресурсы Земли, то не наберется и одной десятой нужного количества. А ведь одного миллиона сверхбомб не хватит, чтобы столкнуть Меркурий с орбиты и выстрелить им в Солнце. И все же вы со слепой целеустремленностью вояки придумали этот невозможный план, а затем упрямо осуществляли его шаг за шагом с хитростью превосходного стратега. В этом и заключается трагедия, Отвернувшийся Рей Диас.

Рей Диас смотрел на Разрушителя, и понемногу выражение его лица смягчалось. Мимические мышцы начали подергиваться, и наконец он расхохотался.

– Ха-ха-ха, – смеялся он, указывая на Разрушителя. – Супермен! Ха-ха-ха! Теперь я припоминаю. Тот… тот, старый Супермен. Он мог летать, он мог заставить Землю вращаться в другую сторону, но однажды он ехал на лошади… ха-ха-ха… однажды он ехал на лошади, упал и сломал шею… ха-ха-ха…

– Это был играющий роль Супермена актер, Кристофер Рив. Он упал и сломал шею, – негромко поправил его Разрушитель.

– Вы думаете… думаете, что кончите лучше, чем он? Ха-ха-ха…

– Я пришел сюда, а это значит, что я не питаю никаких иллюзий насчет своей судьбы. Я прожил хорошую жизнь, – спокойно ответил Разрушитель. – Но вам, мистер Рей Диас, стоит задуматься о своей собственной судьбе.

– Ты умрешь первым, – сказал Рей Диас. Осклабившись, он воткнул горящий кончик сигары в переносицу Разрушителя. Тот прижал к лицу руки. Тогда Рей Диас схватил с дивана ремень от военной формы, обмотал его вокруг шеи Разрушителя и изо всех сил стал его душить. Разрушитель был моложе, но он не мог противостоять грубой мощи Рей Диаса. Тот повалил его на пол и закричал:

– Я сверну тебе шею! Сволочь! Кто тебя сюда послал, чтобы умничать? Кто ты такой, черт возьми? Гад! Сейчас сверну твою поганую шею!

Он затянул ремень потуже и принялся молотить голову Разрушителя об пол. Послышался хруст зубов. Когда охранники ворвались в комнату и попытались разнять дерущихся, лицо Разрушителя уже посинело, на губах выступила пена, а глаза выпучились, как у аквариумной рыбки.

Разъяренный Рей Диас, борясь с охранниками, продолжал выкрикивать:

– Оторвите ему башку! Вздерните его! Немедленно! Это часть плана! Вы слышите меня, черт возьми? Часть плана!

Но трое охранников не слушали его приказов. Один из них удерживал Рей Диаса; двое других подхватили немного пришедшего в себя Разрушителя и поволокли из комнаты.

– Погоди у меня, ублюдок! Ты не заслужил легкой смерти! – крикнул Рей Диас, оставляя попытки вырваться и еще разок двинуть Разрушителя. Он глубоко вздохнул, успокаиваясь.

Разрушитель обернулся; на его избитом, распухшем лице сияла улыбка. Он открыл рот, в котором недоставало зубов, и повторил:

– Я прожил хорошую жизнь.

Слушания по проекту «Отвернувшиеся» в Совете обороны планеты

В самом начале заседания США, Великобритания, Франция и Германия выступили с предложением немедленно приостановить полномочия Рей Диаса как Отвернувшегося и предать его международному суду за преступления против человечества.

Представитель США заявил:

– Мы провели тщательное расследование и считаем, что разоблачениям Разрушителя можно верить. Перед нами стоит человек, совершивший преступление, перед которым меркнут самые ужасные злодеяния в истории человечества. Нам не удалось найти ни одного закона, под который подпадали бы его действия. Поэтому мы рекомендуем принять новый закон о преступлениях против жизни на Земле и отдать Рей Диаса под суд по этому закону.

Рей Диас не проявил волнения. Он с насмешкой ответил:

– Вы уже давно пытаетесь избавиться от меня, разве не так? С самого начала проекта «Отвернувшиеся» вы пользуетесь двойными стандартами. Я вам нравлюсь меньше всех.

На это возразил представитель Великобритании:

– Заявление Отвернувшегося Рей Диаса безосновательно. На самом деле страны, которые он обвиняет, вложили наибольшее количество средств именно в его программу; три других Отвернувшихся получили гораздо меньше.

– Разумеется, – кивнул Рей Диас, – но вы вбухали так много денег потому, что вам самим нужна звездно-водородная бомба.

– Не смешите народ! – воскликнул представитель США. – Зачем она нам? В космосе это оружие абсолютно неэффективно, а на Земле не найдется применения даже для старой бомбы в двадцать мегатонн, не говоря уже о монстре в триста.

– Но такие бомбы будут очень даже эффективны в войнах на других планетах, – спокойно ответил Рей Диас. – Особенно в войнах между людьми. На безжизненной поверхности планет не нужно задумываться о потерях среди гражданского населения или о загрязнении природной среды. Вы сможете уничтожать огромные площади, а то и выжечь всю планету. Для таких целей звездно-водородная бомба вполне пригодна. Вы наверняка задумывались о такой перспективе, поскольку люди уже начали расселяться по Солнечной системе, таща за собой свои земные конфликты. Даже угроза Трисоляриса, нашего общего врага, не сможет остановить войны между людьми. Сегодня политически невозможно создавать сверхоружие, предназначенное против людей, поэтому вы позволили мне изобрести его для вас.

– Это абсурдная логика террориста и диктатора! – вскочил с места представитель США. – Рей Диас – один из тех людей, которые, стоит им только получить положение и власть Отвернувшегося, сделают сам проект опаснее, чем вторжение инопланетян. Мы обязаны принять решительные меры и исправить эту ошибку!

– У этих людей слова с делами не расходятся. – Рей Диас повернулся к Гаранину, действующему председателю. – Снаружи полно агентов ЦРУ. Они арестуют меня, как только слушания закончатся и я выйду из этого зала.

Председатель бросил взгляд на представителя США. Тот поигрывал карандашом. Гаранина назначили на переходящий пост председателя СОП в самом начале проекта «Отвернувшиеся», и с тех пор он уже позабыл, сколько раз за последние два десятилетия ему выпадало руководить организацией. Но этот раз был последним. Он поседел и собирался выйти в отставку.

– Отвернувшийся Рей Диас, если то, что вы утверждаете, верно, то такие действия будут неправомочны. До тех пор пока принципы проекта «Отвернувшиеся» остаются неизменными, Отвернувшиеся обладают юридической неприкосновенностью. Их нельзя обвинить в преступлении на основании их слов и действий, – проинформировал собравшихся Гаранин.

– Кроме того, не забывайте, что мы на международной территории, – добавил делегат от Японии.

– Значит ли это, – спросил представитель США, воздевая карандаш, – что, даже если Рей Диас соберется взорвать миллион звездных бомб, которые он закопал на Меркурии, общество по-прежнему не сможет обвинить его в преступлении?

– В соответствии с законом об Отвернувшихся ввод ограничений на стратегические программы тех Отвернувшихся, которые проявляют опасные намерения, – это одно, а неподсудность самих Отвернувшихся – совсем другое, – сказал Гаранин.

– Преступления Рей Диаса выходят за рамки неподсудности. Его нужно наказать! Это необходимо, если мы хотим сохранить проект «Отвернувшиеся», – высказался представитель Великобритании.

– Можно ли мне напомнить председателю и всем представителям, – встал с кресла Рей Диас, – что мы находимся на слушаниях в СОП и что я не подсудимый.

– Скоро станете! – с холодной усмешкой заверил его представитель США.

Гаранин ухватился за шанс вывести дискуссию в мирное русло:

– Я поддерживаю Отвернувшегося Рей Диаса. Нам следует вернуться к обсуждению его стратегического плана.

Заговорил представитель Японии:

– На данный момент, похоже, все делегаты согласны с тем, что программа Рей Диаса идет вразрез с правами человека. В соответствии с законом об Отвернувшихся, программу следует свернуть!

– В таком случае мы можем голосовать по предложению № Р269, внесенному на предыдущих слушаниях. Это предложение об остановке стратегических планов Рей Диаса, – сказал Гаранин.

– Господин председатель, минуточку, – поднял руку Рей Диас. – Прежде чем вы поставите вопрос на голосование, я хотел бы изложить некоторые подробности моего плана.

– Больно нам нужно тратить время на всякие мелочи! – сказал кто-то из собравшихся.

– Изло!жите их в суде, – насмешливо предложил представитель Великобритании.

– Нет, это важные подробности, – настаивал Рей Диас. – Давайте предположим, что Разрушитель не ошибся в своих разоблачениях и все, что он сказал, правда. Один из вас упомянул тот самый момент, когда на Меркурии будет заложен миллион звездно-водородных бомб, все из них в полной готовности. Тогда я сообщу вездесущим софонам, что человечество готово умереть и утащить с собой на тот свет и Трисолярис. Что произойдет дальше?

– Мы не можем предсказать реакцию Трисоляриса; но на Земле, без сомнения, миллиарды людей захотят свернуть вам шею – так же, как вы поступили со своим Разрушителем, – предположил представитель Франции.

– Совершенно верно. Поэтому я принял кое-какие меры. Посмотрите вот на это. – Рей Диас поднял левую руку и показал всем собравшимся свои часы. Часы были полностью черными, вдвое больше и вдвое толще, чем обычные мужские часы. Впрочем, они не выглядели слишком большими на широком запястье Рей Диаса. – Это передатчик; через ретранслятор он посылает сигнал в космос, на Меркурий.

– С его помощью вы пошлете сигнал к детонации? – спросил один из собравшихся.

– В точности наоборот. Он посылает сигнал, предотвращающий взрыв.

Его слова заставили присутствующих задуматься. Рей Диас продолжил:

– Кодовое название этой системы – «колыбель». Оно означает, что если колыбель перестанут качать, то дитя проснется. Часы постоянно посылают сигнал, и он постоянно принимается на Меркурии. Если сигнал прервется, система взорвет бомбы.

– Такую систему называют «рукой мертвеца», – невозмутимо пояснил делегат США. – Разработка подобных устройств для автоматического подрыва атомных бомб велась в годы холодной войны. Но к их производству не приступали; только безумец решился бы на такую «подстраховку».

Рей Диас опустил руку и закрыл часы рукавом.

– Я узнал об этой великолепной идее не от специалиста по ядерному оружию, а из американской киноленты. В фильме герой постоянно носит такой передатчик; если его сердце остановится, то передатчик отключится. Бомба же прикреплена к другому герою, и снять ее невозможно; если сигнал от передатчика прекратится, то бомба взорвется. Поэтому, хоть второй герой и ненавидит первого, он вынужден его защищать… Мне нравятся американские фильмы. Я и сегодня вспоминал старый фильм о Супермене.

– Вы хотите сказать, что это устройство следит за биением вашего сердца? – спросил представитель Японии. Он даже протянул ладонь, чтобы прикоснуться к часам, но Рей Диас отдернул руку и отошел в сторону.

– Именно так. Но «колыбель» устроена намного сложнее. Она следит не только за пульсом, но и за множеством других физиологических параметров, таких как кровяное давление и температура тела. Она постоянно анализирует эти параметры. Если они отклонятся от нормы, то передатчик «руки мертвеца» выключится. Кроме того, «колыбель» распознает несколько моих голосовых команд.

Какой-то человек вошел в зал совещаний и, подойдя к Гаранину, что-то нервно зашептал ему в ухо. Прежде чем он закончил, Гаранин бросил странный взгляд на Рей Диаса, что не укрылось от внимательных глаз присутствующих.

– Существует способ отключения вашей «колыбели», – заявил представитель США. – Во время «холодной войны» работали и над этой проблемой.

– Это не моя «колыбель». Это колыбель звездных бомб. Если она остановится, бомбы проснутся, – поправил его Рей Диас.

– Я тут вот что подумал… – заговорил представитель Германии. – По пути от ваших часов до Меркурия радиосигнал обязательно должен пройти через множество ретрансляторов. Если заэкранировать или уничтожить один из узлов этой сети, то можно будет передать ложный сигнал, который предотвратит взрыв. Какой тогда смысл в этой вашей «колыбели»?

– Это действительно сложная задача. – Рей Диас кивнул делегату от Германии. – Если не учитывать софоны, то она легко решается. Все узлы ретрансляционной сети снабжены модулем шифрования; все передаваемые сигналы зашифрованы. Внешнему наблюдателю кажется, что все передачи внутри системы являются случайными числами. Но на самом деле «колыбель» передает вполне определенные данные – некую последовательность чисел. Эти же данные после дешифровки получаются на выходе приемника. Если принятые числа не совпадают с ожидаемыми, то прием сигнала не засчитывается. Ложный передатчик не знает ни ключа к шифру, ни правильных данных. Но чертовы софоны способны разгадать шифр!

– Вероятно, вы придумали какой-то другой метод? – спросили из зала.

– Простой и грубый. Я сам человек простой и грубый, и все мои методы такие же, – ответил, подсмеиваясь над собой, Рей Диас. – Я повысил чувствительность каждого узла к нарушению целостности. Если конкретно, то каждый узел сети связи состоит из нескольких модулей; они могут располагаться на расстоянии друг от друга, но они соединены в одну сеть и постоянно обмениваются данными. Если любой из модулей узла выйдет из строя, то весь узел прекратит ретрансляцию сигнала. После этого, даже если ложный передатчик начнет передавать сигнал на следующий узел, этот сигнал будет заблокирован и не пройдет дальше. Система слежения за целостностью сети способна обнаружить неполадки с микросекундной точностью. Если противник захочет воспользоваться тем методом, о котором только что говорил представитель Германии, то ему придется уничтожить все модули узла одновременно, за одну микросекунду – и в течение этой же микросекунды приступить к передаче ложного сигнала. Каждый узел состоит как минимум из трех модулей, но их могут быть и десятки. Модули находятся в трехстах километрах друг от друга. Каждый модуль надежно защищен от внешних воздействий, но среагирует на малейшее касание. Может быть, трисоляриане и смогут вывести из строя все модули узла за микросекунду, но людям это не по силам.

Последняя фраза Рей Диаса насторожила собравшихся.

– Мне только что доложили, что устройство на руке Рей Диаса передает радиосигнал, – объявил Гаранин. Присутствующие в зале делегаты забеспокоились. – Я хотел бы спросить вас, Отвернувшийся Рей Диас, передают ли ваши часы сигнал действительно на Меркурий?

Рей Диас рассмеялся, но пояснил:

– Зачем мне посылать сигнал на Меркурий? Там ничего нет, кроме огромного котлована. Кроме того, мы еще не запустили ретрансляторы космической связи. Нет, нет и еще раз нет. Вам не о чем беспокоиться. Сигнал моих часов не передается на Меркурий. Он передается в Нью-Йорк, и приемник находится совсем рядом с нами.

Казалось, что в зале застыл даже воздух. Все собравшиеся, за исключением Рей Диаса, превратились в каменных истуканов.

– И что произойдет, если качающий «колыбель» сигнал прервется? – резко спросил представитель Великобритании. Он даже не попытался скрыть свое напряжение.

– Ну, что-нибудь обязательно произойдет, это точно, – рассмеялся в ответ Рей Диас. – Я уже двадцать лет как Отвернувшийся, и у меня всегда получалось раздобыть кое-что и для себя лично.

– Хорошо, мистер Рей Диас, не ответите ли вы тогда на более прямой вопрос? – встал со своего места представитель Франции. Он выглядел спокойным, но его голос дрожал. – За сколько жизней будете вы (или, если хотите, мы) в ответе?

Рей Диас широко раскрыл глаза, глядя на француза, как будто тот спросил что-то несуразное:

– Что? Какое значение имеет количество жертв? Я полагал, что вы все здесь уважаемые джентльмены, ставящие права человека превыше всего. Какая разница между одной жизнью и жизнями восьми миллионов? Если речь идет только об одной жизни, то, значит, она не достойна уважения?

Представитель США вскочил с места и завопил, тыча пальцем в Рей Диаса и брызгая слюной:

– Более двадцати лет назад, когда проект «Отвернувшиеся» только начинался, мы указывали всем вам, что это за человек! – Он пытался взять себя в руки, но это ему не удавалось. – Он же террорист! Подлый, грязный террорист! Сам дьявол во плоти! Вы откупорили эту бутылку и выпустили джинна на свободу; теперь извольте отвечать за его действия! ООН должна признать свою ответственность за него! – в истерике выкрикнул делегат от США и швырнул в воздух ворох бумаг.

– Успокойтесь, господин представитель, – слегка улыбнувшись, ответил Рей Диас. – Колыбель очень точно измеряет мои физиологические параметры. Если бы я, как вы, забился в истерике, то она прекратила бы передачу сигнала. Ни лично вам, ни кому другому в этом зале не стоит раздражать меня. Наоборот, постарайтесь меня радовать – для собственного же блага.

– Каковы ваши условия? – мягко спросил Гаранин.

Рей Диас повернулся к председателю. В его улыбке появилась тень грусти, и он покачал головой.

– Господин председатель, какие у меня могут быть условия, кроме как покинуть этот зал и вернуться в свою страну? Чартерный самолет стоит наготове в аэропорту Кеннеди.

В зале воцарилась мертвая тишина. Все непроизвольно сосредоточили внимание на представителе США. Тот, не в силах выдержать всеобщего внимания, упал в кресло и прошипел:

– Выметайся отсюда, сволочь!

Рей Диас медленно кивнул, встал и вышел.

– Мистер Рей Диас, я провожу вас домой, – сказал Гаранин, сходя со сцены.

Рей Диас остановился, поджидая Гаранина – председатель не мог ходить так быстро, как в молодости.

– Благодарю вас, господин председатель. Мне подумалось, что вам тоже захочется покинуть это место.

Когда они подошли к дверям, Рей Диас обнял Гаранина, и они вместе обернулись к делегатам.

– Джентльмены, я рад навсегда оставить вашу компанию. Я потерял здесь два десятка лет, и никто тут меня не понимает. Я хочу вернуться в свою страну, к своему народу. Да, в свою страну и к своему народу. Я по ним соскучился.

К всеобщему удивлению, в глазах этого большого, сильного мужчины заблестели слезы. Наконец он произнес:

– Я хочу вернуться на родину, и это не часть плана.

Выйдя из здания Генеральной ассамблеи ООН, Рей Диас распростер руки и с наслаждением воскликнул:

– Здравствуй, солнце!

Солнцебоязнь, преследовавшая его на протяжении двух десятилетий, бесследно пропала.

* * *

Самолет Рей Диаса поднялся в воздух и полетел над ширью Атлантического океана.

В салоне самолета Гаранин обратился к Рей Диасу:

– Пока я с вами, самолету ничто не угрожает. Пожалуйста, скажите, где размещена бомба, управляемая вашей «рукой мертвеца».

– Нет никакой бомбы. Вообще ничего нет. Я просто блефовал, чтобы унести ноги. – Рей Диас снял часы и передал их Гаранину. – Это простейший передатчик, собранный из деталей сотового телефона «Моторола». И он не отслеживает мой пульс. Я вообще выключил его. Возьмите себе на память.

Оба долго хранили молчание. Затем Гаранин вздохнул и спросил:

– Как же такое получилось? Предполагалось, что Отвернувшиеся воспользуются своими правами против софонов и Трисоляриса. Но и Тайлер, и вы применили их против человечества.

– В этом нет ничего странного, – ответил Рей Диас. Он сидел возле иллюминатора, наслаждаясь солнечным светом. – На данный момент самая серьезная угроза выживанию человечества исходит от него самого.

Через шесть часов самолет приземлился на Карибском побережье, в международном аэропорту Каракаса. Гаранин остался в самолете, чтобы вернуться на нем в ООН.

Когда они расставались, Рей Диас сказал:

– Не прекращайте проект «Отвернувшиеся». Он – единственная надежда в этой войне. У вас есть два других Отвернувшихся. Пожелайте им успехов от моего имени.

– Я с ними не увижусь, – разволновавшись, ответил Гаранин. Когда Рей Диас вышел из самолета, оставив Гаранина в одиночестве, тот был в слезах.

Небо над Каракасом было таким же чистым, как и над Нью-Йорком. Рей Диас сошел с лестницы и вдохнул знакомый тропический воздух; затем он встал на колени и поцеловал землю своей родины. Под охраной большого контингента военной полиции его кортеж проследовал в город. После получасовой поездки по горному серпантину они въехали в столицу и направились в центр, к площади Боливара. Рей Диас вышел из автомобиля возле статуи Симона Боливара и забрался на постамент. Над ним, на коне и в латах, возвышался великий герой, который победил Испанию и пытался основать в Южной Америке объединенную республику Великой Колумбии. Перед статуей под лучами солнца бушевало людское море; его волны с трудом сдерживали военные полицейские. Солдатам пришлось стрелять в воздух, но толпы людей вскоре прорвали оцепление и хлынули навстречу живому Боливару, стоящему в ногах статуи.

Рей Диас простер руки к небу. Расчувствовавшись, со слезами на глазах, он закричал:

– О мой народ!

Первый камень, брошенный его народом, ударил его по левой ладони; второй попал в грудь, третий разбил лоб и чудом не лишил сознания. А затем на него обрушился ливень камней. Вскоре его безжизненное тело было похоронено под их грудой. Последний удар нанесла Отвернувшемуся Рей Диасу какая-то старуха. С трудом дотащив булыжник до трупа, она проорала: «Злодей! Ты бы убил всех нас! Там мог быть мой внук! Ты бы убил моего внука!» – а потом изо всех сил, остававшихся в ее трясущихся руках, опустила булыжник на расколотый череп Рей Диаса, высовывавшийся из-под кучи камней.

* * *

Время невозможно остановить. Его лезвие неслышно режет и мягкое, и твердое. Ничто не способно даже на кратчайший миг остановить его движение; но течение времени изменяет все на свете.

Чан Вэйсы вышел в отставку вскоре после испытаний на Меркурии. Выступая перед журналистами в последний раз, он признался, что не верит в победу. Но это не повлияло на высокую оценку историей его службы на посту первого командующего космическими силами. Многолетняя нагрузка подорвала его здоровье, и он умер в возрасте 68 лет. Генерал сохранил ясность ума до последней минуты жизни; он часто упоминал Чжан Бэйхая.

Отслужив второй срок на посту Генерального секретаря, Сэй придумала и организовала проект «Память человечества». Целью проекта был широкомасштабный сбор информации о культуре человечества и связанных с ней предметов. Позднее предполагалось запустить собранные материалы в космос. Главной частью проекта являлся «Дневник человека» – специальный веб-сайт в Интернете. На нем миллионы людей могли документировать свою повседневную жизнь текстом или фотоснимками. С течением времени на «Дневнике человека» зарегистрировались два миллиарда посетителей, и он стал самым большим архивом данных в Интернете. Позже СОП решил, что проект «Память человечества» потворствует пораженчеству, и принял резолюцию о его закрытии. Его даже приравняли к эскапизму. Но Сэй продолжала работу над проектом вплоть до своей смерти в возрасте восьмидесяти четырех лет.

Выйдя в отставку, Гаранин и Кент поселились в Саду Эдема в северной Европе – там, где Ло Цзи провел пять лет. С тех пор их никто не видел, и никто не знает, когда они кончили свои дни. Но известно, что они прожили долгую жизнь. Кое-кто утверждает, что обоим перевалило за сотню лет, прежде чем они умерли естественной смертью.

Как и предсказывала Кейко Ямасуки, У Юэ провел всю оставшуюся жизнь в депрессии и замешательстве. Более десяти лет он работал на проект «Память человечества», но так и не нашел в нем утешения. Он умер в одиночестве в возрасте семидесяти семи лет. Как и Чан Вэйсы, У Юэ перед смертью называл имя Чжан Бэйхая. Их надежды были связаны с несгибаемым воином, лежащим в анабиозе.

Доктор Альберт Ринье и генерал Фицрой разменяли восьмой десяток лет и своими глазами увидели стометровый космический телескоп «Хаббл III». Через него они взглянули на планету Трисолярис. Но им больше не довелось наблюдать трисолярианский флот или высланные вперед зонды – они не дожили до пересечения кораблями третьего «снежного заноса».

Жизнь обычных людей тоже текла своим чередом. Из трех пекинских соседей Мяо Фуцюань умер первым, в возрасте семидесяти пяти лет. Сын похоронил его в заброшенной шахте на глубине двести метров. Он исполнил предсмертное желание отца и взорвал шахту, а потом установил надгробный камень. По завещанию покойного последнее перед Судным днем поколение должно было отыскать надгробие и в случае победы землян заново установить его. Но уже через пятьдесят лет после его смерти территория возле шахты превратилась в пустыню. Надгробный камень пропал, вход в шахту было не найти; впрочем, потомки Мяо даже и не собирались ничего искать.

Чжан Юаньчао умер от болезни, как самый обычный человек, в возрасте восьмидесяти лет. Его тело, как тело любого простого человека, кремировали. Урну с пеплом положили в стандартную ячейку на длинной полке колумбария общественного кладбища.

Ян Цзиньвэнь дожил до девяноста двух лет. Капсула с его останками разогналась до третьей космической скорости, покинула Солнечную систему и направилась в глубокий космос. На это ушли все его сбережения.

Дин И не умер. После открытия управляемой термоядерной реакции он переключился на теоретическую физику. Он хотел найти способ обойти вмешательство софонов в результаты физических экспериментов. Это ему не удалось. Дожив до семидесяти лет, он, как и другие физики, потерял надежду на прорыв блокады. Он лег в гибернацию и попросил разбудить его незадолго до битвы Судного дня. Ему хотелось своими глазами увидеть неизмеримо более высокую технологию Трисоляриса.

Через сотню лет после начала Трисолярианского кризиса умерли все, кому довелось жить в Золотом веке человечества. Эти годы постоянно вспоминали; старики, заставшие то время, пережевывали свои воспоминания вновь и вновь, словно жвачные животные, наслаждаясь их вкусом. И каждый раз они заканчивали свой рассказ словами: «Ах, если бы мы тогда это ценили!» Молодежь слушала их повествования с завистью и сомнением. Мир, богатство, счастье – вся эта беззаботная утопия, – да была ли она на самом деле?

С уходом стариков берега Золотого века растаяли в тумане истории. Одинокий корабль человеческой цивилизации дрейфовал в безбрежном океане, со всех сторон окруженный грозно вздымающимися валами. И никто даже не знал, есть ли у этого океана противоположный берег.

Часть III